Остров Кронштадт (славянская ЛюНависть)
Остров Кронштадт
(славянская ЛюНависть)
Говорят, русские читают стихи, как молитвы,
и пишут их, чтобы сказать правду…
Под поручнем каждого прута твоей лестницы —
не потерявший краски лоскут ткани —
символ мольбы…
Земле отпущены века до Пришествия…
…не разглядеть кого – в перекрестье глазка.
А нам?
Неодолима чувств природа:
Ты видишь – я опять пришел.
Твой телефон молчал три года.
Тебе, я думал, хорошо.
Сверстники из пятидесятых все чаще уходят,
не развинтив цилиндрик валидола,
не дожив до тяжких коньячных юбилеев,
не допризнавшись, не допростив…
Без покаянья…
Зияет прошедшее странно и жутко,
Как ниша бетонной стены,
Храня до поры правду наших поступков,
Былую реальность и сны.
Хотеть не ЗА ЧТО,
А КОМУ, КОМУ?
КОММУНИЗМ чувств.
Интернационал мольбы.
Ее больше, чем въелось в известь старого храма.
Мольбы…
палившей райкомы и мечети Таджикистана,
выбившей сердце сараевского Христа соборной мозаики.
Может, Таджикистан и Югославия
начались с самоубийства маршала Ахромеева?
Без покаянья.
В сараевских трамваях и душанбинских троллейбусах —
фанерные двери гражданской войны.
Мольбы…
сквозь бойницы в бетонном желобе
олимпийской трассы бобслея.
На склонах Балкан, переходящих в кладбища,
среди похожих на отчества фамилий на – ич —
в кириллице – с полями вместо цифр: римских и арабских —
Петр и Павел.
Русские дуэлянты.
С судьбой. З богом.
Без покаянья.
Нет ничего атеистичней смерти.
«В России есть остров, большой, как Сараево. Кронштадт. Оттуда Павел.
Петр – болгарин. Пел по-русски».
Не осветить в души загашниках
О прежних днях мои слова,
Пока солирует «калашников»
Калибром семь шестьдесят два.
На всю Европу хватает
римского Петра и
лондонского Павла.
Но каждой клеточкой сетчатки —
Такая русская судьба —
От Петербурга до Камчатки
За нами смотрят сразу два.
Она роняет седеющие волосы
на свои черные колготки.
40 кг тротила.
В своей квартире
на первом этаже восьмиэтажки. И…
Без покаянья.
«Ко jе други моги
прочитати твоje повесци, Сараjeву?»
Острее ревности к любовнику —
Коль Бог не дал судьбы иной —
Бикфордов шнур на подоконнике —
Давай огонь. Пошли с сумой.
Пять лет в розыске.
Террористка по имени Весна.
* * *
Все романтические истории
завершаются сухим резюме,
похожим на выходные данные прочитанного романа.
И все-таки, как во сне под пятницу,
найди меня на карте ночной Европы,
где самые яркие точки – Москва и
Питер.
Большие, как остров Кронштадт.
P. S. А покаянье – дьяволу в конверте
Отправь, забудь и все-таки условь
Нам дату, место встречи после смерти.
Там Бог простит. Там русская любовь.
Сараево,
апрель 1997 г.