Глава 1 Российское Морское ведомство в конце 1870-х годов. Теория «двух флотов» и планы строительства мореходных броненосцев. Проект реформ адмирала Н.М. Чихачева

Глава 1

Российское Морское ведомство в конце 1870-х годов. Теория «двух флотов» и планы строительства мореходных броненосцев. Проект реформ адмирала Н.М. Чихачева

К началу 1880-х годов, согласно действовавшему с 1 января 1867 года Положению, на вершине должностной пирамиды российских военно-морских сил находился 53-летний главный начальник флота и Морского ведомства, генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, родной брат и ближайший помощник императора Александра II. Человек достаточно широко образованный, Константин Николаевич, по справедливому замечанию А.П. Шевырева, не отличался вместе с тем глубиной суждений. По отношению ко флоту это вызывалось недостаточной морской практикой и малым опытом командования судами и соединениями. Неуравновешенный и несдержанный характер, а также чрезмерно увлекающийся ум часто мешали ему достигать поставленных целей. Занимая с 1862 года должность наместника в Царстве Польском, а с 1865 года — председателя Государственного совета, великий князь сохранил за собой лишь общий надзор за делами ведомства, доверив непосредственное руководство им управляющему Морским министерством[35].

Действительный автор Положения 1867 года, 66-летний генерал-адъютант Н.К. Краббе, управлявший министерством с 1860 по 1875 год, сумел сосредоточить в своих руках значительную власть. Умный, но посредственно знакомый с морским делом Н.К. Краббе сделал карьеру благодаря адъютантству у светлейшего князя А.С. Меньшикова и был скорее царедворцем, чем флотоводцем, однако не утратил способности выслушивать, понимать и поддерживать талантливых изобретателей. В значительной мере благодаря этому российский флот сумел избежать полной зависимости от иностранцев в области броненосного судостроения и производства стальных орудий, одним из первых приступил к опытам в подводном плавании, стал осваивать минное дело. Однако стремление угодить великому князю и самому императору часто заставляло Н.К. Краббе чрезмерно усердствовать в исполнении их пожеланий, закрывая глаза на сравнительно низкую эффективность недостаточно испытанных образцов нового оружия, что не соответствовало интересам флота и государства в целом.

Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич

Распорядительным органом министерства в тот период была канцелярия, с 1875 года возглавлявшаяся 46-летним контр-адмиралом А.А. Пещуровым, достаточно опытным моряком, командовавшим судами, но человеком довольно сухим, склонным к формальному теоретизированию и кабинетному стилю руководства. После смерти Н.К. Краббе в 1875 году и назначения на его место опытного флотоводца, 63-летнего вице-адмирала С.С. Лесовского, с 1871 года служившего товарищем (помощником) управляющего, влияние А.А. Пещурова возросло, а в 1880 году он, в свою очередь, стал товарищем.

Генерал-адъютант Н.К. Краббе, управляющий Морским министерством с 1860 по 1875 год

Генерал-адмирал, управляющий министерством и его товарищ, директор ведавшего личным составом Инспекторского департамента, главные командиры Санкт-Петербургского, Кронштадтского, Николаевского и Владивостокского портов играли ведущую роль в руководстве Морским ведомством. Они принимали важнейшие решения, касавшиеся повседневной деятельности и перспектив развития флота. Однако вдохновителями таких решений нередко становились лица, не занимавшие в официальной иерархии высоких постов, но пользовавшиеся доверием великого князя Константина Николаевича или очередного управляющего. Наибольшее влияние имел вице-адмирал А.А. Попов, в феврале 1880 года, в возрасте 59 лет, возглавивший кораблестроительное отделение Морского технического комитета. Именно его взгляды во многом предопределили пути, по которым отечественному флоту суждено было двигаться в 70-х годах XIX века.

По подсчетам С.П. Моисеева, российский императорский флот к 1 января 1880 года состоял из 314 кораблей всех классов, включая 115 яхт, шхун, пароходов и других вспомогательных судов[36]. Львиная доля их числилась в списках Балтийского флота, значительно превосходившего Черноморскую, Каспийскую и Сибирскую флотилии вместе взятые. Такое положение сложилось в результате поражения в Крымской войне и было зафиксировано статьями Парижского трактата 18/30 марта 1856 года, лишившего Россию права содержать крупные корабельные соединения на Черном море. Этой мерой французское и английское правительства пытались снизить исходившую, по их мнению, от России угрозу целостности Османской империи и своим интересам в ней, а также обеспечить безопасность коммуникаций, связывавших Англию со странами Востока.

Вице-адмирал С.С. Лесовский, управляющий Морским министерством с 1876 по 1880 год

Поневоле российскому Морскому министерству пришлось сосредоточить все усилия на совершенствовании Балтийского флота. Однако быстрое развитие военной техники, заставившее Россию, вслед за ведущими морскими державами, в течение считанных лет перейти от деревянных парусных кораблей и гладкоствольных бронзовых и чугунных пушек к железным паровым винтовым кораблям, покрытым броней и вооруженным стальными нарезными орудиями, поставило как перед министерством, так и перед отечественной экономикой крайне трудную задачу. Отсталая промышленность, скудные финансы, а также нерациональное использование имевшихся возможностей и средств не позволили сохранить относительную боевую мощь даже одного Балтийского флота.

Вице-адмирал А.А. Попов

В начале 1860-х годов, под влиянием печального опыта Крымской войны, в Морском ведомстве возобладала концепция «двух флотов» — оборонительного и наступательного. Поводом к ее реализации послужило обострение международной обстановки в связи с Польским восстанием 1863–1864 годов и дипломатическим выступлением европейских держав в его поддержку. Боязнь нападения английских и французских корабельных соединений на Петербург с моря, вместе с настояниями Военного ведомства и стремлением Н.К. Краббе продемонстрировать свою распорядительность привели к поспешному строительству нескольких серий маломореходных кораблей береговой обороны. А миролюбивые заявления Сент-Джемского кабинета, интерпретированные как результат демонстративного сосредоточения российских крейсерских эскадр в портах США, способствовали утверждению теории «крейсерской войны» и строительству крейсеров, большинство из которых не вполне отвечало требованиям времени.

Концепция «двух флотов» сказалась и на развитии Черноморского флота. После отмены в 1870–1871 годах нейтрализации Черного моря, местную флотилию решили пополнить довольно дорогостоящими плавучими батареями-«поповками», пригодными лишь для непосредственной обороны побережья.

Едва ли не наиболее яркое и сжатое изложение концепции прозвучало в докладе морякам-черноморцам, прочитанном 27 января 1875 года в Николаеве вице-адмиралом А.А. Поповым. Он утверждал, что «наступательной войны нам вести уже не для чего, а для войны оборонительной мы всегда должны быть готовы… наш долг заключается прежде всего в том, чтобы защитить те пункты наших берегов, которые имеют важный государственный интерес. Следовательно, наиболее необходим для нас оборонительный флот. На каждом из морей: Балтийском и Черном, он должен быть такой силы, чтобы имел возможность выдержать борьбу с союзным флотом не только всех европейских держав, но может быть более дальних государств… В интересах государственных, для того, чтобы дать во время войны возможность выйти из пассивного положения и дать тотчас же почувствовать каждой державе, объявившей нам войну, всю ее тяжесть, полезно иметь крейсеров, одно существование которых в открытом море производит панику, возвышает фрахты и причиняет неисчислимые потери…»[37].

Сборка «поповки» в Николаевском адмиралтействе

Из слов адмирала видно, под каким впечатлением от событий 1854–1855 годов находились руководители Морского ведомства, долго еще мыслившие преимущественно категориями обороны.

Впрочем, понимали они и необходимость строительства мореходных броненосцев, составлявших ударную силу флотов того времени, пригодную для решения широкого круга задач. Так, А.А. Попов в своем докладе признавал с оговоркой, что «желательно иметь наступательный флот, но нельзя забывать, что такой флот вполне зависит от тех средств, которыми государство располагает». Столь же осторожно высказались и авторы «Всеподданнейшего отчета по Морскому ведомству за 1870 — 73 годы», составленного в соответствии с указаниями Константина Николаевича. В нем предлагалось ответить на высокие темпы развития германского флота на Балтике и турецкого на Черном море ускорением собственного судостроения, без конкретизации его объемов.

Заметим, что ко времени подготовки отчета реализация большинства планов судостроения, отвечавших концепции «двух флотов», завершилась. В Кронштадте производились последние работы на четырех броненосных башенных фрегатах, в Николаеве строились две «поповки», а в Петербурге, согласно одобренной генерал-адмиралом 5 июня 1871 года крейсерской программе, два броненосных корвета и клипер. Однако сочетание береговой обороны и океанского крейсерства, казавшееся уместным при столкновении с Англией или Францией, не обещало успеха в борьбе с объединившейся Германией или Турцией. Новая международная обстановка заставляла ориентироваться на потенциальные возможности усиливавшихся соседей: германская судостроительная программа 1873 года предусматривала увеличение числа броненосных кораблей к 1882 году до 16, а турки уже располагали 15 мореходными броненосцами. Этим обстоятельством практически предопределялась и близкая смена концепции развития отечественных военно-морских сил.

Броненосный башенный фрегат «Адмирал Лазарев» — один из кораблей, построенных для береговой обороны в рамках концепции «двух флотов»

Правда, одних деклараций по этому поводу было недостаточно, требовались значительные ассигнования. Однако скудость казны, а отчасти и позиция министра финансов М.Х. Рейтерна, выступавшего против увеличения военных расходов, наряду с менее существенными причинами помешали решить этот вопрос. На какое-то время он был отложен. Лишь 17 июня 1876 года, в разгар очередного кризиса на Балканах, С.С. Лесовский представил генерал-адмиралу записку с планом судостроения. Взяв за основу расчетов число крупнокалиберных орудий, управляющий заявил, что уравнять силы российского флота на Балтике с германским можно, если затратив около 25 млн руб. построить в ближайшие семь-восемь лет пять броненосцев типа «Петр Великий». На Черном же море, чтобы с успехом противостоять турецкому флоту, требовалось десять таких кораблей, строительство которых заняло бы 18 лет и обошлось в 60 млн руб. Обычный бюджет министерства не позволял выполнить этот план, и С.С. Лесовский настаивал на ежегодных экстраординарных кредитах[38].

На основании записки адмирала был подготовлен доклад, представленный великим князем Александру II в июле того же года. Выслушав его, император повелел созвать совещание с участием канцлера А.М. Горчакова, военного министра Д.А. Милютина, министра финансов М.Х. Рейтерна, государственного контролера С.А. Грейга и управляющего Морским министерством под председательством Константина Николаевича. Собравшись на заседание 27 июля, участники совещания решили, что прежде всего следует проанализировать бюджет Морского министерства, чтобы выявить резервы для финансирования судостроения[39].

Судя по сохранившимся документам, как Министерство финансов, так и Государственный контроль считали необходимым сократить расходы на плавание, командировки служащих, награды и пособия чиновникам и ряд других статей, с чем не соглашался С.С. Лесовский[40]. Споры затянулись до весны 1877 года.

Поповка «Новгород» — круглый броненосец, построенный по проекту А.А. Попова

Тогда же Константин Николаевич с высочайшего разрешения сформировал под своим председательством Особую комиссию для обсуждения вопроса о типе будущих броненосцев. В заседаниях комиссии, состоявшихся 22 и 24 февраля 1877 года в Мраморном дворце, принял участие и цесаревич Александр Александрович. Собственно, создавалась комиссия лишь для того, чтобы придать коллегиальный характер решению о строительстве новых «поповок». Развивая конструкцию круглого судна, вице-адмирал А.А. Попов предложил значительно увеличить его водоизмещение, чтобы в варианте, предназначенном для Черного моря, оно могло нести 24-дюймовую (609,6-мм) броню и четыре 16-дюймовых (406-мм) орудия, имело скорость 12 уз и минимальную осадку, позволявшую входить в устье Днепра, а для Балтики — броню 36 дюймов (914-мм), шесть 16-дюймовых или четыре 20-дюймовых (508-мм) чугунных гладкоствольных орудия[41].

Обращаясь к членам комиссии, Константин Николаевич попытался внушить им мысль о необходимости строить именно такие броненосцы, как, якобы, значительно превосходящие лучшие иностранные образцы и позволяющие надолго сохранить боевую мощь флота. Но наследник, а с ним вице-адмиралы К.Н. Посьет и Г.И. Бутаков, высказались против увлечения немореходными круглыми судами, и великому князю пришлось образовать субкомиссию под председательством С.С. Лесовского для детального рассмотрения проекта А.А. Попова. Собравшись на заседание 25 февраля, субкомиссия постановила передать проект в кораблестроительное отделение Морского технического комитета (МТК). По приказанию Константина Николаевича, в качестве минимальных требований к будущему броненосцу принимались: 24-дюймовая броня, четыре 16-дюймовых орудия, скорость хода 12 уз и осадка 20–22 фута (6,1–6,7 м), что было совместимо лишь в проекте «поповки»[42]. 22 апреля, после необходимой подготовки, А.А. Попов отослал председателю кораблестроительного отделения, генерал-лейтенанту И.С. Дмитриеву теоретические чертежи и другую документацию. Однако к этому моменту Россия уже 10 дней находилась в состоянии войны с Турцией. Судостроительные планы пришлось отложить до лучших времен.

Боевые действия на море во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов в очередной раз подтвердили старую истину — флот должен быть сбалансирован по классам и численности кораблей. Несмотря на героизм экипажей, ни импровизированные крейсера из числа судов Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ), ни минные катера, за исключением сражавшихся на Дунае, не смогли существенно повлиять на обстановку[43].

Лишь довольно низкий уровень подготовки личного состава помешал турецкому флоту утвердить свое господство на военном театре. На протяжении всей войны российское командование испытывало потребность в мореходных броненосцах, и особенно остро с февраля 1878 года, после того, как в Мраморное море вошла британская Средиземноморская эскадра вице-адмирала Д. Хорнби, прикрывшая фланги оборонявших Константинополь османских войск.

Ее появление изменило соотношение сил на фронте, а возникшая в связи с этим угроза разрыва с Англией, отрицательно сказалась на решениях штаба Действующей армии, что позволило туркам выиграть время для укрепления Чаталджинских позиций и переброски подкреплений из Румелии и Малой Азии. И до этого не решавшийся отдать приказ о штурме Константинополя, император Александр II совершенно оставил такую мысль. Но чем дольше стояли российские войска под стенами турецкой столицы, тем меньше оставалось у них шансов на успех. Понимая это, венский и лондонский кабинеты потребовали пересмотра условий Сан-Стефанского мирного договора. Состоявшийся же в июне 1878 года Берлинский конгресс значительно урезал плоды Освободительного похода, что было болезненно воспринято широкими общественными кругами России, а также цесаревичем, командовавшим в годы войны Рущукским отрядом.

«Веста» — один из пароходов РОПиТ, вошедших в состав Черноморской флотилии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов

Обострение отношений с Англией весной 1878 года привело к пополнению Балтийского флота приблизительно 100 малыми миноносками и четырьмя купленными в США крейсерами, из которых три были переоборудованы из торговых пароходов; появились миноноски и в Черном море. В результате флот значительно вырос численно, но его боевые возможности изменились в гораздо меньшей степени. Кроме того, по инициативе деятелей Общества для содействия русскому торговому мореходству, примыкавшего к тем, критиковавшим правительственный курс славянофильским кругам, которым симпатизировал наследник, был создан Добровольный флот, предназначавшийся для расширения крейсерских операций в военное время. После стабилизации международной обстановки, ради самосохранения эта организация занялась коммерческой деятельностью.

Полуброненосный фрегат «Генерал-Адмирал» — один из кораблей построенных в рамках концепции крейсерской войны на морских коммуникациях Великобритании

Морское же ведомство продолжило строительство крейсеров по программе 1871 года, предполагавшей создание нескольких отрядов, каждый в составе одного полуброненосного корвета типа «Генерал-Адмирал» и двух клиперов (позднее корветы переклассифицировали во фрегаты)[44]. В марте 1878 года адъютант Константина Николаевича, капитан-лейтенант Л.П. Семечкин разработал первый подробный план крейсерских операций[45].

Таким образом, прежнее разделение флота на силы береговой обороны, не способные действовать в открытом море, и крейсерские силы, нацеленные главным образом на британские торговые коммуникации, сохранялось.

Осенью 1878 года, когда напряженность в отношениях России с западными державами спала, Морское министерство вновь занялось перспективными судостроительными планами. 17 октября С.С. Лесовский обратился к С.А. Грейгу, назначенному управляющим Министерством финансов, настаивая на экстраординарном кредите в 6,5–7,5 млн руб. на броненосное судостроение и отрицая возможность каких-либо сокращений действующего морского бюджета. Но 11 ноября С.А. Грейг отказал в ассигнованиях, ссылаясь на внешнеполитические и военные обстоятельства[46].

Следует отметить, что государство в тот период находилось в гораздо худшем финансовом положении, нежели до начала боевых действий. Казна с трудом оплачивала даже текущие расходы, что заставляло моряков искать новые пути усиления флота. В июне 1878 года свое решение, заинтересовавшее генерал-адмирала, предложил директор РОПиТ, вице-адмирал Н.М. Чихачев. Оно состояло в создании системы резервов судового и личного состава, а также других реформах, позволявших выкроить из министерских смет деньги на кораблестроение.

Вице-адмирал Н.М. Чихачев

В своей записке Н.М. Чихачев затронул многие вопросы: неизбежность заграничных заказов ввиду низкого качества и дороговизны изделий отечественных заводов, необходимость обсуждения проектов новых судов в МТК при участии флагманов и командиров кораблей, обязательность исполнения утвержденных проектов «до последних мелочей». Адмирал также указал на морской ценз как способ формирования опытных офицерских кадров, на необходимость продолжительного пребывания в море для приобретения личным составом должной практики, на желательность сосредоточения всех сведений, собираемых командирами в дальних плаваниях, «в одном из учреждений Морского министерства, например в Ученом комитете, где они будут приводиться в систему и пополняться, и откуда должны исходить инструкции крейсерам», что стало бы шагом по пути превращения комитета в подобие Морского генерального штаба[47].

Капитан-лейтенант Л.П. Семечкин

Многие из этих идей витали в воздухе, их высказывали и другие моряки, но собранные Н.М. Чихачевым воедино они могли положить начало второй за время царствования Александра II волны глубоких реформ в Морском ведомстве.

Замысел их состоял в значительном увеличении боевых сил флота, при неизменном бюджете министерства, за счет разделения кораблей на семь категорий и зачисления в списки действующих соединений всех современных «броненосцев для эскадренного боя», крейсеров и яхт (императорских и ведомственных), части «броненосцев для обороны», «миноносных шлюпок» и транспортов. Суда устаревшие и не составлявшие «боевого элемента» подлежали выведению в резерв, а сэкономленные на их содержании и уменьшении команд средства предполагалось обратить на судостроение.

Для обсуждения записки Н.М. Чихачева создали комиссию во главе с С.С. Лесовским, в состав которой вошли: великий князь Алексей Александрович, в те годы командовавший Гвардейским экипажем, Г.И. и И.И. Бутаковы, А.А. Пещуров и другие адмиралы. Комиссия не решилась принять все предложенные реформы, но и то немногое, на что она согласилась, позволило к весне 1879 года высвободить около 2,4 млн руб.[48] Правда, назначение этих средств зависело как от намерений руководства министерством, так и от согласия Государственного совета, на усмотрение которого подавались финансовые сметы всех ведомств. 4 января и 8 марта С.С. Лесовский входил в Департамент государственной экономии с очередными представлениями об ассигновании на броненосное судостроение экстраординарного кредита в 6 млн руб. Департамент обратился за отзывом к С.А. Грейгу, и тот вновь высказался по этому поводу отрицательно, поставив к тому же вопрос о кредите в зависимость от решения комиссии, рассматривавшей проект Н.М. Чихачева[49].

Наконец, 1 сентября 1879 года государственному секретарю была отправлена смета Морского министерства на 1880 год вместе с объяснительной запиской к ней. В записке отмечалось, что, составляя смету, «ввиду тягостных для Государственного казначейства последствий минувшей войны», министерство старалось максимально уменьшить испрашиваемые ассигнования. С этой целью, сообщал Лесовский, предполагается введение системы резервов, «практикуемой во всех континентальных государствах», но сложность вопроса требует дальнейшей его разработки. Пока же приняты лишь отдельные меры по сокращению личного состава и «отчислению в запас многих судов», сбережения от которых учтены в смете. Однако, говорилось в записке, на новое судостроение при этом остается немногим более 1 млн руб., которых недостаточно, ввиду назревшей необходимости заменить обветшавшие фрегаты «Севастополь» и «Петропавловск» современным броненосцем и пополнить крейсерские силы двумя полуброненосными фрегатами[50].

По установленному порядку канцелярия Государственного Совета передала смету Министерству финансов и Государственному контролю, которые рассмотрели ее и высказали свои замечания. В частности, они потребовали исключить кредит в 4,26 млн руб. на постройку броненосца и фрегатов, обсудив его вместе с особым сверхсметным кредитом на кораблестроение.

Однако С.С. Лесовский с оппонентами не согласился. Объясняя свою позицию, он уточнил, что испрашивавшийся начиная с 1876 года особый кредит в 6–7 млн руб., в отличие от кредита в 4,26 млн руб., не предназначался для замены выбывающих из состава флота судов. Своевременная же замена последних необходима для того, чтобы частично компенсировать достигнутое германским флотом превосходство на Балтике. Кроме того, выросшие с 1876 года, флоты Японии и Китая заставляют увеличивать наши собственные силы в Тихом океане, посылая туда с Балтики полуброненосные фрегаты типа «Генерал-Адмирал»[51].

Несколько позже, представляя 1 декабря в Государственный Совет программу броненосного судостроения, С.С. Лесовский упомянул реформаторские проекты Н.М. Чихачева, воспринятые министерством с настороженностью, из опасения «ущерба качеству судовых команд, который может парализовать боевую способность судов в продолжение значительного времени от приведения флота на военное положение», но полностью не отвергнутые. Вместе с тем, возможное их осуществление руководство ведомством перенесло на 1881 год, и ожидавшиеся от введения системы резервов 3,5 млн руб. экономии пока не могли быть использованы в интересах судостроения[52].

К тому же окончательный выбор типа будущих броненосцев между усовершенствованным «Петром Великим» и новым проектом адмирала А.А. Попова откладывался до середины 1880 года, поэтому управляющий просил Государственный Совет ассигновать средства на строительство броненосцев вне зависимости от решения указанных вопросов.

«Петр Великий» — первый мореходный броненосный корабль российского флота

Касаясь самой программы, практически не изменившейся с 1876 года, адмирал заметил, что при расходовании испрашиваемого на ее реализацию ежегодного кредита в 6 млн руб. «необходимо отодвинуть на второй план весьма естественное стремление все потребное для флота делать у нас и из русских материалов, а брать механизмы и материалы для судов там, где они могут быть получены лучшие, дешевейшие и в кратчайший срок»[53].

Такой взгляд объясняется тем, что аналогичные зарубежным изделия обходились в России приблизительно на 20 % дороже при более низком качестве. Дороговизна вызывалась значительными расходами на доставку к заводам сырья и топлива, перевозимого на гораздо большие расстояния, нежели в европейских странах, высокой стоимостью капитальных заводских сооружений, неизбежных при суровом климате, станков, закупаемых за границей, затратами на отопление и освещение помещений и накладными расходами, сопутствовавшими единичным и неравномерным заказам.

Причинами дороговизны С.С. Лесовский интересовался еще летом 1878 года и получил схожие ответы от начальника Ижорских заводов Л.Ф. Гадда и директора Балтийского завода М.И. Кази, опытного администратора хорошо разбиравшегося в проблемах отечественной промышленности. М.И. Кази писал тогда: «Немногие наши заводы, казенные и частные, которые приспособлены к постройке морских судов и машин, вызваны к жизни искусственно, потребностями морского ведомства и существуют лишь его заказами». И далее. «Искусственно насаждаемая заводская деятельность привлекает к себе рабочих от земледелия посредством сравнительно высокой зарабочей платы, но до сих пор эта деятельность, сама по себе, еще настолько не упрочилась и не окрепла и при том происходит в условиях таких больших колебаний, что масса наших заводских рабочих не разрывает окончательно своей связи с землею и те немногие искусные мастеровые, которыми располагают заводы, ежегодно в летнюю пору уходят в большом числе к своим полевым работам, возвращаясь на зиму. При таких условиях наше военное судостроение и тесно связанные с ним машинное и железоделательное производства не только не опираются на специальный рабочий класс в том смысле, как мы это видим за границей, но напротив, находятся еще в том периоде, когда должны создавать его и, употребляя долгое время на подготовку мастеровых различных специальностей, все-таки постоянно терпят в них недостаток, который особенно ощущается в летнюю пору, когда усиливается деятельность флота, а с нею и деятельность заводов, существующих для его нужд»[54].

Нарисованная М.И. Кази картина передает состояние российского кораблестроения не только в конце 1870-х годов, но и десятилетия спустя. Железное судостроение, начало которому положила постройка в 1861 году на заводе Карра и Макферсона (позднее — Балтийский завод) канонерской лодки «Опыт», нуждалось в значительных капиталовложениях, на которые не решались ни отдельные предприниматели, часто предпочитавшие покупать за границей или фрахтовать иностранные суда, ни постоянно экономившее государство. Да и в целом отечественное машиностроение стояло на довольно низком уровне. По данным комиссии, исследовавшей его в 1874 году, Россия располагала тогда приблизительно 285 предприятиями отрасли, преимущественно мелкими. Участвовавший в ее работе К.А. Цехановский насчитал до 167 частных предприятий, на которых трудилось около 42 000 рабочих и числилось 422 паровые машины общей мощностью около 6162 л.с., 1360 токарных станков, 330 винторезных, 544 строгальных, 127 долбежных, 1041 сверлильный, 3396 кузнечных горнов и другое оборудование. Показательно, что на 110 предприятиях из 167 управляющими были иностранцы. К сожалению, К.А. Цехановский не включил в обзор казенные заводы, составлявшие весомую часть машиностроительной отрасли[55]. Впрочем, при сравнении с индустрией развитых стран они существенно положение не меняли.

Поэтому Морское министерство и в 80-е, и в 90-е годы XIX века не могло обойтись без заграничных заказов на броню, артиллерию, механизмы и отдельные суда, действуя вразрез с высочайшими повелениями от 9 и 18 марта 1864 года об употреблении в судостроении только отечественных материалов. Не располагая средствами для коренной реконструкции казенных заводов, Морское министерство, вместе с тем, отказывалось от предложений полностью передать постройку флота в руки отдельных иностранных или российских частных предприятий, опасаясь появления монополистов со всеми вытекающими последствиями. Так, в октябре 1878 года Константин Николаевич отклонил как неудобное» предложение известного финансиста С.С. Полякова, грозившее, впрочем, на 40 лет сделать казну его должником[56].

Допуская в своих записках заказы у таких солидных зарубежных фирм, как «Вулкан» и «Ф. Шихау» в Германии, «Джон Коккрилл» в Бельгии, «Крезо» во Франции, С.С. Лесовский все же большую часть корпусных работ предполагал выполнить силами казенных адмиралтейств, а при изготовлении механизмов использовать возможности отечественных заводов: Ижорских, Балтийского и К. Берда.