ВРЕМЯ РЕФОРМ. МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ

ВРЕМЯ РЕФОРМ. МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ

В конце 60-х годов XIX века в России началась реорганизация военно-учебных заведений. Менялась структура военной школы, методы преподавания и воспитания учащихся. Одновременно с этим в очередной раз изменялось и их название. Все кадетские корпуса военно-сухопутного ведомства теперь именовались Военными училищами.

Морской кадетский корпус также пережил все эти административные реорганизации.

2 июня 1867 года его переименовали в Морское училище. Согласно новому Уставу, утвержденному 8 мая 1867 года, Морское училище было отнесено к разряду высших учебных заведений. В него стали принимать юношей в возрасте 16 лет. Срок обучения в Морском училище с этого времени составлял 4 года, а штат учебного заведения сократили до 240 человек, с расчетом на ежегодный выпуск 60 гардемаринов. Звание «гардемарин» теперь стали присваивать выпускникам училища. Для производства в чин мичмана они теперь совершали годичное плавание на военных судах и отрабатывали весь объем должностных навыков и обязанностей практической службы кадрового морского офицера. Выпускникам Морского училища, прошедшим на кораблях регулярного флота подобную серьезную годичную стажировку, присваивался чин мичмана. Молодые офицеры расписывались по боевым кораблям и назначались не только вахтенными офицерами (начальниками), но и младшими штурманами.

Условия приема в Морское училище практически не изменились по сравнению с ранее действующими правилами, установленными в 1864 году.

Учебный курс делился на 2 неравные половины: приготовительную (общую) и специальную (морской подготовки). Продолжительность обучения на приготовительном курсе составляла один год и завершалась освоением общеобразовательной программы. Воспитанники подготовительного (общего) курса официально именовались «младшими», по сравнению со «старшими», составлявшими контингент учащихся трех последующих курсов специальной морской подготовки.

Воспитанники курса специальной морской подготовки в течении трех лет изучали, в числе прочих специальных предметов, пароходную механику, физическую географию, метеорологию, фортификацию, военно-морскую историю, тактику и законоведение.

Уставом Морского училища предусматривались обязательные ежегодные переводные экзамены (в мае месяце) и фиксированные расписанием (с 25 мая по 25 августа) летние практические плавания на кораблях учебного отряда под адмиральским флагом начальника училища. К этому периоду времени состав кораблей учебного отряда пополнился винтовыми корветами и клиперами, имевшими вспомогательное парусное вооружение.

Уставом также регламентировались порядок и программа вступительных и выпускных экзаменов, а также правила перевода воспитанников из класса в класс.

Специальными положениями закреплялись принципы распределения классных и практических занятий в учебном заведении и на судах учебного отряда. Регламентировались структура морского училища, виды поощрений, наград, взысканий и наказаний воспитанников, также как права и обязанности его руководителей, преподавателей и воспитателей.

В Морском училище впервые учредили мраморные доски для занесения на них имен лучших выпускников.

В эти годы в учебном заведении сформировалась новая система воспитания учащихся, в основу которой были заложены принципиальные требования и качества, необходимые морскому офицеру: умение терпеливо переносить трудности и лишения, развивать в себе профессиональную реакцию и находчивость, готовность четко и добросовестно выполнять распоряжения и приказы, уважать дисциплину и морские обычаи.

При вынесении решения о наказании воспитанников теперь стали подходить дифференцированно, в зависимости от характера дисциплинарного проступка. Так, за уклонение от занятий или обязанностей назначалась усиленная работа; за ослушание и строптивость – средства смиряющие; за злоупотребление доверием – средства пристыжающие; за злонамеренное упорство или за проступки, унижающие человеческое достоинство – исключение из училища. В воспитании преобладали методы, основанные на доверии и уважении личности, способствовавшие выработке ответственности за внутренний порядок и качество учебы.

Воспитатели и преподаватели должны были обходиться с воспитанниками корректно и вежливо, но одновременно с этим всегда оставаться для них авторитетами, требовательными офицерами, без излишней мягкости и угодливости.

Положениями Устава Морского училища значительно повышалась роль самостоятельной подготовки воспитанников. Кадетам, по распоряжению начальника училища, теперь разрешалось, по желанию, ежедневно после занятий уходить в город до 23 часов.

В дисциплинарную практику внедрили так называемые «штрафные отметки», влиявшие на распределение «по старшинству» в выпуске. Старшинство давало возможность не только иметь преимущество при назначении по окончании Морского училища, но и при последующем производстве в очередные офицерские чины.

Преемником начальника Морского училища контр-адмирала В.А. Римского-Корсакова стал один из его ближайших помощников и сподвижников – инспектор классов капитан I ранга А.П. Епанчин. Приказ о его назначении огласили 8 ноября 1871 года.

Инспектором классов тем же распоряжением назначили капитана I ранга К.Ф. Кульстрема:

В своей книге воспоминаний «На службе трех императоров» сын контр-адмирала А.П. Епанчина, генерал Н.А. Епанчин, писал, что род Епанчиных ведет свое начало от Гланды Камбила, владетеля земель в бассейне между реками Висла и Неман до Балтийского моря. Вследствие неблагоприятного похода против ордена Ливонских рыцарей Гланда с сыном и подданными в XIII веке прибыл в Россию к великому князю Александру Невскому, крестился и был наречен Иоанном, а сын его – Андреем. Боярин Андрей Иванович Камбила (по-русски – Кобыла) состоял при великом князе Симеоне Иоанновиче Гордом, потомки Андрея также служили России в боярском сане. Фамилия Епанчиных «усвоена» от потомка Андрея – Семена, носившего прозвище Япанча (Епанча).

8 октября 1869 года Правительствующий Сенат утвердил постановление Новгородского дворянского депутатского собрания от 28 июля того же года о внесении рода Епанчиных в шестую часть дворянской родословной, так называемой «Бархатной книги». Копию с высочайше утвержденного 4 января 1874 года герба с девизом «Deus, Fides, Amor, Virtus» («Бог, Вера, Любовь, Доблесть») вручили старшему в роде Епанчиных – адмиралу Николаю Петровичу Епанчину.

По семейной традиции Епанчины со времен Петра Великого принадлежали к числу морских семей. Два брата из рода Епанчиных, Николай и Иван Петровичи, в должности командиров фрегатов «Елена» и «Проворный», стали героями Наваринского морского сражения, а впоследствии – полными адмиралами русского флота.

Сыновья адмирала П.П. Епанчина Алексей, Николай и Михаил окончили Морской кадетский корпус, но на военной службе остался лишь Алексей Павлович Епанчин, зачисленный после окончания учебного заведения в штат преподавателей. Он зарекомендовал себя как способный педагог и воспитатель, подготовивший отличных морских офицеров для отечественного флота. Вся военная служба контр-адмирала Алексея Павловича Епанчина прошла в морском учебном заведении. После производства в 1841 году в офицеры флота он последовательно занимал должности преподавателя, командира гардемаринской роты, инспектора классов, начальника Морского училища и одновременно – Николаевской Морской академии.

Судя по воспоминаниям бывших воспитанников, контр-адмирала все любили и считали человеком справедливым. Воспитанники дали ему и соответствующее прозвище – Папашка. Однако кадетские борзописцы-сатирики в своих стихах не смогли простить «сухопутному» адмиралу отсутствие в его послужном списке сведений о действительной морской службе на военных кораблях и регулярных плаваниях на них.

В известном всему корпусу стихотворении одного из воспитанников – «Прощание с Желтым домом» начальнику Морского училища А.П. Епанчину были посвящены довольно едкие, но справедливые строки:

Прощай, Папашка-адмирал,

Украшенный двумя орлами.

Хотя ты моря не видал,

Но все ж командовал ты нами…

Первое время новый директор Морского училища продолжал претворять в жизнь реформы новой системы подготовки офицерских кадров для флота, начатые его знаменитым предшественником и одобренные шефом учебного заведения великим князем Константином Николаевичем.

Алексей Павлович полностью разделял идеи Воина Андреевича Римского-Корсакова по воспитанию учащихся в духе уважения к личности человека, безразлично – офицера или матроса, в духе гуманного отношения к воспитанникам. Определяющее значение для той нравственной атмосферы, которая сложилась в Морском училище в 70-х годах XIX столетия, безусловно, имели взгляды этих двух замечательных педагогов и близких им по духу преподавателей.

Однако процесс перестройки системы военно-морского образования и все намеченные для этого реформы внезапно пришлось приостановить. Начальник училища контр-адмирал А.П. Епанчин по распоряжению морского руководства вынужден был отменить многие прогрессивные начинания своего предшественника. Дело в том, что новые правила приема в Морское училище демократизировали контингент учащихся. Появляется, правда еще не очень значительная, прослойка недворянской, разночинной молодежи. Все это постепенно приводит к проникновению в училище демократических настроений. Этим сразу же воспользовались функционеры партии «Народная воля», решившие заручиться поддержкой молодежи, особенно военной. На своих заседаниях члены нелегальной организации неоднократно заявляли об огромном значении армии и флота при свершении государственного переворота. Народники были твердо уверены, что, имея поддержку военных, можно низвергнуть правительство даже без помощи народа. В середине 70-х годов XIX века народовольцы приступили к активной пропаганде своих взглядов среди офицеров и воспитанников военных учебных заведений столицы. Их особенно интересовали морские офицеры и учащиеся Морского училища – наиболее образованный военный контингент. Именно они стали тогда первыми, с кем установили связь руководители организации «Народная воля». Начальной ячейкой будущей военной организации стал Морской кружок при учебном заведении.

Воспитанники Морского училища охотно шли на контакт с активистами нелегальной организации и с удовольствием знакомились с доставленными из-за границы листовками, журналом «Полярная звезда» и газетой «Колокол» – политическими нелегальными изданиями А.И. Герцена и Н.П. Огарева. В конце 1871 года группа старших воспитанников организовала в училище нелегальный политический кружок, членами которого являлись более 20 человек.

Старшие воспитанники распространяли запрещенную литературу, читали нелегальные произведения, вели горячие беседы о будущей революции. Во главе этого нелегального политического кружка находились воспитанники выпускного курса Морского училища Н.Е. Суханов и А.П. Штромберг.

Дворянин Николай Суханов окончил Морское училище в 1872 году. Он являлся самым активным участником нелегального политического кружка в учебном заведении, организованном осенью 1871 года. В феврале 1872 года воспитанника Суханова арестовывают, но из-за недостатка улик освобождают. Выпущенный из училища в чине мичмана, он служил в Сибирской флотилии и на Балтике. Осенью 1879 года стал членом Исполкома «Народной воли», возглавил ее военную организацию в Кронштадте, участвовал в подготовке покушения на Александра II 1 марта 1881 года. Был вновь арестован 28 апреля того же года. На суде выступил с яркой революционной речью. Приговорен к смертной казни и расстрелян в Кронштадте.

Заместителем Николая Суханова на посту руководителя военной организации партии «Народная воля» являлся также воспитанник Морского училища барон Александр Штромберг. При аресте участников политического кружка Морского училища его освобождают, и он получает возможность закончить курс Морского училища и в 1875 году выйти во флот в чине мичмана. Однако, несмотря на это, он продолжил активную политическую работу, вместе с А.И. Желябовым, Н.М. Колеткевичем, Н.М. Рогачевым и Н.Е. Сухановым руководил военной организацией партии «Народная воля». После убийства Александра II его арестовали, приговорили к смертной казни и в октябре 1884 года повесили в Шлиссельбургской крепости.

По делу нелегального политического кружка в Морском училище проходило 25 его воспитанников.

Однако в те далекие времена администрация Морского училища и Морское ведомство вынуждены были скрывать истинные причины ареста воспитанников и подробности чрезвычайного происшествия в военно-морском учебном заведении. Контингенту воспитанников и широкой публике тогда преподносилась довольно наивная версия случившегося. В книге Н. Коргуева «Обзор преобразований Морского кадетского корпуса с 1852 года» (СПб., 1897) по этому поводу отмечалось: «Несмотря на бдительный надзор за воспитанниками, современная общественная язва успела проникнуть в стены училища, но, к счастью, обстоятельство это вовремя было открыто и не возымело печальных последствий. Начальству корпуса в 1871 году стало известно, что некоторые из воспитанников старшего курса посещают собрания кружка людей политически неблагонадежных. По расследованию дела оказалось, что, увлекаемые жаждой деятельности на предстоящем им морском поприще, некоторые из воспитанников старшего курса, ознакомясь книжным путем с естественными богатствами северного прибрежья России, предположили по выходе из училища составить общество для морских звериных промыслов на севере. Сведав об этом, враги общественного порядка задумали воспользоваться неопытностью и горячностью молодых людей и привлекли их в свои собрания, якобы преследующие одинаковые с ними задачи, обещая содействие и помощь в их благом намерении, а в действительности надеясь незаметно привлечь их к преступной деятельности. По доведении об этом до высочайшего сведения Государь Император, приняв во внимание полное сознание виновными своего заблуждения и искреннее их раскаяние, соизволил милостиво простить провинившихся воспитанников и повелел „вполне забыть их проступок“, так что память о печальном событии, случившемся в училище, сохранилась только в циркуляре Управляющего морским министерством, объявляющем по училищу о милостивом решении благодушного Монарха и предостерегающем воспитанников от подобных увлечений на будущее время».

Да, действительно, Александр II милостиво простил провинившихся воспитанников Морского училища, но одновременно с этим, строго предупредив начальника Морского ведомства и директора учебного заведения, приказал им принять срочные действенные меры по наведению в училище должного военного порядка, укреплению дисциплины и искоренению революционного духа, свободомыслия, демократических идей, опасных для устоев самодержавия.

Теперь не всякая добрая инициатива контр-адмирала Епанчина встречала поддержку министерских сановников, а некоторые из его прогрессивных реформ наталкивались на глухое непонимание и сопротивление. Не все его замыслы смогли претвориться в жизнь. Ему неоднократно приходилось из-за этого ссориться с высокопоставленными чинами министерства. Постепенно все прогрессивные мероприятия в училище пришлось не только приостановить, но под давлением Морского ведомства они в значительной степени были сведены на нет. Вновь стали насаждаться муштра и мелочная опека, воспитатели и преподаватели теперь поощряли наушничество и регулярно докладывали руководству о всяких подозрительных настроениях среди учащихся. В училище вновь возобновились обыски личных вещей. Воспитанникам категорически запрещалось иметь у себя какие-либо ящики или шкатулки, запирающиеся на ключ. Всем, без исключения, не разрешалось выходить в город в будние дни.

Уже в 1872 году в училище вновь учредили фельдфебельские и офицерские должности, в каждую роту назначался дежурный унтер-офицер. Уничтожалась прежняя система, основанная на ответственности самих кадетов за порядки в училищных стенах. Делалось все, чтобы вытравить из жизни воспитанников традиции корпусного братства. Прогрессивным веяниям в Морском училище пришел конец.

По свидетельству сына директора Морского училища, генерала Николая Алексеевича Епанчина, после раскрытия в 1872 году нелегального политического кружка воспитанников учебное заведение находилось под строжайшим контролем чиновников Морского ведомства, полиции, жандармерии и самого императора Александра II.

Николай Алексеевич вспоминал: «Весною 1800 года, в апреле, отец мой дежурил при Государе. Дежурство состояло из трех лиц: генерал-адъютанта, Свиты-генерала или адмирала и флигель-адъютанта; если полный состав дежурства в текущие сутки не был необходим, то Государь, приняв дежурных, оставлял на дежурстве только флигель-адъютанта, а остальных двух освобождал. На этот раз Государь, освободив генерал-адъютанта, сказал моему отцу, что просит его остаться на дежурстве. Около трех часов дня Государь вышел на крыльцо в сопровождении моего отца, и когда они сели в коляску, Его Величество велел кучеру ехать в Морское училище; таким образом, посещение училища Государем было совершено неожиданно. Все оказалось в порядке, и Государь был очень доволен; перед отъездом из училища Государь особенно милостиво благодарил моего отца и объявил ему, что освобождает его от дежурства. Не могу не сказать, что император Александр II относился к моему отцу в высшей степени благосклонно, ценя его службу педагога.

Отец мой был из числа тех, кто считал безусловно необходимым коренное преобразование Морского корпуса, и это важное дело совершалось при императоре Александре II под ближайшим руководством великого князя Константина Николаевича, бывшего тогда генерал-адмиралом и шефом Морского училища…»

В эти годы, по словам очевидцев, контр-адмиралу Епанчину пришлось руководить Училищем в условиях тяжкого и унизительного бремени недоброжелательного контроля властей, подозрительности, сплетен, интриг и клеветы со стороны многочисленных противников прогрессивных реформ.

Окруженный великосветскими недоброжелателями, адмирал, по мере своих сил и возможностей, продолжал совершенствовать дело подготовки морских офицеров для отечественного флота. Он разработал проект учреждения при Морском училище приготовительных классов. Алексей Павлович лично подготовил полный комплект необходимой документации – правила приема и программу обучения кандидатов в училище. Проект с пристрастием обсудили и одобрили все члены Комитета Морских учебных заведений и 10 марта 1875 года документ высочайше утвердили.

Положением о приготовительных классах при Морском училище учреждались младшая и старшая группы. Абитуриенты сдавали обязательные вступительные приемные экзамены. Сыновья лиц, служивших во флоте или в Морском ведомстве, имели определенные преимущества при зачислении в приготовительные классы. Это, по мнению А.П. Епанчина, должно было содействовать сохранению старых морских династий и известных флотских фамилий.

В приготовительные классы Морского училища принимали мальчиков в возрасте от 12 до 14 лет – в младшие классы и от 13 до 15 лет – в старшие. В каждый из двух классов набирали 40 человек. Из них была сформирована 5-я рота воспитанников Морского училища, которая размещалась в отдельном помещении, специально отведенном для этой категории воспитанников. В связи с организацией роты штат училища увеличили на 9 человек (командир роты, три старших офицера и один младший – командиры отделений, фельдшер и три каптенармуса).

Воспитанники приготовительного класса обеспечивались форменной одеждой, аналогичной форме воспитанников Морского училища, но без нашивок на погонах и без петлиц. Им также не полагалось личное оружие. Первый прием воспитанников в приготовительные классы провели в 1875 году.

За 11 лет руководства Морским училищем А.П. Епанчин все-таки сумел коренным образом переработать учебные программы и четко регламентировать распределение времени практических и лекционных занятий. Он подготовил и издал принципиально новые учебники и методические пособия по основным предметам, предусмотренным программой училища.

По инициативе Алексея Павловича в зимнее время кроме обычных, практиковавшихся ранее занятий по артиллерии – на учебной батарее, по судостроению – на плазе и разборных моделях, по навигации – на специальной учебной платформе, по морской практике – на модели брига «Наварин» для воспитанников проводились дополнительные внеклассные практические занятия и лекции по современной нарезной и скорострельной артиллерии, по эксплуатации и устройству круглых судов («поповок»), по морской географии и военной статистике, по совершенствованию знаний иностранных языков. За успехи в освоении иностранных языков воспитанники поощрялись ценными подарками – прекрасными изданиями иностранных книг.

Для совершенствования знаний и практических навыков воспитанников в деле корабельной архитектуры по распоряжению контр-адмирала Епанчина в училище организовали также своеобразный судомодельный кружок. Учащимся разрешалось в столовой зале производить постройку шлюпок, палубных ботиков и пятивесельных гичек. Часть средств на их постройку выделялась директором Морского училища, а часть вносилась вскладчину воспитанниками, участвовавшими в постройке малых судов.

А.П. Епанчин способствовал развитию художественного и музыкального воспитания учащихся. По его распоряжению, начиная с 1871 года, в Морском училище ввели регулярные занятия музыкой. Овладевшим ее основами в учебном заведении специально выделили несколько комнат для индивидуальных музыкальных занятий. Каждую комнату оборудовали роялями и нотными шкафами. Для проведения общих музыкальных уроков в училище специально пригласили опытного преподавателя музыки и пения (даже сочинявшего пьесы для фортепьяно и вокальные произведения).

Начиная с 1875 года в учебном заведении впервые ввели уроки светского пения, а в следующем году в расписание официально включили обучение всех воспитанников церковному пению. Их успехи в музыке и пении превзошли ожидания директора. Они оказались столь значительными, что вскоре юноши стали выступать и давать публичные концерты для гостей Морского училища.

В 1876 году для учащихся, имевших способности к живописи и увлекавшихся рисованием, организовали факультативные занятия под руководством опытного художника.

Кроме педагогической работы, А.П. Епанчину приходилось заниматься и разнообразной хозяйственной деятельностью. По его распоряжению капитально отремонтировали комнаты для размещения воспитанников 5-й роты приготовительных классов, в подвальном этаже основного здания – временные помещения для проживания нижних чинов. В 1879 году завершилось строительство новой двухэтажной казармы на территории, принадлежащей училищу.

В годы директорства А.П. Епанчина произошло важное историческое событие. В 1877 году по его инициативе при Морском училище учредили Николаевскую Морскую академию. В день ее открытия контр-адмирал А.П. Епанчин, являвшийся одновременно и директором Николаевской Морской академии, получил высочайшую грамоту, подписанную Александром II.

В грамоте говорилось: «Ныне исполнилось пятьдесят лет со дня основания блаженной памяти Родителем Нашим Императором Николаем Павловичем при бывшем Морском кадетском корпусе офицерского класса, преобразованного Нами в 1862 году в Морской академический курс.

В память незабвенного Основателя этого высшего морского учебного заведения и также во уважение пользы, принесенной службою его воспитанников, Мы повелеваем Морской академический курс наименовать Николаевскою Морскою академиею и для большего преуспения оной назначили Почетным Президентом Академии любезнейшего Брата Нашего Великого Князя Константина Николаевича.

Мы уверены, что в сознании такового Нашего благоволения Николаевская Морская академия усугубит свои усилия к поддержанию морского образования на высоте современных научных требований и постарается взращивать в сердцах воспитанников академии ту присущую русским морякам доблесть, которая сделает их достойными преемниками героев брига „Меркурий“, Наварина, Синопа и Севастополя».

В день основания Николаевской Морской академии назначенного ее начальником контр-адмирала Епанчина высочайшим указом включили в Свиту Его Императорского Величества.

Таким обрязом, в тяжелейший период 80-х годов XIX века в условиях начатого функционерами партии «Народная воля» террора, злобной клеветы и интриг противников прогрессивных реформ морского образования контр-адмирал А.П. Епанчин сумел сохранить лучшие корпусные традиции и внедрить в практику преподавания целый ряд важных реформ и преобразований в деле подготовки офицеров флота.

Период буржуазных реформ в России вскоре сменился реакцией Александра III и К.П. Победоносцева. Руководству государства показался слишком радикальным и предосудительным даже умеренный либерализм шефа Морского училища, главы Морского ведомства, генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича. Принадлежность к царской семье не избавила его от яростных и открытых нападок со стороны консерваторов и противников его политики по развитию военно-морских сил России.

Противники проводимых генерал-адмиралом реформ не только постоянно ворчали и сплетничали по его поводу, но и бессовестно клеветали на него. Константина Николаевича считали чуть ли не государственным преступником: говорили, что он, будущий наместник Польши, намеревался провозгласить себя польским королем, что будто бы уже была готова корона…

Когда 5 февраля 1880 года в Зимнем дворце произошел взрыв, в результате чего пострадал караул лейб-гвардии Финляндского полка, то пошла злобная клевета, что великий князь, осведомленный об этом покушении, специально в этот день уехал в Кронштадт, где в случае смерти Александра II при содействии флота объявил бы себя императором.

Генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич принадлежит к числу видных государственных деятелей России второй половины XIX века. Современный читатель знает о нем немного. Его имя известно у нас лишь очень узкому кругу историков флота да знатокам-библиофилам. Между тем это был человек неординарный, немало сделавший для развития Российского государства и реформирования его военно-морских сил. Весьма полезными для воспитания нашего морского юношества окажутся сведения из жизни генерал-адмирала русского флота Константина Николаевича, ибо его дела и рассуждения о воинских традициях, офицерской чести, о военно-морских силах страны и теперь звучат весьма современно и вполне созвучны с нашими сегодняшними понятиями о реформе флота и его укреплении.

Сын императора Николая I и младший брат наследника престола Александра Николаевича, великий князь Константин Николаевич родился в 1827 году. Сентябрьским утром гром пушечных залпов ворвался в рассветную тишину столицы, извещая ее жителей о рождении в императорской семье второго сына, названного Константином. Младший брат будущего императора Александра II с рождения предназначался к морской службе. В 4 года он получил звание генерал-адмирала и стал шефом Гвардейского экипажа.

Воспитание мальчика и его подготовка к морской службе проходили под присмотром опытных русских флотоводцев, среди которых главным учителем великого князя являлся знаменитый мореплаватель Ф.П. Литке.

Надзор за учением являлся довольно суровым и жестким. Николай I требовал особой взыскательности от преподавателей юного генерал-адмирала. Также как в Морском кадетском корпусе, день великого князя начинался в 6 часов утра: уроки, гимнастика, фехтование, верховая езда, маршировка, обучение музыке. Император лично контролировал процесс обучения сына и строго спрашивал за малейшие недочеты в освоении сложных морских дисциплин. В 7 лет Константина Николаевича произвели в мичманы, и он стал участвовать в регулярных плаваниях, выполнять весь объем повседневных работ на военном корабле. Высокое происхождение не освобождало великого князя от постоянных проверок знаний и периодических экзаменов, наоборот, все они становились особенно трудными. Вспоминая последние экзамены в 1844 году, Константин Николаевич писал: «Эти три недели были для меня тяжким временем… Всякий раз перед каждым экзаменом я становился на колени у образов и молил усердно Бога, чтоб он меня не оставил в это время…»

Во главе экзаменационной комиссии всегда находился строгий отец, а экзаменаторами обычно назначались опытные боевые моряки – князь А С. Меншиков, адмиралы А С. Грейг, И.Ф. Крузенштерн, статский советник Д.Н. Блудов и другие морские специалисты.

После успешного окончания экзаменов Ф.П. Литке отмечал, что «присутствующие были удивлены, а государь – чрезвычайно доволен».

Отец постоянно наставлял сына: «Помни всегда, на что ты готовиться должен, превознемогай лень, взбалмошность и не теряй драгоценного времени твоей молодости, дабы вовремя поспеть на службу зрелым духом и сердцем и умом».

Заканчивалась Крымская война. Зарево пожара в Севастополе зловеще отражалось в безмолвной бухте, где русские моряки затопили свои легендарные корабли. Черноморского флота, овеянного знаменитыми сражениями и великими победами, больше не существовало.

Незадолго до трагедии Севастополя император назначил Константина Николаевича управляющим флотом и Морским ведомством. Старая эпоха и ее флот уходили в историю. Александр II поставил перед младшим братом нелегкую задачу: «Россия должна быть первоклассною морскою державою…» Генерал-адмирал понимал это и в 1857 году записал в дневнике: «Мне предоставлено доверие Государя создать России флот, ибо нет у нас флота… Первая обязанность наша должна состоять в том, чтобы отбросить всякое личное славолюбие и сказать, что наша жизнь должна пройти в скромном, неблестящем труде, не в подвигах, но в работе для будущего».

Период управления Константином Николаевичем Морским ведомством проходил в сложную эпоху технической революции. На смену парусному флоту приходил паровой. Деревянные фрегаты заменялись броненосными стальными военными судами. Шло повсеместное техническое переоснащение русского флота, и великий князь находился в эпицентре этих исторических событий.

Столичные средства массовой информации – газеты и иллюстрированные еженедельные журналы, освещающие вопросы политики и современной жизни, в эти годы регулярно оповещали читателей о закладке и спуске на воду мощных военных кораблей, предназначенных для императорского военно-морского флота.

Петербуржцы узнавали из газет, что «…весною будет положено начало в Черном море боевому флоту. Предполагается спуск трех броненосцев. На обшивание их затем бронями потребуется около двух лет».

Или: «Под председательством великого князя Константина Николаевича рассматривается в Государственном совете проект нового положения о военных и казенных заготовлениях. Морское министерство командировало механиков и корабельных инженеров за границу присутствовать при постройках новых судов, заказанных в Англии, Швеции, Дании, Франции и Германии».

С огромной радостью и гордостью обыватели узнавали, что «спуск броненосных кораблей в Николаеве обставлен будет особой торжественностью. Торжество состоится в присутствии до полутора тысяч приглашенных административных лиц. Суда уже совершенно окончены. По весу, толщине брони и силе артиллерии они не только превосходят все суда русского флота, но почти и наиболее могущественные в мире английские и итальянские броненосцы. Работы шли днем и ночью при электрическом освещении».

По вечерам, за общим столом, глава семейства обычно вслух читал своим домочадцам любимый иллюстрированный журнал «Нива», который также публиковал сведения об успехах возрождения отечественного флота: «Летом 1886 года с верфи Нового Адмиралтейства в СПб. состоится спуск миноноски, начатой в прошлом году. Миноноска эта из стали». Или: «Для присутствия на торжестве спуска в Севастополе броненосцев приглашены туда восемь адмиралов, защитников Севастополя в Крымскую войну.

На верфи Балтийского завода строится новый броненосец. Длина его 378 футов, ширина 50 футов, сила механизма 8000 паровых лошадей, вес стали 150 000 пудов и скорость хода 30 верст в час (17 узл.), броня толщиной 6 дюймов, вооружен будет броненосец 8 и 6-дюймовыми нарезными орудиями».

В свободное от занятий время воспитанники Морского училища возбужденно обсуждали газетные новости: «На Балтийском судостроительном заводе готовятся к торжественному спуску минного крейсера, Лейтенант Ильин“. В палатке будут в день спуска выставлены чертежи и модель нового крейсера, механизм для него изготовляется за границею».

Гардемарины выпускного курса по секрету, доверительно информировали кадетов, что вскоре будет заложен на верфи Галерного островка броненосный корабль «Император Николай I». Его будут строить по типу броненосца «Император Александр II». Корпус броненосца будет стальной, из мягкой стали Сименса и Мартена. Его обошьют толстой броней, достигающей местами 14 дюймов толщины.

И действительно, 12 июля 1886 года сводную роту воспитанников Морского училища построили вместе с матросами Гвардейского экипажа вблизи эллинга Балтийского завода. В этот день при высочайшем присутствии состоялся спуск на воду линейного крейсера «Лейтенант Ильин». Торжество совпало с днем закладки двух новых броненосцев: «Император Николай I» и «Память Азова».

По свидетельству очевидцев «ко дню знаменательного торжества эллинг Балтийского завода был изящно декорирован флагами, гигантскими арматурами, древнерусскими щитами и вензелевыми изображениями императора и императрицы. Массы народа собрались по обе стороны величественного эллинга, на котором красовался, среди разнообразных флагов, готовый к спуску на воду минный крейсер „Лейтенант Ильин“. Нева была переполнена множеством частных пароходов, шлюпками и яликами, среди которых величаво стояли военные суда, присланные для участия в торжестве. Их Императорские Величества изволили переправиться на паровом катере через Неву к месту закладки полуброненосного фрегата „Память Азова“, строящегося на эллинге, соседнем с эллингом, на котором стоял крейсер, Лейтенант Ильин“.

После торжественной закладки фрегата император изволил подняться на минный крейсер, изящно красовавшийся на подпорах. По осмотре крейсера Императорское Величество перешли на приготовленные для высочайших особ почетные места. Государь дал приказание приступить к спуску крейсера на воду.

Немедленно застучали топоры, подпорки начали падать одна за другой, и освобожденное детище русского флота тронулось, наконец, по наклонной плоскости эллинга. Раздалась команда, послышались торжественные звуки русского гимна. Все обнажили головы и следили за постоянно возрастающим движением крейсера. Корма крейсера погрузилась в воду. Крики „ура“ сливались с громом пушечной пальбы, произведенной с военных судов в честь новорожденного детища русского флота.

Минный крейсер, Лейтенант Ильин“ являл собою последнее слово кораблестроения. Его длина составляла 230 футов, ширина 24, водоизмещение 600 тонн, при котором он может взять запас топлива, достаточного для 3000 миль среднего хода. Чертежи крейсера разработали русские инженеры. Его машины были заказаны в Англии на заводе Хоторн Лесли и К°. Лейтенанту Ильину, в честь коего был назван крейсер, Россия обязана славным поражением сильного турецкого флота при Чесме».

Занимаясь реорганизацией и строительством военного флота нового поколения, генерал-адмирал и великий князь Константин Николаевич полностью отдавал себе отчет в том, что вводимые в строй боевые суда, оснащение сложной новой техникой и вооружением, потребуют компетентных и опытных морских офицеров. Поэтому наряду с решением организационно-технических задач генерал-адмирал одновременно проводил реформу учебных военно-морских заведений.

Политик с государственными взглядами, великий князь рассматривал деятельность флотских учреждений как составную часть реформирования общего российского механизма. Морское ведомство при нем стало центром прогрессивных реформ и неслучайно называлось в те годы «Министерством прогресса». Жизнь настоятельно требовала реформ, и Морское ведомство шло в этих делах впереди других институтов власти.

В 1865 году Константин Николаевич становится председателем Государственного совета. На его заседаниях он продолжает занимать ведущие позиции, сплачивая вокруг себя сторонников дальнейшего продвижения России по пути прогрессивных реформ. Однако террористическая деятельность народовольцев и убийство ими Александра II надолго приостановили развивавшийся прогрессивный путь государственных реформ в стране. Оживились явные и скрытые противники реформ. Теперь они открыто критиковали всех российских реформаторов, а их лидера – великого князя Константина Николаевича обвиняли в гибели царя-освободителя, считая генерал-адмирала «главным виновником всех ненавистных либеральных мер и узаконений прошлого царствования». Реакция перешла в наступление.

Сын генерал-адмирала, великий князь Константин Константинович, позже рассказывал сыну начальника Морского училища Николаю Алексеевичу Епанчину о том, что «подозрения против его отца зашли так далеко, что после убийства императора Александра II 1 марта 1881 года тогдашний петербургский градоначальник Н.М. Баранов – бывший моряк, личный враг его отца, приказал под видом канализационных работ провести вокруг Мраморного дворца глубокую канаву. Это было сделано потому, что будто бы из Мраморного дворца в Зимний был проведен провод для производства взрыва. Говорили еще, что Константин Николаевич наживался за счет сметы Морского ведомства; рассказывали, что когда однажды Константин Николаевич был в гостях у цесаревича Александра Александровича и цесаревны Марии Федоровны, маленький великий князь Николай Александрович, будущий император Николай II, сидя на коленях у деда, просил показать ему флот. Константин Николаевич ответил внуку, что весной он возьмет его в Кронштадт и там ему покажет флот, а теперь, зимою, это невозможно. На это внук настойчиво просил показать флот тотчас же, и на слова деда, что это теперь невозможно, внук сказал: „Отчего невозможно, папа говорит, что у тебя флот в кармане“…»

При воцарении на российском троне императора Александра III великий князь Константин Николаевич был сразу же отстранен от всех государственных постов. Генерал-фельдмаршал, профессор Военной академии и военный реформатор Д.А. Милютин за несколько дней до этих печальных событий подробно записал разговор с великим князем: «Теперь же, сказал он мне, человек самого себя уважающий, не может здесь оставаться». 13 июля 1881 года последовал высочайший указ об увольнении великого князя от управления флотом и Морским ведомством, от должности председателя Государственного совета. Опальный генерал-адмирал удалился в поместье Ореанда в Крыму. Вместо него главой Морского ведомства назначили брата Александра III – великого князя Алексея Александровича, личность, по оценкам современников, весьма посредственную, но полностью разделявшего критику противников реформ в адрес своего дяди Константина Николаевича. Высочайшим постановлением нового императора великий князь Алексей Александрович с правами генерал-адмирала принял также нелегкие обязанности Главного начальника флота и Морского ведомства.

Все прекрасно понимали, что новый руководитель делами флота абсолютно не соответствует занимаемой должности, и откровенно высказывались по этому поводу в кругу авторитетных специалистов и заслуженных моряков.

По должности начальника Николаевской Морской академии и Морского училища контр-адмирал А.П. Епанчин незадолго до своей отставки на традиционной служебной аудиенции доложил новому генерал-адмиралу о состоянии дел в учебных заведениях и задачах по совершенствованию учебно-воспитательной работы с учащимися и слушателями. Привыкший к деловому и серьезному обсуждению его отчетных докладов в присутствии великого князя Константина Николаевича, адмирал Епанчин крайне удивился реакции новоиспеченного руководителя, его крайне несерьезному и непрофессиональному отношению к служебному докладу.

Сообщая генерал-адмиралу о положении дел в Николаевской Морской академии, Епанчин упомянул об успехах офицеров, проходивших курс в высшем военно-морском учебном заведении. Он продемонстрировал великому князю три списка: первый содержал фамилии офицеров, удовлетворительно осваивавших учебную программу Морской академии; во втором находились слушатели, о которых Конференция академии, согласно уставу, ходатайствовала перед великим князем об оказании им некоторого снисхождения; и, наконец, третий список офицеров состоял из слушателей, подлежавших, в соответствии с высочайше утвержденным уставом, отчислению из Морской академии.

Принимая деловой рапорт начальника военно-морских учебных заведений, великий князь Алексей Александрович слушал невнимательно и явно тяготился затянувшейся официальной беседой. Он несколько оживился при оглашении списка офицеров, предназначенных к отчислению из Морской академии. Он, как шеф этого высшего учебного заведения, утверждал это решение и подписывал его. Однако, прервав внезапно доклад Епанчина, великий князь с недоумением взглянул на контр-адмирала и спросил: «Что можно сделать, чтобы не отчислять их из академии?» Получив отрицательный ответ, генерал-адмирал весело улыбнулся и с присущим ему чувством юмора медленно произнес: «Алексей Павлович, ведь мы с вами не авгуры; будем говорить откровенно, неужели из-за того, что эти офицеры не имеют установленных баллов, их надо отчислять из академии? Вот я никаких этих девиаций, навигаций и прочего не знаю, а я генерал-адмирал!»

«Научно обоснованный» довод нового главы Морского ведомства в буквальном смысле потряс главу военно-морских учебных заведений. После подобных «веских» аргументов спорить было бесполезно. На этом аудиенция и завершилась. Улыбаясь на прощание Епанчину, генерал-адмирал заметил, что контр-адмирал явился на прием в полном соответствии с уставными правилами для аудиенции подобного уровня: в парадной форме и перчатках. Великий князь подошел к нему, дружески похлопал по плечу и изрек новую истину, дико прозвучавшую для старого кадрового военного моряка: «Оставьте это, Алексей Павлович, к чему эти китайские церемонии; вот я никогда не надеваю перчаток!»

Вскоре после этой «содержательной и деловой» беседы с новым генерал-адмиралом заслуженного педагога, награжденного всеми российскими орденами, до ордена Александра Невского включительно, контр-адмирала А.П. Епанчина уволили по состоянию здоровья с должности начальника Морского училища и Николаевской Морской академии.

Алексей Павлович умер в Санкт-Петербурге в 1913 году. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Разрушенный в советское время некрополь семьи Епанчиных по настоянию внука адмирала Э.А. Фальц-Фейна восстановлен командованием Ленинградской военно-морской базы.

В 1882 году, после отставки А.П. Епанчина и некоторого периода «безначалия», директором Морского училища и Николаевской Морской академии назначили контр-адмирала Д С. Арсеньева – флигель-адъютанта и воспитателя великих князей Сергея и Павла Александровичей. По свидетельству современников, эта кандидатура вызвала у большинства морских офицеров крайнее недоумение. Сын А.П. Епанчина, генерал Н.А. Епанчин, полностью с ними солидарен: «…это был типичный придворный, в отрицательном смысле слова – спина гуттаперчевая, душа лакейская, ум пустой…»

Начав службу во флоте, Дмитрий Сергеевич открыл себе путь к придворной карьере женитьбой на дочери убитого на охоте егермейстера В.Я. Скарятина, человека невероятно богатого и тщеславного. Правда, вершиной тщеславия бывшего столичного гражданского губернатора и страстного охотника была мечта стать егермейстером Двора Его Величества.

В 1868 году заветная мечта богатого орловского помещика наконец осуществилась. Его назначили егермейстером царского двора. В декабре 1870 года во время охоты в районе Малой Вишеры, когда стрелки уже покидали отведенные им места, В.Я. Скарятина убили выстрелом в спину. Выстрел, произведенный графом П.К. Ферзеном, посчитали случайным. В это можно бы и поверить, если бы не одно обстоятельство: на время отпуска Ферзена, заведовавшего царской охотой, временно назначили Скарятина. Когда же законный егермейстер возвратился из отпуска, то император, должным образом оценивший охотничьи таланты Владимира Яковлевича, решил его оставить на должности царского охотоведа. Граф Ферзен вынужден был отправиться в отставку. Вскоре после этого решения и прозвучал тот роковой выстрел…

Смерть Скарятина произвела тяжкое впечатление на императора Александра II. В женитьбе Арсеньева на дочери своего егермейстера царь тогда увидел рыцарский поступок со стороны морского офицера и поручил ему воспитание своих сыновей.

Сменивший контр-адмирала А.П. Епанчина на посту начальника Морского училища и Николаевской Морской академии контр-адмирал Д.С. Арсеньев полностью соответствовал духу требований нового руководства страны и Морского ведомства.

Вступив в должность, новый директор прежде всего ориентировался на внешнюю, показную сторону работы учебного заведения. Он сразу же ввел в учебное расписание целый ряд обязательных внеклассных дополнительных предметов, в результате чего резко сократилось время, отведенное ранее для самостоятельной подготовки воспитанников. Кроме того, искусно изменив существовавшую в училище систему оценки знаний воспитанников и слушателей академии, Арсеньев без особого труда сумел добиться более высокого среднего балла успеваемости, за что удостоился высочайшей благодарности и награды.