В ГОДЫ ВОЙНЫ И РЕВОЛЮЦИЙ

В ГОДЫ ВОЙНЫ И РЕВОЛЮЦИЙ

7 августа 1906 года директор Морского кадетского корпуса вице-адмирал Николай Александрович Римский-Корсаков был назначен императором товарищем морского министра. Преемником его стал капитан I ранга Степан Аркадьевич Воеводский, на чью долю выпало претворение в жизнь практических преобразований и мероприятий, предписанных актом специальной комиссии под председательством самого морского министра адмирала А.А. Бирилева.

С.А. Воеводский воспитывался в семье потомственных моряков. Его бабушка являлась родной сестрой адмиралов Павла и Сергея Степановичей Нахимовых. Отец и дяди нового директора завершили свою службу в чине адмиралов флота. Степан Аркадьевич окончил Морское училище в 1878 году вместе с будущим известным гидрографом и начальником Главного гидрографического управления генерал-лейтенантом А. Вилькицким Вместе с ними в тот же год училище окончил и будущий командир броненосца «Император Александр III» капитан I ранга Н.М. Бухвостов, героически погибший в Цусимском сражении со всем экипажем и 16 выпускниками Морского кадетского корпуса, добившимися назначения на 2-ю Тихоокеанскую эскадру.

В 1884 году мичман Воеводский окончил Николаевскую Морскую академию по курсу военно-морских наук. Па этот курс в основном поступали в качестве штатных слушателей командиры кораблей в чине капитана II и I ранга. Лекции этого курса в то время аккуратно посещались членами Адмиралтейств-совета, адмиралами К.П. Пилкиным и В.А. Стеценко. Иногда на лекциях бывал и адмирал А.А. Попов.

В 1895 году С.А. Воеводский назначается старшим офицером крейсера I ранга «Светлана», а затем командиром канонерской лодки «Храбрый». С осени 1901 года он командует учебным судном «Верный». Произведенный в 1904 году в капитаны I ранга, Воеводский назначается директором Школы строевых квартирмейстеров [14] (унтер-офицеров корабельной службы) и одновременно – командиром учебного судна школы крейсером «Герцог Эдинбургский». В период руководства учебным заведением и командования крейсером Степан Аркадьевич зарекомендовал себя отличным воспитателем унтер-офицеров флота. Экзамен его учеников, вернувшихся из плавания весной 1906 года, прошел блестяще. Крейсер был в образцовом порядке.

Кадеты Морского корпуса тогда с восхищением вспоминали: «Уходя из Кронштадта в плавание, мы все любовались стоящим на внешнем рейде „Герцогом Эдинбургским“, только что пришедшим из заграничного плавания под командой капитана I ранга С.А. Воеводского. Корабль был прямо картинка: выкрашен в белый цвет, с идеально выправленным рангоутом, с щеголеватой командой. Говорили, что командир корабля много плавал и был лихим моряком».

Присутствовавшего на экзаменах в Школе строевых квартирмейстеров морского министра А.А. Бирилева порадовали результаты подготовки унтер-офицеров, порядок в школе и на учебном судне. Весной 1906 года он назначает С.А. Воеводского командующим отрядом учебных судов Морского кадетского корпуса, а осенью того же года – директором этого учебного заведения и начальником Николаевской Морской академии. Две должности Степан Аркадьевич занимал в течение двух лет, до 1908 года включительно. Летом 1908 года контр-адмирал Воеводский за образцовый порядок на судах отряда Морского корпуса, отмеченный высочайшим смотром, был зачислен в свиту императора.

Минул 1906 год, и на смену ему явился 1907-й. Морская газета «Котлин» 1 января уныло писала: «И опять мы полны желаний, чтобы вместе с этим Новым годом пришло к нам что-то новое, что-то более радостное и приятное. Очень уж тяжела и невыносима та горькая обстановка нашей русской жизни, какая царила в прошлом году, разбивая лучшие надежды, угнетая души злобностью убийств и репрессий, разочарованием несбывшихся ожиданий и вожделений. Не добром помянет Россия минувший год. Невыгодный мир, острое горе от несчастной войны, гибель флота, внутренние неурядицы, роспуск первой Государственной Думы, голод в большей части страны, революционные и аграрные беспорядки, безработица при застое промышленности, убийства, крахи предприятий, морской бунт и убийство офицеров, арест флотских команд. В Кронштадте бунт и разложение того, что осталось от флота в результате его поражения на море в войне с Японией. Бунт в кронштадтских экипажах, самосуд мятежных команд над офицерами, приговоры, раскассирована флотских экипажей. Жизнь стала значительно дороже и сложнее. Все складывалось к разъединению общества, что еще больше омрачало жизнь, и ничто не привлекало к соединению ради дружной одухотворенной идеальной работы и службы на пользу общую. Прощаясь с 1906 годом, так и хочется сказать ему вслед – ушел и поскорее утони в забвении. И пусть за ним уйдут все наши неудачи, злоба и несчастия».

У всех жила надежда на лучшее будущее, на возрождение российского флота, на восшествие над Россией зари новой политической жизни, обусловленной высочайшим манифестом от 17 октября 1905 года.

В старейшем военно-морском учебном заведении России, переименованном в Морской корпус, спешно проводились коренные преобразования, в большинстве из них учитывались ошибки и печальный опыт отечественного флота в русско-японской войне. Курс трех общих классов приравняли, по своему объему, к программам реальных училищ. Минимальный возраст воспитанников при поступлении в общие классы теперь составлял 14 лет. Гардемаринов трех специальных классов распоряжением морского министра приравняли к учащимся военных юнкерских училищ.

На долю нового директора Морского корпуса капитана I ранга С А. Воеводского выпало проведение ответственных преобразований, намеченных морским министром адмиралом А.А. Бирилевым. По свидетельству современников, опытному моряку удалось успешно справиться с этой огромной работой. При нем воспитанники трех старших гардемаринских рот впервые стали приводиться к присяге. Ответственный воинский ритуал оказал на гардемаринов огромное психологическое воздействие, настолько значимое, что некоторые из них, предвидя последствия суровой ответственности за свои будущие проступки, поспешили уйти из корпуса с аттестатом об окончании среднего учебного заведения.

6 ноября 1906 года, в день традиционного корпусного праздника, все гардемаринские роты впервые принимали присягу. Это был очень торжественный праздник, навсегда запомнившийся каждому из выпускников.

В этот день в столовом зале, перед огромным царским портретом, были построены гардемарины трех рот Морского корпуса. Директор, капитан I ранга С.А. Воеводский, громким четким голосом медленно читал текст присяги, а гардемарины, подняв три пальца правой руки (за Веру, Царя и Отечество), внятно повторяли за ним слова воинской клятвы. В зале стоял нестройный гул голосов, который перекатывался по рядам воспитанников нараставшей волной.

Вечером того же дня по случаю традиционного корпусного праздника и дня принятия воинской присяги устроили роскошный бал В корпус съехалось множество гостей. Залы учебного заведения художники-декораторы оформили под морское дно. С высоких потолков по стенам свешивались огромные полотнища зеленоватого тюля. Пол покрывал желтый песок с лежавшими на нем большими океанскими раковинами. Между «водорослями» (слоями тюля) были закреплены сделанные из папье-маше фигуры морских рыб, медуз и огромных осьминогов. Искусная подсветка создавала иллюзию движения воды и колебания морских водорослей.

Среди воспитанников Морского корпуса новый директор пользовался уважением и популярностью. По их мнению, «он сумел возродить былое почтение к старейшему военно-морскому учебному заведению и его старым стенам». Заслуживают внимания свидетельства очевидцев и современников о деятельности капитана I ранга Воеводского на посту руководителя Морского корпуса: «Он возглавил учебное заведение в критический момент его существования. В Корпусе он сумел поставить себя на пьедестал некоей морской романтики. Своей представительной фигурой, манерой говорить – медленно, важно и без жестов – он представлялся нам большим барином, джентльменом. В своем отношении к нам он не проявлял ни мелочности педагогически-полицейской, ни придирчивости. Обращаясь к нам, он как бы приглашал нас рассматривать себя, будущих морских офицеров, как „наследников былого рыцарства“. Это был тон, который он как бы задавал Корпусу. И это был тон и верный, и нужный, хотя наша школа, в целом своем виде, была, конечно, очень хороша».

Сам же С.А. Воеводский так писал о своем директорстве: «Имея пример моего бывшего директора, адмирала А.П. Епанчина, я старался относиться к воспитанникам, хотя и строго, но с любовью, как к своим сыновьям, быть их руководителем и защитником, заботиться о них. Поднимая дисциплину, я требовал, чтобы наказания за проступки налагались, хотя и строго, но однообразно и справедливо… Для этого был учрежден дисциплинарный комитет, состоявший из директора, инспектора классов, шести ротных командиров и тех воспитателей, которые были докладчиками проступков воспитанников. Комитет собирался по субботам. Я старался, чтобы воспитанники видели во мне не пугало, а их защитника…»

В первую очередь директор укрепил преподавательский состав Морского корпуса. Воспитанники рассказывали, с каким увлечением и интересом слушали они лекции по военно-морскому искусству лейтенантов Доливо-Добровольского, Бубнова, Немитца. Новый директор уверенно, без каких-либо угроз и приказов укреплял дисциплину в учебном заведении. Степан Аркадьевич всегда поддерживал воспитанников, высказывавших свои собственные соображения о реформировании учебного заведения и отечественного флота. Он даже добился разрешения морского министра издавать и печатать в корпусной типографии молодежный журнал «Якорь», в котором регулярно публиковались статьи воспитанников и морских офицеров корпуса. За двухлетний период руководства учебным заведением Воеводскому удалось значительно улучшить дело организации питания кадетов и гардемаринов.

5 апреля 1907 года царь Николай II произвел смотр батальону Морского корпуса в Царском Селе. За «блестящее состояние и военную выправку» воспитанники удостоились высочайшей благодарности, а С.А. Воеводского царь произвел в контр-адмиралы. Вечером того же дня император записал в свой дневник: «Целый день шел дождь, но было тепло. В 10 1/2 поехали в экзерциргауз на смотр Морскому корпусу. Смотрел поочередно учения каждой роты, затем общий церемониальный марш. Остался очень доволен общим видом гардемарин и кадет. Были на их обеде во дворце. После нашего завтрака они прошли мимо нас на пути к станции. Гулял и колол лед. Читал до 8 часов. Обедал Чагин (деж.). Играл с ним на бильярде».

Стараниями контр-адмирала Воеводского Учебный отряд судов Морского корпуса пополнился новыми кораблями. Теперь кроме учебных судов «Минин», «Рында», «Верный», «Воин» и шхун «Моряк» и «Забава» в отряд передали крейсера I ранга «Аврора» и «Диана».

Гардемарин Георгий Четверухин впоследствии вспоминал: «Летом 1907 года я совершил свое третье практическое плавание. Наша группа была направлена на крейсер 1 ранга „Аврора“. Практика на боевом корабле ознакомила нас с современными для того времени артиллерийскими орудиями и порядком проведения стрельб, судовыми машинами большой мощности, котельной установкой. Мы начали осваивать практическую навигацию. 24 июня нас перевели на уже знакомый „Воин“, на котором под руководством вахтенного начальника нам доверили командовать небольшими маневрами судна».

Выпуск корабельных гардемаринов, состоявшийся весной 1907 года, находился в годичном плавании на судах гардемаринского отряда под флагом контр-адмирала А.А. Эбергарда. Лето прошло в плавании и маневрах флота на Балтике, а с осени и до начала марта – за границей. Кроме обычных стоянок в портах иностранных государств отряд несколько недель простоял в глухом порту на малоазиатском побережье Мармариса, где проходили морские учения. На рождественских праздниках Гардемаринский отряд кораблей находился в Пирее, неподалеку от Афин. Греческая королева, русская великая княгиня (дочь покойного генерал-адмирала Константина Николаевича) Ольга Константиновна, неоднократно посещала русские военные корабли и встречалась с офицерами и матросами. Ее секретарь капитан I ранга М.Ю. Гаршин, получивший тяжелое ранение в Порт-Артуре, писал в своей книге «Любя Русский флот» о великой княжне: «Королева прежде всего любила его личный состав. Матросы были предметом ее особого попечения и не только потому, что они были матросами, а главным образом потому, что это были русские крестьяне, простые люди, которых королева знала и любила с детства. Посещая русские суда, она на них чувствовала себя как бы в России, как бы общалась с Родиной».

На свои средства королева построила и оборудовала в Пирее небольшой госпиталь с русским персоналом, где могли лечиться русские офицеры и матросы. При госпитале специально обустроили небольшую русскую церковь и матросскую чайную.

Гардемарины осмотрели Афины, Акрополь и столичные музеи. На второй день Рождества для команд русских судов устроили елку, причем подарки каждому раздавала сама греческая королева. Затем именитым гостям показали спектакль «Женитьба» Н.В. Гоголя, в котором участвовали гардемарины и матросы.

В начале мая 1908 года отряд корабельных гардемаринов благополучно возвратился на Родину.

В четверг, 10 мая, Николай II сделал очередную запись в дневник: «Встали в 7 1/2 и через час отправились в Петергоф на моторах. Погода была серая, шквалистая и холодная. На новой „Александрии“ пошли в Кронштадт. Посетили Гардемаринский отряд, недавно возвратившийся из заграничного плавания: броненосцы „Слава“, „Цесаревич“ и крейсер „Богатырь“. Последним посетили учебное судно „Герцог Эдинбургский“, к которому очень трудно было приставать из-за зыби. Остался очень доволен всем виденным… Вечером принимал Столыпина».

6 мая 1908 года новый выпуск корабельных гардемаринов после сдачи экзаменов, завершивших их обучение в корпусе, расписали по кораблям Балтийского гардемаринского отряда: броненосцам «Слава», «Цесаревич» и крейсерам «Богатырь» и «Олег». Командование отрядом было поручено контр-адмиралу В.И. Литвинову. Выпускников Морского корпуса ожидало годичное учебное плавание на боевых кораблях действующего флота во внутренних водах и за границей. На каждого из 138 корабельных гардемаринов заготовили аттестационные листы, они должны были быть заполнены и подписаны всеми специалистами корабля, на котором выпускникам корпуса предстояло совершить учебное плавание. Причем каждый корабельный специалист, кроме оценки успехов по усвоению той или иной судовой дисциплины, обязывался аттестовать корабельного гардемарина по степени развития военно-морских качеств – выносливости, исполнительности, находчивости и мужества.

Вначале корабли Балтийского гардемаринского отряда находились во внутреннем плавании, курсируя между Кронштадтом, Бьерке-Зундом, Ревелем и Либавой, производя различные учения. Учебное плавание гардемаринов в территориальных водах Российской империи совпало с посещением головного корабля гардемаринского отряда – броненосца «Цесаревич» – французским президентом Фальером. Отряд прибыл на Ревельский рейд. Вслед за ним в Ревель пришли императорские яхты «Штандарт» и «Полярная звезда», крейсер «Адмирал Макаров» и миноносцы.

14 июня стояла жаркая солнечная погода. Для встречи французской эскадры в море вышел дивизион миноносцев под флагом контр-адмирала Н.О. Эссена. Около 15 часов на Ревельский рейд под мощный орудийный салют вошли французские военные суда, эскортируемые русскими миноносцами. Все корабли украсились флагами расцвечивания. Ревельский берег в Екатеринтале и у гавани заполнили толпы ликующего народа.

14 июля, в 17 часов, Николай II вместе с французским президентом и сопровождавшими их лицами свиты прибыл на флагманский корабль гардемаринского отряда броненосец «Цесаревич». У парадного трапа высоких гостей встречал командующий отрядом контр-адмирал В.И. Литвинов, он представил президенту офицеров броненосца и своего штаба. Роту корабельных гардемаринов шокировало легальное исполнение «Марсельезы» – революционного государственного гимна Франции.

Русский царь и французский президент обошли замерший строй выстроенных на верхней палубе корабельных гардемаринов и экипажа. Николай II – в форме капитана I ранга с красной муаровой лентой ордена Почетного легиона. Президент Франции Арман Фальер – в черном цилиндре и фраке, также с орденом Почетного легиона. Через 30 минут высокие гости отбыли с корабля на адмиральском катере.

Гардемаринов удивила малопредставительная внешность главы французской республики – пожилого человека небольшого роста, и очень тучного. (Фальер являлся потомком санкюлотов, его дед – кузнец, а отец – писарь).

Через несколько дней корабли Гардемаринского отряда перешли в Либаву и встали на якорь в аванпорте, чтобы принять необходимые запасы для длительного заграничного плавания. Крейсер «Олег», входивший в состав отряда и вышедший из Ревеля несколько раньше, сел на камни у маяка Стейнорт. Находившихся на нем корабельных гардемаринов расписали по другим судам Учебного отряда. Командира «Олега» капитана I ранга А.К. Гирса отстранили от должности до конца судебного разбирательства и выяснения причин аварии.

4 октября от кораблей отвели грузовые баржи. Сырой и холодный зюйд-вест пронизывал до костей. С неба беспрестанно сыпал мелкий дождик. На мачте адмиральского броненосца «Цесаревич» наконец медленно пополз вверх долгожданный сигнал: «Сняться с якоря!» На кораблях отряда засвистели боцманские дудки и раздались четкие слова команды: «Все наверх, с якоря сниматься!» Под мощный салют береговой артиллерии корабли медленно развернулись форштевнями к выходу в море, и вскоре Либава скрылась из виду.

Заграничное плавание продолжалось 6 месяцев. Гардемарины впервые увидели Атлантику, порты Средиземноморья, побывали в семи зарубежных странах. Самое незабываемое впечатление произвели картины разрушенной землетрясением Мессины. Находясь на Сицилии, в небольшом порту Августа, гардемарины узнали от рыбаков, пришедших с моря, о страшном бедствии. Мессину, столицу Сицилии, разрушило сильнейшее землетрясение, ставшее причиной гибели десятков тысяч жителей города. В городе не было хлеба, врачей и медикаментов.

По приказу командующего отрядом контр-адмирала Литвинова корабли срочно снялись с якоря и на рассвете подошли к Мессине, став на рейде порта разрушенного города.

По свидетельству очевидцев, гардемаринов потрясла жуткая картина сильнейших разрушений: «Густые сумерки, багровое зарево, зловещий подземный гул, словно неведомая титаническая сила пытается вырваться из недр, и кажется, что земля вот-вот разверзнется и поглотит тебя. Но самое страшное – стоны тысяч людей, заживо погребенных под развалинами. Казалось, что кричит каждый камень. Местные жители были восхищены русскими людьми, их добротой, бескорыстием, готовностью прийти на помощь пострадавшим, не считаясь ни с чем, с риском для собственной жизни. Представители других наций работали в Мессине как-то спокойно, без перенапряжения… Правительством Италии за помощь пострадавшим многие гардемарины были награждены медалями».

Всю ночь работали судовые хлебопекарни, доктора формировали «летучие лазареты». Команды русских кораблей – матросы, гардемарины и офицеры – разбили на партии по 15 человек, вооруженных кирками, лопатами и топорами. В эти дни русские корабли опустели.

Разрушенный город представлял страшную картину. Целые кварталы лежали в руинах. Большое число полуразрушенных строений могло каждую минуту обвалиться. Русские моряки разбирали те развалины, откуда слышались крики о помощи, и отправляли раненых на перевязочные пункты, развернутые на набережной. Россияне работали без страха за свою жизнь. Они смотрели на спасательные работы как на святое дело, рискуя собой на каждом шагу.

Сотни раненых итальянцев эвакуировали из Мессины в Неаполь на русских военных кораблях. С каким восторгом и чувством благодарности встречали тогда неаполитанцы русских моряков!

Николай II, принимая в Зимнем дворце командующего Гардемаринским отрядом кораблей контр-адмирала Литвинова, сказал: «Вы, со своими моряками в несколько дней сделали то, что наши дипломаты не могли сделать за годы». Итальянское правительство наградило весь состав отряда серебряной медалью на бело-зеленой ленте. Каждому офицеру, гардемарину и матросу прислали памятный видовой альбом с надписью: «От благодарной Италии». Позже выпуск корабельных гардемаринов 1908 года был назван «Мессинским».

В Морском корпусе в торжественной обстановке в присутствии морского министра огласили высочайший приказ по Морскому ведомству № 807 от 29 марта 1909 года о производстве 79 корабельных гардемаринов в мичманы флота. Начались радостные хлопоты, связанные с приобретением форменного офицерского обмундирования к дню церемонии представления императору.

21 апреля того же года молодых мичманов флота, корабельных инженеров и прапорщиков по Адмиралтейству (150 человек) специальным поездом отправили в Царское Село. В тот день там же должен был пройти смотр матросов 2-го Балтийского экипажа. Батальон матросов с офицерами, мичманов, корабельных инженеров и прапорщиков построили на площади перед Царскосельским дворцом. Николай II прошел вдоль строя и поздоровался с моряками. Выпускники Морского корпуса, одетые в парадную офицерскую форму, стояли в шеренге на расстоянии 1 метра друг от друга. Император останавливался перед каждым, подавал руку и пристально смотрел в глаза, словно собирался запомнить каждого офицера. Представлявшийся называл свою фамилию и отвечал на вопросы царя. После завершения обхода Николай II обратился к выпускникам с приветственной речью и выразил особую благодарность за оказание ими помощи итальянцам во время землетрясения в Мессине, где русские моряки поддержали честь России и Андреевского флага.

В Морском корпусе продолжалась активная работа по его реорганизации. Всю систему специального морского образования радикально реформировали и приспособили к задачам и уровню современных отечественных военно-морских сил. Ведущим предметом в специальных гардемаринских классах стала морская тактика, дополненная основными сведениями по морской стратегии и материалами, характеризующими боевые технические средства потенциальных противников.

Коренным образом преобразовали курс военно-морской истории, теперь он именовался «История военно-морского искусства». Программа этого фактически нового учебного предмета позволяла вырабатывать у выпускников современное военное мышление, основанное на объективной критической оценке исторического опыта, и способствовала развитию у гардемаринов умения предвидеть пути дальнейшего развития военно-морского дела.

Новая программа учебных занятий в гардемаринских классах предусматривала довольно обширный перечень специальных морских дисциплин: навигация (137 ч), электротехника (75 ч), кораблестроение (50 ч), морская съемка (50 ч), химия (75 ч), физическая география (62 ч), пароходная механика (75 ч), морское дело (75 ч), минное дело (75 ч), девиация компасов (50 ч.), военно-морская администрация (25 ч), законоведение (75 ч), артиллерия (150 ч), теория корабля (50 ч), фортификация (62 ч), история военно-морского искусства (50 ч), мореходная астрономия (275 ч), морская тактика (62 ч) и морская гигиена (25 ч).

Кроме того, в перечень обязательных учебных предметов в специальных классах также включили целый ряд общих дисциплин: французский язык (75 ч), английский язык (75 ч), русский язык (125 ч), Закон Божий (50 ч), аналитическая геометрия (50 ч), теоретическая механика (150 ч), начала дифференциального и интегрального исчисления (100 ч).

Начиная с 1906 года в Морском корпусе ввели обязательные практические лабораторные занятия по химии, физике, минному делу, девиации компасов, лоции, электротехнике и астрономии, которые проводились в хорошо оснащенных кабинетах и лабораторных помещениях основного учебного корпуса. С помощью Морского министра А.А. Бирилева выполнили перепланировку здания для размещения в нем первоклассных для того периода времени физического, электротехнического и минного кабинетов. Корпус гордился своими химической и девиационной лабораториями. Помещение физического кабинета в 1907 году значительно увеличилось после присоединения к нему комнат бывшего физического кабинета Николаевской Морской академии, переведенной к тому времени в новое отдельное здание на Васильевском острове. Теперь физический кабинет Морского корпуса был оснащен новейшими учебными приборами, техническим оборудованием и стационарной мощной аккумуляторной батареей для «опытов с электричеством». Новый электротехнический кабинет разместили в одном из бывших классов. Для него специально закупили, как упоминалось в отчете, «две динамо-машины, распределительный щит, новейшие электромагнитные приборы и две действующие модели беспроволочного телеграфа, на которых воспитанники получали первые практические навыки работы по приему и передаче радиотелеграмм».

Минная лаборатория корпуса также имела специальное оборудование и образцы учебных мин разных типов и конструкций. В девиационной учебной лаборатории, размещенной на первом этаже здания, установили большую железную вращающуюся платформу с компасами.

Артиллерийскую учебную батарею оснастили новыми современными орудиями. В ней поставили деревянную модель корабельной башенной установки с 12-дюймовыми орудиями. Здесь также установили действующее 6-дюймовое орудие, системы Канэ, 125-миллиметровую пушку без станка и ряд других корабельных орудий. Учебная «артиллерийская батарея» впервые пополнилась уникальным набором различных образцов и систем дальномеров и разного рода технических приспособлений, используемых для корректировки и ведения огня из корабельных орудий.

В 1908 году контр-адмирал С.А. Воеводский назначается заместителем морского министра, а в начале 1909 года он занял пост морского министра. В течение двух лет адмирал возглавлял Морской корпус и немало сделал для его реорганизации. На новом же весьма ответственном посту Степан Аркадьевич, воспитанный в старых морских традициях, не сумел приспособиться к работе с Государственной Думой, поэтому многие его деловые предложения по усилению военно-морских сил России не имели практического разрешения. Дума отказала новому министру в кредитах на постройку целого ряда новых боевых судов. Их строительство пришлось осуществить за счет средств особого фонда.

Академик А.Н. Крылов, считая контр-адмирала С А. Воеводского «честнейшим человеком, о котором никогда, даже при петербургском злословии, не говорили плохо и тем более не связывали его имя с корыстными побуждениями», все же полагал, что «к посту министра он не был подготовлен. Технику морского дела он знал мало, схватить и оценить сущность дела не мог, легко поддавался наветам, верил городским слухам и сплетням, не умел заслужить доверия Государственной Думы, ни дать ей надлежащий отпор, когда следовало. Ясно, что с этими качествами, несмотря на истинное джентльменство и корректность, он мало подходил к деловой должности заместителя Морского министра, в особенности в то время, когда надо было спешно воссоздавать флот…»

Преемником С.А. Воеводского на посту директора Морского корпуса стал капитан I ранга Александр Иванович Русин. Он окончил Морское училище в 1878 году, после производства в мичманы и начал службу на броненосном корабле «Петр Великий». Много плавал на военных судах, выполняя обязанности старшего штурманского офицера, артиллерийского офицера, а с 1898 года – старшего офицера крейсера I ранга «Россия». В конце 1899 года капитан II ранга А.И. Русин назначается морским агентом в Японию. Его работа за рубежом и собранные им ценные сведения позволили заблаговременно и довольно точно предсказать начало войны со Страной восходящего солнца. После объявления военных действий он назначается в Николаевск-на-Амуре начальником обороны побережья, а в 1905 году – исполняющим обязанности начальника морской походной канцелярии главнокомандующего сухопутными и морскими силами, действующими против Японии. По возвращении в Петербург капитан I ранга Русин командует эскадренным броненосцем «Слава». При нем, в 1906 году, корабль был включен в состав гардемаринского Учебного отряда. В начале 1907 года, оставаясь командиром броненосца, А.И. Русин вступает в командование отрядом боевых судов, предназначенных для учебных плаваний корабельных гардемаринов – выпускников Морского корпуса. Весной 1907 года он выполняет обязанности заместителя начальника Главного Морского штаба, а с 7 июля 1908 года высочайшим приказом назначается директором Морского корпуса. 29 марта 1909 года он производится Николаем II в контр-адмиралы.

В своих воспоминаниях Александр Иванович писал: «Наследство, полученное от Степана Аркадьевича Воеводского, полагаю, я не растерял, а укрепил, пользуясь в полной мере мощной поддержкой товарища Морского министра и впоследствии Морского министра С.А. Воеводского, пребывавшего душою и сердцем с Корпусом и Академией. Благодаря его содействию мне удалось провести отделение Академии от Корпуса, учреждение в ней военно-морского отдела, так сказать, Академии Морского Генерального штаба. Учебные программы проводились главным образом инспектором классов, генералом А.М. Бригером, при участии преподавателей Корпуса. Я следил, чтобы не перегружать программ и чтобы они были приемлемыми для юношей средних способностей».

Весной 1909 года успешно прошел высочайший смотр батальону Морского корпуса. В мае, после заключительных экзаменов, воспитанников корпуса произвели в корабельные гардемарины и расписали по судам Балтийского отряда (так теперь стал называться Гардемаринский отряд). Под флагом контр-адмирала Н.С. Маньковского корабельные гардемарины совершили традиционные плавания.

При адмирале Русине высочайшим волеизъявлением Морской корпус был признан «Старой Гвардией», ему передали все старые корпусные знамена, ранее хранившиеся в Морском музее. В 1912 году морской министр утвердил новые, значительно расширенные штаты Морского корпуса. В том же году элитное учебное заведение посетил знаменитый английский адмирал лорд Чарльз Бересфорд, прибывший в Россию в составе британской парламентской делегации. Заслуживают внимания персона этого флотоводца и любопытный факт из его биографии времен русско-японской войны.

Как уже ранее упоминалось, при переходе кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, в районе Доггер-банки, ночью 12 октября 1904 года группу небольших рыбацких английских судов приняли за японские миноносцы и расстреляли. На следующий день после разгрома рыбацкой флотилии разразился политический скандал. Англия заявила, что ей нанесено оскорбление, и под угрозой разрыва дипломатических отношений ультимативно потребовала от России задержать русскую эскадру в порту Виго, а затем вернуть ее обратно в Кронштадт. Подобная реакция Англии позволила ряду историков считать, что инцидент в Немецком море мог быть спровоцирован «Владычицей морей» с целью оказать услугу своему «большому другу» на тот период времени – Японии. Тем более что еще в январе 1904 года японский посол в Лондоне барон Таями просил у лорда Ленсдоуна «добрых услуг» – не допускать проход русских кораблей через Дарданеллы на соединение с Тихоокеанским флотом. Ленсдоун дал требуемое обещание, подтвержденное вскоре английским правительством. Поэтому полагают, что провокационный инцидент у Доггер-банки мог быть хорошим предлогом для последующего выдвижения России перечня довольно дерзких требований, полностью удовлетворявших просьбу Японии. При этом наш «давний друг» Англия для усиления давления на Россию сразу же, в день инцидента, через британское Адмиралтейство распорядилась послать все броненосные крейсера и эскадренные миноносцы Средиземноморской английской эскадры навстречу русскому флоту и, в случае необходимости, вооруженной силой преградить ему путь на восток. В официальной телеграмме английское Адмиралтейство тогда отдало четкое распоряжение командующему Средиземноморской эскадрой: «Чтоб вы задержали Балтийскую эскадру убеждением, если это окажется возможным, силой – если это станет неизбежным». В ответ на этот приказ командующий Ламаншской эскадрой лорд Чарльз Бересфорд запросил Адмиралтейство с непосредственной прямотой старого морского волка: «Потопить их или привести в Портсмут?» К счастью для обеих сторон, конфликт разрешился мирным путем, и русская эскадра проследовала дальше на восток, правда под эскортом кораблей адмирала Бересфорда.

И вот через 8 лет после этого инцидента адмирала Чарльза Бересфорда с почетом и русским гостеприимством встретил адмирал А.И. Русин в стенах старейшего военно-морского училища Российской империи. По свидетельству очевидцев, бывший командующий Ламаншской эскадрой, собиравшийся решительно потопить корабли 2-й Тихоокеанской эскадры адмирала 3. П. Рожественского, с удивлением и любопытством осматривал Морской корпус, его учебные классы и кабинеты. Говорили, что он пришел в восторг от увиденного в корпусе, от системы подготовки русских морских офицеров и технического оснащения учебных кабинетов, классов и лабораторий учебного заведения.

По мнению выпускников Морского корпуса, их отношение к адмиралу Русину «было всегда и неизменно хорошее, как и его отношение к ним. Самым популярным плавающим вождем у молодежи был, конечно, адмирал Эссен, возрождающий русский флот. Мы считали, что на берегу адмирал Русин шел в ногу со „школой Эссена“, удвоив энергию, подхлестнув подготовку будущих офицеров».

Учебный кадетский отряд кораблей Морского корпуса в 1911 году состоял из крейсеров I ранга «Россия», «Богатырь», «Олег», «Аврора», канонерской лодки «Храбрый» и миноносца № 136.

Корабельные же гардемарины, также как и раньше, расписывались по пяти боевым судам Балтийского флота.

В феврале 1912 года Николай II посетил Морской корпус, остался доволен и произвел А.И. Русина в вице-адмиралы. Спустя год адмирала Русина император назначил начальником Главного Морского штаба.

Его преемником на посту директора Морского корпуса оказался капитан I ранга Виктор Андреевич Карцов, остававшийся на этой должности во время всего периода Первой мировой войны, вплоть до трагических дней крушения Российской империи. По существу, он стал последним директором «детища Петра Великого» – знаменитого военно-морского учебного заведения столицы России.

Трагические события Февральской революции на долгие годы вычеркнули из истории имена руководителей, преподавателей и питомцев Морского корпуса. Многих его офицеров в годы лихолетья уничтожили или арестовали и бросили в тюрьмы. В числе репрессированных воспитателей Морского корпуса оказался и его последний директор – вице-адмирал В.А. Карцов, личность практически неизвестная современному читателю.

23 сентября 1913 года, в понедельник, столичные газеты опубликовали телеграмму министра императорского двора о назначении директора Морского корпуса вице-адмирала А.И. Русина начальником Главного Морского штаба вместо вице-адмирала М.В. Князева, получившего пост председателя комитета Добровольного флота. Исполняющим должность директора Морского корпуса с оставлением обязанностей командира крейсера «Аврора» назначается капитан I ранга В.А. Карцов. Кандидатура командира крейсера «Аврора» на должность руководителя одного из самых привилегированных военных учебных заведений России оказалась для многих неожиданной.

Во-первых, Виктор Андреевич не имел адмиральского чина, а во-вторых, не был столь популярен в свете и в среде воспитанников корпуса, как его предшественник А.И. Русин.

По Петербургу поползли самые невероятные слухи и предположения. Злые языки полагали, что должность директора Морского корпуса Карцов получил благодаря протекции своего тестя – морского министра И.К. Григоровича. Гардемарины выпуска 1913 года, считая, что выбор, сделанный капитаном I ранга, являлся ходом беспринципного карьериста, своеобразно выразили свое неудовольствие по поводу его назначения. В своих записках «последний гардемарин» Российской империи Б.Б. Лобач-Жученко вспоминал, что «светский зимний сезон 1913 года, как обычно, открылся в столице традиционным балом в Морском кадетском корпусе. На него обычно съезжалось до пяти тысяч гостей. Морской корпус имел один из самых больших залов в Петербурге – 125 метров длины и 30 ширины. В столице существовал обычай вывозить барышень в первый раз на бал Морского корпуса. Причем этого обычая держались не только моряки, но и многие светские семейства столичного общества. Бал всегда удостаивали своим посещением великие князья, гвардейские и морские офицеры, иностранные послы и военные агенты, почтенные адмиралы и генералы, масса молоденьких девиц – все это придавало особый блеск балам Морского корпуса. Для своих матерей и сестер гардемарины старшей роты получили пригласительные билеты на этот торжественный вечер, которые, по общему сговору, передали „женщинам легкого поведения“ с Невского проспекта, обещая им хорошее денежное вознаграждение. Некоторым из городских „путан“ удалось пройти на светский раут, что повлекло за собой скандал».

В действительности же Виктор Андреевич Карцов никогда не являлся карьеристом. Боевой морской офицер, неординарная фигура в истории российского флота. Именно принципы как раз и составляли основу его жизни. Не в карьере он видел ее смысл, а в том самом флоте, коему служил, не щадя себя. Именно это составило ему репутацию боевого моряка. В.А. Карцова не тяготила морская служба, напротив, он стремился сам во все вникать и с повышенной требовательностью относился к подчиненным. Однако его требования никогда не воспринимались офицерами и матросами как личная обида, ибо все они касались существа дела и всегда были справедливыми. Виктор Андреевич имел устойчивую репутацию храброго и опытного командира, честного человека с необычайно обостренным чувством долга. Ему одинаково доверяли офицеры, матросы и флотское начальство.

После окончания Морского училища в 1883 году и Минного офицерского класса в 1894 году он командует миноносцами и принимает активное участие в боевых операциях Тихоокеанской эскадры в период восстания «боксеров» в Китае, а затем – флота в блокированном японцами Порт-Артуре. Тяжелая служба на миноносцах стала прекрасной школой для молодого моряка.

11 марта 1904 года лейтенант Карцов, командуя миноносцем «Властный», отличился в ночном бою, когда находившийся в дозоре отряд из четырех миноносцев вступил в бой с японскими кораблями. В этом бою миноносец «Выносливый» получил повреждение главного паропровода, на нем находились раненые и обожженные паром из перебитой трубы. Полученное повреждение мешало подаче снарядов, и корабль перестал отстреливаться от зашедшего с кормы японского миноносца.

Лишь благодаря блестящим действиям командира «Властного» лейтенанта Карцова, стремительно атаковавшего японца торпедой, команда «Выносливого» благополучно вышла из крайне опасного положения, исправила повреждение и даже продолжила бой. За этот подвиг В.А. Карцова наградили орденом Святого Георгия 4-й степени.

Накануне сдачи крепости миноносец «Властный» под командованием Виктора Андреевича прорвал блокаду японского флота и благополучно прибыл в Чифу.

По окончании войны В.А. Карцов командовал боевыми кораблями на Балтике, а с 1910 по 1913 год выполнял обязанности морского агента во Франции, Бельгии, Испании и Португалии.

В 1913 году капитан I ранга Карцов – командир крейсера «Аврора» и одновременно командир отряда кораблей Морского корпуса. Виктор Андреевич действительно являлся зятем морского министра адмирала И.К. Григоровича. Правда, он вступил в брак задолго до назначения директором Морского корпуса, а своего тестя – морским министром: в 1907 году И.К. Григорович, в ту пору командир порта Александра III в Либаве, благословил брак своей дочери Марии Ивановны с командиром эскадренного миноносца «Генерал Кондратенко» капитаном II ранга Виктором Андреевичем Карцовым.

В РГА ВМФ сохранилось письмо В.А. Карцова, адресованное И.К. Григоровичу, с просьбой руки Марии Ивановны. Вот его содержание:

«Дорогой Иван Константинович!

Извините, что называю Вас так, но слова из песни не выкинешь, а поэтому продолжаю. Дорогой Иван Константинович я сейчас, точнее, два часа тому назад предложил Вашей дочери делить со мной радости и горе жизни и быть моим другом и женой. Она согласилась. Согласитесь ли Вы иметь в лице моем почтительного и любящего сына?..»

Согласие получено, и 10 февраля 1909 года в соборе Святого Николая Чудотворца в Либаве состоялось торжественное венчание счастливой пары. В тот торжественный для них час молодожены вряд ли могли себе представить, сколько бед и горьких потерь ожидает их в ближайшем будущем.

Таким был новый директор Морского корпуса, планами которого предусматривался обширный перечень конкретных мероприятий по совершенствованию учебной подготовки командных кадров для военно-морского флота России.

Имея за плечами огромный практический опыт, капитан I ранга Карцов вел свою линию прямо и неукоснительно. Настороженность и недоверие к нему офицеров и воспитанников быстро исчезли. К Виктору Андреевичу не только привыкли, но и искренне уважали за его героическое прошлое, талант организатора и особенно за справедливость при решении самых конфликтных ситуаций. Он любил воспитанников, постоянно заботился о них, и кадеты, чувствуя это, отвечали ему искренней признательностью.

Морской корпус при капитане I ранга В.А. Карцове по-прежнему числился престижным учебным заведением Санкт-Петербурга и продолжал оставаться популярным среди молодежи. Многих мальчиков тогда манило и волновало здание этого знаменитого военно-морского училища, хорошо видное с набережной Большой Невы. Издалека виднелась красивая голубая вывеска, на которой золотыми буквами было четко выведено – «Морской корпус».

Как мечтали мальчишки появиться среди своих сверстников в аккуратной черной форме с белыми погонами, в бескозырке и с пристегнутым к широкому флотскому ремню личным оружием – палашом в черных блестящих ножнах.

В 1913 году из 300 мальчиков, прошедших строгий медицинский отбор и допущенных к экзаменам, приняли лишь 60 человек.

Как и в прежние годы, конкурсные экзамены перед Первой мировой войной проходили торжественно. В огромной столовой зале с бронзовым памятником Петру I, украшенным боевыми знаменами, расставили 150 небольших столиков, а не парт, более привычных для учащихся гимназий и реальных училищ. Первым кандидаты сдавали письменный экзамен по алгебре. Каждый получал пронумерованный конверт с заданием и информировался о времени, отпущенном на его выполнение. В это же время в картинной галерее – широком коридоре, идущем из столовой залы параллельно 12-й линии Васильевского острова, ожидали своих отпрысков взволнованные родители и репетиторы.

Письменный экзамен по русскому языку проводился уже по группам в зале третьего этажа, занимаемого 6–й кадетской ротой. Писали изложение рассказа Станюковича. И так в течение нескольких дней юные абитуриенты должны были последовательно сдать около 10 вступительных экзаменов.

С каждым днем число конкурентов постепенно уменьшалось. Получивший неудовлетворительную оценку по любому предмету автоматически выбывал из «соревнований». В 1913 году основная масса из 60 принятых в Морской корпус кадет являлась потомками известных морских династий – моряков, чьи имена прославили отечественный флот.

Зачисленных в корпус воспитанников разделили на 2 отделения (61-е и 62-е). Первая цифра обозначала наименование учебной роты – 6-й, самой младшей, цифры 1 и 2 – номера отделений.

Каждый воспитанник получал персональный номер, соответствовавший сумме его проходного балла среди общей массы конкурсантов, выдержавших все экзамены (с номера 1 по номер 60). Теперь на весь период обучения этим персональным номером будут помечаться одежда воспитанников, ящики конторок, увольнительные билеты и рундуки для обмундирования. Это представлялось довольно удобным нововведением. Например, при увольнении в отпуск, являясь к дежурному офицеру, воспитанник четко рапортовал: «Господин лейтенант, кадет 6–й роты, 2-го отделения (имярек) просит разрешения идти в отпуск, номер билета – 21». Офицер протягивал руку к висевшему на стенке ящику с увольнительными билетами и в ячейке номер 21 сразу же находил билет отправлявшегося в отпуск кадета.

6–я кадетская рота в 1913 году размещалась в отдельном трехэтажном доме на 12-й линии Васильевского острова, примыкавшем к крылу основного корпуса здания, выходившего своими фасадами на 11–ю линию, Николаевскую набережную и 12-ю линию. В первом этаже здания, разделенного сводами на два помещения, находились спальни воспитанников. В одной из двух половин, с окнами на улицу, располагались койки 1-го отделения, на другой – с окнами во двор – 2-го отделения. Койки были железными, с мягкой панцирной сеткой и матрасами. В головах каждой кадетской койки располагались стойки с синей овальной табличкой, на которой указывалась фамилия кадета. Таблички унтер-офицеров окрашивались в красный цвет. На этих же стойках висели и полотенца. Койки обычно расставлялись голова к голове, со свободным проходом между ними.

Второй этаж считался ротным помещением, расположенным в большом зале с окнами на улицу. В нем располагались комнаты дежурного офицера, командира роты, унтер-офицерские помещения, цейхгауз (комната, где находились рундуки с одеждой и располагался карцер).

На третьем этаже здания находился небольшой зал и три класса: два учебных, а третий – для практических такелажных и столярных работ. В зале проходили занятия по фехтованию, гимнастике и практике в ручном семафоре флажками.