Разве они не люди?

Разве они не люди?

Не будем тешиться иллюзиями. Между добрыми намерениями и их воплощением пролегал океан, и на его американских берегах хорошие законы часто оставались на бумаге, что и вынуждало испанских монархов по несколько раз повторять уже утвержденные законы и принимать новые. По этому поводу замечательно высказался конкистадор Себастьян де Белалькасар: «Закон требует подчинения, но не исполнения». Ему же принадлежит еще одна знаменитая сентенция: «Бог на небе, король далеко, а здесь я хозяин». И хозяйничали конкистадоры как им вздумается, особенно первые три десятка лет после открытия Америки.

Идея Колумба продавать туземцев в рабство, как упоминалось, сразу же была отвергнута (юридически же рабство будет запрещено в 1512 г.). Но при этом испанские монархи оставили лазейку, разрешив обращать в рабство злостных индейцев-людоедов и тех, кто оказывал ожесточенное сопротивление испанцам. И в эту лазейку скопом ринулись все конкистадоры и колонисты, да с таким напором, что повалили весь забор. Они устраивали рейды за рабами и хватали всех подряд. Действительно, ну кто докажет, что эти вот полсотни индейцев, пригнанные на продажу, не пробовали человечины? Кто докажет, что они не оказывали ожесточенного сопротивления? Во всяком случае, сами индейцы, не знавшие испанского языка, постоять за себя не могли. Фактически колониальная экономика с самого начала была основана на рабовладении и, видимо, никакой иной в то время и при тех обстоятельствах она быть не могла.

Уже к 1500 г. на Антильских островах прочно установился очень близкий к рабовладению экономический институт энкомьенды (от испанского глагола «encomendar» — «поручать», «доверять») или репартимьенто (от глагола «repartir» — «распределять»). Энкомьенда возникла еще в эпоху Реконкисты как своего рода феодальный договор: свободные жители какого-то приграничного района добровольно шли в услужение феодалу и платили ему подати работой и продуктами, а тот взамен защищал их от набегов мавров. В Новом Свете о добровольности речи не шло: конкистадор, в зависимости от степени его заслуг в завоевательной компании, получал какую-то территорию и сколько-то индейцев в услужение, чьего согласия никто не спрашивал (отсюда второе название американской энкомьенды: «репартимьенто» — распределение).

Официально энкомьенда считалась своего рода протекторатом над индейцами, которых заботливый патрон должен был отвращать от дурных обычаев и приобщать к ценностям христианской цивилизации. И он же обязан был защищать «подведомственных» ему индейцев от набегов их соотечественников, еще не приобщенных к цивилизованной жизни. Важно подчеркнуть: в строгом юридическом смысле энкомендеро не являлся владельцем бывших индейских земель, и тем более не имел никаких прав распоряжаться индейцами. Эти юридические тонкости, однако, никого не волновали: конкистадоры чувствовали себя полноправными хозяевами земель, а индейцев считали рабами. Тяжелый труд, жестокое обращение, эпидемии европейских болезней в считанные годы опустошили энкомьенды Эспаньолы и близлежащих островов и привели к нехватке рабочей силы; и тогда испанцы стали устраивать экспедиции за рабами на другие Антильские острова. В одной из таких экспедиций они добрались до Юкатана и принесли известия о цивилизации майя.

Победители и побежденные: индейцы вынуждены работать на новых господ. Рисунок из индейского кодекса

Надо признать, что испанские монархи не сильно заблуждались насчет реального положения дел в колониях и в 1502 г. попытались запретить энкомьенду. Однако добрые намерения — одно, а реальность — совсем другое, и в декабре 1503 г. указ был отменен. В 1509 г. корона предприняла новую атаку на энкомьенду, приняв указ о сокращении срока службы индейцев на хозяина с пожизненного до двух лет. И эта инициатива также с треском провалилась.

В то время о золотых городах Нового Света никто еще не слышал, и энкомьенда была единственным, что могло привлечь колонистов. Да и впоследствии она оставалась самым реальным, самым основательным приобретением конкистадора, ведь даже в удачных экспедициях при дележе добычи простые пехотинцы получали крохи. Но дело не только в этом. Можно сколько угодно и вполне справедливо клеймить варварский и эксплуататорский институт энкомьенды, но, по здравом размышлении, все равно придется признать, что в условиях Америки, особенно материковой, он был самым эффективным средством колонизации.

Действительно, с одной стороны, энкомьенда стала мирной формой завоевания дикого враждебного пространства и за пределами городских поселений становилась оплотом оседлости; с другой стороны, что не менее важно, она привязывала конкистадора к завоеванной земле, превращала его из бродяги, искателя приключений в оседлого жителя и обращала его взор с мифических богатств на те, что лежали у него под ногами. Это прекрасно понимали колониальные власти, издавшие в 1514 г. указ о том, что каждый, получивший энкомьенду, обязан в течение двух лет выстроить каменный дом, а если не сделает этого, то будет лишен индейцев. Идея понятна: каменный дом — это не наспех сложенная хибара, хозяин которой сегодня здесь, а завтра там. Каменный дом прочно врастет в землю и врастит в землю хозяина: так шаг за шагом будет одомашниваться дикое пространство.

Никто из тех, кто в тот день 1511 года пришел на мессу в кафедральный собор города Санто-Доминго, не мог и предположить, что это будничное богослужение громким эхом отзовется в Испании и породит первый свод законов Индий. На кафедру взошел доминиканец Антонио де Монтесинос — и неслыханные доселе слова полились из уст его. «Аз есмь глас Христа, вопиющий в пустыне сего острова, — гневно возгласил проповедник. — И глас сей вещает вам, что живете вы в смертном грехе и умрете в оном, доколе не перестанете жестоко тиранить сих невинных туземцев… Или они не люди? Или у них нет разумения?» Он яростно клеймил энкомендеро, бессовестно пользующихся плодами чужого труда, жестокое обращение с туземцами, работорговлю и охотничьи рейды за рабами, захватнические войны, неприкрытый грабеж туземцев, разнузданное сожительство с индейскими женщинами…

Одним из слушателей Монтесиноса был Бартоломе де Лас Касас, в то время священник, который имел собственную энкомьенду и, подобно прочим, относился к туземцам, как к орудию труда. Когда он шел на мессу, никак не предполагал, что этот день станет переломным в его жизни: потрясенный проповедью Монтесиноса, он вскоре откажется от энкомьенды и посвятит все свои силы защите индейцев. Зато другие колонисты, в том числе тогдашний вице-король Диего Колумб, впали в ярость и хотели немедленно выслать всех доминиканцев с острова, — но пока ограничились тем, что послали жалобу королю. Тот переправил ее магистру ордена доминиканцев, и вскоре на Эспаньолу пришло письмо с суровыми упреками в адрес Монтесиноса. Однако братья-доминиканцы, находившиеся в колониях, дружно вступились за проповедника. Разворачивался нешуточный скандал. Доминиканцы отправили Монтесиноса в Испанию, чтобы он лично засвидетельствовал правоту своих обвинений. Видя такой поворот дел, колонисты поспешили найти защитника своих интересов, монаха-францисканца, и тоже отправили его ко двору. Король Фердинанд, человек осмотрительный и благоразумный, в вопросах веры и закона не брал на себя лишней ответственности и любил передоверяться ученым мужам. И тогда он созвал в Бургосе хунту, ученые мужи выслушали представителей враждующих сторон, после чего начали, как водится, спорить и размышлять. Плодом этих коллективных размышлений стали так называемые Законы Бургоса, принятые в декабре 1512 г.

Они составили основу колониального законодательства, поэтому стоит с ними познакомиться поближе. В дальнейшем к ним прибавлялись другие статьи, разраставшиеся в новые своды законов, но все эти нововведения неуклонно шли в двух направлениях. С одной стороны — облегчали положение индейцев, с другой, — ограничивали власть конкистадоров. Облегчали скорее на бумаге, а вот власть конкистадоров урезали вполне-таки ощутимо.

Насильники и носильщики. Испанцы использовали индейцев в качестве тяглового скота. При строительстве флота на Тихоокеанском побережье Педро де Апьварадо заставлял индейцев перетаскивать детали судов почти на семьсот километров с побережья Карибского моря через всю Гватемалу. «Он угробил бессчетное количество людей на строительстве флота, — сообщает Бартоломе де Лас Касас. — Он гнал от Северного моря до Южного индейцев, нагруженных якорями, каковые несли они на своих хребтах; и таковым образом он переправил также множество артиллерийских орудий, и я сам видел, как, понурые и обнаженные, индейцы брели по дорогам, сгибаясь под тяжестью пушек»

Доминиканцы требовали отменить репартимьенто, однако этот проект не прошел: ученые мужи понимали, что тем самым поставят крест на колониях. Но, сохранив энкомьенду, они украсили ее густым венком благоухающих гуманизмом законов. В законах Бургоса было ясно сказано, что индейцы — свободные люди, их нельзя обращать в рабство, за исключением тех, кого можно (см. выше), но и над рабами нельзя издеваться, и относиться к ним следует «с любовью и нежностию». Свободных индейцев нельзя обменивать и продавать, и обращаться с ними положено «с наименьшей суровостию и наивозможной бережностью и с соблюдением законов»: воспрещено не только бить их палками или плетьми, но даже словесно оскорблять. Жить они должны рядом с заботливым патроном, который обязан выстроить на каждых пятьдесят индейцев четыре боио[17] каждый тридцати шагов в длину и пятнадцать в ширину, и спать они должны в гамаках, а не на земле, как было до сих пор. Кормить их следует овощами и плодами, а по воскресеньям и в праздничные дни — мясом; тем же, кто работает на рудниках, мясо давать ежедневно, а за неимением мяса — рыбу. Индейцы имеют свои земельные наделы и возможность обрабатывать их. Кроме того, любая семья получает дюжину кур и петуха на развод и прокорм.

Теперь об условиях работы. Нельзя поднимать индейцев до восхода солнца и заставлять трудиться в темноте. По воскресеньям и праздникам — выходные; после пяти месяцев работы — сорокадневный «отпуск»; на рудниках индейцев нельзя держать больше трех месяцев, а затем им положен двухнедельный «отпуск». Нельзя заставлять работать беременных женщин и женщин с детьми до трех лет, а также детей до четырнадцати; замужние женщины имеют право трудиться на плантациях хозяина лишь по собственному желанию и за плату. Развлечения: нельзя воспрещать индейцам развлекаться по-своему, то есть петь свои песни, плясать, устраивать игрища и соревнования и т. п. Запрещено лишь раскрашивать тела, приносить жертвы и пьянствовать.

И конечно, огромное внимание в законах уделялось религиозному воспитанию. Энкомендеро должен выстроить часовню и ежедневно утром и вечером молиться с индейцами, обучая их молитвам и обрядам. По воскресеньям он обязан водить их в ближайшую церковь. А еще пусть он выберет самого смышленого мальчишку, научит его читать и даст ему в руки Священное Писание, чтобы тот просвещал своих соплеменников. Священники же обязаны бесплатно крестить, венчать и раз в год исповедовать индейцев. И последнее: если индеец умрет там, где есть церковь, то хоронить его следует как доброго христианина на церковном погосте.

Мало того, как выяснилось, все эти законы носили временный характер и были предназначены лишь для того, чтобы ввести туземцев в лоно цивилизации и сделать их свободными подданными испанской короны, о чем свидетельствовали дополнительные распоряжения, принятые в июле 1513 г. Королевский указ гласил: когда туземцы научатся ходить одетыми и станут добрыми христианами, «приказываем и повелеваем и заявляем, ибо такова наша воля, чтобы тем из индейцев, кто ныне проживает и будет проживать на означенном острове и кто научится жить по собственному разумению, что будет освидетельствовано нашими судьями, дали возможность жить самостоятельно, дабы они обслуживали себя, как все прочие, и во всем уравнялись с нашими подданными, и платили те же подати, что платят остальные подданные своему повелителю».

Педро Мартир писал: «Я сам ежедневно изучал эти законы со своими коллегами и могу засвидетельствовать: настолько они мудры и справедливы, что святее просто быть не может…». Автор без всякой иронии готов согласиться со знаменитым хронистом — с единственным дополнением: для того времени. Действительно, для того времени, да и не только, а в немалой степени и для трех последующих веков, испанское колониальное законодательство, повторим, отличалось подлинным гуманизмом. Однако приходится с горечью соглашаться и с тем, что Мартир написал вслед за приведенными выше словами: «Но что происходит? Отсюда переселенцы уезжают смирными овечками, а как только оказываются в том, столь отдаленном и необычном мире, вдали от властей, предаются слепой жажде золота и мигом превращаются в кровожадных волков. Многих из тех, кто забывает о распоряжениях короля, укоряют, штрафуют, наказывают; но чем больше срубают у гидры голов, тем больше их вырастает».