Угроза сектантства
Угроза сектантства
Таким образом, к началу XIX века православная церковь, по сути, превратилась в нечто подобное благотворительной организации для низкооплачиваемых и неуверенных в своем положении священников. При этом ей постоянно угрожали соперничающие вероисповедания, казавшиеся более привлекательными и преуспевающими: староверчество, различные секты, протестантство, католицизм и униатство. Историк Михаил Погодин заметил в 1840-е годы, что если бы не боязнь отлучения от церкви, то половина русских крестьян присоединилась бы к раскольникам, а половина дворянской аристократии приняла бы католичество.
В отношении «раскольников» (так государство называло староверов) государство опробовало несколько подходов. Петр I запретил их преследование, так как поощрял коммерческую деятельность, а многие староверы проявили себя надежными и удачливыми бизнесменами. Император позволил им селиться в городах с регистрацией властями и, воспользовавшись возможностью, обложил двойным налогом. Однако многие из раскольников, не желая регистрироваться — в их глазах это значило быть отмеченным «печатью Зверя», — предпочитали оставаться в глухих регионах страны. Императрицы Анна и Елизавета возобновили преследования, но затем Петр III и Екатерина II разрешили зарегистрировавшимся староверам селиться в определенных районах Сибири, Белоруссии и севера России и даже основывать свои монастыри на реке Иргиз на Урале. Согласно Жалованной грамоте городам 1785 года, они даже имели право избираться на муниципальные должности. В Москве у староверов была собственная купеческая община с церковью и кладбищем (Рогожское кладбище).
В отдельных епархиях епископы даже разрешали проводить службы по старым книгам и правилам: подобную практику санкционировал митрополит Московский Платон в 1800 году с одобрения императора Павла. Так создавалось единоверие, движение, дававшее реальную надежду преодолеть пагубный раскол внутри православной веры или, по крайней мере, способное привлечь всех, кроме самых упрямых фанатиков, к официальной церкви. Однако церковь отказалась отменить анафему 1667 года, о чем просили староверы, и не разрешала общение представителей двух вероисповеданий, возможно, опасаясь, что «скрытые» раскольники начнут открыто проповедовать свои убеждения.
Николай I возобновил политику преследования раскольников. Многие церкви и молельные дома староверов были закрыты, колокола конфискованы, а православные священники, совершавшие богослужения, наказаны. Монастыри на Иргизе не избежали общей участи. Браки, заключенные по староверческим обычаям, объявлялись незаконными. Для координации действий против раскольников и сектантов даже был учрежден «особый комитет». В основе всех мер лежала весьма распространенная в церковных кругах точка зрения, что староверчество — опаснейший враг официальной церкви, а его учения крайне соблазнительны для необразованных и простодушных.
Однако в последние десятилетия XIX века у церкви и государства появились более серьезные противники, и в 1883 году староверы получили некоторые из прежних прав, включая разрешение строить молельные дома. Но как и раньше, запрещалось проповедовать староверчество и принимать в свои ряды православных.
На протяжении XVIII и XIX веков церковь предпринимала активные усилия по возвращению староверов в лоно официального вероисповедания. Для этой цели при Санкт-Петербургской Духовной Академии учредили специальную кафедру для изучения раскола, а в некоторых семинариях открыли отделения для подготовки миссионеров. На практике миссионеры наталкивались на чрезвычайные трудности. Частично это можно объяснить расколом на многочисленные течения самого староверчества, учесть особенности которых было трудно. Но главное заключалось в лучшей подготовке самих староверов: начитанность, преданность собственным убеждениям, передававшаяся из поколения в поколение, делали их грозными противниками в теологических спорах.
И все же официальная церковь не отступала от своего намерения. Епископам предписывалось составлять списки староверов, проживающих на территории епархий, а в губерниях, больше всего «пораженных расколом» — Пермской, Саратовской, Пензинской, Черниговской, Иркутской и Олонецкой, — создавались особые комитеты по координации миссии. В 1870 году епископ Саратовский Ионникий основал Братство Святого Креста для борьбы с расколом, положив начало созданию целого ряда подобных организаций.
При всем этом руководители церкви не были уверены, что их дело увенчается успехом. В 1880 году один из самых яростных противников староверчества, обер-прокурор К. П. Победоносцев, жаловался: «Мы печатаем и рассылаем книги, а потом оказывается, что они попросту пылятся в епархиальных кабинетах».
Его друг, профессор Московской Богословской Академии Н. И. Субботин, сокрушался по поводу того, что епископы и духовенство не проявляют «ни малейшего интереса» к издаваемой антираскольнической литературе.
Для столь мрачного пессимизма имелось достаточно оснований. К концу XIX века в стране насчитывалось около 10 миллионов староверов, пользовавшихся признанием и уважением рядовых православных верующих. Не уменьшалось и число других сектантов, особенно протестантских: баптистские, штундистские, адвентистские и другие секты росли, словно грибы после дождя, находя все новых сторонников в среде рабочего класса. Приверженцев религиозных течений, считавшихся «особо опасными», подвергали административной ссылке. Среди таких ссыльных были штундисты (секта, отколовшаяся от немецких баптистов), которые «отвергают все церковные обряды и таинства, не признают власти, отказываются от военной службы, называя защитников трона и отчизны „разбойниками“, и проповедуют социалистические принципы, такие, как равенство и перераспределение богатства».