ЗАГАДКА ВНЕЗАПНОЙ ГРОЗЫ

ЗАГАДКА ВНЕЗАПНОЙ ГРОЗЫ

По русскому поверью, клад выходит из земли с треском и громом. Рассказывают, что когда начинают рыть клад, вдруг подымается буря, на ясное небо набегают мрачные тучи — раздается гром, блестят молнии и льет сильный дождь.

А. Н. Афанасьев, 1865–1869

Один раз в жизни мне пришлось пережить бурю практически в открытом поле. Произошло это в середине 80-х годов прошлого столетия в долине Среднего Прута, где работала наша экспедиция. В тот год три недели стояла жаркая сухая погода, и мы буквально изнемогали от зноя. Поэтому когда по пути к нам заехал коллега, мы решили вместе выбраться куда-нибудь поближе к воде и отдохнуть в предстоящие выходные. Было предложено поехать в соседний район на озеро, где, по словам нашего гостя, можно и порыбачить, и хорошо покупаться.

Для перенаселенной Молдавии это место оказалось замечательным: в живописной и пустынной долине, в нескольких километрах от шоссе и ближайшего населенного пункта находилось довольно крупное озеро с чистейшей водой. Местами его берега заросли камышом, что указывало на возможность отличной рыбалки. Место было безлюдным: лишь плескалась рыба, а ветер слегка шевелил камыши и вершины одиноких деревьев. С одной стороны в озеро выступал мыс, заросший нетронутой травой, на котором мы идеально расположились с машиной.

Однако первая же ночевка на новом месте оказалась ужасной. Недолго мы нежились у воды на раскладушках в лучах уже не очень жаркого заходящего солнца. Ближе к вечеру понемногу стали покусывать комары, а затем их количество стало увеличиваться в геометрической прогрессии. Очень быстро мы позорно бежали от озера и спрятались в экспедиционные спальники. Но и в них спать было невозможно: гудящие твари проникали в любую щель с явным намерением обескровить нас к утру. Не помогали ни разведенные костры, ни выпитое вино. Лишь к утру, выехав в открытое поле, где немного продувал ветер, мы смогли немного подремать.

Пережитая ночная битва с полчищами комаров была компенсирована утренними купаниями и прекрасной рыбалкой. Но, видимо, неслучайно кровососы буйствовали всю ночь: к обеду погода резко изменилась — небо покрылось низкими черными тучами, подул ветер, и началась гроза. Ни до ни после такого буйства стихии мне переживать не пришлось. Дождь стоял стеной, а через каждые три минуты в озеро вертикально били молнии. Мы сидели под тентом в кузове экспедиционной машины, и каждый в душе надеялся, что очередная молния не шарахнет по ней и ее содержимому. Правда, московский водитель Толик Григорьев — страстный рыбак и бывалый человек — убедил нас, что резиновые скаты машины изолируют ее от земли и тем самым предохраняют от электричества. Это успокаивало, но, скорее всего, широкая водная гладь озера отводила от нас опасность. Дождь лил несколько часов, и все это время прямо перед нами летели в озеро электрические разряды и нас в очередной раз оглушал громовой удар. Признаюсь, что после этой грозы чувство беззащитности первобытного человека перед разыгравшейся стихией стало мне более чем понятным.

Каждые три минуты очередная молния била перед нами в озеро

Лишь к вечеру все прекратилось, но долина была залита водой. В итоге наш отдых затянулся, и мы смогли выбраться на шоссе только через несколько дней, когда немного просохла грунтовая дорога. Проезжая по шоссе, обратил внимание, что более двадцати телеграфных столбов вдоль трассы были разнесены молниями в щепки. Как выяснилось позже, в тот день мы оказались в эпицентре бури, которая нанесла значительный ущерб ряду районов Молдавии и соседней Румынии.

Пишу об этом неслучайно. Спустя десять лет пришлось пережить нечто подобное, но в каком-то странном, до сих пор до конца не понятном контексте.

Это случилось на раскопках крупного могильника позднескифского времени у села Глиное в Нижнем Поднестровье. В одном из курганов была открыта большая катакомба, размеры которой позволяли надеяться на богатое погребение и интересные находки. Но уже с самого начала ее стали называть «заколдованной». Дело в том, что почти всегда, когда начинались ее раскопки, начинался дождь, и работы приостанавливались. Поэтому исследования этой катакомбы длились почти три недели, хотя обычно на подобный памятник хватало несколько дней. Дошло даже до того, что одновременно раскапывая несколько насыпей, мы пару раз специально не работали на этом кургане, чтобы не испортилась погода. И она не портилась!

Но курган доставил разочарование. Несмотря на большие размеры, в катакомбе оказался лишь плохо сохранившийся костяк подростка 10–12 лет с более чем скромным инвентарем: лепной курильницей у изголовья. Его почему-то сразу же окрестили «сыном колдуна». Свод катакомбы обрушился в древности, поэтому она была вскрыта сверху. С уровня поля было хорошо видно, что останки подростка занимали едва ли десятую часть подготовленной погребальной камеры. Может быть, она предназначалась не только для него?

Единственное, что радовало — отличной сохранности крупная курильница. Дело в том, что почти всегда они были изготовлены из плохо обожженной глины и вызывали у реставраторов головную боль. Часто керамика была настолько плохо обработана, что рассыпалась в руках. Ее изучение показало, что иногда в черепке было больше речного ила, чем глины. Подобное качество сосудов однозначно свидетельствовало, что они не могли использоваться в быту и изготавливались исключительно для погребального ритуала. В данном же захоронении курильница была прекрасно обожжена и богато украшена изящным резным орнаментом.

Когда заканчивалась чистовая расчистка, как обычно, стал накрапывать мелкий дождик. Под его каплями я успел сделать несколько снимков и поспешил унести аппаратуру на базу. И не зря: небо очень быстро заволокло низкими тучами и сразу же потемнело. Уже на приличном расстоянии от кургана я услышал истошный вопль одесского археолога Саши Субботина, расчищавшего погребение. Разобрать его не удалось, так как крик потонул в раскатах грома. Едва я заскочил на тракторную бригаду, где находилась база, как хлынул ливень. Его сила и мощь сразу же напомнили мне пережитую на Пруте бурю: капитальные стены здания сотрясались от грома, а молнии регулярно освещали погрузившиеся во тьму комнаты. С треском вылетели стекла в двух окнах.

Через несколько минут под спасительную крышу забежали остававшиеся на раскопе ребята. Они насквозь промокли и были заметно перепуганы. Особенно испуганным выглядел Вася Субботин — пятнадцатилетний паренек, приехавший из Петербурга к отцу-археологу в экспедицию. Он долго не мог прийти в себя и все рассказывал, как молния ударила прямо перед его ногами. Когда же самым последним на бригаду ввалился его перепачканный глиной и такой же мокрый отец, первым его вопросом было: «Где курильница?» Вася еще больше перепугался и сбивчиво стал оправдываться, упоминая ливень и злополучную молнию. В ответ полеводами нашей временной базы прозвучал такой сочный и яростный педагогический монолог, который вряд ли могли придумать даже местные спившиеся механизаторы.

Когда я с трудом успокоил коллегу, оказалось, что для столь бурной реакции были основания. Дело в том, что перед тем как снять курильницу, С. Субботин ковырнул ножом ее заполнение и увидел… золото! Именно об этом и был его радостный вопль, заглушенный ударом грома.

Археолог Александр Субботин зачищает «погребение сына черепков и колдуна» (фото автора)

Но стоило лишь ему взять в руки этот сосуд, как ударила вторая молния и с неба обрушились потоки воды. Он быстро передал курильницу наверх сыну и стал выбираться из глубокой ямы. Вася же с другими ребятами побежал к бригаде, но когда очередная молния ударила прямо перед его носом, он с разбегу упал и разбил керамику. По инерции схватил несколько прибежал в укрытие. Большая же часть разбитого сосуда осталась на поле, поэтому мы с нетерпением ждали окончание ливня, который закончился так же внезапно, как и начался.

Уже через час мы, с трудом выдирая ноги из раскисшего чернозема, подошли к потерянной находке. Разбитая курильница лежала там, где ее потеряли, но золота в ней не было!

— Не может быть! — потрясенный Саша Субботин не верил своим глазам. — Я же лично видел бляшку, а ниже еще какие-то предметы! Да и весила она намного больше, чем с землей…

Наблюдавшие сверху за расчисткой ребята тоже подтвердили, что видели желтые предметы в курильнице. Но между черепков лежали лишь черные камешки различной формы.

В принципе в содержимом курильницы не было ничего удивительного. Дело в том, что буквально в каждом из этих сосудов находились пережженные гальки, реже известняковые камешки и даже фрагменты керамики. Никогда их число не превышало шести. При этом на тулове самих курильниц всегда были следы огня, и нередко их нижняя часть оказывалась насквозь прожженной изнутри. Очень редко встречались качественно изготовленные экземпляры, не имевшие каких-либо дефектов. Когда же мы передали все найденные остатки спекшегося и обугленного заполнения для анализа специалистам, то полученные результаты были ожидаемы. Все курильницы в древности были заполнены дикорастущей коноплей, в которую бросали раскаленные камешки или фрагменты керамики. Чтобы содержимое лучше горело, в него подливали масло или животный жир, и заполнение начинало тлеть, обильно выделяя столь желанный дым…

Но в данном экземпляре, кроме камней и земли, ничего не было. Ни остатков растительности в заполнении, ни следов огня на сосуде! Мало того — керамика была прекрасно обожжена, и в ней находилось 28 довольно крупных камешков неизвестной породы. Больше при раскопках мы такие не находили. Камешки были на удивление тяжелыми и (самое поразительное!), когда после реставрации мы попробовали поместить их в курильницу, все они в нее не вошли! Очередная головоломка: как же они оказались внутри?

Это странное событие на раскопках трудно объяснить лишь с материалистических позиций. На ряд вопросов так и нет четких ответов. Почему не менее пяти человек (среди которых был опытнейший профессионал) видели желтый металл, который затем бесследно исчез? Почему на обнаруженных внутри разбитой курильницы камешках не оказалось следов огня и конопли? Если они первоначально находились в сосуде, почему треть из них в нем не поместилась? Наконец, почему с удивительным постоянством при раскопках именно этого кургана начинала портиться погода, а когда археологи взяли в руки курильницу, разразилась страшная гроза? Случайно? Возможно. Но получается слишком уж много совпадений и случайностей.

И последнее. После работы, с трудом выбравшись с залитой водой территории, мы убедились, что гроза прошла только над тракторной бригадой и курганным полем. Уже в ста метрах от нее на дороге лежал… густой слой летней пыли!..

Как тут было не вспомнить различные сказания о «заколдованных» кладах, при приближении к которым «поднималась такая буря, что сосны клонились вершинами до земли». До сих пор происшествие с «курганом колдуна» остается загадкой. Рационального объяснения ему нет. Но вот совсем недавно удалось узнать об одном старинном рассказе, документальная запись которого хранится в фондах музея-заповедника «Танаис» в Ростовской области. В ней описан случай, напрямую перекликающийся с нашей историей. Привожу его по оригинальной записи рассказа одного из казаков:

«Произошло это в 1910 году у села Песчанокопского, в сентябре по старому стилю. Во время пахоты на равнине близ небольшого кургана зацепило плугом камень и погнуло лемех. Зажурился хозяин этого загона Василь Мелехов. Мы с отцом неподалеку пахали, видим, сидит Мелехов, пошли смотреть, что случилось. Показал он нам камень. К этому времени подошли еще Харьков Федор, тоже сосед наш, и брат мой старший Алексей. Они говорят — давайте здесь копать, здесь клад должен быть, потому что в степи у нас таких камней нигде не найдешь.

А на следующий день праздник как раз выходил — не пахали. Стали мы копать в том месте напеременку и не ошиблись. За вечер три каменных статуи выкопали — одна мужская и две женских. Наутро тоже туда, выкопали яму метра в три глубины и вширь тоже. Вдруг увидели на дне ямы кувшин, вверх дном опрокинутый. Как кинулись все втроем, взяли кувшин, один другому не дает. Ну, стали тот горшок трясти, а из него сначала земля посыпалась, а потом вывалились камушки с десяток штук, наверное. Мужики говорят — это клад заколдованный.

Запрягли лошадей и повезли домой, и все думали, что с кладом делать. Поехали прямо к кузнецу. Тот горн растопил, один камушек положил и полдня напеременки мех дули, и ничего не получилось, не могли растопить. И кувалдой били, ничто не берет эти камушки. Кузнец испугался:

— Тут, — говорит, — дело неладное, здесь сила нечистая, клад, видно, с зароком спрятан…

Но мы не отступились, решили отнести к попу, он, может, молебен отслужит, и будут из камушков деньги. Поп те камушки забрал с горшком вместе, мол, отслужу молебен. Тогда же те камушки взвесили, их вес оказался 12 фунтов без горшка. А с виду однообразные и маленькие. Ну, время идет. Пошли снова к попу спросить, что с камушками получилось. Поп говорит, что узнал об этом песчанокопский урядник, забрал их и послал якобы в Ростов. На этом наши похождения с кладом и кончились. Когда тот клад копали, было мне 14 лет, но помню все, будто вчера было…»

Не правда ли, похожий и такой же странный сюжет?