Liaisons dangereuses (опасные связи)

Liaisons dangereuses (опасные связи)

Почти постоянно в течение последнего тысячелетия европейские города и государства имели liaisons dangereuses, устанавливая такие амбивалентные отношения, когда союзники неразрывно связаны друг с другом и при этом друг друга не выносят. Города и жившие там капиталисты заручались обязательной защитой со стороны специалистов по принуждению, стоявших во главе государств, но имели все основания бояться, что защитники станут вмешиваться в их дела и направлять принадлежащие им ресурсы на ведение войны, подготовку к ней или плату за прошлые войны. Государства и сами военные зависели от (живших в городах) капиталистов в отношении финансовых средств для рекрутирования и содержания войска, но они и в самом деле беспокоились о том сопротивлении государственной власти, которое провоцировалось городами, их коммерческими интересами и рабочим классом. Города и государства находили основания для нелегких соглашений о получении защиты в обмен на доступ к капиталу, но до XIX в. такие соглашения были непрочными.

Сегодня трудно даже представить себе, на какие махинации шла в XVII в. Мессина — главный торговый город Сицилии. Сицилия с тех пор стала столь ярким воплощением отсталости, что мы забываем о многих столетиях сицилийского величия, этого моря блистательных царств, житницы Средиземноморья и предмета борьбы великих держав. Сицилия — некогда мусульманская, затем норманнская — подпала под правление Арагона в 1282 г., а в XVI в. с образованием объединенной монархии (Арагона и Кастильи) стала собственностью Испании. В тисках испанского правления исходили злобой купцы–олигархи Мессины, поскольку в интересах династии им закрыли доступ на иностранные рынки и отстранили от контроля над экспортом сицилийского шелка. В 1674 г. Испания (в довольно свободном союзе с Голландией) воевала с Францией (в то время бывшей в довольно свободном союзе с Англией). Власти в Мессине закрыли ворота своего города для испанских войск, обратились за помощью к Франции, Англии и Оттоманской империи, попросив, чтобы независимая Сицилия управлялась из Мессины иностранным королем, а их порты были освобождены от таможенных сборов, приветствовали французского губернатора Сицилии с его войсками.

Однако уже через три года мессинцы устали от французской оккупации, а французы утратили желание содержать военный истеблишмент вероломных местных жителей. Когда французы оставили город, а следом за ними оттуда бежали знатные семейства, оставшиеся купцы создали гражданскую гвардию и приветствовали возращение испанцев (Mack Smith, 1968a: 225–230). На Сицилии, как и повсюду вообще, соглашения государства с городом не были достаточно надежны, если под воздействием внешних обстоятельств менялось военное положение государства или коммерческое положение города, или когда та или другая сторона злоупотребляла своим преимуществом. Правители и держатели капиталов постоянно перезаключали соглашения соответственно изменившемуся положению.

Впрочем, и отношения таких пар (государство—город) были разными. Существовали самые разнообразные географические и временные варианты этих отношений. Так, Венеция создала собственную торговую империю и довольно поздно перешла к покорению территории дальше на континенте. Польские вельможи препятствовали росту городов, а Париж (несмотря на все бунты) преданно служил французской монархии.

Возвращаясь к нашей диаграмме капитал—принуждение, опишем в общих чертах несколько разных европейских ареалов (рис. 2.7). По принятым для данной диаграммы параметрам польское государство нужно расположить в области избыточного принуждения и недостатка капитала, в действительности же оно находилось накануне снижения концентрации и того, и другого, поскольку вельможи присвоили себе значительную часть и капитала, и принуждения. В начале своего существования скандинавские государства находились в области значительной концентрации принуждения, но со временем продвигались к более высоким уровням контроля над концентрированным капиталом. Небольшие немецкие государства, итальянские города–государства и Голландская республика, напротив, начали рассматриваемое движения в условиях значительной концентрации капитала, но при слабых, нерегулярных вооруженных силах и только постепенно перешли к регулярному, концентрированному военному истеблишменту.

Рис. 2.7. Предположительные траектории развития различных государств

Положение городов относительно разных по значению рынков (международных, региональных, местных и т.д.) примерно соотносилось с их размерами и демографическим влиянием на прилегающие (пригородные) территории, зависящие от них экономически, уровнем накопления капитала и их способностью создавать и контролировать сферу влияния. Эти факторы, в свою очередь, оказывали значительное влияние на сравнительную привлекательность разных городов как источников капитала, необходимого для создания армии и формирования государства, на самостоятельность их правящих классов относительно будущих или имеющихся создателей государства и на развитие их представительных институтов. Чем выше было рыночное положение города (в среднем), тем больше возможность, что городская олигархия в отношении национальных правителей выступала как безусловно равноправный партнер с широким представительством.

Соответственно большие торговые города и города–государства могли оказать более действенное сопротивление вмешательству национального государства, чем города в преимущественно аграрных районах. Чаще всего национальные государства приобретали действительный контроль над большими торговыми городами тогда, когда они начинали терять свое господствующее положение на международных рынках. Но и тогда важные торговые города могли встроить в государственный аппарат больше структур муниципальной власти, чем местные или региональные центры, и изобилие такие городов обычно замедляло формирование национального государства. С другой стороны, в отсутствие наличного капитала правители создавали громоздкие аппараты для выдавливания необходимых ресурсов у сопротивлявшихся граждан.

Так (при некоторых важных исключениях), протестантская Реформация сосредоточилась в поясе европейских городов-государств и поначалу стала базой сопротивления власти централизовавшихся государств. Исключение составляли католическая Северная Италия, где Римская церковь всегда оставалась самой влиятельной, а также протестантская Богемия и Венгрия, — безусловно, сельскохозяйственные ареалы, где однако задолго до Реформации сложились популистские разновидности христианства. Во многих странах, особенно в Англии и северных странах, правители сами продвигали и принимали некоторые собственные разновидности Реформации, обеспечивая широкий государственный контроль над религиозными учреждениями и тесное сотрудничество клира и светских чиновников в местной администрации. В других местах (Нидерланды) протестантство стало привлекательной доктринальной базой сопротивления имперской власти, прежде всего власти, провозглашавшей божественное происхождение королевских привилегий. Правители перед лицом протестантизма имели три возможности: принять его, поглотить или бороться с ним.

Внутри Священной Римской империи разделение на официально протестантские и католические княжества и опасность того, что (преследуя династические цели по религиозным соображениям или в поисках основы сопротивления) правитель переменит веру были постоянным источником разногласий в XVI в. Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне в 1648 г., предусматривал, что всякий правитель, переменивший веру, лишается прав на корону. Так что религиозные противоречия сохраняли свое значение для внутренней политики европейских стран, но перестали быть поводом к войне.

В целом, большие государственные церкви (протестантские, католические или православные) появились там, где само государство в процессе создания крупных вооруженных сил создавало большие гражданские или военные бюрократии. Население в ареалах концентрированного капитала обычно сопротивлялось насаждению предписываемого государством свыше культа так же успешно, как раньше успешно сопротивлялось развитию национального государства.

Лондон и Англия — представляют собой пример противодействия теоретически постулируемому противостоянию деятельности капиталистов и власти государства. В Англии, несмотря на наличие громадных торговых городов, сравнительно рано сформировалось значительное государство, и оно поддерживало господствующую государственную церковь даже до XIX в. Отметим, однако, существенные отличия английского опыта. Монархия здесь получила широкую власть еще до того, как Лондон стал большим интернациональным центром, в этом отношении Англия больше напоминала Скандинавию, чем Нидерланды. Благодаря, впрочем, родственным, торговым и финансовым отношениям лондонские торговцы имели тесные связи с аристократией и джентри; Лондонский Сити имел прямое представительство в парламенте и через Гильдию (Livery) полунезависимый голос в делах короны. Этим Англия напоминала скорее Нидерланды, чем Скандинавию. Начиная с XVII в. королевская власть все больше ограничивалась представительным учреждением лендлордов и буржуазии — парламентом. Таким образом, Англия прошла некоторый исторический путь по обоим главным путям формирования государства.