ТАЙНЫ ТОВАРИЩА ЧИКВАИДЗЕ
ТАЙНЫ ТОВАРИЩА ЧИКВАИДЗЕ
Сидя в одиночке, правда, приспособленной для привилегированных заключенных, товарищ Чикваидзе переживал катастрофическую путаницу ощущений и чувств, соображения и даже мыслей. Господствующим ощущением было, однако, похмелье. За рюмку водки он отдал бы весь дом № 13 по улице Карла Маркса со всем его содержимым, исключая, конечно, себе самого. Но ощущение похмелья было, по крайней мере, ясным и бесспорным. Всё остальное походило на горячечный бред. Почему арестовали? За что арестовали? Что будет дальше? Причём здесь Серафима? Ни на один из этих вопросов не было никакого ответа.
Вечером товарища Чикваидзе куда-то повели. Такие знакомые коридоры, вот только положение не очень знакомое – арестованный. Чикваидзе провели в какой-то кабинет. Там за столом сидел товарищ Берман.
Сердце у товарища Чикваидзе окончательно упало. Скупым жестом руки Берман отпустил конвоиров. Таким же жестом показал Чикваидзе на стул. Чикваидзе сел, как деревянная кукла. Сам Берман будет допрашивать! И как ни вертелись из стороны в сторону мозги товарища Чикваидзе, одна здравая мысль в них всё-таки оказалась – говорить всё, как было. Иначе всё равно проврётся, будет пойман и получится чёрт его знает что.
– Ну-с, товарищ Чикваидзе, скажите, что вы делали в заповеднике?
– Водку пыл, – от волнения кавказский акцент товарища Чикваидзе стал особенно заметным.
– И больше ничего? А револьвер этот, зачем он у вас был?
– Убить.
Берман поднял брови.
– Убить? Кого убить?
– Серафиму убить.
Тут даже и Берман удивился.
– Серафиму убить? Это за что? Из ревности?
– Нэ из ревности. Надоела. Никак невозможно.
Такого варианта товарищ Берман никак не предвидел.
– Очень интересно. А ну-ка, расскажите.
Товарищ Чикваидзе покаялся во всем. И как он попал в трактир “Красный закусон”, и как его оттуда выкатил заведующий трактиром, и как он очутился в доме товарища Гололобова, и как дождь шёл, и что было выпито, и как Серафима Павловна появилась во всеоружии своих женских прелестей, а также и в том, как плотно и основательно Серафима Павловна присосалась к комнате, к столу и к ложу товарища Чикваидзе. Словом, товарищ Чикваидзе выложил всё, включая сюда и свои сомнения относительно аппарата рычагов, неопытности и прочего.
В вопросах сексуального порядка товарищ Берман разбирался слабо, но, конечно, по службе приходилось сталкиваться и с этим. По честному, слегка бараньему, взгляду товарища Чикваидзе было видно, что он не врёт. От похмелья, мыслей, тревоги и покаяния с его лба капали крупные капли пота.
– А что вы знаете о Дуньке? И об её отце?
– Панатыя нэ имэю.
– Н-да, понятия у вас, товарищ Чикваидзе, не много.
– А откуда взять?
– Это верно. И взять неоткуда… Так вот что, товарищ Чикваидзе. Вы свободны. Товарища Гололобову вам придется ещё некоторое время потерпеть. Кстати, вы знаете, что она ранена?
– Знаю. Мало ранена.
– Ну, мало ли, много ли – это вопрос вкуса. Так вот, считайте себя прикомандированным к товарищу Гололобовой. В качестве сексота. Будете докладывать мне обо всём, что заметите, я вам потом скажу, что именно. Вот вам пропуск. Можете идти.
Товарищ Чикваидзе, шатаясь, вышел из кабинета. Хотел было пойти в комендатуру получить отобранные при аресте вещи и документы, но потом махнул рукой. Успеется. Дома был ещё литр водки, и ещё не было Серафимы.
В комнате ещё не успел выветриться противный запах товарища Гололобовой, но был литр, была закуска и была кровать. В данный момент товарищу Чикваидзе не было нужно больше ничего.