Глава IV Царствование Феодора Борисовича. 1605

Глава IV

Царствование Феодора Борисовича. 1605

Басманов главный вождь. Измена войска. Верность Немцев. Мятеж в Красном селе. Бунт в столице. Заточение царского семейства и всего рода Годуновых. Бедствие врачей иноземных. Самозванец в Серпухове. Убиение Феодора и матери его.

16 апреля 1605 года, Петр Федорович Басманов, возведенный Борисом, как выше сказано, в достоинство боярина, послан был под Кромы, на место воеводы Мстиславского, которого отозвали ко Двору, для управления внутренними делами, в помощь юному государю. Прибыв в Кромский стан, Басманов привел войско к присяге новому царю; но эту присягу Русские исполняли так точно, как голодный пес наблюдает пост: не прошло и трех недель, а воеводы со всем войском уже изменили сыну Борисову! Это случилось 7 мая; одни только Немцы, удалившиеся в Москву, остались верными государю: он изъявил им милость и благодарил их пред целым народом. Воеводы же Кромские, большею частью, явились в Путивль к Димитрию и с восхищением смотрели на своего нового царя; потом проводили его в Кромы. Он, между тем, посылал гонца за гонцом с письмами к Москвитянам, советовал им одуматься заблаговременно, убеждал покориться ему, как истинному государю, и истребить врагов его, Годуновых, обещая милость в случае повиновения и угрожая гневом, если заставят его придти в Москву с войском. Годуновы приказали схватить гонцов и замучить до смерти.

1 июня прибыл знатный боярин в Красное село, подмосковное царское поместье, где жили богатые купцы и серебряники, имевшие в Москве друзей и родных; боярин привез грамоту: в ней Димитрий писал к жителям Красносельским, что он присылал и в Красное село, и в столицу многих гонцов, коих ни один не только не возвратился, но и в живых не остался; что, не зная, народ, или Годуновы их погубили, он хочет непременно открыть виновников такого злодеяния, и для того отправляет последнего гонца к ним, Красносельцам, которые, как ему известно, не имеют дела ни с кем из Годуновых. «Если же и этот гонец не возвратится с удовлетворительным ответом», писал Димитрий, «то знайте, что и младенцам в матерней утробе пощады не будет; а если он привезет повинную от вас грамоту, оставайтесь покойны: я не злопамятен!»

Красносельцы приняли гонца почтительно, многочисленною толпою проводили его в Москву до главной церкви, называемой Иерусалимом, и возвели на Лобное место, откуда он читал грамоту к жителям столицы. Граждане Московские и Красносельские, выслушав гонца, рассуждали, что преданность князей, бояр, всего государства Димитрию, доказывает неоспоримое право его на престол, что время подумать о собственной участи: уже Димитрий приближается с войском, против которого невозможно устоять; а Москва не имеет людей ратных; одни же Годуновы, неправедно завладевшие престолом, не могут защитить граждан: все должны погибнуть неминуемо, если сами не откроют глаза и не примут мер для собственной безопасности и для пользы всего государства. Наконец определили единогласно: не раздражая Димитрия бесполезною медленностью, послать к нему повинную граммату, с раскаянием в прежних поступках, и молить его о милосердии; а кровожадных Годуновых, заставивших царевича в бегстве искать спасения, взять под стражу.

Между тем, прибегают из дворца преданные Годуновым бояре и хотят схватить присланного Димитрием; но уже поздно: от них требуют ответа, куда давались прежние гонцы? и с этим словом все граждане взволновались. «Да здравствует Димитрий!» воскликнули они единогласно. «Мы были во тьме кромешной! Красное солнце наше всходит!» Потом с неистовством бросились во дворец, славили имя Димитрия и поносили Годунова со всем родом его такими словами, что и сказать невозможно. Никто не вспомнил добрых дел царя, 8 лет благотворившего государству; все было забыто, как будто ничего не бывало! Схватили вдову его, дочь его, самого сына, коему недавно присягнули, и приставили к ним стражу; а прочих его родственников раздели донага, оковали цепями, посадили в навозные телеги, везли чрез пни и колоды, без покрова и тюфяков, в ненастное время, за несколько миль от Москвы, и бросили в темницы. Дворы их, между тем, были разграблены. Одни из несчастных погибли еще дорогою, другие в темницах с голоду. Над ними-то исполнилось изречение Пророка: «В плен увлекутся сильные, в нужде и горестях погибнут роскошные». Юный царь, уже сведенный с престола, вместе с матерью и сестрою был заключен в доме, принадлежавшем покойному отцу его.

Повеселившись таким образом на счет Годуновых, Москвитяне хотели попировать в царских погребах, и как во дворце уже не было господина, то они объявили о своем желании старому боярину Вельскому, который называл себя крестным отцом Димитрия. Этот вельможа не задолго пред тем, уже по смерти Бориса, возвратился из ссылки и хотя более всех старался вредить Годуновым, однако не допустил народа до исполнения его намерения, объявив ласково, сколь будет не хорошо, когда приедет Димитрий и найдет погреба свои пустыми. При сем случае Вельский решился излить злобу на врачей Немецких: он злился на них за то, что исправлявший прежде их должность врача Борисова, капитан Габриель выщипал ему бороду по царскому повелению; доктор уже умер, но для Вельского было все равно: он шепнул народу, что врачи иноземные были душою и советниками Бориса, получали от него несметные богатства и наполнили погреба свои всякими винами; что граждане могут попировать у них и напиться, как угодно; он же берет всю ответственность на себя.

Толпы черни бросились немедленно в дома врачей, и получив дозволение повеселиться на их счет, не только осушили все бочки, но и самое имение хозяев разграбили, причинив убытку от 2 до 3 тысяч талеров. При сем случае многие честные люди, вовсе посторонние, лишились последнего имущества, которое они перевезли из загородных местечек и спрятали в докторских домах, надеясь там лучше спасти его от приближавшегося воинства. В чужом пиру им было похмелье!

3 июня послана Димитрию повинная граммата от имени всех жителей Московских с просьбою оказать им милость, как верным подданным, и пожаловать в Москву, где из всех врагов его остался в живых один молодой Феодор с матерью и сестрою, крепко стерегомый и, следовательно, уже неопасный.

Димитрий отвечал из Серпухова, что он вступит в Москву только тогда, когда враги его будут истреблены до последнего, и что если Москвитяне хотят быть у него в милости, юный Феодор и мать его должны быть преданы смерти. Сей указ получен в столице 10 июня; его прочитали и немедленно исполнили: Феодора и мать его удавили в темнице; а дочь Борисову, невесту Иоанна герцога Датского, коему Бог не продлил жизни, отвели в Девичий монастырь, откуда в последствии взял ее Димитрий себе в наложницы. Сделали два гроба: в один положили мать, в другой сына; потом вырыли отца, и всех троих погребли на Сретенском кладбище, без всяких обрядов.

Так погиб род Бориса Годунова, достигший до такой степени величия, до коей не восходил еще никто во все время существования Русского царства. Борис был сам виною своего бедствия: умертвив сына старого тирана и овладев престолом посредством хитрости и коварства, он воспламенил войну, которая низринула его. Об нем можно справедливо сказать: жил как лев, царствовал как лисица, умер как собака. Сын его Феодор считался царем 2 месяца без двух дней; коронован не был.