Из работы В.Г. Васильевского «Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII вв.» (Васильевский В.Г. Труды. T.I. СПб., 1908)

Из работы В.Г. Васильевского «Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII вв.» (Васильевский В.Г. Труды. T.I. СПб., 1908)

Один из главных борцов-противников норманской теории С.А. Гедеонов первый обратил внимание на то чрезвычайно важное обстоятельство, что имя варягов появляется в византийских источниках очень поздно, не ранее 1034 года. С большим остроумием он сопоставил появление новой по имени дружины варягов с известием русской летописи, относящимся к 980 году: в этом году «Владимир, недовольный требованиями своих нор-манских варягов-союзников, отправляет их в Грецию; его посольство к императору доказывает, что дело идет о новом, до того времени небывалом случае, т.е. о появлении в Константинополе целой массы норманнов, вместо отдельных в русской дружине исчезавших лиц». Прежде, т.е. до 971 г., до эпохи разрыва Святослава с греками, наемное войско греческих императоров состояло главным образом из руссов (по теории Гедеонова исконных славянских жителей южной России); только некоторые, немногие норманны вступали в это русское отделение греческого войска и служили под тем же именем «Рос». Со времени прибытия варягов, отправленных Владимиром, становятся известными в Греции два отдельные корпуса: во-первых — руссов, уже чисто-славянский корпус без всякой норманской примеси, и, во-вторых, — варягов-норманнов. О постоянном отличии обоих свидетельствуют все писатели того времени.

Д.И. Иловайский пишет: «Норманисты много и убедительно доказывали, что варанги Византийские были норманны и означали то же, что у нас варяги. С чем мы совершенно согласны; только и в этом случае скан-динавоманы слишком упирают на Скандинавию. Относительно отечества варангов византийские известия указывают иногда на Германию, иногда на далекий остров, находящийся в океане, который они называют Туле, а чаще всего причисляют их к англичанам. Под островом Туле у византийцев разумеется вообще крайний северный остров, так что, смотря по обстоятельствам, под ним можно разуметь острова Британские, Исландию, острова и полуострова Скандинавские. Но что ж из этого? Мы все-таки не видим главного: тождества с Русью, и не только нет никакого тождества, напротив, византийцы ясно различают Русь и варягов... Византийцы, близко, воочию видевшие перед собою в одно и то же время и варангов и русь, нигде их не смешивают и нигде не говорят о их племенном родстве».

На страницах Журнала Министерства народного просвещения мы еще недавно читали: Византийское «варангои» произошло не прямо от «ве-ринг» (тогда было бы «варингои»), а через посредство славянского «варя-зи», которое впервые пришло к Грекам из Киева, вероятно, в письменном сообщении. По свидетельству нашей летописи это было в 980 году..

Итак в настоящее время и норманистами и противниками их признаются несомненными два следующих положения:

1) Имя варангов появляется в Византии в XI веке, и появление этого имени объясняется прибытием туда варяжской дружины, о которой говорится в русской летописи.

2) С XI века византийцы различали русь и варягов и никогда не смешивали этих двух названий.

Мы намерены проверить оба положения полным разбором всех византийских известий XI века, где говорится о варягах. Нам уже давно казалось, что второе положение высказано и принято без достаточного изучения именно того византийского писателя, который в этом случае был важнее других. Мы разумеем Аталиата или Атталиоту, который жил и писал действительно в XI веке и не был компилятором, как Зонара и Кедрин, писатели более поздние... Издан наконец и другой самостоятельный и оригинальный источник для византийской истории XI века... история Михаила Пселла... Пселл, как известно, был не только первым ученым своего времени, но и играл первостепенную политическую роль при византийском дворе Константина Мономаха и его преемников. Он описывает то, чему сам был свидетелем, в чем сам был главным участником. Из его истории мы узнаем, что вместе с императором Константином Мономахом он следил своими глазами за ходом морского сражения византийцев с русскими в 1043 году... Любопытно то обстоятельство, что Пселл, окончивший свою историю около 1088 года, ни однажды не употребляет выражения «варанги», хотя несомненно говорит о самом предмете...

Небольшое исследование, которое мы посвящаем византийским варягам, нисколько не касается существа норманской теории, и выводы, которые из него позволительно будет сделать, могут быть обращены в свою пользу как норманистами, так и с таким же правом противниками их...

Для того чтобы сделаться «варангом», мало было приехать в Грецию, а нужно было вступить в военную службу или даже, по общепринятому воззрению, в число телохранителей императора, в состав его лейб-гвардии. Известие Вертинских летописей о людях, посланных императором Феофилом к Людовику Благочестивому, которые называли себя «рос», а по расследовании оказались шведами, совершенно не относится к вопросу о византийских варангах, ибо нигде не сказано, что это были варанги... Если скандинавское название «варягов» и происходит от корня, означавшего на северном языке «защищать», «оберегать», то это не значит, что для получения названия защитника (чего бы то ни было) необходимо было съездить в Византию. А главное, зачем делать гадательные предположения, когда в сагах есть совершенно определенные указания о том, кто именно и когда именно был первым норманном, вступившим в варяжскую дружину. Мы удивляемся, каким образом никто до сих пор не обратил внимания на следующее в высшей степени важное место в одной из древнейших и наиболее достоверных исторических саг:

«Когда Болле провел одну зиму в Дании, он решил отправиться в более отдаленные страны, и не прежде остановился в своем путешествии, чем прибыл в Миклагард (Византию); он провел там короткое время, как вступил в общество верингов (варангов). У нас нет предания, чтобы кто-нибудь из норманнов служил у Константинопольского императора прежде, чем Болле, сын Болле. Он провел там много зим и во всех опасностях являлся храбрейшим и всегда между первыми; подлинно, вэринги много ценили Болле, когда он жил в Константинополе...»

Это читается в Лаксдельской саге. Лаксдельская сага записана, как полагают, в начале XIII столетия; следовательно, по времени записания она не принадлежит к самым древним, но события в ней описываемые, оканчиваются около половины XI века. Таким образом, она, подобно всем другим сагам, довольно долго сохранялась в устном предании... Если замечание о том, что Болле Боллесон был первым норманном, вступившим в военную службу к Византийскому императору, сделано только при письменной редакции, то это будет значить, что в начале XIII века, т.е. во времена Снорри Стурлесона, когда последний кульминационный пункт своеобразного исторического творчества в Исландии уже завершился — не было известно ни одной саги, которая говорила бы о более ранней службе норманнов-скандинавов в Византии.

К какому же времени относится вступление Болле Боллесона в общество варангов? Решить этот вопрос не трудно, потому что лица, действующие в Лаксдальской саге, не только встречаются в других исторических сагах, но упоминаются также у Аре Фроди, первого исландского летописца, т.е. суть лица вполне исторические. Отец первого византийского ва-ранга из норманнов, по имени Болле, есть одно из таких лиц, упоминаемых в летописи; другой герой саги, Киартан, не только появляется во всех рассказах о стремлениях короля Олафа Тригвасона обратить Исландию в христианство, но даже его гробница с рунической надписью сохранилась до нашего времени. Болле отец, по летописи, был убит в 1007 году, а только после его смерти родился сын, Болле младший, или Боллесон. Двенадцати лет, по саге, он предпринимает исполнить долг мести за своего отца (1018 г.), но потерпел неудачу. Потом он женился и только после этого отправился в далекие страны, сначала в Данию, а потом в Константинополь.

Итак, первый норманн явился в числе варангов никак не ранее 1020 года, а, по-видимому, после 1023 или даже 1026 года...

Такому заключению, по-видимому, противоречит упоминание вэрин-гов в двух других исторических сагах, считаемых самыми древними — как на основании их содержания, так и по времени письменной редакции, относящейся к концу XII века. Это 1) сага о Вига-Стире и 2) сага о битве на поле... В первой... Гест, сын Торгалла, убив Стира (1007 г.), одного из старшин или князьков исландских, он удаляется из опасения мести сначала в Норвегию, а потом в Миклагард, где поступает в число вэрингов. Здесь находит его сын Стира, Торстейн, застает его во время игры среди вэрингов и бросается на него с мечем в руках:

«Гест видел, что он не в состоянии держаться против происков Тор-стейна в Норвегии, и отправился на юг в Миклагард и нанялся там служить с вэрингами; он рассчитывал там быть лучше скрытым. До Торстей-на дошли о том вести, и он в то же лето отправился в Миклагард. Но такой обычай у вэрингов и норманнов, что день они проводят в играх и борьбе. Торстейн, вступивший в среду вэрингов, застал Геста во время борьбы, выхватил меч и ранил его. Вэринги подбежали и хотели тотчас убить Тор-стейна, потому что был такой закон, что если кто покусится на жизнь другого во время игры, то должен потерять свою. Но сам Гест освободит Тор-стейна, заплатив за него выкуп и потом помирившись с ним».

Событие должно относиться к 1011 году, и, следовательно, сказание о Стире противоречит прямому свидетельству Лаксдэльской сагги о первом, норманне в византийской гвардии. Но весьма легко решить, на какой стороне находится большая достоверность. Подлинная рукопись Вигастиро-вой саги и единственный список с нее... сгорели при копенгагенском пожаре 1728 года. В нынешнем своем виде сага восстановлена по памяти... Путешествие в Царырад и вступление в варяжскую дружину Византийского царя самая обычная черта в позднейших сагах... Между тем не всегда нужно было ездить в Византию, чтобы сделаться варангом: в начале XI века для этого можно было ограничиться Киевом или вообще Русской землей.

Не совсем верно утверждают, что норманны, служившие у русских князей, никогда в северных сагах не называются вэрингами. В Гейдарви-га-саге, которая составляет продолжение Вигатеровой... и сохранилась в очень хорошей рукописи до нашего времени, рассказывается о Вига-Бар-ди, что он, изгнанный судом из своей родины, т.е. Исландии, после нескольких скитаний, прибыл с женою в Галогаланд, т.е. в северо-западную приморскую окраину Норвегии. Здесь он поссорился с женой и опять пустился путешествовать. «Он не оставил своего пути, пока не прибыл в Гар-дарики и сделался там наемником, и был там с вэрингами, и все норманны высоко чтили его и вошли с ним в дружбу15...»

Ясное дело, что здесь идет речь о русских варягах... напрасно, стало быть, помещают Вига-Стира в число византийских варангов. Но если б это и было основательно, то и тогда прямое свидетельство Лаксдальской саги не потеряет своего значения... Варяжская служба нашего героя (Барди) падает к 1020 годам... Сага кончается 1025 годом, а последнее событие, в ней рассказанное, есть именно смерть Барди, павшего в битве после трехлетней службы в вэрингах.

...Нельзя оставить без внимания следующего соображения, подсказываемого некоторыми выражениями в приведенных выше отрывках. Норманны, приходящие из Норвегии и Исландии, как будто отличаются от других варягов, или варангов. Варяжская дружина как на Руси, так и в Миклагарде существует ранее их, ранее Болле Боллесона и ранее Вига-Стира. И.Олафсон... переписчик и воссоздатель Вигастировой саги, отметил, что в подлинной саге норманны часто отличались от вэрингов...

Из кого же состояла варяжская дружина в Цареграде по вступлении в нее норвежцев и кто составлял варяжскую дружину на Руси помимо норманнов?

Ответ на это может быть двоякий. Норманисты должны сказать, что и здесь и там это были шведы... Мы думаем, что такое положение будет очень трудно доказать. Выражение «нордманны» в сагах употребляется в двояком значении. В первом обширном значении оно обнимает не только всех жителей Скандинавского полуострова, но также датчан и, само собой разумеется, исландцев. Когда нужно несомненно и ясно отличить между норманнами норвежца, тогда в сагах употребляются выражения «аустменн» или «норегсменн». Второе, более тесное значение слова «норманн», действительно, исключает датчан, шведов, готов, но оно исключает также и всех людей норвежского племени, поселившихся вне Норвегии, т.е., между прочим, исландцев, а означает одних жителей Норвегии. Ясно, что в этом втором значении слово норманн не могло быть приложено в Болле Боллесону... Следовательно... Болле был первый скандинавский норманн, вступивший в варяжскую дружину... Шведы упоминаются в числе варангов, но только позднее и наряду с другими—в саге об Олафе Святом и о Гаральде.

После этого нам понятно будет, почему даже в исландских сагах норманны XI столетия, приходящие на службу русского князя, «отличаются» от прочих варягов... И византийский военный корпус варангов вовсе не состоял из одних только норманнов-скандинавов, даже, быть может, норманны составляли небольшую его долю. Теперь для нас всего важнее то, что норманны, т.е. исландцы, норвежцы, а потом шведы, вступают в Константинополь уже в готовое « Варяжское общество»...

Факт присутствия в Византийской империи с 988 года до первых годов XI столетия большого русского военного корпуса — по крайней мере шеститысячного — не подлежит ни малейшему сомнению. Мы только мимоходом отмечаем теперь то, конечно, не лишенное значения обстоятельство, что Тавроскифы (русские), упомянутые Михаилом Пселлом при повествовании о Василии II Болгаробойце, встречаются потом на страницах его истории и притом прямо в виде варягов...

Через двадцать пять лет после появления русской наемной дружины в Константинополе мы встречаем русских среди византийской армии в разных местах, где только шли военные действия... В 1019 году французские норманны... были разбиты греческим катапаном в сражении при Каннах... Здесь против норманнов действовали русские:

«Когда император услыхал, что смелые рыцари напали на его землю, он против норманнов отправил самых храбрых людей, каких только он мог найти... В первых трех сражениях норманны остались победителями, но в четвертой битве, где им пришлось бороться с народом Русским, они были побеждены, обращены в ничто и в бесчисленном количестве отведены в Константинополь, где до конца жизни были истязуемы в темницах»...

Византийцы твердят о Руси, русских, а что значит страна и народ Русь на их языке? Это страна, где царствует князь Владимир и где умирает греческая царевна Анна... Это народ, князья которого именуются Ярославом, Ростиславом, Звениславом... В XI веке — народ очень хорошо известный. Не тот, кто пришел с севера, из страны, называемой Русью, был русский, а тот, кто принадлежал к этому народу и говорил известным языком...

Но если русские, русь, «рос», тавроскифы в XI веке суть православные славянские люди, то и варанги XI века были такие же православные славянские люди, другими словами: варяжская дружина в Византии состояла первоначально из русских; название варангов прежде всего принадлежало тому наемному русскому корпусу, который существовал с 988 года. Если скандинавские норманны входили в состав этого корпуса, то они вступали в готовую уже организацию и составляли здесь незаметное меньшинство, так что византийские источники могли совершенно умолчать о них...

В 1034 году в Малой Азии... зимовали варанги. Византийский писатель, который сообщает этот факт, не нашел необходимым объяснить нам, откуда явились эти военные люди и какой они были Национальности, хотя именно здесь, при первом упоминании о варангах, следовало бы это сделать. Само собой разумеется, что не внезапно явились эти варанги, что они уже прежде были в византийской армии... Если мы будем читать византийского автора, у которого встречается первый помин о варяжском корпусе... то обнаружится, что ему и не нужно было объяснять, кого следует разуметь под варангами, так как это было ясно из общего хода рассказа...

Привычное представление варангов исключительно в виде императорской лейб-гвардии совершенно ложно... На самом деле варанги прежде всего суть наемники или союзники, или другими словами: союзный наемный корпус... и потом уже избранный (из среды такого корпуса) отряд телохранителей, приближенная дружина императорская. ...Лучший из современных византинистов... Гопф сделал несомненную ошибку, вздумав отыскивать в поведении варангов указание на высокую нравственность германского племени...»Германцы своею верностию были тогда столько же знамениты, как после швейцарцы; они были лучшею, даже единственною опорою колеблющейся империи Ромейской»... Маленькое, но совершенно излишнее патриотическое увлечение. Что касается до германской верности, то византийская история никак не может служить ее доказательством. Напротив того, по мнению византийцев XI века, предателей

скорее всего можно было найти среди немцев, которые также были на службе византийской, но отличались от варягов, между прочим, своей продажностью...

Почти несомненным остается тот факт, что имя варангов впервые внесено было в греческую письменность каким-либо местным малоазиатским летописцем. Важно это в том отношении, что, может быть, здесь находится путь к объяснению самого происхождения византийского названия варангов... В народных песнях припонтийских греков, носящих на себе следы глубокой древности и даже именно XI столетия... воспеваются наряду с греческими паликарами также и фаранги, которых Сафа прямо принимает за варангов... Мы не спорим против того, что фаранги могут быть прямо считаемы за варангов; точно также не отвергаем тождества с варангами и техмаран-гов, имя которых подслушал еще Пуквилль в собственной Греции; этим именем, говорят, и теперь дети преследуют и дразнят иностранцев... Мы думаем, однако, что напрасно было бы находить здесь подтверждение западного происхождения варангов... Гораздо проще предполагать, что сами русские, служившие в Византии, называли себя варягами, принеся с собой этот термин из Киева, и что так стали называть их те греки, которые прежде всего и особенно близко с ними познакомились. Маранги представляют только другой выговор слова Варанги, а фаранги могло быть или точно также диалектическим отличием, или народным искажением под влиянием созвучного «франгои».

Для нашей темы останется, во всяком случае, тот не лишенный значения вывод, что название варангов появилось там, где русский союзный корпус прославил себя в походах Василия II Болгаробойца, где провел не одну зиму на постое, где он ясно и прямо указан именно около зимы 1034 года...

Мнение о скандинавском происхождении византийской варяжской дружины, представление о многочисленности и особом значении в ней северных норманнов основывается на свидетельстве исландских саг и, в частности, Гаральдовой саги. В последней знаменитый северный принц, а после король норвежский и искатель английской короны, сложивший свою голову при Стамфордбридже (1066), является предводителем вэрингов, стоящих на службе византийского императора, совершает со своими земляками чудеса храбрости и военной хитрости, завоевывает для греческих царей десятки и едва не сотни городов, даже целые страны, — и потом возвращается на север...

Мы имеем полное основание считать несомненным историческим фактом участие Гаральда (в 1033 и 1034 годах) вместе с русскими в борьбе православного востока с мусулъманско-сарацинским миром... Нужно полагать, что Гаральд, сын Сигурда, был не единственный нордманн (скандинавский), вступивший в византийскую службу; есть указания весьма достоверные, что ранее его прибытия в Миклагарде уже находилось известное число норвежцев и исландцев, и сам он, конечно, пришел не один, но, как подобало принцу изгнаннику, окруженный толпою приверженцев... Вот этот отряд, согласно с давно укоренившимся взглядом и самими сагами, и мог быть всего скорее принятым за настоящий и единственный варяжный отряд... Но... для нас авторитет — не сага, но ее источники, современные событиям песни скальдов. А никто не укажет нам, чтобы в драгоценных обрывках северной поэзии XI века именно скандинавы назывались вэрингами, чтобы нордманны в своей особенности и отдельности отличались этим наименованием от других народностей, вместе с ними входившими в состав иностранной наемной греческой дружины. Слово «веринги» в этом смысле не найдется ни в одном из многочисленных двустиший, четверостиший и восьмистиший, приведенных в сагах Олафа, короля Магнуса и Гаральда. Совершенно напротив. Есть только один поэтический отрывок, упоминающий о верингах уже в XI веке: и этот единственный, но тем более драгоценный отрывок заставляет Гаральда избивать вэрингов, т.е. представляет вэрингов людьми чужими для Гаральда, не норманнами...

С чудом св. Олафа, явившегося на помощь к своему брату, сага соединяет известие о построении в Константинополе храма в честь норвежского короля... Французский генеральный консул в Константинополе Белэн, в сочинении, озаглавленном «История латинской церкви в Константинополе», пишет: «Варяги имели особую церковь, которая называлась Варяжскою Богородицею и была расположена при западном фасаде св. Софии, почти соприкасаясь с этою базиликою». Как само название, так и местоположение храма заставляет думать, что это была церковь не латинская, а греческая, православная, и варяги, которые в ней молились, которые делали в ней свои приношения, были не латинами, а просто православными людьми, т.е., по нашему мнению, — русскими...

В небольшом пергаменном отрывке, содержащем в себе истории норвежских королей ... приведены стихи скальда Вальгарда:

...Тотчас ты, потомок шлемоносцев (т.е. государей, князей),

Приказал повесить тех, что держали стражу.

Ты так повернул дело, .

Что менее стало вэрингов (т.е., что многие были убиты)...

Гаральд Гардрад является здесь вождем в каком-то смятении или восстании... он велел повесить стражей, и число этих повешенных так значительно, что количество вэрингов сократилось... Является ли здесь Гаральд вэрингом? Нет, он их убивает. Кто же после этого вэринги? Что они не были Гаральдовы единоплеменники, это дает чувствовать самый торжествующий тон придворного поэта, Вальгарда: без всякого сожаления и, напротив того, с ярким сочувствием воспевает он истребление вэрингов...

Этот отрывок скальда Вальгарда есть единственный скандинавский памятник XI века, в котором встречается имя вэрингов...

Как бы ни мало развито было национальное сознание и представление о народном или государственном единстве в те времена среди русских, все-таки, по-видимому, нельзя было верить ни безопасности императора, ни охранения империи единоплеменникам враждебного народа, когда русские действительно стали грозить нашествием (речь идет о походе руси на греков в 1043 г. — А.К.), то, по свидетельству Кедрина, византийское

правительство нашло необходимым удалить из столицы как русских купцов, так и русских военных людей: «Скифы, находящиеся в столице в виде союзников, были рассеяны в провинциях...» В Константинополе знали, что русские шли не одни, что и они имели много союзников, и что этими союзниками были народы, обитающие на северных островах океана... Нет никакой причины сомневаться, что здесь разумеются жители Скандинавии и Исландии, которых греки, а по следам их и византийцы, одинаково считали за островитян. Следовательно, византийцы умели отличать русских от норманнов и в случае нужды не затруднялись найти соответствующие слова и выражения для обозначения последних. Сумели бы они указать и на скандинавский характер варяжского корпуса, если б этого требовало самое существо дела...

Заметно, что с половины XI века значение (русского) корпуса как будто падает. До 1050 года нет никаких следов, чтобы наряду с русскими какая-либо другая национальность участвовала в войнах империи в такой же степени, как русские... Но с половины XI века наряду с русскими постоянно встречаются франки и с таким же совершенно значением союзников, союзного корпуса. Мы очень хорошо знаем, откуда явились эти франки... Это были французские норманны, привлекаемые в Южную Италию славой о подвигах и удачах Райнульфа, сделавшегося князем Аверсы, и братьев Готвилей. Точно также прямо засвидетельствовано и первое появление значительного числа франков в собственной Греции и в Константинополе... Уже в 1048 году отряд наемных франков вместе с варягами стоял в глубине Азии, на востоке. Его начальником был франк Ерве... После он наделал много хлопот византийцам за то, что они не дали ему звания магистра.

Русская и варяжская дружина, что, по нашему мнению, для XI века одно и то же, прославила себя и оставила прочную память на всем севере. Но совершенно согласно с характером племени, к которому она принадлежала, из среды ее не выдвинулось ни одной знаменитой личности, ни одного предводителя, которого история обязана была бы записать на свои страницы. Не так было с франко-норманскою дружиной. Ерве был перво-начальником целого ряда героев, стоявших во главе франкской дружины, отличавшихся беспредельной энергией и беспокойной предприимчивостью...

Итак, мы знаем время, когда образовалась постоянная франкская дружина в Константинополе. Она по своему происхождению не имеет ничего общего с варягами и постоянно отличается от них у византийских писателей...

В 1056 году... произошло восстание со стороны одного вельможи... «Воины, содержавшие стражу во дворце, греки и варанги, вооружились...» У византийского писателя, который рассказывает все это, прибавлено совершенно неожиданно объяснение к слову варанги. «Варанги, по происхождению кельты, служащие по найму у греков...»

Нельзя отрицать, что это место с первого взгляда совершенно противоречит тем заключениям о национальном составе варяжской дружины,

какие нами были сделаны выше. Но нельзя также отрицать, что объяснительная заметка к имени варангов на том месте, на котором она стоит, представляется в высшей степени странною. Разве в первый раз приходится Кедрину говорить о варангах? Три раза это имя встречалось ранее в его компилятивной хронике, и не один раз не оказывалось потребности объяснить его...

Мы знаем, что Кедрин, компилятор XII века, в этой части своей хроники рабски копировал сочинение Иоанна Фракийского (Скилицы). Самое естественное предположение было бы то, что глосса, противоречащая всем историческим данным XI столетия, принадлежит Кедрину, и прибавлена им с точки зрения своего времени. Но, по-видимому, глосса принадлежит самому Скилице. По крайней мере, она читается в старинном венецианском переводе Скилицы на латинский язык... Во всяком случае, эти слова не могут быть употреблены в пользу скандинавского состава варяжской дружины; одинаково трудно допустить как то, чтобы византийцы называли кельтами скандинавов, так и то, что они причисляли к кельтам русских. У Анны Комниной слово кельты встречается постоянно, но оно обозначает французов, французских южно-итальянских норманнов; у других, но редко, оно означает и немцев Германской империи: Амартол, Хониат... В.Т. Васильевский убедительно доказал, что дружина варангов появилась в Византии раньше, чем Константинополя достигли норманнские искатели приключений и добычи. Он показал также, что, обычно, в источниках середины XI века «варанги» и «русь» отождествляются. Особенно наглядно это видно из серии хрисовулов 60 —70-х гг., данных разными императорами в качестве привилегий и освобождающих от сбора денег и от постоя. Здесь «варяги» и «росы» упомянуты примерно в смысле «русские варанги». Называются также «кулпинги», которые, очевидно, соответствуют русским «колбя-гам» и которые, как показывает автор, также не имеют отношения к Скандинавии, поскольку сами скандинавы числят их в «Гардарики». УАтта-лиоты, описывающего распри 1078 г., Васильевский находит и прямое отождествление «варангов» и «росов».

Есть, однако, один источник, где «варанги» и «русь» разделяются и который существенно подкрепляет позицию тех авторов, которые отождествляют «варангов» со скандинавами. Это памятник, найденный и опубликованный самим Васильевским: «Советы и рассказы Кекавмена», теперь переизданный и снабженный богатыми примечаниями известным советским византинистом Г.Г. Литавриным.

Уникальность этого источника проявляется уже в том, что автор был весьма наслышан о Гарольде и даже, возможно, был с ним лично знаком. В чем-то эти сведения реабилитируют саги, подвергнутые резкой критике Васильевским. Но в чем-то, может быть, подкрепляют его точку зрения, по крайней мере, на то, что Гаральд не был главой всех «варангов».

Разделение «русских» и «варангов» ощущается как будто в рассказе Кекавмена о нападении норманнов на город Отранто в Италии (видимо, в 1064 г.)

В числе обороняющих город он называет «русских и варягов, кондаратов и моряков», причем текст можно понять и как профессиональное разделение: русские — сухопутное войско, варяги — морское.

Еще существеннее рассказ Кекавмена о Гарольде, приводимый в «советах василевсу» (написанные, как полагают, в конце 70-х гг.). Рассуждая о том, «как следует награждать иноплеменных наемников», Кекавмен прежде всего советует ориентироваться на социальное положение пришельца у себя на родине, и ни в коем случае не возвышать иноземцев более ромеев. Он напоминает о том, что никто из царствовавших предшественников «не возвышали франка или варяга в достоинство патрикия». И в числе примеров рассказывает о Гарольде:

«Рассказав твоей царственности еще об одном примере, закончу об этом речь. Аральт был сыном василевса Варангии. У него был брат Юлав, который после смерти своего отца и занял отцовский престол, признав своего брата Аральта вторым после себя лицом в управлении царством. Аральт же, будучи юношей, пожелал отправиться преклонить колена пред блаженным васи-левсом Михаилом Пафлагонянином и увидеть ромейские порядки. Привел он с собой и войско, пятьсот отважных воинов. Итак, он прибыл, и василевс его принял как положено, затем отправил Аральта с его войском в Сицилию (ибо там находились ромейские военные силы, ведя войну на острове). Придя туда, он совершил великие подвиги. Когда Сицилия была подчинена, он вернулся со своим войском к василевсу, и тот почтил его чином манглавита. После этого произошел мятеж Деляна в Болгарии. Аральт участвовал в походе вместе с василевсом, имея при себе свое войско, и в борьбе с врагами совершил дела, достойные его благородства и отваги. Покорив Болгарию, василевс вернулся. Впрочем, сражался и я тогда за василевса по силам своим. Когда мы прибыли в Мосинополь, василевс, награждая Аральта за то, что он участвовал в войне, почтил его титулом спафарокандидата. После смерти Михаила и его племянника — экс-василевса Аральт при Мономахе захотел, отпросясь, уйти в свою страну. Но не получил позволения — выход перед ним оказался запертым. Все же он тайно ушел и воцарился в своей стране вместо брата Юлава. И Аральт не роптал из-за того, что удостоился (лишь) ранга манглавита или спафарокандидата! Более того, даже будучи королем, он сохранил дружбу и верность к ромеям».

Рассказ Кекавмена весьма живой. Хотя он заинтересован в том, чтобы преувеличить заслуги Гарольда перед Империей (дабы подчеркнуть, что даже такого героя держали на весьма низких должностях), он довольно ясно представляет своим рассказом, что говорили если не сам Гаральд, то лица из его окружения. Так, видимо, из свиты Гарольда исходило утверждение, будто он потомок царствующего дома. На самом деле он был сыном знатного норвежца, но не королевской крови. Никаким соправителем Олафа (брата по матери), занимавшего норвежский трон в 1016—1028 гг., он быть не мог, хотя бы потому, что родился он в 1015 г. И Гаральд являлся вовсе не преемником своего брата: с 1028 по 1035 г. Норвегия находилась под властью Кнута Великого, которому подчинялась также, помимо Дании, Британия и земли поморских славян (из которых, как говорилось, он и сам происходил по материнской

линии). Очевидно, в окружении Гарольда сознательно скрывали действительную обстановку в северной Европе. Определенная зависимость от датского короля была и ранее, в период правления Олафа. После смерти Кнута Великого в Норвегии восстанавливается власть собственных королей, и королем стал сын Олафа Магнус, к которому в 1046 г. присоединился Гаральд. •

Гаральд попал в Византию, очевидно, через Русь, и через Русь же он возвращался обратно, причем, видимо, несколько лет он провел на Руси и до поездки в Византию, и после нее (здесь он женился на дочери Ярослава Елизавете). В это время на Русь приходит немало скандинавов, особенно в связи с браком Ярослава и Ингигерд. По сагам, у Ингигерд была тайная любовь с Ола-фом Норвежским, и они поддерживали связи на протяжении всей его жизни (т.е. до 1030г.), причем именно на Русь бежал он от Кнута Великого.

В религиозном отношении Норвегия зависела от Гамбургского архиепископства (в XIIв. возникает архиепископство в Лунде). В XI в. католическая церковь ведет весьма воинственную политику в отношении язычества и достигает заметных успехов в Норвегии. Это обстоятельство тоже следует учитывать при анализе роли и места норманнов в жизни Византии.

Самый трудный вопрос в тексте Кекавмена — «Варангия», в которой, якобы, правили предки Гарольда. Собственно, предки Гарольда нигде не правили. Несли речь идет о времени прибытия в Византию Гарольда и его спутников (т.е. 1033—1034 гг.), то почти весь север (за исключением Швеции) был, действительно, объединен в одних руках — во власти Кнута. «Варанги-ей» в таком случае могла признаваться либо вся эта территория, либо ее определенная часть: «Повесть временных лет» знает именно два разных представления о варягах: как одно племя и как все прибалтийские народы, жизнь которых проходит на море. Второе значение, очевидно, более позднее. Но со времен Ярослава оно, по-видимому, уже пробивает себе дорогу. Могло суждение о Варангии принадлежать и самому Кекавмену. А в период, когда он писал свой труд, варяго-русская дружина в Византии сменялась варяго-англий-ской, на что убедительно указал Васильевский.

Правда, и в этот, второй период, сохранялись противоречия. Так, Васильевский слишком определенно связывает со скандинавами указание Скли-цы — Кедрина, что в 1043 г. вместе с Русью на Константинополь шли союзники, «обитающие на северных островах океана». На Балтике тоже было большое количество густо заселенных островов — от Рюгена до Даго, — население которых, очевидно, было «варягами», но не скандинавами. Можно, впрочем, думать, что в 1043 г. (как и отчасти в 1024 г.) наемные варяжские дружины в большом числе включали именно скандинавов, а русские источники отзываются о варягах с явной недоброжелательностью.

После смерти Ярослава, как сообщают летописи, прокатилась выплата откупа варягам со стороны Новгорода «мира деля», и движение варягов в Византию через Русь практически прекращается. Это тоже нужно иметь в виду при объяснении процесса замены варяго-русской дружины варяго-англий-ской. При этом нужно учитывать и еще один момент: Русь языческая поддерживала связи с варягами-язычниками, а Русь христианская — с варягами-христианами. Раскол между теми и другими в Прибалтике не совпадал

с этнической принадлежностью. Но все-таки, можно заметить, что в то время как среди германоязычных скандинавов распространяется христианство, у балтийских славян происходит реставрация язычества: после антихристианского восстания 983 г. большая часть балтийских славян оставалась язычниками до XII в.

Сообщение Скилицы и Кедрина трудно переоценить: оно указывает на происхождение если не всех, то каких-то конкретных «варангов». Кельтское присутствие в Прибалтике неизменно отмечалось еще в прошлом столетии. А после раскопок 70 — 80-х гг. археологов ГДР и публикации, хотя бы упомянутой статьи И. Херманна, спорить можно лишь о том, как и когда кельты появились в Южной Прибалтике.

Думается, что Васильевский недооценил и еще один приводимый им источник. Никифор Вриений во второй четверти XIIв. записал, что варяги, защищавшие в 70-х годах Михаила Дуку, происходили «из варварской страны вблизи океана и отличались издревле верностью византийским императорам». Ничего другого, кроме южного и восточного берега Балтики под это определение не подойдет ни географически, ни — что не менее важно — в религиозном отношении. Только в этой части тогдашней Европы христианство еще не утвердило свою власть, а образ жизни обитавших здесь племен еще слишком напоминал обычаи народов, штурмовавших за несколько столетий до этого рубежи ромейской державы.

Таким образом, противоречия источников в данном случае являлись прямым отражением противоречив в самой жизни. Единоязычие византийских варангов с русскими в начале XI в. означало их славяноязычие. Но это не потому, что варанги шли из Руси и были русскими, а потому, что в это время через Русь шли главным образом славяноязычные «варяги». Шли не от хорошей жизни: чаще всего, возвращаться им было некуда. Это-то и обеспечивало их верность императорам. Прибытие в Константинополь собственно норманнов не столько укрепило, сколько расшатало сложившееся положение: дружины варангов втягиваются в придворные интриги, целью становится добыча, которую затем надо переправлять на родину. Согласно сагам, Гаральд переслал на сохранение к Ярославу в Киев несметные богатства, с которым позднее и вернулся в Норвегию.

С 80-х годов XI в., как отмечает Васильевский, происходит резкая смена состава варяжских дружин: вместо варяго-русских они становятся ва-ряго-английскими. Он это связывает с волнениями среди варягов в 1079— 1080 гг. К тому же «новая династия (Комниных), воцарившаяся в 1081 г., отличалась от предыдущих императоров особенною наклонностью и любо-вию к западу».

Васильевский отмечает, что толчком к переселению англо-саксов явилось норманнское завоевание Британии 1066 г. Но он говорит и о том, что до 80-х годов заметной миграции еще не было. По ряду косвенных признаков он устанавливает, что «только после 1085 г. англо-саксы сделались варангами в смысле лейб-гвардии». Его аргументация может быть существенно усилена и дополнена фактами, которые многое проясняют.

Резкое обострение ситуации в Британии вызывалось не только притязаниями норманнских феодалов, но в не меньшей и едва ли не в большей степени алчностью римской церкви. В 1073 г. папой римским стал Григорий VII Гиль-дебрандт, известный своей религиозной нетерпимостью и стремлением решительно возвысить церковную власть над светской. В 1074 г. Григорий VII предал анафеме женатых священников. Это было выпадом и против греческой церкви, где целибата не придерживались. Но гораздо в большей степени, анафема адресовалась особой бритто-ирландской церкви, где даже монахи могли жить семьями, а наследование епархиальных кафедр от отца к сыну было обычным явлением. Незадолго до своего падения и смерти (1085 г.) Григорий VII в ультимативной форме потребовал перевода всех монастырей на римский устав и фактической ликвидации самостоятельности бритто-ирландской церкви, которая была всегда гораздо ближе к Константинополю, нежели к Риму. Поэтому массовая миграция коснулась в первую очередь не англо-саксов, в большинстве своем давно подчинившихся Риму, а бриттов и других кельтов, придерживавшихся своего собственного варианта христианства. Это и объясняет, почему, скажем, Иоанн Киннам, в связи с успешными действиями варангов против печенегов в 1122 г., замечает, что «это британский народ, издревле служащий императорам греческим». Никита Хони-ат (XII в.) называет английского короля «властителем секироносных бриттов, которых теперь называют англичанами».

Можно заметить, что варангов из Англии византийские писатели знали значительно лучше, чем более ранних, местоположение которых обычно определялось очень глухо, вроде «страны вблизи океана» (Маврикий в VI в. рассказал о славянах, которые живут «на краю Западного океана»). Но примечательно, что и новая волна мигрантов удовлетворяется все той же церковью Богородицы, которая принадлежала к патриаршеству Константинопольскому. Иными словами, варанги-англичане не католики, а различия между британской и греческой церковью были не так существенны по сравнению с их отличиями от церкви римской.

Многочисленные данные, указывающие на юго-западное побережье Балтики, заставляет вспомнить упоминаемое еще в первые века н.э. вандальское племя «варинов». В эпоху великого переселения народов оно тоже было сдвинулось с места, но в VI в. Прокопий Кесарийский упоминает его на прежней территории. В IX—Хвв. у соседних саксов часто встречаются имена Варин, Вэрин, Вэринг. И означало это одно и то же имя, восходящее к племенному названию. То, что в романских и кельтских языках звучало как «варин», в германских должно было дать «ваеринг» — «вэринг». У балтийских славян тот же этноним должен был преобразоваться в «варанг», а у восточных славян — в «варяг». С точки зрения лингвистической никаких проблем в этой связи нет. С точки зрения исторической — тоже.

Этимологически имя «варинов», как говорилось, примерно то же, что и «морины», т.е. «люди моря», «поморцы». Оно было одним из обычных, особенно у кельтов и славян, прозванием по особенностям местности. А как таковое, оно могло переходить и на самые различные в языковом отношении племена, если они тоже были связаны с морем. (А.К.)