«ГОЛУБОЙ» ВАССАЛЛ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«ГОЛУБОЙ» ВАССАЛЛ

Помнится, в застойные времена на Западе ходил такой анекдот. Возвращается бизнесмен из Москвы в полном восторге и рассказывает своим друзьям:

— Понимаете, в отеле я случайно познакомился с очаровательной девушкой, заплатил ей всего лишь сто долларов… Она возила меня на своей машине, я жил у неё на квартире, ел превосходную сёмгу и икру, и к тому же она оказалась капитаном КГБ! Где ещё в мире можно получить столько удовольствий и так дёшево?!

Времена сейчас, конечно, покруче и на сто долларов особо не разойдёшься, но тогда я подумал: как импонирует публике, которая вертится вокруг интуристов, реноме капитанов и майоров КГБ — всё-таки престиж!

Понятное дело, все спецслужбы мира используют женщин для завлечения в свои сети легковерных мужчин. Но что всё о женщинах да о женщинах?! Мужчины тоже всегда были борцами за передовую теорию, верно служили государству и клали на алтарь свою плоть во имя великих идеалов. Между прочим, наши гомосексуалисты тоже потрудились на благо Отечества. Работали они виртуозно и самоотверженно, смело бросались грудью под знамёнами КГБ на иностранные посольства, словно на неприступные доты.

Именно геи помогли КГБ скроить одно из самых его блестящих дел: завербовать в Москве сотрудника аппарата военно-морского атташе Англии Джона Вассалла, проработавшего целых семь лет на советскую разведку. Нет, не потому, что он безумно любил идеи Маркса—Ленина, а потому, что принадлежал к сексуальному меньшинству.

Уильям Джон Кристофер Вассалл родился в Англии в семье священника. Другие родственники тоже выглядели вполне добропорядочно: один дядя преподавал в привилегированной частной школе в Рептоне, другой сеял разумное, доброе, вечное в не менее знаменитой частной школе в Хэрроу. Через эти школы проходят выдающиеся банкиры, бизнесмены и политические деятели Англии. Многие злопыхатели считают, что постоянное совместное проживание мальчиков (женщинам появляться на территории подобных школ строго запрещено) немало способствует развитию дурных наклонностей. Впрочем, папа Вассалла определил сына в обыкновенную школу, которую тот закончил в 1941 году.

Дальше следовали служба в банке, временная работа в Адмиралтействе — так в Англии именуется министерство военно-морских сил, — призыв в королевскую авиацию, откуда он демобилизовался в 1947 году, и возвращение в Адмиралтейство уже на постоянную работу. Поскольку Вассалл получал доступ к государственным секретам, его тщательно проверяла служба безопасности, собравшая о нём благоприятные отзывы и хорошие характеристики за время военной службы. Проверка Вассалла показала, что к «враждебной идеологии» интереса он не проявлял, в тёмных делах замешан не был и слыл вполне достойным человеком. Никаких сигналов о гомосексуализме в распоряжение службы безопасности не поступало, хотя его, естественно, никто не проверял на этот счёт, тем более что никаких централизованных архивов о гомосексуалистах в Англии не имеется.

В июне 1952 года Джон Вассалл в числе сорока сослуживцев подал заявление на вакантное место клерка в военно-морском атташате в Москве, расположенном в посольстве, и был отобран как самый подходящий кандидат.

Впоследствии в докладе парламентской комиссии под руководством лорда Рэдклиффа, созданной специально по делу Вассалла, будет записано: «Это был очень плохой выбор для службы в такой чувствительной точке за „железным занавесом“. У него всегда были слабый характер, недостаточное чувство ответственности, небольшая воля к сопротивлению при нажиме и развитое тщеславие».

Итак, Джон Вассалл был направлен в посольство Великобритании в Москве с доступом ко всем секретным документам атташата.

В условиях «холодной войны», боязни подвохов и инфильтрации КГБ жизнь английской колонии в Москве оказалась такой же пресной и оторванной от местного населения, как жизнь русских колоний за границей. Люди варились в собственном соку, встречаться с русскими без санкции начальства не рекомендовалось, о каждой встрече нужно было докладывать. Одинокий холостяк коротал время в американском клубе, где собирались американцы и другие англоязычные дипломаты, жизнь была недорогой, условия существования сносными. Москва понравилась англичанину: он много гулял, зачастил на балеты в Большой и с интересом присматривался к чуждой для него жизни.

Вот что он писал в частном письме своему начальнику в Адмиралтействе: «Я думаю, что моя профессия — ездить по чужим странам, ибо мне это нравится, нравится всё, что я здесь вижу, особенно приятно встречать представителей разных национальностей. Всё это необычайно интересно». Тон, как видно, бодрый и мажорный, хотя, возможно, и не совсем искренний.

Потом на суде Вассалл довольно критически оценит жизнь английской колонии в Москве, отметит снобизм и высокомерие дипломатов в отношении технических служащих, не имеющих привилегий и как бы относящихся к другой касте.

По мнению большинства коллег Вассалла, его поведение и разговоры не отличались необычностью и не указывали на нечто экстраординарное. Правда, мнение это разделялось не всеми, а после его ареста многие перепугались обвинений в благодушии и тут же вспомнили о различных «подозрительных моментах», кое-кто считал его «несколько женственным» и даже «гомосексуальным».

Непосредственный начальник Вассалла капитан Беннет вначале невзлюбил своего нового сотрудника, отметил его малую компетентность и леность и даже предупредил, что, если он не начнёт работать по-настоящему, его придётся отозвать в Лондон. От глаз Беннета не укрылось, что как социальный тип его подчинённый плохо вписывается в английскую колонию. Правда, к концу 1954 года Беннет смягчился и записал в характеристике на Вассалла, что тот «работал в целом удовлетворительно», не щадил усилий и был приемлем в социальном плане, «несмотря на сложности своей несколько раздражающей женственной личности».

Выйти на Вассалла нашей контрразведке помог некто Зигмунд М., советский гражданин, представленный посольству УПДК (Управлением по обслуживанию дипкорпуса) и работавший на несекретной технической должности. Зигмунд обладал талантом переводчика и разработчика, умел внушать доверие своими вкрадчивыми манерами и обходительностью.

Конечно, в посольстве предупреждали, что все сотрудники — советские граждане связаны с КГБ, но если человек улыбается, ничего у тебя не просит, оказывает мелкие услуги, то невольно приходит в голову мысль, что служба безопасности вечно преувеличивает и раздувает угрозу КГБ. Вассалл подружился с Зигмундом, который тут же распознал в нём гомосексуалиста, — Зигмунд сам иногда прикасался к этому запретному плоду. Впоследствии Вассалл покажет на суде, что он один раз находился с ним в связи, а потом они «стали хорошими друзьями».

Зигмунд давно находился на подозрении в посольстве, ибо за ним числились попытки втянуть некоторых сотрудников в махинации на чёрном рынке. Кроме того, он был хорошим приятелем одного английского дипломата, который был отправлен в Лондон по подозрению в гомосексуальных наклонностях, замешан в аналогичной истории, происшедшей с дипломатом из другого посольства.

Англичане не увольняли его лишь потому, что не сомневались: его замена также будет подыскана КГБ. Зачем же менять шило на мыло?

Зигмунд и вывел Джона Вассалла в свет, приобщил к московским ресторанам и познакомил с Володей, активным гомосексуалистом. Далее, по сценарию КГБ, наводчик отошёл в сторону и притушил свои отношения с Вассаллом.

С Володей жизнь Вассалла приобрела новый колорит, появились друзья, мягкие и ненавязчивые, совсем не похожие на монстров — агентов КГБ, о которых твердили в посольстве и в западной прессе. Сначала Вассалл вёл себя осторожно, довольно тщательно контролировал своё поведение, но затем постепенно успокоился, привык к новому образу жизни вне стен посольства. Друзья шиковали в ресторанах (благо КГБ на такие дела денег не жалел), робкие прегрешения, не имевшие поначалу никаких последствий (в КГБ не спешили, знали, что коготок увяз — всей птичке пропасть!), постепенно разрастались и приняли масштабный характер. Вассалл уже вовсю гулял на квартирах у заядлых «голубых», где легко пили и также легко менялись партнёрами, вели себя свободно и раскованно. На многообещающее дело английского клерка был мобилизован цвет московских гомосексуалистов, дружно работавших на органы. Агентов просили в интересах дела проявлять больше изобретательности и артистизма, надеясь, что запечатлённые сцены безотказно сработают.

Хорошо закамуфлированные фото- и кинокамеры фиксировали все пикантности, пополняя распухающее досье на Джона Вассалла.

Вскоре первый акт был отыгран, наступил звёздный час, когда нужно было пустить в дело компромат.

На практике чаще всего вербуют постепенно, вводя в разработку всё новые и новые моменты, затягивающие петлю на шее у жертвы (жертва этого не замечает и только радуется). Один персонаж из бессмертной книги Грина «Наш человек в Гаване» говорил: «Всё начинается с совместного разгадывания ребусов, и не успеешь оглянуться, как тебя уже завербовали!»

Вассалла предстояло вербовать, что говорится, в лоб, тянуть тут не имело никакого смысла — всё было ясно как день. Беседу с Вассаллом решил проводить самолично начальник английского отдела Второго главка, человек опытный, с репутацией волкодава — в те годы считалось особым шиком, когда руководство принимало на себя первый огонь. Это уже позже, с приходом осторожничающих партийцев и ростом тоскливого бюрократизма в КГБ, каждый начальник мнил себя Кутузовым, наблюдающим с холма, как сражаются с противником его подчинённые.

Компания «голубых» вместе с Вассаллом поехала развлекаться на загородную дачу, всё происходило легко и весело, как обычно, пока внезапно не появились блюстители порядка, глубоко возмущённые и шокированные запрещённой в Советском Союзе практикой. Вассалл не сомневался в искренности их негодования, ибо в те годы у нас о гомосексуалистах говорили полушёпотом, их считали преступниками, уголовниками, носителями родимых пятен капитализма, и тех, кто смел пикнуть о сексуальных меньшинствах, запросто могли выслать за пределы столицы и ещё дальше.

Вассаллу прямо сказали, что он грубо нарушил советские законы и понесёт за это ответственность вместе со своими приятелями — их, конечно, никто не собирался «засвечивать» в глазах англичанина. Единственный способ спасти себя и друзей — пойти на секретное сотрудничество с самой справедливой в мире организацией. Можно, конечно, и отказаться, но это чести ему не прибавит.

Вассалл краснел и бледнел, а волкодав между тем небрежным жестом достал из кармана пачку фотографий и легко рассыпал их по столу. «Если угодно, мы можем показать и фильм, — добавил он. — Фотографии, конечно, любопытны, и весьма. Бесспорно, они заинтересуют английскую службу безопасности и шефов Адмиралтейства, но это только часть неприятностей, которые вас ожидают… Интересно, что подумают о вас друзья в Лондоне? — Волкодав выдержал паузу. — А что скажет мама, когда она получит по почте эти фотокарточки?»

Вербовку сознательно проводили жёстко, зная, что Вассалл волевыми качествами не отличался, работали с напором и, пожалуй, даже перегнули палку, ибо подопытный кролик был совершенно раздавлен происшедшими событиями и, вернувшись в посольство, чуть было не пустил себе пулю в лоб. Переживал он мучительно и даже решил пойти к послу покаяться — так ненавистна была ему идея предательства. Неясно, чем бы завершилось всё дело, если бы Вассалл не поделился своим горем с Зигмундом.

Зигмунд выслушал приятеля (инструкции из КГБ он уже получил), успокоил его, как мог, посоветовал не принимать всё слишком близко к сердцу, не драматизировать события, в конце концов, жизнь прекрасна, и не надо омрачать её сложностями, они только на вид кажутся неразрешимыми. Ничего страшного не случится, если Вассалл войдёт в контакт с органами, естественно, не для того, чтобы заниматься шпионажем, да ещё против любимой Англии. Жизнь есть жизнь. К тому же ему скоро уезжать, зачем омрачать последние месяцы?

Речи Зигмунда несколько успокоили Вассалла. Шли дни, человек, как известно, привыкает ко всему, мысли о покаянии вскоре улетучились, а Зигмунд твердил о философском отношении к жизни, о том, что не надо ссориться с властями…

Вскоре раздался телефонный звонок, и знакомый голос предложил по-дружески встретиться за бутылкой вина, поболтать о жизни. Посоветовавшись с Зигмундом, рекомендовавшим не подталкивать «их» на неразумные действия, Вассалл принял приглашение.

Эту часть спектакля проводили пианиссимо — о злосчастных фото никто и не заикался, говорили о политике, о важности взаимопонимания между Англией и СССР, о мире во всём мире. Беседа больше напоминала переговоры между политическими лидерами, заинтересованными в стабильности на планете.

Режиссёры прекрасно знали, что надо делать, как снять горький осадок от первой конфронтации, сыграть на самолюбии Вассалла, продемонстрировав, что мнение простого технического работника по тем или иным международным вопросам даже важнее, чем мысли посла или военного атташе. Вербовщики понимали, что на одном компромате работать трудно, даже невозможно, нужна идейная или материальная подкладка, следует приподнять человека, расцветить его в собственных глазах — ведь никто не в состоянии смотреть на себя самого как на исчадие ада, как на предателя или подонка. На данном этапе задача была проста: добиться согласия Вассалла на встречи — никаких секретов из него не тянули.

Цели этой добились, на очередных рандеву продолжалась идейная обработка Вассалла, ему внушали, что ни о каком шпионаже и речи не идёт — разве можно нарушать английские законы? С ним хотят всего-навсего «обмениваться мнениями», что, впрочем, является нормальной дипломатической функцией, которой, как техработник, он лишён. Из этих обменов мнениями и вырастает истинная дружба между нашими странами, разделёнными стеной непонимания. Разве он не за мир и дружбу? Рюмка за рюмкой — и новые знакомцы становились всё приятнее, собственно, от него ничего и не требовали, кроме мнений, в том числе и о коллегах по посольству (на этом проверяли его искренность, ибо КГБ досье имел на всех).

Появились мелкие подарки, потом более крупные, затем денежная помощь. Жизнь продолжалась и была по-прежнему прекрасной. Зигмунд оказался прав, да и личная жизнь, хотя и претерпела изменения («голубые», участвовавшие в оргиях, были отведены с поля боя, Вассалла замкнули на двух преданных агентах), шла в привычной колее.

От характеристик на коллег перешли к пересказу некоторых документов, потом как-то само собой у друзей из КГБ появилась потребность взглянуть своими глазами на секретные материалы. Дальше пошла техническая, чисто профессиональная отработка связи, дело приобрело завершённость, агенту пытались прививать навыки конспирации и позаботились об условиях связи в Лондоне, куда вскоре предстояло возвращаться.

Как же Вассаллу удавалось встречаться на стороне, не вызывая подозрений?

Парламентская комиссия исследовала не только характеристики капитана Беннета, но и опросила 142 свидетеля. Особенное внимание привлёк корреспондент, живший в одном доме с Вассаллом и утверждавший в газете «Пипл», что вся колония и посол прекрасно знали о гомосексуализме Вассалла, да и он сам этого не скрывал, регулярно мазал лицо кремом, стараясь уберечь кожу от морщин, словно стареющая женщина, и ходил по Москве «выряженный, как кукла». И вообще все в колонии за глаза звали Вассалла не иначе как «тётушка»!

Комиссия, исследовав эти утверждения, нашла их преувеличенными. К тому же капитан Беннет, подметивший «женственность» своего подчинённого, в ноябре 1955 года уже писал в характеристике: «После плохого начала Вассалл вырос в первоклассного работника, который, несмотря на некоторые сбои, трудится много и эффективно. Я был бы рад иметь его своим секретарём почти в любой стране… Приятный молодой человек с прекрасным внешним видом и манерами. Не подвержен хвастовству. Всегда готов помочь. Явное положительное приобретение для посольства».

Впоследствии Беннет, оправдываясь, утверждал, что упомянул о возможном гомосексуализме Вассалла своему преемнику капитану Ноти. Однако последний никак не мог припомнить этой беседы и, поднапрягшись, лишь сказал, что, кажется, фигурировала фраза «женственный человечек». Ноти вообще считал, что если даже Вассалл и гомосексуалист, то он прекрасно отдавал себе отчёт, что его слабости могут быть использованы русскими.

Но до некоторых промашек службы безопасности комиссия всё же докопалась. Вместе с Вассаллом работала машинистка военного атташе мисс Винн, которая общалась с Зигмундом и не раз докладывала начальству, что тот явно пытается её изучать. Был обнаружен её рапорт, в котором сообщалось: Зигмунд намекнул ей о том, что его контролируют русские. Известный трюк, санкционированный КГБ, дабы войти в доверие к англичанам. Наблюдательная машинистка отметила в рапорте нескольких сотрудников посольства, которых, по её мнению, разрабатывает Зигмунд, в их числе был и Джон Вассалл. Но бумаге не придали особого значения, она так и осела в архивах.

Передачу документов КГБ Вассалл начал в сентябре 1955 года, встречи проходили на конспиративной квартире, где документы фотографировались и тут же ему возвращались — утром он приносил их обратно в посольство. Советовали не выносить документы в портфеле или атташе-кейсе, а запрятывать их в газеты и журналы, приучали к аккуратности в работе, растили из него ценного агента и добились успеха.

Вассалл постепенно входил во вкус новой работы. Но его командировка подходила к концу, и летом 1956 года, получив от КГБ детальные инструкции по организации работы в Лондоне, он отбыл на родину, где его зачислили в разведывательное управление Адмиралтейства — место весьма горячее с точки зрения секретов. Интересно, что по правилам он вновь подвергся проверке — и снова никакого компромата служба безопасности на него не получила. При поступлении на новую работу претендент также называл фамилии двух поручителей, которые хорошо знают его личную жизнь. Кадровики были несколько удивлены, когда Вассалл сделал своими поручителями двух пожилых дам, которые знали его отца, но объяснили это тем, что за время командировки он растерял своих друзей-мужчин, которые могли бы дать ему должную характеристику (они были «голубыми»).

Далее наступил самый эффективный период работы Вассалла как советского агента, он продолжался с лета 1956 до осени 1962 года, когда произошёл арест. Работа шла как по маслу, отличалась высокой отлаженностью, секретных документов через Вассалла проходило великое множество, и его нацелили на определённую тематику. В 1957 году по указанию своего куратора из лондонской резидентуры Вассалл приобрёл первоклассную фотокамеру «Экзакта» и мини-фотокамеру «Минокс», что позволяло ему фотографировать документы, принося их домой, и накапливать плёнки к моменту встречи с советским разведчиком.

С 1957 по 1959 год Вассалл работал у парламентского секретаря Адмиралтейства Томаса Гэлбрейта — так называется гражданское лицо, член парламента, отвечающий за дела Адмиралтейства в чисто политическом плане.

После ареста Вассалла Томас Гэлбрейт, занимавший в то время пост заместителя министра по делам Шотландии, тут же подал в отставку. Зловредная пресса безжалостно перемывала Гэлбрейту косточки и прозрачно намекала на то, что его отношения с Вассаллом носили необычный характер, о чём свидетельствовал обмен письмами между ними, в которых явно была нарушена дистанция между начальником и подчинённым. О «голубизне» отношений прямо не писали, боясь закона о клевете.

Однако хорошо смазанный механизм взаимодействия Вассалла с советской разведкой один раз пришлось приостановить почти на целый год. В начале 1961 года в Англии произошёл крупнейший провал советской разведки, имевшей и других агентов в Адмиралтействе: были арестованы сотрудники военно-морской базы в Портленде Хафтон и Джи, а также державший их на связи советский разведчик-нелегал, выступавший как канадский бизнесмен Гордон Лонсдейл (он же Конон Молодый), и замкнутая на него чета Крогеров, выполнявших функции радистов.

Провал произошёл из-за перехода на Запад сотрудника польской разведки, который знал, что Хафтона вербовали в Варшаве, где тот работал в английском посольстве. На допросах Хафтон раскололся, англичанам в результате удалось выйти на Лонсдейла, очень квалифицированно организовать за ним слежку и довести до квартиры Крогеров, где были захвачены радио- и прочая аппаратура. Эти аресты произвели шок в Адмиралтействе, и кураторы Вассалла, опасаясь, что служба безопасности начнёт проверять всех сотрудников, законсервировали работу со своим агентом и сняли табу лишь в начале 1962 года.

Как же всё-таки английская контрразведка засекла Вассалла? Англичане сообщили официально, что впервые подозрения в отношении клерка Адмиралтейства появились в апреле 1962 года, с этого момента якобы контрразведка и взяла его в активную разработку.

Об остальном можно лишь догадываться, скорее всего, сведения о Вассалле получил кто-нибудь из английских агентов, внедрённых в КГБ, или же Вассалла вычислили через агентов в тех ведомствах, где КГБ реализовывал полученные от него документы. Во всяком случае, среди коллег Вассалл особых эмоций не возбуждал, все считали, что он происходит из хорошей семьи и имеет капитал от родителей. Знали, что он ведёт светскую жизнь, бывает в ресторанах, ходит в театры и на концерты, выезжает к друзьям на уик-энды, иногда отдыхает за границей. Как-то он обмолвился о своей поездке в гости к «пожилым дамам», и сослуживцы шутили, что он хочет вступить в брак по расчёту с одной из состоятельных леди. Обращали внимание на добротные, тщательно подобранные костюмы и галстуки Вассалла, купленные в дорогих магазинах. Некоторые коллеги были у него на квартире в роскошном доме на Дофин-сквер в модном районе Лондона. Однако никаких подозрений это не вызывало — все исходили из того, что у него есть наследственный капитал.

На допросах и на суде Вассалл ничего не утаивал, но получил более двадцати лет тюрьмы — британское законодательство не отличается особой либеральностью.

В тюрьме Вассалл время зря не терял и написал книгу мемуаров, не скрывая, что он гомосексуалист, наоборот, защищая права сексуальных меньшинств. Самое парадоксальное, что он винил во всех своих бедах чопорных и холодных английских дипломатов, изгнавших его из своей среды, и с большим теплом вспоминал «голубых», не совсем «голубых» и совсем не «голубых» друзей в Москве, которые помогли ему скрасить одиночество. Жаль, что его комплименты не услышали московские геи, так и не узнавшие толком, с кем они работали.