«СТЕРВЯТНИКИ»
«СТЕРВЯТНИКИ»
Эта операция по секс-шпионажу, которая позволила КГБ получить доступ к наиболее тщательно охраняемым секретам Западной Германии, началась с брачного объявления в боннской газете и букета красных роз, а закончилась в камере кёльнской тюрьмы, где на водопроводной трубе повесилась женщина с разбитым сердцем и без всяких надежд.
За эти семь лет, прошедших между розами и самоубийством, некая старая дева с расстроенными нервами поверила, что нашла любовь, а «стервятник» из КГБ смог выудить у неё множество военной информации высшей степени секретности. Эта информация включала в себя детали двух манёвров НАТО, призванных укрепить боеготовность западногерманских вооружённых сил; детали оборонительных приготовлений НАТО; точную дату важной конференции НАТО, состоявшейся в Канаде в 1963 году; позволила предусмотреть проведение почти всех контрразведывательных операций Западной Германии против советских и восточногерманских шпионов.
Эта операция, одна из самых катастрофических по последствиям в истории Западной Германии, ведёт своё начало с незначительного, казалось бы, эпизода. Субботним летним днём 1960 года у дверей квартиры Леоноры Гайнц раздался звонок. Осторожно приоткрыв дверь, тридцатипятилетняя секретарша расположенного в Бонне министерства иностранных дел увидела изящно одетого мужчину средних лет. Держа перед собой огромный букет красных роз, он выглядел чрезвычайно удивлённым.
— Фрейлейн Готтфрид, — проговорил было мужчина, затем смолк, и его взволнованность сменилась сильнейшим смущением. — О Господи, — пробормотал он, — похоже, произошла ошибка. Боюсь, я стал жертвой шутки. — Он протянул ей цветы: — Прошу вас принять эти розы вместе с моими извинениями за вторжение.
Фрейлейн Гайнц уставилась на него в изумлении. В её расписанном, унылом существовании одной из многочисленных незамужних правительственных сотрудниц, лишённом всякой романтики, появление у дверей привлекательного мужчины, предлагающего принять букет, было событием отнюдь не ежедневным. Она не знала, что и думать.
— А кого вы ожидали встретить здесь? И почему у вас с собой эти чудесные розы?
— Это долгая история. — Из кармана прекрасно скроенного костюма мужчина извлёк визитную карточку. — Меня зовут Гайнц Зауттерлин. Что же касается цветов, то я собирался на свидание по объявлению.
И он сконфуженно замолчал…
Гайнц Зауттерлин выражался изящно, явно был джентльменом и, очевидно, пал жертвой какого-то досадного недоразумения. Любопытство и намёк на возможное предстоящее приключение овладели фрейлейн Гайнц. Она распахнула дверь и улыбнулась.
— Заходите, выпейте чашечку кофе. По чистому совпадению мы почти тёзки — меня зовут Леонора Гайнц.
Зауттерлин поведал ей, что по профессии он кинооператор и фотограф, а по семейному положению — холостяк.
— В прошлом из-за своей работы я не мог долго находиться на одном месте, — пояснил он. — Но теперь я постоянно живу в Бонне. В возрасте сорока лет пытаюсь найти себе жену. Откровенно скажу, что получаю ответы на брачные объявления в газетах. Несколько дней назад я получил ответ от одной фрау, которая прислала мне свою фотографию и дала этот адрес. Я переписал его очень тщательно, так что ошибка исключена. Очевидно, я стал жертвой какой-то шутки. Как жестоко со стороны людей замышлять такой обман.
Вскоре их разговор перешёл к другим темам. Консервативная старая дева, чья занятость работой оставляла ей мало времени на личную жизнь, обнаружила, что ей весьма нравится Зауттерлин. Изумило её и то, как много у них общего с этим незнакомцем. Короткий разговор за кофе затянулся на весь вечер, и, перед тем как Зауттерлин покинул её квартиру, они договорились, что следующим вечером вместе поужинают.
С этого дня личная жизнь Леоноры Гайнц сконцентрировалась вокруг Зауттерлина. Они вместе посещали концерты, а затем бродили тёплыми вечерами по берегам Рейна. Он оказался гостеприимным и щедрым. Несколько недель спустя после первой встречи они стали любовниками. В постели и вне её Зауттерлин проявлял себя человеком опытным. Он был нежен, внимателен и при этом всегда оставался настоящим мужчиной. Через шесть месяцев они решили пожениться. Подруги Леоноры Гайнц восторгались, слегка завидуя.
Один человек, радость которого была особенно большой, даже прислал в качестве поздравления чек на значительную сумму. Этим человеком был офицер КГБ Евгений Евгеньевич Рунге, тридцатипятилетний глава шпионской сети, в задачу которого входил контроль за множеством нелегальных операций в Западной Германии. Зауттерлин, обученный Москвой «стервятник», считался одним из лучших и наиболее успешных агентов. Это именно Рунге проинструктировал в Москве Зауттерлина перед выездом в Западную Германию.
— Вот досье на трёх женщин, — рассказывал Рунге «стервятнику». — Все они работают на федеральное правительство, что позволяет им иметь доступ к секретной информации. Ваша задача — завлечь их в постель и, если возможно, уговорить одну из них выйти за вас замуж. В этих досье вы найдёте информацию об их симпатиях и антипатиях, привязанностях и увлечениях. Удачи, дружище!
Зауттерлин забрал досье и вышел из кабинета Рунге в мрачный и холодный зимний московский вечер.
Потерявшие всякие надежды старые девы Бонна давно уже представляли источник озабоченности для служб безопасности страны. Сонная федеральная столица, названная Джоном Ле Карре «маленьким немецким городком», была именно таковой: симпатичным провинциальным городком, который волею политических причуд стал столицей.
После того как в начале пятидесятых, как грибы после дождя, в Бонне и вокруг него стали возникать различные министерства и департаменты, потребовалась целая армия секретарш, помощниц чиновников, регистраторш и телефонисток. Они прибывали в Бонн, привлечённые возможностью работать на правительство, и вскоре с досадой обнаруживали, что жизнь их крутится вокруг офиса да унылой квартирки.
К середине шестидесятых годов здесь обитало более 25000 одиноких молодых женщин. С точки зрения одного из специалистов службы безопасности Западной Германии, по крайней мере половина из них представляли опасность для системы безопасности.
— У некоторых из них на Востоке оставались родственники, что делало их открытыми для шантажа и нежелательного давления, — рассказывал этот сотрудник. — Но даже и в отсутствие этого рычага тот факт, что Бонн не в состоянии предложить им разнообразной и интересной вечерней жизни, подобной той, которая процветает в Берлине, Лондоне или Нью-Йорке, делал их социальную жизнь очень ограниченной. Многие из них прибыли в Бонн в надежде познакомиться и выйти замуж за влиятельного и богатого человека. Но вскоре они обнаружили, что большинство из этих мужчин уже женаты и если проявляют к ним интерес, то только с точки зрения секса. В такой ситуации возможности привлекательного, изящно выражающегося и ничем не связанного мужчины увлечь их в постель очевидно велики.
Через несколько недель после свадьбы Зауттерлин сообщил своей жене, что работает на русских. Она удивилась, разозлилась, но потом смирилась. И стала приносить домой досье с секретными документами. Что ею руководило? Вряд ли любовь к деньгам. КГБ никогда не считался особо щедрым плательщиком. Вероятнее всего, Леонорой руководил страх потерять мужа. Ясно, что мужчина в его положении обладал громадным психологическим превосходством, а его к тому же обучали эмоциональному шантажу опытные эксперты.
Вероятно, первые документы Леонора принесла весьма неохотно, но, взяв их однажды, каждый последующий раз она решалась на кражи всё легче и легче. В конце концов, Зауттерлин превратил рутинное падение в тонкое искусство. Его жена отправлялась на работу в министерство иностранных дел со специальной сумочкой, сделанной в Восточной Германии и имевшей тайник. Непосредственно перед перерывом на обед она прятала необходимые секретные документы и забирала их домой. Там Гайнц, пока Леонора готовила обед, фотографировал их фотокамерой «Лейка», К тому времени, когда она заканчивала стряпню, документы возвращались в секретное отделение и были готовы к возвращению в досье. Таким образом Зауттерлины смогли скопировать более трёх тысяч секретных документов.
Гайнцу Зауттерлину часто указывали, какие именно документы необходимы КГБ. Когда хотели выйти на связь с ним, в назначенный час радио Москвы передавало особые позывные — танго «Московские ночи». На следующий день после этого он должен был подойти к одному из нескольких заранее оговорённых «почтовых ящиков».
«Почтовые ящики» представляли из себя неприметные места, где инспектора КГБ оставляли или получали послания. Такой «ящик для посланий» мог представлять из себя отверстие в стене, пустую трубу в ограждении или дупло в упавшем дереве. Зауттерлин забирал свои инструкции, а взамен оставлял катушку необработанной плёнки. Если же особых указаний не поступало, то Леонора, кодовое имя которой в КГБ было Лода, приносила домой что-нибудь на свой вкус. Из тысячи выкраденных ими документов пятьдесят имели непосредственное отношение к тайнам НАТО, а почти тысяча проходила под грифом высшей секретности.
Разнообразие материалов, которыми завладел Зауттерлин, было перечислено западной разведке начальником Зауттерлина, Евгением Рунге, после его бегства на Запад в 1967 году. «Они копировали досье дипломатов и функционеров министерства иностранных дел, тем самым обеспечивая идеальную почву для создания в последующем ловушек или шантажа. Благодаря Лоде мы в КГБ заранее знали время, когда последует приказ о начале расследования германской контрразведкой в отношении наших агентов или агентов Германской Демократической Республики. Мы получали копии всех посланий министра иностранных дел, проходящих через стол Лоды по пути в кабинет шифровки. Таким образом мы могли изучать дипломатические отчёты из-за границы. Зачастую мы читали их в Москве раньше, чем герр Герхард Шрёдер, германский министр иностранных дел, получал возможность прочитать их в Бонне!»
Более шести лет сфотографированные документы регулярно прибывали на площадь Дзержинского. КГБ получил доступ ко всем главным оборонительным замыслам НАТО и Западной Германии. Так были открыты секретные местоположения ракет НАТО и детали эвакуационных планов на случай советского вторжения в Европу.
Понятное дело, некоторые материалы дублировались сообщениями из других источников. Но какой же шеф разведки будет на то жаловаться? Наоборот, появлялась возможность перепроверить информацию, убедиться в надёжности источника, в том, что агентов не вынудили переметнуться на другую сторону и слать в центр фальшивки.
И всё-таки постепенно в изощрённых умах офицеров Первого Главного управления КГБ созрело подозрение. Уж больно успешно действовали Зауттерлин и Лода. Сомневающиеся сотрудники полагали, что служба безопасности Западной Германии вовсе не так некомпетентна, как её представляет Зауттерлин. От Евгения Рунге потребовалось всё его влияние, чтобы Зауттерлина и его жену оставили в покое.
Сам Рунге тем временем всё больше разочаровывался в своей роли наставника шпионов и советского гражданина. Своими силами и талантом он создал две основные шпионские организации в Западной Германии: помимо Зауттерлинов, на него работали шпионы во французском посольстве в Бонне. Рунге казалось, что его усилия не оценены по достоинству. Всё, что он получил от Москвы за напряжённый труд, — упрёки и подозрения. Во время работы на Западе он вкусил совсем другой жизни и теперь размышлял над перспективой оказаться в конце концов в почётной отставке с жалкой пенсией от КГБ. В результате этих размышлений, переживаний, сомнений и из страха, что начальство начнёт подозревать его самого, Рунге сбежал на Запад.
Итак, внешне ничем не примечательный мужчина среднего роста тридцати восьми лет, с умными карими глазами и коротко стриженными каштановыми волосами представлял любопытный тип человека, ставшего наставником шпионов и, конечно, весьма заинтересовал западные разведки.
Рунге родился в немецкой семье на Украине в 1928 году. Оказавшись на службе в Советской Армии, он стал переводчиком, а в 1949 году перешёл в разведку. Получив предложение обосноваться на Западе в качестве нелегала, он принял его, и три года, начиная с 1952 года, проходил обучение. Ему дали документы на имя Вилли Кунта Каста и обеспечили новым местом рождения — померанской деревушкой Дудиново, местностью, которая отошла от Германии к Польше после 1945 года. Проведя две недели в Дудинове с целью ознакомиться с «детскими воспоминаниями», Рунге затем отправился в Москву обучаться шпионской работе. Оттуда его отправили в Лейпциг, затем в Галле в Восточной Германии и, наконец, в Мюнхен и Франкфурт для повышения квалификации.
В 1956 году он женился на Валентине Раш, восточногерманской немке, которая уже работала на советскую разведку. Им выделили 1000 долларов и направили в Кёльн, чтобы они там открыли химчистку в качестве прикрытия для своей деятельности. Но капитала, отпущенного КГБ, явно не хватало на жизнь, и спустя несколько месяцев, с разрешения Москвы, Каст-Рунге занялся продажей торговых автоматов. В качестве советского агента он получал 350 долларов в месяц, которые шли на его банковский счёт. Законный же его бизнес развивался весьма неплохо, что позволяло ему содержать семью и сына Андрея, родившегося в 1960 году.
Первое задание состояло в создании шпионской организации внутри французского посольства в Бонне. Своей цели он достиг, сбив с пути истинного привратника посольства Леопольда Пишеля и его зятя, а также Мариана Магграфа, официанта, работающего по найму. Организация получилась неплохая. Пишелей снабдили фото- и звукозаписывающей аппаратурой для копирования секретных документов и записи важных совещаний. Магграфа обучили установке подслушивающих устройств и предоставили необходимое электронное оборудование. В мае 1965 года ему удалось сделать запись, которая должна считаться уникальной среди архивов КГБ, — болтовню в постели королевы Англии. Он тогда работал в роскошном «Петерсбург-отеле» на Рейне. Как один из группы официантов, отобранных германским правительством для обслуживания государственных банкетов и официальных приёмов, Магграф оказался «слугой на час» королевы Елизаветы и герцога Эдинбургского, остановившихся в этом отеле во время их поездки по Западной Германии. Он разместил подслушивающее устройство размером менее спичечного коробка в изголовье сдвоенной королевской постели. Насколько ценной оказалась эта запись для КГБ и что зафиксировал спрятанный микрофон, вероятно, никогда не станет известным.
Вскоре после создания организации Зауттерлина Рунге перебрался с женой и сыном в уютный дом в окрестностях Франкфурта и вложил часть прибыли, полученной от законной деятельности по продаже торговых автоматов, в бар и компанию по производству игровых автоматов и автоматических проигрывателей.
Когда подозрения относительно надёжности Зауттерлинов достигли той точки, что Рунге ощутил необходимость лично лететь в Москву и разговаривать напрямую с начальством, он получил приказ прибыть вместе с женой и сыном. Это был зловещий знак. Если КГБ усомнится в его надёжности, то семья останется в России в заложниках. Рунге провёл длительные дискуссии с начальством относительно преданности Зауттерлинов и, наконец, несколько притупил их подозрительность. Но на площади Дзержинского он видел или слышал мало того, что убедило бы его в надёжности его собственного будущего. Совещания в Москве подошли к концу, и Рунге отвёз семью на короткий отдых к Чёрному морю, на курорт Геленджик. Именно тут они решили, что пора бежать.
Вернувшись в Москву, Рунге предусмотрительно скопировал своё личное дело, дабы доказать свою важность западной разведке. Тут-то КГБ и предложил ему, что будет благоразумнее, если Валентина и Андрей останутся в Москве, тем самым нанося смертельный удар по замыслам Рунге.
Однако тот реагировал стремительно и умно. Обратившись к главе КГБ, самому Юрию Андропову, он горячо настаивал на том, что возвращение его на Запад без семьи вызовет неизбежные подозрения; возникнут ненужные вопросы, может начаться расследование, которое подвергнет риску всё его задание.
Андропов согласился и распорядился, чтобы семью отпустили во Франкфурт. Несколько дней спустя Рунге пошёл с повинной в разведку ФРГ. Он выдал всю свою сеть: Зауттерлины получили по семь лет; Магграф и Пишели — по три.
Рунге подтвердил, что за годы работы на КГБ Зауттерлины снабдили Москву огромным количеством документов высшей степени секретности. При аресте у Гайнца Зауттерлина оказались при себе двадцать три необработанные фотоплёнки. После их проявки выяснилось, что все они содержат секретную информацию.
Хотя доказательств против него было более чем достаточно, Леонора поначалу отказывалась говорить то, что могло бы быть поставлено в вину мужу. Всю вину она собиралась брать на себя. И тут ей показали заявление её мужа. В нём он прямо заявлял, что никогда не любил её, никогда она ему не нравилась и что их встреча, ухаживание и брак совершались по приказу с площади Дзержинского, дом № 2. С его стороны страсть была лишь долгом «стервятника», воспитанного КГБ.
До этого момента Леонора держалась стойко. И даже когда она читала этот уничтожающий её документ, ни следа эмоций не отразилось на её лице. Но тем же вечером, через четыре дня после ареста, Леонора извлекла шнур из халата и повесилась.
Зауттерлину, можно сказать, повезло. Ему дали выбрать одну из трёх женщин, и та ему не очень докучала. Другому успешно действующему «стервятнику», по имени Карл Хелфманн, которого офицеры германской контрразведки шутливо прозвали Красный Казанова, пришлось удовлетворить так много секретарш, что, когда его, наконец, схватили сотрудники службы безопасности, франтоватый шпион облегчённо вздохнул: «Слава богу, теперь я свободен от этих женщин!»
Почти пять лет Карл Хелфманн скитался по Германии от офиса к офису, от постели к постели. Он стремительно ухаживал, ловко вступал во внебрачную связь и извлекал секреты с обаятельным искусством мага, вытаскивающего шёлковые шарфы. За свои старания в пользу разведки Восточной Германии он получил более 25000 долларов, каждый пенни из которых добросовестно отработал.
Когда Хелфманн не занимался ухаживанием за новым источником секретной информации, он сидел за рулём своего «фольксвагена». Он наматывал тысячи километров в год между спальнями и перемещался столь часто, что восточные немцы снабдили его приёмопередатчиком, вмонтированным в автомобиль, чтобы передавать ему приказы и получать информацию, не замедляя скорости его передвижения. Работа всякого «стервятника» является изматывающей, но о Хелфманне стоит сказать особо.
Ему было шестьдесят лет. Прежде чем в возрасте лет сорока пяти стать шпионом Германской Демократической Республики, Хелфманн перепробовал не одну карьеру. Родившись в Германии, он выучился на механика и отправился работать в Турцию инженером. Женившись там, он вернулся домой незадолго до Второй мировой войны после расторжения брака. Какое-то время торговал нижним женским бельём, расхаживая от квартиры к квартире. Затем грянула война, и он получил работу на самолётостроительном заводе Юнкерса. Во время войны он вновь женился, но этот брак длился лишь два года.
Разруха послевоенной Германии вынудила Хелфманна трудиться изо всех сил, чтобы заработать на жизнь. Он разъезжал по стране как лудильщик, паяя горшки и кастрюли. Удача улыбнулась, когда он изобрёл клеящий аппарат. С заработанными на этом деньгами он женился в третий раз и открыл в Рудесхайме агентство путешествий. Но вскоре и бизнес, и брак пошли прахом. Тогда он принялся за экспорт вина, и именно это невинное занятие привело его, наконец, к шпионажу.
В 1953 году он отправился на торговую Лейпцигскую ярмарку в Восточную Германию — одно из мест встреч шпионов. Там он познакомился с восточным немцем Вернером Брандтом, выступавшим под прикрытием торгового сотрудника восточногерманского министерства торговли. На самом деле тот был офицером-вербовщиком разведки Восточной Германии.
Брандт сделал Хелфманну предложение, от которого трудно было отказаться. Винный бизнес прокисал, и Лейпциг оставался последней возможностью спастись от банкротства. Прекрасно осведомлённый об этом Брандт сказал Хелфманну, что мог бы обеспечить его выгодными заказами из Восточной Германии. Взамен Хелфманн представит общую характеристику состояния Западной Германии. Материал, который требовал сначала Брандт, выглядел невинно: на самом деле эту информацию можно было легко почерпнуть из документов, открыто продающихся на Западе. Хелфманн согласился, даже не торгуясь,
В течение нескольких месяцев он путешествовал по Руру, покупая карты городов и журналы по экономике и бизнесу, разыскивая документы по различным отраслям промышленности. Восточные немцы платили ему хорошо, что воодушевляло его на дальнейшее сотрудничество. После стольких лет тяжких трудов и разочарований Хелфманн, должно быть, полагал, что отыскал горшок с золотом.
Он принялся захаживать в различные правительственные и частные конторы и флиртовать с секретаршами. Хелфманн обладал привлекательной внешностью, был обаятельным и остроумным, всегда безукоризненно одевался. Юные секретарши поначалу воспринимали его как понятливого, по-отечески настроенного мужчину, а затем и умелого любовника. К этой роли его прекрасно подготовили три брака и бесчисленное количество любовниц. Секретарши более зрелого возраста приходили в восхищение от ухаживаний столь солидного поклонника. Для каждой женщины у него наготове был букет цветов, коробка шоколада или ещё какой-нибудь небольшой знак внимания. За этим следовал обед или ужин с вознёй в постели, как достойным завершением дня. Его регулярные визиты были главным событием недели для секретарш от Гамбурга до Ганновера, от Бонна до Бремена.
Однако не все источники информации являлись его партнёрами по постели. Многие женщины находили его отеческое отношение, щедрость и компанию достаточной компенсацией за выдаваемые секреты. Едва женщина попадала в эту западню, Хелфманн убеждал её снабдить его несколькими крупицами конфиденциальной информации, а затем чуть побольше. Никакой это не шпионаж, уверял он, всего лишь информация для внутреннего потребления, призванная смазать колёса его частного бизнеса. А как только женщина начинала снабжать Хелфманна секретами, требования его возрастали, и, наконец, женщина начинала приносить секретные и конфиденциальные документы, которые Хелфманн фотографировал. Зачастую он занимался фотографией прямо у них в офисах, пользуясь фотокамерой «Минокс». Затем он отправлял плёнки для обработки в фотолабораторию, словно это были невинные семейные снимки.
Носясь по Федеративной Республике в своём автомобиле, получая приказы и передавая информацию посредством спрятанной рации, Красный Казанова вёл изнурительную, расшатывающую нервы жизнь. И не только потому, что ему приходилось на шаг опережать германскую контрразведку, но и потому, что он должен был заботиться, как бы одна из его подружек не познакомилась с другой. На одной из стадий его секс-шпионской работы он занимался любовью сразу с восьмью женщинами каждую неделю, мотаясь по всей Германии.
Хелфманн обзавёлся информаторшами в министерстве иностранных дел Западной Германии, обеспечивающими его информацией из досье; любвеобильной молодой женщиной в висбаденском офисе сектора научных исследований Соединённых Штатов, выдававшей ему технические секреты; ясноглазыми секретаршами на самолётостроительных заводах, снабжавшими его производственной информацией о новых разработках; обожательницей в сталелитейной корпорации Маннесманна, выдававшей ему экономические и промышленные секреты.
От одной из самых пылких своих поклонниц, сорокачетырёхлетней Ирмгард Ромер, Хелфманн получал копии всех сообщений, проходивших между германским правительством и его посольством в Ватикане. Это позволяло восточным немцам, а через них и КГБ отслеживать западную позицию по отношению к отстранению от должности, а затем и аресту польского примаса, кардинала Стефана Вышинского в сентябре 1953 года. Ирмгард, которая оставила мужа и двоих детей ради работы на Хелфманна, признавалась, что была без памяти влюблена в него. Но она открыла суду и более необычную причину занятия шпионажем на него.
— Я помогала Карлу под влиянием неких оккультных сил, — заявила она изумлённому судье. — Словно кто-то появился рядом со мной и сказал: «Ты должна помочь Хелфманну».
Такая постановка дела была бы изумительна в исполнении любого агента, не говоря уж о Хелфманне с его возрастом. А он не только постоянно удовлетворял своих любовниц, но и тратил большую часть заработанных им у восточных немцев денег исключительно на организацию отдыха. Он всегда останавливался в лучших отелях и всегда заказывал двуспальные номера, в которых развлекался с очередной необходимой на сегодняшний день подружкой.
Каким именно образом шпионская сеть Хелфманна привлекла внимание служб безопасности, никто никогда не узнает. Полагают, что одна из его регулярных партнёрш по постели увидела его на средиземноморском пляже с последней любовницей и взревновала. И отомстила, позвонив в контрразведку.
Хелфманн не делал попыток настаивать на невиновности — доказательств против него было более чем достаточно. Но он попробовал смягчить суд утверждением о том, что занимался шпионажем из идеологических соображений. На суд это заявление впечатления не произвело, и Хелфманн получил почти пять лет каторжных работ. Ирмгард приговорили к трём годам каторжных работ, а ещё одну его подружку, ослепительную блондинку по имени Элфрид Бюхнер, к девяти месяцам.
Когда Хелфманна уводили отбывать наказание, Казакова напоследок заметил, что это вынужденное безбрачие по крайней мере позволит ему перевести дух.
— Видите ли, после освобождения я собираюсь вновь жениться, — сказал он.