Сила и гордость Германии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Сила и гордость Германии

Германия также извлекла пользу из этой известности; Германия, так как время Восточной Франции принадлежало прошлому, Германия, как ее называли романские народы и особенно французы. Сами немцы определяли себя как жители deutsche Lande Deutschland, страной тех, кто разговаривает народным языком, diutsch. А ведь эта страна стала большей с конца XI столетия. Князья, особенно Альбрехт Медведь и представители рода Асканиев, Генрих Лев и дом Вельфов, расширили свои границы по ту сторону Эльбы и в направлении Балтики, как это сделали на юго-востоке империи Бабенберги, а особенно Язомирготт. Позже эстафета была подхвачена Тевтонским орденом, рыцари которого, объединив свои усилия с рыцарями ордена Меча, расширили германское влияние до современной Эстонии. Многие из славянских вельмож обратились к немцам, чтобы обеспечить более плотное заселение их земель и улучшить их использование. Таким образом, в государствах, руководителями которых были не немцы, например в Богемии, Силезии, Мекленбурге, немецкие колонисты иногда поселялись в таком большом количестве, что они онемечили если не целую страну, то по крайней мере обширные зоны. «Граница», в американском значении слова привлекла около 200 тысяч первооткрывателей, возможно, и больше. Многие из них пришли из нынешних Нидерландов, где приливы резко сократили обрабатываемую площадь. Предприниматели, locatores, организовывали их перемещение и размещение. Поселения, которые они создали, пользовались в основном правом, гарантирующим своим жителям некоторую свободу. Немцев воспринимали в этих регионах как свободных людей, но ius teutonicum, немецкое право, было даровано даже славянским крестьянам. Появилась аграрная цивилизация, которая смешала немецкие и славянские элементы. В средине XIII столетия она была создана. Колонизация была более выгодна христианизации, нежели крестовые походы против вендов в 1147 г.

Цистерцианцы и премонстранты, которые следовали в передовых рядах первооткрывателей, были одновременно усердными и динамичными агентами аграрного прогресса. В целом направленные к одной цели действия колонизаторов, светских и духовных, значительно преобразовали пейзаж европейского востока. Безусловно, территории там оставались более обширными, более открытыми для начинаний, чем на западе, но когда после паводка последовало мелководье и движение Zug nag Osten остановилось в средине XIII столетия, сеть жилищного строительства была более плотной, чем перед началом этого движения. В одной лишь Силезии были созданы более тысячи деревень.

От Любека до Дорпата на побережье расположилась вереница городов, в большинстве случаев основанных между 1201 (Рига) и 1255 (Кенигсберг) годами. Немцы, победители короля Дании в Борнгольме в 1227 г., разрушили большие замыслы этого князя, который хотел сделать из Балтики датское озеро. Отныне это были деловые люди, объединенные в universitas mercatorum imperii Romani Gotlandiam frequentantium, которые обеспечивали рост торговли в Северном Средиземноморье. Готланд служил им точкой опоры, но с этого времени они проникали далеко вглубь земель, до стен Новгорода и Смоленска. Они не пренебрегали ни скандинавскими странами, ни Англией, ни Брюгге, куда они пришли столетием позже. Все пути и все формы перевозок, которые должны были на протяжении следующих столетий обеспечить процветание Ганзы, были освоены до 1250 г. В период, когда образовывалась восточно-западная торговая ось, соединяющая Балтику с Северным морем и пересекающая очень давно Альпы, она была усилена открытием к 1220 г. дороги через Сен-Готар: эта новая дорога значительно сократила путь из Германии до Италии; Рейнская долина стала намного более оживленным, нежели раньше, торговым маршрутом, в котором, начиная от Кельна, аккумулировались товарные потоки из Средиземного, Северного и Балтийского морей.

От этих преобразований в области торговой географии получили большую выгоду германские страны, экономическая деятельность которых приобрела более высокие темпы развития. Более значительные денежные массы должны быть вовлечены в оборот; понятно, что князья очень дорожили своим правом чеканить деньги так же, как они безудержно использовали право поднимать плату за проезд.

Они не ограничивались больше правом основывать города, когда они имели для этого средства; Церингены, например, создали два Фрайбурга, с одной стороны в Брайсгау, и в швейцарской долине — с другой. Архиепископ Кельна окружил свои государства настоящей цепью городов, укрепления которых наводили страх на врагов, тогда как герцогство Бавария имело лишь один город Регенсбург в 1180 г., а в средине XIII столетия их насчитывалось уже около дюжины. Император не был безучастным к городской политике, но он ее осуществлял более сдержанно, чем «великие князья», из приблизительно 1500 городов, существовавших в Германии к 1250 г., было всего лишь сто пятьдесят, в которых суверен был хозяином, то есть один из десяти, тогда как в 1196 г. было лишь один из четырех; большинство поселений были созданы domini terrae. Они были названы Landesst?dte в противоположность имперским городам Reichsst?dte.

Ускорение экономической деятельности и ее диверсификация способствовали развитию как старых, так и новых городов; население их увеличилось. Необходимо было расширить укрепления и совершить значительные расходы по увеличению товарообмена. Приведем лишь один пример: каменный мост, пересекающий Дунай в районе Регенсбурга. Все это требовало большей свободы. Сеньоры наделяли горожан некоторой автономией. Были созданы советы, объединяющие торговцев во многих случаях с министериалами. Владение печатью — как в случае с Кельном в 1114 г. — свидетельствовало о том, что сообщество жителей создавало юридическое лицо, даже если власть Stadtherr осуществлялась сеньором, властелином которого он оставался.

Положения, которые определяли их отношения и которые регулировали отношения между горожанами, создавали систему, которая рассматривалась иногда как гармоничная и прозрачная и которая могла быть принятой новыми городами. Магдебургское право получило, таким образом, широкое распространение в Северной и Восточной Германии. Эти статуты еще очень строго ограничивали потребность в независимости горожан, чтобы власть сеньоров серьезно не оспаривалась. В епископских городах Рейнской долины была напряженная обстановка, и Генрих (VII) считал, что он сможет укрепить королевские позиции, объединившись с протестующими, но слишком явно был нанесен ущерб интересам князей, чтобы император позволил это сделать. Реакция Фридриха II была резкой. Разрушение городской ратуши, которой так гордились жители Вормса, показало, что час освобождения еще не настал. Взгляд на Италию достаточен, чтобы измерить продвижение городов, осуществленное в этой стране. В большинстве они практически были независимыми.

Юридическое положение горожан, к северу от Альп менее свободных от произвола сеньоров, нежели в целом на полуострове, тем не менее было достаточно привлекательным, чтобы побуждать простых людей бросать свой кров ради: «городского воздуха, делающего человека свободным», эта юридическая сентенция звучала как приглашение подышать этим воздухом, Ius teutonicum, которое сделало немцев, расположившихся по ту сторону Эльбы, свободными, было также заманчивым. Положение крестьян в регионе, где доманиальная раздробленность побуждала сеньоров заменить барщину множеством поземельных оброков или податей, которыми облагались все крестьяне, было также неприятным, чтобы случаи экспатриации оценивались бы предпочтительнее этому виду порабощения. Чтобы избежать возможной утечки сельского населения, некоторые сеньоры даровали грамоты на освобождение от податей. Правовые отношения, Weistumer, зафиксировали обязанности жителей сел, которым в ближайших к городам поселениях было разрешено создавать коммуны для того, чтобы сельские жители не решались попытать счастья в городе. Однако не будем считать, что все хозяева пытались задабривать сельских жителей; архиепископ Бременский, обвиняя семью крестьян Штедингеров, очень привязанных к своим свободам, в ереси, собрал против них крестоносцев и безжалостно их преследовал.

Крестьян презирали; воины не хотели иметь дело с этими тружениками с грязными руками. Горе крестьянину, пытавшемуся подражать дворянам. Судьба майера Гельмбрехта, выскочки, за что и поплатившегося своей жизнью, должна была служить уроком авантюристам подобного рода. С высоты орлиного гнезда, крепости и замка одновременно, человек голубой крови пренебрегал крестьянами, которые были рождены лишь для того, чтобы повиноваться и много трудиться. Свобода существовала лишь для него. Он особенно гордился внесеньориальным владением, которое он унаследовал от своих предков, Handgemahl, свидетельство старой как мир независимости. Независимости, которой пользовались все рыцари, увы! Численность и влияние этих министериалов, которые торжественно вступали в ряды рыцарства и принимали важный вид подле князей, настраивали против себя дворян старого закала, которые считали лишь себя свободными во все времена (Freier Uradel). Безусловно, не все министериалы были рабского происхождения, но были среди них те, чьи отцы обрабатывали землю и которым посчастливилось «прыгнуть на лошадь» (aufs Ross springen), чего было достаточно, чтобы нанести ущерб репутации всего сословия. Несмотря ни на что, их взлет казался неизбежен. В Италии, они управляли целыми провинциями, в Германии они владели в изобилии вотчинами: Вернер фон Волянден имел в своем владении около сорока и сто вассалов, которые ему присягали в чести и верности.

Надо ли зачислять на счет этой аристократии большой и быстрый рост немецкой образованности, настолько большой и быстрый, что столетие Гогенштауфенов стало первым золотым веком? Некоторые историки считают таким образом. Другие сомневаются в этом. Бесспорно, что должностные лица увеличили социальное состояние культуры; поэты получили большую популярность, люди, прежде не слышавшие латынь, стремились употреблять ее в обращении. Не все авторы были высокими должностными лицами — Генрих V и Фридрих сочиняли песни, но наиболее известные и одаренные миннезингеры, певцы Minne, куртуазной любви, были представителями этой новой знати. Все восхваляли рыцарскую добродетель, Томас фон Церклере — научные темы, Хартман фон Ауэ, Вольфрам фон Эшенбах и Готфрид фон Штрасбург в поэмах и романах показывали проницательность и глубокие эмоции; Вальтер фон дер Фогельвайде сумел в некоторых стихах встряхнуть и соблазнить свою аудиторию, анонимный автор Reinhard der Fuchs заставил смеяться своих современников над своими собственными странностями. В большинстве своем эти иллюстраторы немецкого языка заимствовали свои сюжеты у французской литературы, в том числе у произведений Кретьена де Труа; West-Ost Geffalle не потерял от этого заимствования; некоторые формы цивилизации переходили с запада на восток. Отметим, однако, что эпический жанр в поисках героя восходит очень глубоко в германское прошлое, до 1200 г. в окружении епископа Пассау сочинили песнь о Нибелунгах, соответствующие источники свидетельствуют о ее популярности.

Безусловно, предыдущие поколения имели более очевидные достижения, не проявившие себя в литературе; архитектура между 1150 и 1250 гг. осталась верна римскому искусству. Даже проекты зданий воспроизводили иногда построенное в оттоновскую эпоху, например оба клироса собора Бамберга. Однако opus francigenum, красоту которого раскрыли обученные в Париже прелаты, проник в империю, причем не только в ее западные провинции, в Туль, в Кельн, но даже в сердце Германии, в Лимбург, Марбург и Магдебург; и равнины Севера, где камень встречается редко, приспособились к использованию кирпича. Скульптура берет также за образец французские модели, но она придает своим произведениям особенные штрихи, что доказывает, что они не являются пародией, а несут отражение genius loci. Рыцарь из Бамберга и дарители из Наумбурга смогли выразить наиболее полно германский характер!

Если бы этот расцвет литературы и искусств случился между 1150 и 1250 г., в момент, когда Гогенштауфены сумели придать империи новый блеск, от этой встречи между величием и красотой смогла бы родиться законная гордость. Немцам, живущим в различных провинциях, она внушала чувство единства.

Безусловно, прошлое различие не исчезло совсем, каждая этническая группа сохраняла свои обычаи. Саксонское Зерцало отражало обычаи, присущие этой группе, как она считала, испокон веков и с большой тщательностью собранные Эйке фон Репгау приблизительно в 1200 г. Отметим, однако, что он включил в свое произведение описание императорских институций. Мы ему обязаны первым перечислением князей, которые могут претендовать на право голосования, когда корона свободна. Но он отказывал королю Богемии в избирательном титуле, потому что он не немец. Существенное примечание: этот автор, произведение которого в некоторых отношениях может рассматриваться как выражение партикуляризма, признал, таким образом, решающее значение нации. Немцы открыли, что их местные наречия, даже если иногда и значительно отличаются в разных регионах, представляют достаточно общих черт для того, чтобы создать единую семью. Этот язык, глубокое единство которого восхвалял поэт Вальтер фон дер Фогельвайде, не был слишком богат, чтобы сочинять шедевры; однако его древность достойна уважения; Адам и Ева им уже пользовались, по крайней мере это утверждали близкие неистовой аббатиссы Хильдегарде Бингенской. Кто пользовался языком, на котором разговаривали Божьи творения, тот сохранил что-то от их чистоты. «Я объездил весь мир, — пел Вальтер фон дер Фогельвайде, — но немецкие мужчины и женщины лучшие из всех, кого я встречал». Даже воин, каким был Юлий Цезарь, был чувствителен к исключительным качествам германцев, о чем узнал в середине X столетия летописец Эберсмунстер. Римлянин, победив с помощью германцев галлов, сделал из их руководителей сенаторов, а из их друзей — рыцарей. Не будем удивляться тому, что сказал Барбаросса римлянам, что их время закончилось: теперь вольные рыцари должны были защищать Вечный город. Эта речь сохранилась в «Деяниях» Оттона Фрейзингенского, и, возможно, именно дядя поделился своими идеями с племянником-императором, но все свидетельства совпадают в одном: в Германии в конце XII столетия, утвердилось национальное сознание. В горниле беспокойной истории разногласия, которые в недавнем прошлом разъединяли этносы, потеряли свою остроту, что укрепило единство этого народа. Это единство было основано на убеждении в том, что империя является его миссией и его предназначением.