Введение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Введение

Представляя на суд читателя эти страницы, я испытываю некоторое волнение. Освещаемая в книге тема настолько сложна, что кое-кому она может показаться даже скучной. Но как можно ее представить ясно, не вдаваясь в излишества и не искажая действительности? Чтобы проложить в лесу аллеи французского сада, придется вырубить столько прекрасных деревьев!

Действительно, история Германской Священной Римской империи соткана из парадоксов. Была ли эта империя действительно Священной? Она стала считаться таковой с момента, когда ее правители приняли папство. Была ли эта империя Римской, если Вечный город считался ее столицей в строгом смысле этого слова лишь непродолжительное время, к несчастью тех, кто сделал такую попытку? И наконец, эта империя не могла считаться чисто Германской. По своему определению она должна была быть всеобъемлющей, стоять над всеми подвластными ей народами. Конечно, связь империи с Германией была очень прочной. Германцы воспринимали себя как единую нацию, потому как, давно покинув свои земли в погоне за идеей создания великой империи, они осознали свою общность. Однако избираемый ими король именовался не королем германских народов, а Римским королем, поскольку ему надлежало быть императором, подобно тому, как сыну французского императора Наполеона однажды предстояло стать правителем Рима. Германское королевство и наднациональная империя настолько тесно между собой связаны, что в немецком языке существует лишь одно слово — Рейх — для обозначения обоих этих понятий, в латинском же, напротив, различают королевство и империю.

Если логика исторических событий кажется нам противоречивой, то это происходит потому, что мы не воспринимаем историю как нечто целостное, а скорее ищем в ней те связи с некоей основной, стрежневой идеей, «одной из господствующих тем становления человечества».[1] Стержневой идеей, унаследованной римской интеллигенцией у греческих философов, была общность людей в универсальном смысле, общность, единство и защиту которой обеспечивало государство, созданное римлянами. После принятия Константином христианства Римская империя (orbis romanus) превратилась в империю христианскую (orbis christianus), покровителем которой был Бог, а наместником на земле — император, совмещающий политическую и религиозную власть. Когда полчища варваров разрушили Западную Римскую империю, ее идеализированный образ стал еще более ярким. В мире, где необузданная сила и жестокость диктовали свои законы, память о правопорядке поддерживалась как залог лучшего будущего. Так рождался «миф о римской христианской общине, которая обрела территорию, о которой давно мечтала, и единую веру».[2] Духовенство всецело поддерживало эту идею, поскольку его учение было обращено к прошлому, которое представлялось им особенно прекрасным по той причине, что оружие в те времена, как они считали, служило лишь правому делу. В обществе, где теперь правила военная сила, они чувствовали себя беззащитными. Не в их власти было возродить империю. И лишь активные, властные, проницательные и амбициозные правители могли проникнуться этим мифом и воплотить его в жизнь. Или правильнее сказать, попытаться это сделать, так как задача была не из легких. Сложные политические условия не позволяли действовать свободно, строя государство, лишь отдаленно напоминавшее империю, всегда нуждавшуюся в сильных, сведущих людях, обладавших исключительными способностями. Эти качества, к сожалению, были присущи далеко не всем и проявлялись у каждого по-разному. Некоторые правители, поддавшись порыву, доходили до крайностей в своем стремлении воплотить эту утопию. Для других, более прагматичных, более важен был не размер империи, а ее мощь. Деяния каждого из них несли на себе отпечаток их личности. История империи становилась, таким образом, и историей ее императоров.

Самый прославленный из них, Карл Великий, казалось бы, не должен фигурировать в галерее портретов, которые мы собираемся вам представить. Священная Империя была основана в 962 г., примерно через полтора века после его смерти. Однако и Оттон, и все его преемники стремились идти по его стопам. Все они желали взойти на трон в придворной церкви в Ахене и быть коронованными в соборе Святого Петра в Риме, как Карл Великий, чья коронация состоялась на Рождество 800 года. Воспоминания о нем превратились в легенду, придав мечте о великой империи еще одну черту, прошедшую сквозь века, — идею избранности народа, которому Провидением предназначено обрести единство. После римлян это предназначение перешло к франкам. Более того, стало невозможным претендовать на империю, не будучи потомком самых знатных франкских родов. Империя почти неизбежно разделилась на две части. Два города воплощали ее двойственность — прежде всего Рим, но в той же степени и Ахен.

И хотя память о Карле Великом пережила столетия, сотворенная им империя оказалось недолговечной. В 843 г. она распалась. Более никогда земли восточных франков, нынешняя Германия, и западных франков, нынешняя Франция, не объединятся. За короткое время то, что прежде было единой общностью Запада, распалось на бесчисленное множество княжеств и королевств. В начале X века имперская корона была лишь украшением, выставляемым напоказ мелкопоместными князьками. В последний раз ее скинули в 924 г. Оттон подхватил ее 2 февраля 962 г. Ему, правителю Восточной Франкии, были также подчинены Ломбардия и Лотарингия, земли которых тянулись до Мааса. Победа над венгерскими завоевателями значительно укрепила его влияние, и он счел, что именно он достоин возродить империю. Его владения были весьма обширные, однако средства, позволявшие их удержать в повиновении, оставались довольно средними. Власть Каролингов к востоку от Рейна была ограничена, и к тому же во всех других землях ее механизм был плохо налажен. Герцоги, которые возвели Оттона на престол, отнюдь не являлись безропотными исполнителями его воли. Этническая пестрота народов, входящих в состав империи, затрудняла управление ею, и даже народы, говорившие на одном германском языке, не составляли единую нацию. Чтобы пополнять свою казну, Оттон пользовался своей властью императора. Как Карл Великий и все христианские императоры, он считался наместником Бога на земле. В его руках была сосредоточена как духовная, так и светская власть, поэтому он мог рассчитывать на полную поддержку Церкви. Духовенство же составляло некий каркас общества, более походившее на организм, лишенный нервов и костей. Множество проблем и драматических ситуаций препятствовало развитию этой структуры, которой еще предстояло пережить жестокие испытания, однако симбиоз религии и политики оказался жизнеспособным. Преемники Оттона делали все возможное для сохранения такой системы. Она способствовала быстрому развитию империи и позволила ей достигнуть пика своего развития в середине X века.

Позднее эта великолепная конструкция пошатнулась. Папы осознали, что они несли ответственность перед всем христианским миром и что серьезные злоупотребления его подтачивали. Чтобы изменить ситуацию требовалась полная свобода действий. Недостаточно было поставить во главе империи некоего светского правителя, который постоянно вмешивался бы в дела церкви. Ситуация, при которой император претендовал бы на роль нового Мессии и назначал епископов по своему смотрению, была абсолютно неприемлемой. Больше всего досаждало папе, что император обладал незыблемой властью. Конфликт был неизбежен; борьба стала беспощадной. Нездоровая ситуация, сложившаяся в государстве, грозила ему гибелью. После полувековой ожесточенной борьбы было достигнуто согласие. Империя вышла из кризиса значительно ослабленной. Прелаты перестали быть должностными лицами, превратившись в вассалов. Государство больше не в праве было требовать от них абсолютного подчинения. Фридрих Гогенштауфен, прозванный Барбароссой, извлек урок из этих перемен и ввел четко организованную феодальную систему, ставшую одним из столпов, на которых покоилась монархия. Духовенство заняло в ней свою нишу, а империя стала называться Священной. Но Барбаросса желал воспользоваться богатствами, которыми изобиловала Италия. Брак его сына Генриха VI с наследницей нормандцев на Сицилии должен был обеспечить Гогенштауфену власть на полуострове. Это решение было принято, невзирая на стремление ломбардских городов к независимости, с которыми папы, не желавшие попасть в стальные клещи, заключили прочный союз. Преждевременная смерть Генриха VI и последовавшие за ней смутные времена позволили Святому престолу добиться невиданных ранее возможностей, оставив императору лишь права наследника Петра. Взяв за основу сицилийское государство, доставшееся ему в наследство от матери, внук Барбароссы Фридрих II, напротив, объявил себя полноправным властителем, «воплощением закона на земле». Жестокое противоборство возобновилось с новой силой, но, несмотря на взаимные усилия, оно ни к чему не привело. Фридрих II остался непобедимым, но и он в 1250 г. был сражен болезнью. Новость о его кончине послужила сигналом к смуте. Все было разрушено практически в один момент, и наступила полная анархия, длившаяся чуть ли не двадцать лет. Императоры-марионетки не имели достаточно сил, чтобы положить этому конец.

Империя была настолько истощена, что вплоть до нашего времени историки продолжают считать, что она погибла. Такая точка зрения возможна только в том случае, если единственной формой жизнеспособного государства признается централизованное государство, как это было в конце эпохи Средневековья, форма политического правления королевств, ставших впоследствии действительно великими державами, такими, как Франция. Ничего подобного не могло возникнуть в империи. Увлеченные борьбой с папской властью, императоры не имели возможности развивать те властные институты, которые позволили бы им жестко править государством. Маленькие княжества, напротив, обладали подобными структурами. Отказ от них казался немыслимым. Но следует понимать, что ни одно из этих образований не стремилось к самостоятельному развитию. Они не требовали независимости и не собирались отделяться от империи, которая могла исчезнуть, рассыпавшись на куски. Князья хотели быть частью большего государства, обеспечивающего единство их судьбы. В сражениях за независимость германцы осознали свое единство. Создание и поддержка империи стали миссией германской нации, которая не мыслила себя отдельно от империи. Таким образом обеспечивалась ее преемственность. Пространство, на котором столкнулись два претендента на мировое господство, оказалось опустошено и со стороны папской власти, ослабленной Авиньонским пленением, и со стороны империи, отказавшейся с провозглашением Золотой буллы (1356 г.) от управления Церковью. Постепенно были введены новые элементы федеративной политической организации. Император обеспечивал некое верховное управление; механизмы власти были достаточной сложными и развивались настолько медленно, что некоторые считают это развитие весьма условным.

Эта система, зарождение которой шло исключительно медленно и, зачастую, мучительно, тем не менее уже обладала к началу XVI века всеми необходимыми атрибутами государства. Несмотря ни на что, она была достаточно стабильной. Испытания, которые пришлось ей пережить впоследствии, не позволили превратиться ей в единое государство. Мы же ограничимся перечислением тех конфессиональных разногласий, которые возникли с развитием протестантизма, с одной стороны, и сопротивлением католицизма, с другой; Тридцатилетней войной и противоборством Австрии и Пруссии. Империя погибла отнюдь не сама; Наполеон завоевал ее, чтобы присоединить к собственной империи, которую он намеревался создать во Франции.

Прежде чем приступить к теме, которую я только что представил, следует сказать хотя бы несколько слов о литературе, использованной мною при написании этой работы. Исчерпать ее полностью не представляется возможным, так как все время появляются новые исследования. Совершенно естественно, что большинство книг, посвященных этому вопросу, было написано немецкими исследователями. Их историческая школа по праву может гордиться обращением к самим истокам проблем и вниманием ко всем аспектам. Передо мной стояла невероятно сложная задача обобщить многочисленные и совершенно различные работы, содержащие в себе факты и идеи. Эта задача могла бы оказаться мне не по силам, если бы не мои учителя, Филипп Доллинье, Робер Фольц и г-н декан Жан Шнайдер, — внимательное чтение их трудов помогало мне постоянно. Именно им я обязан всем, что есть в этой книге правильного и разумного.

Благодарность

В 1999 г. Исторический институт Макса Планка пригласил меня к себе на месяц. Профессор Эксле, директор института, дал мне, таким образом, возможность разобраться в моих записях и пополнить мои заметки. Моя супруга, которая напечатала мою рукопись, стала ее первым читателем и критиком. Г-жа А. Обермюллер потратила массу времени, чтобы внимательно вычитать мое произведение, внося в него массу исправлений и дополнений. Выражаю всем мою глубочайшую благодарность.