ПРОЛОГ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПРОЛОГ

Посвящение:

«Народу Мексики — в Прошлом, Настоящем и Грядущем».

12 сентября 1993 года я сидел в гостях у моего коллеги Р. Бьювэла и мы обсуждали план нашей будущей книги «Тайна Ориона». Около года мы вместе работали над ней и недавно побывали на встрече с издателями. Воодушевленные их приемом, но утомленные и плохо выспавшиеся, мы пытались между делом ознакомиться со свежими газетами. Просматривая одну из них, я обратил внимание на статью Майкла Роботэма, озаглавленную: «ОН РАЗГАДАЛ ВЕКОВУЮ ЗАГАДКУ» (рядом были снимки какого-то храма и жутковатой скульптуры «летучей мыши»). Среди них имелась и фотография героя статьи с пояснением: «Человек, который раскрыл тайну образов майя». Заинтригованный всем этим, я принялся читать статью.

Выяснилось, что пирамида, дворец и другие памятники, о которых шла речь, находились где-то в юго-восточной Мексике, в местечке под названием Паленке. Это был один из городов, некогда построенных индейцами майя, высокоодаренным народом, культура которого вдруг прекратила свое существование в IX веке н. э[1]. Сейчас их потомки занимаются фермерством в более северном районе. Паленке же и другие равнинные города майя стали «добычей» джунглей. А человек на фотографии, «раскрывший секрет» майя, оказался неким Морисом Коттереллом, который держал перед собой копию крышки саркофага из пирамиды. Я уже слышал о таинственной «крышке из Паленке», преимущественно в связи с теориями о «богах из космоса». Меня приятно удивило, что Коттерелл не занимается подобным спекулятивным вздором. Он, похоже, анализировал символику крышки с научных позиций, изучая мифологию майя и пытаясь связать все это с циклами солнечной активности. Приводил он и приемлемые объяснения того, почему культура индейцев майя потерпела крах. Это обстоятельство во многом оставалось загадкой, но исследования Коттерелла проливали новый свет на этот вопрос.

Читая эту публикацию, я понял, как мало мы знаем о майя, да и о других доколумбовых цивилизациях Америки. Я (как и многие другие) видел документальные фильмы, например, о тайнах Наска в Перу, но не представлял себе историю центральноамериканских культур в целом, в отличие, скажем, от культур Европы, Египта или Месопотамии. Я также не представлял себе, насколько высока была техника строительства мексиканских пирамид и храмов. Побывав в Египте, в том числе у Великой пирамиды, я думал, что это — либо огромные, геометрически простые здания, либо руины. Пирамиды в Мексике не были похожи на египетские; скорее, они напоминали вавилонские зиккураты или китайские пагоды. Однако, подобно египетским, мексиканские пирамиды были связаны с культом усопших, а кроме того, по-видимому, их символика имела отношение к культу неба. Мы с Робертом Бьювэлом в упомянутой выше книге «Тайна Ориона» выдвинули новую «звездную» теорию происхождения египетских пирамид, и теперь мне было очень любопытно узнать, не нашел ли этот Коттерелл подобной символики мексиканских пирамид. Из газетной статьи об этом трудно было узнать, и я решил, что непременно вернусь к этому вопросу, когда у меня будет побольше времени.

Через несколько месяцев, в мае 1994 года, я отправился в Корнуолл, чтобы впервые лично познакомиться с Морисом Коттереллом. «Тайна Ориона» была опубликована еще в феврале, а Би-Би-Си показала документальный (фильм) «Великая Пирамида — ворота к звездам». Книга наша «в один день» стала бестселлером, несмотря на сильное противодействие ряд, а египтологов, недовольных тем, что мы отказались от академической рутины. Я было уже забыл во всей этой суете вокруг книги и фильма о существовании крышки из Паленке, но знакомство с Коттереллом и его работой было для меня делом приятным и полезным. Я поразился широте его взглядов и оригинальности его работы — его, как исследователя, похоже, интересовали не только индейцы майя, но и множество других тем. Началось с того, что я позвонил Коттереллу. В телефонной беседе он не был словоохотлив, но мы договорились, что встретимся во время уик-энда и проведем вместе столько времени, сколько необходимо, чтобы ознакомиться с большим количеством материала, которым он располагал. Коттерелл жил в сельском доме XVIII века, на берегу реки Тамар! Стучаться мне не пришлось: услышав, что я подъехал, хозяин вышел и открыл ворота. Оставалось только поздороваться и войти в дом, чтобы побеседовать за чашкой чая.

Морису Коттереллу было тогда лет сорок, но выглядел он моложе. Он оказался человеком подвижным и говорливым. Взяв по чашке чая, мы отправились в его кабинет, где он стал излагать свои теории и чертить графики. Около шести часов он читал мне свои лекции, но, слушая его пояснения и глядя на графики, я забыл о времени, настолько все услышанное и увиденное было для меня новым и интересным. Я слушал очень внимательно, даже нетерпеливо, стремясь узнать как можно больше. Порой наш разговор принимал слишком специальный характер, и я силился вспомнить, чему меня учили 25 лет назад на занятиях по дифференциальному исчислению или квантовой механике. Потом мы играли с ацетатными копиями крышки из Паленке, складывая их одна на другую и перемещая, чтобы получились причудливые образы богов или драконов. У его работы было две стороны — научно-рациональная и интуитивно артистическая, но обе являлись сторонами одной медали. Образы, открытые на крышке, были не лишены своеобразной логики, а его научные построения — своеобразной красоты. Обе стороны составляли, таким образом, единое целое. И в основе этих обеих ветвей исследования лежала вещь поразительная, даже пугающая — огромная зависимость человечества от циклов солнечной активности. Поразительно было вот что: если смотришь на Солнце прямо, то это чревато слепотой, а чем больше занимаешься солнечными циклами, тем больше понимаешь нашу собственную духовную слепоту: непонимание тех сил, которые управляют нашим существованием. Пугающим же выглядит наше невежество.

Ошеломленный всем услышанным, я вместе с хозяином покинул его кабинет, чтобы принять участие в ужине, прекрасно приготовленным его женой Энн. За вином и десертом мы подтвердили уже достигнутую договоренность: написать вместе книгу обо всем этом, чтобы сделать эти идеи достоянием возможно более широкой общественности. Будучи соавтором «Тайны Ориона», я уже знал, как трудно отстаивать новаторские идеи, идущие вразрез с ортодоксальной археологической наукой. Профессорам ничего не стоит использовать свой авторитет, чтобы прекратить обсуждение теории, которая их не устраивает. И я не очень удивился, узнав, что Коттерелл, как и мой коллега Бьювэл, столкнулся с глухой враждебностью академического мира. Уже одни его идеи, касающиеся пятнообразовательной деятельности Солнца, заслуживали должного внимания общественности, но солидные научные журналы часто отказывались публиковать его статьи, так как не считали его «экспертом» (в узком смысле слова). Но на это можно посмотреть и по-другому: как создатель собственных теорий и как единственный, насколько мне известно, кто изучал этот предмет так основательно, Коттерелл может считаться уникальным экспертом. Кого считать ученым: титулованного профессора, который сидит за столом, но ничего путного не делает, или чужака, который способен выдвигать оригинальные идеи?

Идеи Коттерелла радикальны, в чем-то противоречивы, но в них есть внутренняя связность. Его исследования, посвященные крышке из Паленке и циклам пятнообразовательной деятельности Солнца, заставляют нас не только по-новому осмыслить историю Центральной Америки, но и задуматься о нашей возможной судьбе. Сейчас много тревог вызывают утончение озонового слоя, глобальное потепление, загрязнение окружающей среды, перенаселение и истощение ресурсов. Но при этом многие люди продолжают верить, что современная цивилизация справится с этими испытаниями, преодолеет их, как болезни роста. Даже те, кто считают подобную веру необоснованной, полагая, что следует вернуться к более простому образу жизни, исходят из того, что человечество самостоятельно способно решать свою судьбу. Наши утопии исходят из того, что человечество если не практически, то хотя бы теоретически способно жить в гармонии на нашей планете. А что если нет? Что если существуют космические факторы, на которые человек даже и повлиять не может, если подъемы и падения культур регулирует, как считает Коттерелл, солнечная активность? Следует ли нам «прятать голову в песок», или надо попытаться понять природу этих внешних сил? У индейцев майя был сложный и удивительно точный календарь. Мы смогли понять часть их иероглифов, многие из которых оказались датами. Майя были очень озабочены влиянием Солнца и верили в апокалиптическое будущее человечества. Легко отвергнуть все это, как суеверия, но что если майя, как и полагает Коттерелл, знали об этом больше нас? Ради нашего будущего мы должны сделать все, чтобы восстановить это древнее знание. Тогда мы будем готовы к глобальным изменениям, пусть и не сможем их контролировать. Настоящие ученые должны отнестись к этому очень ответственно. Мне остается только верить, что вы, читатель, разделяете это мнение.

Э. Джилберт