5. ВО ГЛАВЕ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

5. ВО ГЛАВЕ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ

Не прошло и полгода, как барон Врангель прибыл в Добровольческую армию, а уже был поставлен во главе ее.

26 декабря Добровольческая и Донская армии были объединены под единым верховным командованием генерала Деникина, образовались Вооруженные Силы Юга России. Беря на себя руководство ими, Деникин передал командование «добровольцами» самому достойному из своих помощников и сподвижников, барону П. Н. Врангелю, который за короткий срок пребывания на Кубани и в Ставрополье затмил прежних героев, ветеранов «Ледового похода».

Передав свой корпус генералу Покровскому, Врангель разработал план удара из Ставрополья на юг, на Терек, повел армию в предгорья, отрезая большевикам путь отступления с Кубани и Северного Кавказа на Астрахань.

9 января к нему в штаб прибыл генерал Деникин и объявил, что Добровольческая армия будет разделена на две части. Та, что была послана в Донецкий бассейн и состояла из пехотных частей ветеранов «Ледового похода», сохраняла название «Добровольческой», а оставшиеся на Кавказе кубанские части под командованием Врангеля должны были получить название «Кавказской армии».

Врангель отказался командовать «Кавказской армией», он предпочитал остаться в «Добровольческой» на любой должности. Наконец был найден компромисс. Обе армии сохраняли название «Добровольческая», но одна — Кавказская Добровольческая, другая — Крымско-Азовская Добровольческая.

10 января 1919 года (ст. ст.) П. Н. Врангель вступил в командование Кавказской Добровольческой армией и «горячо принялся за работу».

Поражение Красной Армии на Северном Кавказе было довершено вспыхнувшей эпидемией сыпного гифа. Без должного медицинского обеспечения эпидемия приняла невиданные размеры, мертвецов не убирали по нескольку дней. Надорванные навалившимися напастями красноармейцы почти не оказывали сопротивления.

В штабе белого командования уже обсуждался вопрос, куда перебрасывать победоносные войска с завоеванного Северного Кавказа. Деникин планировал оставить слабый заслон по реке Маныч, а основную массу войск перевести на харьковское направление, на Украину. Врангель же настаивал на походе в Поволжье, на соединение с армией адмирала Колчака.

Деникин остался при своем мнении, и с этого момента между ним и Врангелем возникла первая натянутость. Врангель отметил в своих мемуарах, что именно в это время он как раз «присмотрелся» к А. И. Деникину, и «облик его» для Врангеля «прояснился». Врангель заметил, что Деникин «не умел овладевать сердцами людей»: «У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами». «Сын армейского офицера, сам большую часть своей службы проведший в армии, он, оказавшись в верхах, сохранил многие характерные черты своей среды, провинциальной, мелкобуржуазной, с либеральным оттенком. От этой среды оставалось у него бессознательное предубежденное отношение к «аристократии», «двору», «гвардии», болезненно развитая щепетильность, невольное стремление оградить свое достоинство от призрачных посягательств. Судьба неожиданно свалила на плечи его огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг. В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверял и в то же время не находил в самом себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль», — такую характеристику дал Деникину Врангель. Натянутость во взаимоотношениях стала постепенно перерастать во взаимную нелюбовь.

Между тем 150-тысячная армия красных на Северном Кавказе была разгромлена. Немногие конные отряды ушли в Астраханскую степь, пехота, артиллерия и обозы достались белым. На подходах к Кизляру на 25 верст тянулись брошенные большевиками эшелоны. Счет трофейным орудиям пошел на сотни, пленным красноармейцам — на десятки тысяч.

Разъезды врангелевцев вышли к Каспийскому морю. Северный Кавказ отныне превратился в тыловой район, в базу «добровольцев», всех Вооруженных Сил Юга России.

Во время последних боев, объезжая захваченные его войсками территории, Врангель заболел сыпным тифом. Болезнь протекала в тяжелой форме, иногда не оставалось никаких надежд. Приехавшая из Крыма жена не отходила от постели больного. Наконец на семнадцатый день болезни наступил кризис. Барон стал поправляться, но оставался еще очень слаб.

Пока он болел, армией командовал генерал Юзефович. Штаб армии перенесли в Ростов-на-Дону. Некоторые части перебросили в район Донецкого бассейна.

В конце марта Врангель с женой выехал в Сочи для поправления здоровья, но пробыл там недолго. Сочи постоянно подвергались угрозе со стороны банд «зеленых», которых, по словам Врангеля, поддерживали грузинские войска. Врангель уехал оттуда и остановился в Екатеринодаре. Дела на фронте шли неважно. Большевики ворвались в Крым, напирали в Донецком бассейне, на Кубани разгорались дрязги между «самостийниками» и «едино-неделимцами», но общее настроение оставалось приподнятым — в общей обстановке произошел радикальный поворот, англичане и французы уже начали оказывать материальную помощь, кроме того, оставались надежды, что «союзники» все же высадят свои войска и помогут свалить большевиков.

Деникин надеялся, что ситуация совершенно поправится, когда Врангель выздоровеет и возвратится в армию, однако между ними оставались расхождения во взглядах — куда наступать: Деникин все внимание уделял Донецкому бассейну, Врангель упорствовал и настаивал на ударе на Царицын и далее вверх по Волге, на соединение с Колчаком.

12 апреля (ст. ст.) красные перешли в наступление на манычском направлении, сбили донские части генерала Мамонтова и стали двигаться вдоль железной дороги, стремясь окружить находившиеся в районе Ростова белые войска, красные разъезды ожидались под Батайском. Высшее командование предлагало Врангелю возглавить войска образовавшегося Манычского фронта и остановить красных. Врангель потребовал передачи под его командование лучших войск со всего Северного Кавказа, но, не встретив понимания, отказался от назначения и решил вернуться к должности командующего Кавказской Добровольческой армией. Руководство боями на Маныче взял на себя сам Деникин.

В городе Ростове начиналась паника. Ждали выступления рабочих окраин. Чтобы пресечь возможные беспорядки, Врангель приказал арестовать уже известных инициаторов. Семьдесят человек были арестованы, шестеро немедленно преданы военно-полевому суду и казнены. Город притих.

К Батайску, прикрывавшему Ростов с юга, подошли кубанские и терские казачьи части, чтобы помочь утомленным борьбой донцам. Части генерала Покровского остановили и отбросили большевиков обратно за Маныч. Бои приняли затяжной характер. В Донецком бассейне войска генерала Шкуро и донцы генерала Калинина удачным маневрированием остановили наступление красных против «добровольческой» пехоты и даже захватили Луганск. Продолжались бои на Маныче. Конная группа генерала Шатилова не могла форсировать Маныч, ударить в лоб на части большевиков, удерживающие «ключ позиции», станицу Великокняжескую. Попытки обойти противника выше по течению болотистого Маныча срывались — не удавалось переправить артиллерию, и красные постоянно выгоняли белых обратно за реку.

30 апреля (ст. ст.) Врангель прибыл к Деникину, руководившему операцией на Маныче. На этом направлении сконцентрировали лучшую белую конницу с Северного Кавказа, но конница действовала вяло. К удивлению Врангеля, Деникин не свел ее в один кулак и не назначил ей единого начальника. На недоуменный вопрос Врангеля главнокомандующий ответил: «Все это так, но как вы заставите генерала Покровского или генерала Шатилова подчиниться одного другому?»

Начальник штаба Деникина генерал Романовский предложил Врангелю объединить под своим командованием всю стянутую на Маныч белую конницу и разбить красных.

«Я охотно согласился, — вспоминал Врангель, — ясно сознавая, что это единственная возможность закончить, наконец, бесконечно затянувшуюся операцию. Радовала меня и возможность, непосредственно руководя крупной массой конницы, разыграть интересный и красивый бой».

Разобравшись с обстановкой непосредственно на позициях, Врангель понял, что главная причина неудач — невозможность переправить на берег противника артиллерию. Попытка навести мост через мелкий, но топкий Маныч привлекла бы внимание противника к переправе. Врангель приказал изготовить из дощатых заборов переносные щиты, что позволило бы устроить невидимую, «Подводную» переправу в считанные минуты.

Операции предшествовал отвлекающий удар. Конница генерала Улагая в районе села Ремонтное атаковала и разбила конницу Думенко, известного красного командира.

В ночь на 4 мая командуемая Врангелем конница вброд перешла мелкий Маныч, вслед за конными частями саперы уложили на дно Маныча привезенные щиты из досок, и Врангель пустил по ним артиллерию.

Кубанцы, терцы, астраханцы, донцы действовали слаженно и четко. Переправа была захвачена, противник сбит. В разгар боев за Великокняжескую со стороны Ремонтной показалась конница Думенко и сбила Астраханскую бригаду. Кубанцы и терцы Покровского остановили Думенко, но в целом бой закончился вничью. На другой день, (ближе к вечеру, Врангель организовал налет авиации (8 аэропланов) на коннику Думенко, а вслед бросил в конную атаку полки Покровского, Красная кавалерия, не приняв боя, стала отступать.

Противник, потерявший за три дня боев около 15 тысяч пленных, 55 орудий и 150 пулеметов, стал стремительно откатываться на север.

Здесь же, на поле боя, наблюдавший за сражением Деникин поставил перед Врангелем задачу овладеть Царицыном. Войска, действующие в Манычском районе, расположенные восточнее Донской армии, сводились в Кавказскую армию и под командованием Врангеля должны были наступать в указанном направлении. Войска, воюющие в Донецком бассейне и на Украине, оставались под прежним наименованием — «Добровольческая армия».

Врангель не цеплялся больше за это название. «Успевшие значительно обостриться отношения между главным командованием и казачеством, ярко проводимое обеими сторонами деление на добровольцев и казаков, значительно обесценило в глазах последних еще недавно одинаково дорогое для всех войск добровольческое знамя. К тому же наименование «Кавказской» успело стать близким войскам», — объяснял свое решение барон.