1875 год 8-й год правления Мэйдзи

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1875 год

8-й год правления Мэйдзи

В январе правительство приказало компании «Мицубиси», в пользовании которой находились закупленные в прошлом году пароходы, открыть линию Иокогама – Шанхай. Это была первая международная линия, обслуживаемая японской компанией. До этого времени монополию здесь держали американцы. В сентябре компании «Мицубиси» были безвозмездно переданы 30 пароходов, правительство дало взаймы и деньги – под смехотворные два процента годовых. Компания снизила цены на билеты первого класса на линии Иокогама – Шанхай с 30 до 8 иен и какое-то время совершала перевозки людей себе в убыток, но результат вышел положительным: американцы в конце концов не выдержали и продали свои корабли и портовое оборудование «Мицубиси».

21 января у императора Мэйдзи от наложницы Янагихара Наруко родилась дочь. Все вздохнули с облегчением: смерть двух первых детей императора наполняла сердца беспокойством. Устроили пир, провозглашали здравицы. Император назвал дочь Сигэко. Принцесса прожила полтора года.

Тоёхара Кунитика. Известные люди мирных времен (ок. 1878 г.)

На этой гравюре Мэйдзи и его супруга Харуко (в центре) предстают на фоне своего самого близкого окружения. Так, в частности, на гравюре изображены Сандзё Санэтоми (нижний ряд, крайний слева), Ивакура Томоми (справа от императора). Справа от него принц Арисугава Тарухито и Янагихара Наруко. В это время изображать наложниц еще не возбранялось. Впоследствии вместе с Мэйдзи можно будет изображать только Харуко.

Порядок посещения наложницами императора в значительной степени определялся их начальницей. Разумеется, одного слова императора было достаточно, чтобы та или иная из наложниц покинула дворец, но это случалось нечасто. Самой «продуктивной» наложницей стала Сонно Сатико, которая родила императору восемь последних его детей (за время с 1886 по 1897 г.).

1 марта Англия и Франция наконец-то вывели свои войска из Иокогамы. Их присутствие Ивакура Томоми считал «наиболее унизительным для нашей империи». Обстановка в стране несколько успокоилась, нападений на иностранцев стало заметно меньше, правительство Мэйдзи вело себя по отношению к западным державам уважительно, завоевывать Японию западным державам было незачем, содержание воинского контингента требовало немалых средств.

Согласно промежуточным договоренностям 1867 года, остров Сахалин находился в совместном владении Японии и России. Это вызывало множество дипломатических неудобств, между русскими и японскими обитателями острова возникали конфликты. Японцев на острове было намного меньше, чем русских. К тому же для японской экономики в то время более приоритетным было освоение Хоккайдо, а для дипломатии – корейское направление. И здесь для японского правительства был важен нейтралитет России. Поэтому в Токио решили отдать Сахалин России в обмен на Курильские острова. 7 (25 апреля) мая в Петербурге договор был подписан.

В обеих странах нашлось немало людей, которые сочли договор противоречащим национальным интересам. Однако каждая из стран имела для его подписания серьезные резоны. Для России основным направлением внешней политики оставались Европа, Ближний и Средний Восток. В связи с этим политическая элита обеих стран хотела сосредоточиться на решении главных проблем и не иметь лишней головной боли – Сахалина и Курил. Если оценивать ситуацию в целом, то ни Япония, ни Россия еще не имели в этом регионе сколько-нибудь серьезных интересов – как экономических, так и геополитических. Получив Сахалин, Россия не нашла ничего лучшего, как превратить остров в место ссылки. Не то чтобы одной Сибири уже не хватало, но кто же из нормальных людей по своей доброй воле отправится на край света?

Японскую делегацию в Петербурге возглавлял Эномото Такэаки, оборонявший Хоккайдо от войск Мэйдзи в 1869 году. Сначала его посадили в тюрьму, но амнистировали через два года и семь месяцев. Так же как и множество других противников правительства Мэйдзи, он «перековался» и пошел на службу к императору.

Петербургский договор подвел итог территориальному размежеванию в Восточной Азии. Отныне перекройка границ станет привилегией не столько дипломатов, сколько военных.

Японское правительство сообщило своему народу о договоре далеко не сразу. Дадзёкан обнародовал его только в декабре. И только после этого газеты «получили отмашку» и приступили к его комментированию и разъяснению. Правительство и народ разделяла дистанция протяженностью в полгода.

В стране многие были недовольны засильем в правительстве кланов Сацума и Тёсю. «Движение за свободу и права народа» требовало представительного правления, ссылаясь при этом на достопамятную «Клятву в пяти статьях». 14 апреля был обнародован указ Мэйдзи о реформе системы управления. Исполнительный орган – Дадзёкан – продолжал свое существование, центральная палата также не претерпела изменений, но вместо упраздняемых левой и правой палат создавался сенат (Гэнроин, букв. «палата старейшин»), собрание губернаторов префектур и судебная палата. Члены судебной палаты и сената назначались императором. Функцией сената было давать правительству советы в части законодательства. Губернаторы также назначались, но предполагалось, что в скором будущем их станут избирать. В данный момент вряд ли речь могла идти о полноценной представительной власти. Тем не менее первый шаг в этом направлении был все-таки сделан – исполнительная, законодательная и судебная власти оказались разделены.

Верная своей миссии по разъяснению политики правительства, массовая газета «Ёмиури» писала, что указ этот направлен в конечном счете на то, чтобы Япония стала сильной и над ней перестали смеяться иностранцы. Газета напоминала: Поднебесной владеют люди, а не один император. Газета утверждала: тебе самому будет хорошо, если стране будет хорошо. Нельзя радоваться тому, что ты сам жив-здоров, когда другой (имелось в виду «бедное» и «больное» государство) умер. Придерживаться такой точки зрения – все равно что смотреть на мир сквозь узенькую дырочку в заднем проходе[121].

Из разъяснений газеты вряд ли можно было почерпнуть много конкретно-полезного относительно сути реформы. Оставалось принять на веру: указ Мэйдзи – дело хорошее, противиться ему не надо, следует его поддержать.

Тиражи газет росли, их влияние на умы тоже увеличивалось. В этом году только в одном Токио было напечатано около 7 миллионов экземпляров газет. Эта цифра не отражает истинное число читателей. Купленная газета часто читалась не только в одной семье – ее передавали и родственникам, и соседям. Газеты можно было просмотреть в банях, парикмахерских и ресторанах. Доброхоты устраивали собрания, где они читали газеты неграмотным. Появились читальни – как платные, так и бесплатные. Бесплатные читальни власть стала устраивать, видя в газетах инструмент просвещения населения на правительственный лад.

В это время художественная литература сильно потеряла в популярности, люди требовали «фактов», а не «россказней». Однако «факт», в представлении правительства, должен был контролироваться бдительным оком редактора и цензора. Реальность должна была быть представлена отобранными и отредактированными фактами, что превращало реальность в новый миф.

В этом году цензура сделала решительный прорыв. Цензура существовала и при режиме Токугава, но в первые годы Мэйдзи до нее не доходили руки по-настоящему. Теперь усилия правительства стали более системными и последовательными, закон о печати пересмотрели, он был дополнен законом о клевете. Новые правила для печати были сработаны с оглядкой на немецкий закон, принятый там совсем недавно. В том, что касалось ограничения свобод, Германия всегда служила для Японии хорошим примером.

Теперь для издания газеты требовалось разрешение Министерства внутренних дел. Издатели несли уголовную ответственность (до трех лет тюремного заключения) за общественные последствия, которые могла вызвать та или иная публикация. Газеты имели право издавать только японцы – ведь иностранцы, не подлежа японскому суду, были вольны печатать, что им на ум придет. И пользовались этим. Так, Джон Блэк издавал «Ниссин синдзиси» – самую популярную газету на японском языке. Книги могли изыматься из продажи, если чиновники министерства найдут их вредными для общественного спокойствия и морали. Закон о клевете предусматривал штраф, если публикация наносила ущерб репутации упоминаемого там человека – даже если сообщаемые газетой факты соответствовали действительности.

Стыд для японца был одним из сильнейших стимулов «хорошего» поведения. Грех был страшен не только сам по себе, грех был ужасен тем, что о нем могут узнать другие люди. Всякий японец больше всего боялся «потери лица», насмешки и презрения со стороны окружающих. В тогдашней Японии непослушных детей пугали не только полицейским, но и газетчиком. «Комплекс Герострата» в этой стране был невозможен. Зато читатели охотно сообщали в газету о случаях правонарушений – с тем, чтобы полиция приняла соответствующие меры. Это говорит о том, что газета воспринималась не как самостоятельный институт, а как одно из подразделений власти. Читатель газеты твердо знал, что находится под пристальным оком других читателей. При сёгунате члены пятидворок были обязаны доглядывать друг за другом, теперь вся страна превращалась в такую пятидворку. Недоносительство каралось законом, доносительство становилось действием по убеждению. В лице газет власть получила мощный инструмент по проведению своих планов в жизнь. Инструмент информационного террора.

Закон о клевете защищал от журналистов простых подданных. Но одновременно он защищал и министров и чиновников. Получалось, что власти в значительной степени выводились за пределы поля, где была возможна критика. Одним из следствий принятия закона стало резкое сокращение публикаций на криминальные темы, поскольку газеты опасались, что упоминание тех или иных конкретных имен могут счесть за «клевету». «Современные» газеты в полной мере ощущали на себе путы средневековья и были вынуждены прибегать к эзопову языку. Но при этом все же следует помнить, что предварительная цензура отсутствовала и возможности для критики правительства при Мэйдзи были значительно более широкими, чем при Токугава.

Темп жизни становился все быстрее. Простому человеку нужно было накормить семью, правительству – справиться с внешними и внутренними проблемами, всем вместе – догнать Запад. Основанный Мори Аринори, Фукудзава Юкити и другими поборниками прогресса просветительский журнал «Мэйроку дзасси» («Шестой год эры Мэйдзи») скорбел о времени, которое могло быть потрачено зря. Он утверждал, что Япония сумеет догнать Запад только через несколько десятилетий. Провидчески предположив, что это может случиться через 30 лет, журнал предупреждал: если проводить в праздности воскресенья, погоня может занять еще больше времени – за этот период набежит полторы тысячи таких никчемных дней[122]. Японцы трудились упорно, двигались быстрее, нетерпение было велико. Мэйдзи служил им в этом примером. Для того чтобы придать его образу больше динамизма, его часто изображали на фоне транспортных средств. Это мог быть поезд, это могла быть лошадь или экипаж. Это мог быть и настоящий военный корабль, и детский парусник, и крошечная традиционная лодка.

Тоёхара Тиканобу. Император Мэйдзи любуется сакурой на реке Сумида-гава (1887 г.)

В мае правительство отменило запрет на кремацию. Причин нашлось несколько. Во-первых, обряд трупосожжения имел слишком глубокие традиции, сломать которые оказалось не под силу. Во-вторых, с переходом на захоронение в земле территории кладбищ стали стремительно расширяться. В-третьих, именно по этой причине даже на «цивилизованном Западе» стало строиться больше крематориев, и это было хорошим предлогом, чтобы «сохранить лицо» при отмене своего прежнего распоряжения[123]. Правительство, бывало, увлекалось, но нужно отдать ему должное: ошибки исправлялись быстро.

Вместе с административной реформой было упразднено и подразделение в Министерстве религии, ведавшее деятельностью проповедников (сэккёси). Опыт их деятельности вышел неудачен, государственной религии на основе синтоизма создать не удалось. Опыта прозелитской работы не хватало, образованность проповедников оставляла желать лучшего, ритуалы не были унифицированы, представители разных религиозных школ не могли преодолеть догматических различий между своим пониманием «Неба», «Пути», верховной власти, идеалы западнической модернизации были проповедникам чужды. Предполагалось, что «проповедники» будут действовать на основании прежде всего синтоистских ценностей. Однако из ста тысяч проповедников (большинство из них не получали жалования и напоминали волонтеров) синтоистские жрецы составляли всего 20 процентов. А потому многие из них рассказывали пастве о том, что ближе не государству, а им самим. Например, один из них вместо того, чтобы разъяснять курс правительства, рассказывал о том, какие блага несет верующему почитание будд. Он закончил свою проповедь такими словами: «Во время молитвы следует поминать имя будды Амида, и если вы даже совершили что-то плохое и нехорошее, то стоит разок произнести имя этого будды, как прегрешения немедленно исчезнут»[124]. Нет, не этого ожидало правительство от своих служащих.

Проповедникам бывало зачастую трудно добраться до храмов и святилищ. Многие из них располагались в местах священных, т. е. высоко в горах. Верующие привыкли посещать их по большим праздникам, являться туда сколько-нибудь часто казалось им делом неблагодарным. Словом, идеологические возможности синто по обеспечению единения народа вокруг поставленных правительством целей оказались ограниченными. В то же самое время синто оставался главной опорой монархическо-национальной идеи.

Дело христианских миссионеров между тем находилось на некотором подъеме. В этом году выпускник Вест-Пойнта капитан Джейнс, нанятый преподавать в частной школе в Кумамото, крестил сразу 34 своих ученика. В обязанности капитана входило преподавание английского языка, естественнонаучных дисциплин и всеобщей истории. Уроки морали ему не доверили – они строились в соответствии с конфуцианским каноном. Однако Джейнс все-таки приступил к проповеди христианства. Среди его слушателей был и Токутоми Сохо (1863–1957), которому предстояло стать одним из властителей дум мэйдзийской Японии. Недовольство родителей юных последователей христианства было столь велико, что школу пришлось закрыть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.