12. Садоводство Первые защитные насаждения

12. Садоводство

Первые защитные насаждения

В 1946 г. я побывал в Стамбуле и Багдаде, куда я был приглашен как профессор Американской школы исследования Востока и как представитель Музея Пенсильванского университета в Филадельфии.

В Стамбуле я провел около четырех месяцев, скопировав там более сотни табличек и фрагментов с записями шумерских мифов и эпических сказаний. Большинство этих отрывков представляло собой фрагменты — совсем маленькие и средней величины. Однако среди них оказалось несколько более полных табличек (например, табличка в двенадцать столбцов, повествующая о «войне нервов», о которой уже шла речь в главе 4). Кроме того, там была табличка в восемь столбцов с надписью о споре между Зимой и Летом (см. гл. 20), а также неизвестный до последнего времени миф, который я назвал «Инанна и Шукаллитуда, или смертный грех садовника».

Первоначально это была табличка размером примерно 15 x 18 см. Сейчас от нее уцелела только часть (10,6 x 17,5 см). Первый и последний столбцы, — а их всего было шесть, — почти полностью разрушены. Однако четыре оставшихся позволяют восстановить около 200 строк, из которых более половины сохранилось полностью.

По мере того как содержание мифа прояснялось, я начал понимать, что оно является весьма оригинальным. К тому же две его детали показались мне весьма важными.

Прежде всего в тексте идет речь о богине, которая, желая отомстить оскорбившему ее человеку, превратила все воды страны в кровь. Эта тема «кровавого мора» не встречается в древней литературе нигде, кроме Библии, в книге Исход. Напомним этот эпизод. Иегова говорит: «Из этого узнаешь, что я — господь: вот я ударю жезлом, который в руке моей, по воде, которая в реке, и она превратится в кровь» (Исход, 7, 17).

Что касается второй своеобразной детали, то она относится к технике «защитных насаждений»: по-видимому, в мифе делается попытка объяснить происхождение таких насаждений. Во всяком случае из этого мифа можно сделать вывод о том, что посадка густолиственных деревьев для защиты растений от ветра и солнца была известна и распространена в Шумере уже тысячелетия назад.

Вот краткое содержание этого мифа.

Некогда жил садовник по имени Шукаллитуда. Он был хорошим садовником, трудолюбивым и опытным, но все его усилия были тщетны. Он заботливо поливал растения, однако сад его засыхал. Яростные ветры беспрестанно покрывали его лицо «пылью гор». Несмотря на все его старания, растения погибали. Тогда он возвел взор к небу, усеянному звездами, изучил знамения и постиг законы богов. Обретя таким образом новую мудрость, наш садовник посадил у себя в саду дерево «сарбату» (установить, что это за дерево, пока не удалось).. Его густая тень укрывала сад с восхода до заката. В результате всевозможные огородные культуры стали приносить Шукаллитуде отменный урожай.

Но вот однажды богиня Инанна (шумерская Афродита), пройдя по небесам и по всей земле, утомилась и прилегла отдохнуть близ сада Шукаллитуды. Он заметил ее из своего сада, а затем воспользовался усталостью богини и ночью овладел ею. Когда пришло утро, оскорбленная Инанна решила во что бы то ни стало узнать, какой смертный посмел над нею надругаться. Для этого Инанна обрушила на шумеров три напасти: она превратила в кровь всю воду в источниках страны, так что пальмы и виноградники сочились кровью, и наслала опустошительные вихри и бури. Что касается третьей напасти, то здесь можно только строить предположения, потому что соответствующие строки текста сильно повреждены.

Несмотря на столь решительные меры, Инанне не удалось обнаружить своего оскорбителя. Каждый раз, когда страну поражала напасть, Шукаллитуда обращался за помощью к своему отцу, и тот советовал ему смешаться с толпой его «черноголовых» братьев[13] и держаться вблизи городов. Шукаллитуда следовал совету отца и каждый раз избегал кары богини.

Далее текст повествует о том, как богиня Инанна, не сумев отомстить насильнику, с горечью решает отправиться в Эриду и просить совета и помощи у бога мудрости Энки в его храме. Здесь миф обрывается, потому что край таблички, как уже говорилось, отбит.

Я попытался перевести основные и наиболее понятные строки этой поэмы, но хочу предупредить читателя, что это перевод приблизительный:

Шукаллитуда . . . . .

Когда он наполнял водой борозды,

Когда он копал колодцы возле гряд. . .,

Он спотыкался о корни, они царапали его.

Яростные ветры со всем, что они несут,

Ветры с пылью гор секли ему лицо.

Его лицо . . и . . руки,

Ветры вздымали пыль, он не знал. . . .

(Тогда) он обратил взор к землям внизу[14],

Он посмотрел на звезды на востоке,

Он обратил взор к землям наверху,

Он посмотрел на звезды на западе.

Он созерцал благоприятные небесные знаки.

Созерцая их, он постиг знамения,

Он узнал, как применять законы богов,

Он изучил решения богов.

В своем саду в пяти, в десяти недоступных местах,

В каждом из этих мест, он посадил по дереву для защитной тени

Защитная тень этого дерева «сарбату» с густой листвой,

Тень, которую оно дает на заре,

В полдень и в сумерках, — никогда не исчезает.

Однажды моя царица пересекла небо, пересекла землю,

Инанна пересекла небо, пересекла землю,

Пересекла Элам и Шубур,

Пересекла . . . .

Иеродула[15], охваченная усталостью, приблизилась (к саду) и крепко уснула.

Шукаллитуда увидел ее из угла своего сада

Он овладел ею, он целовал ее,

Он вернулся в угол своего сада.

Пришла заря, взошло солнце.

Женщина с ужасом взглянула на себя,

Инанна с ужасом взглянула на себя,

И тогда женщина из-за своего лона, — какое зло она сотворила!

Инанна из-за своего лона, — что же она сотворила?

Все источники в стране она наполнила кровью,

Все рощи и сады в стране она напоила кровью.

Рабы пришли за дровами, а что пить — одну кровь?

Рабыни пришли по воду, а что взять — одну кровь?

«Я должна найти того, кто овладел мною, среди (людей) всех стран», — сказала Инанна.

Но того, кто овладел ею, она не нашла,

Ибо юноша вошел в дом своего отца,

И сказал Шукаллитуда своему отцу:

«Отец, когда я наполнял водой борозды,

Когда я копал колодцы возле гряд,

Я спотыкался о корни, они царапали меня.

Яростные ветры со всем, что они несут,

Ветры с пылью гор секли мое лицо,

Мое лицо . . и . . руки,

Ветры несли пыль, я не знал. . . .

(Тогда) я обратил взор к землям внизу,

Я посмотрел на звезды на востоке,

Я обратил взор к землям наверху,

Я посмотрел на звезды на западе,

Я созерцал благоприятные небесные знаки,

Созерцая их, постиг знамения,

Я узнал, как применять законы богов,

Изучил решения богов.

В своем саду, в пяти, в десяти недоступных местах,

В каждом из этих мест, я посадил по дереву для защитной тени.

Защитная тень этого дерева „сарбату“ с густой листвой,

Тень, которую оно дает на заре,

В полдень и в сумерках, — никогда не исчезает.

Однажды моя царица пересекла небо, пересекла землю,

Инанна пересекла небо, пересекла землю,

Пересекла Элам и Шубур,

Пересекла . . . .,

Иеродула, охваченная усталостью, приблизилась (к саду) и крепко уснула.

Я увидел ее из угла своего сада,

Овладел ею, целовал ее,

И вернулся в угол своего сада.

Пришла заря, взошло солнце.

Женщина с ужасом взглянула на себя,

Инанна с ужасом взглянула на себя.

И тогда женщина из-за своего лона, — какое зло она сотворила!

Инанна из-за своего лона, — что же она сотворила?

Все источники в стране она наполнила кровью,

Все рощи и сады в стране она напоила кровью.

Рабы пришли за дровами, а что пить — одну кровь?

Рабыни пришли по воду, а что взять — одну кровь?

„Я должна найти того, кто овладел мною, среди (людей) всех стран“, — сказала Инанна».

Но того, кто овладел ею, она не нашла,

Ибо отец ответил юноше,

Отец ответил Шукаллитуде:

«Сын, отправляйся к городам твоих братьев,

Направь стопы свои к твоим братьям, черноголовому народу,

И женщина (Инанна) не найдет тебя среди (людей) всех стран».

Он (Шукаллитуда) отправился к городам своих братьев,

Он направил стопы свои к своим братьям, к черноголовому народу.

И женщина не нашла его среди (людей) всех стран.

Тогда женщина из-за своего лона, — какое зло она сотворила!

Инанна из-за своего лона, — что же она сотворила?….

(И далее повествуется о второй напасти, которую богиня наслала на Шумер).

Несмотря на то что основную роль в экономике Шумера играли земледелие и скотоводство, скромная мотыга, неразлучный спутник забрызганного грязью работника, пользовалась у шумеров большим почетом, нежели плуг, любимец царей, придворных и зажиточных горожан, работавший всего четыре месяца в году. Во всяком случае такой вывод можно сделать из текста в 198 строк, совсем недавно составленного из 39 табличек и фрагментов моим молодым испанским коллегой М. Сивилом. Сивил в течение нескольких лет работал со мной в Музее Пенсильванского университета. Как видно из спора Мотыги и Плуга, первенство остается за Мотыгой. Авторы этого литературного произведения, посвященного технике древнего Шумера, которое проходили в шумерских школах, бесспорно отдают предпочтение мотыге.