Революция и война за независимость 1848–49 гг

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Революция и война за независимость 1848–49 гг

Сначала казалось, что Вена сумеет достойно противостоять вызову, брошенному ей либералами. Предпринимавшиеся ею меры вроде бы подтверждали мнение консерваторов, что правительство открыто для реформ. Его предложения по отмене aviticitas, о компенсациях за вольные грамоты, о реформе тюремной системы внесли раскол в ряды оппозиции. Как и деятельность Сечени, который добился своего избрания в нижнюю палату, чтобы противодействовать там влиянию Кошута и вынести на рассмотрение съезда грандиозный план по финансированию строительства железной дороги Пожонь — Пешт — Дебрецен (первый отрезок от Пешта до Ваца был уже открыт с 1846 г.). Несмотря на все нападки оппозиции, Вена решительно сохраняла в комитатах свою систему администраторов. К февралю 1848 г. дебаты в государственном собрании окончательно зашли в тупик, из которого едва ли имели шанс выбраться, не докатись до Венгрии волна европейских революций.

Революции 1848 г. были вызваны целым комплексом причин, среди которых можно назвать и недовольство людей консервативной международной системой, установленной в 1815 г., и серию экономических и финансовых кризисов первой половины 1840-х гг., и связанный с их пересечением и взаимовлиянием эмоциональный эффект, который, подобно цепной реакции, охватил весь континент (при том, что эмоциональное воздействие не могло иметь сколь-либо глубокого практического значения, а при чисто внешнем сходстве революционной идеологии восставших народов цели, ход и результаты борьбы весьма различались, отражая преимущественно местные проблемы и обстоятельства). Венгерская революция идеально вписалась в эту цепную реакцию, которая началась в Палермо, перекинулась на Париж, Центральную Италию, Пьемонт, Вену и Будапешт, а затем докатилась до Берлина, Милана, Венеции, Праги и Бухареста. Хотя первый революционный толчок сотряс политическую почву в Неаполитанском королевстве 12 января 1848 г., за день превратив его в конституционную монархию, истинным катализатором для европейских революций стали события, которые 22–25 февраля разыгрались в Париже. По словам Баттяни, все политические новаторы с 1789 г. начали «поглядывать на этот город» в поисках вдохновения и все никак не перестанут этого делать. Новости о низложении «короля банкиров» Луи Филиппа объединенной группой нуворишей, рвавшихся к личной политической власти, радикалов, стремившихся к расширению избирательного права, и социалистов — к социальному равенству — то есть к целям, не имевшим ничего общего с задачами, которые в тот период стояли перед либералами Центральной Европы, — достигли 1 марта Пожони и вызвали там сильное возбуждение, чем тотчас же не преминул воспользоваться Кошут. В пламенной речи, произнесенной 3 марта, он призвал своих коллег-депутатов «поднять уровень своей политики до высоты текущего момента» и потребовал немедленной реализации всей программы реформ, предлагавшейся оппозицией. В специальном обращении к монарху эти требования были сформулированы сжато и категорично. Речь Кошута, переведенная на немецкий, тогда же достигла Вены и подлила масла в огонь уже полыхавшего восстания. 13 марта Меттерних был лишен всех своих полномочий, и государь пообещал народу конституцию и гражданские свободы. Под влиянием этих революционных новостей палатин эрцгерцог Стефан незамедлительно одобрил в верхней палате петицию Кошута. 15 марта делегация венгерского государственного собрания выехала в столицу империи Габсбургов, чтобы лично передать этот документ правителю. Население Вены встретило делегацию с большим воодушевлением.

В тот же день восстание началось и в Пеште. Кошут действительно после 3 марта обратился к оппозиционным кругам официальной столицы Венгрии, чтобы они своими петициями поддержали его борьбу на государственном собрании. «Двенадцать пунктов», набросанных Йожефом Ирини, пошли еще дальше послания Кошута королю, также требуя (первым пунктом) свободы печати и равенства всех граждан перед законом. Ирини, изобретатель безопасной спички, был представителем группы радикально настроенных интеллектуалов, которых стали называть «молодыми мартистами»[25] и к которым принадлежали также Петёфи, будущий великий романист Мор Йокаи, поэт Янош Вайда и десятки других политически сознательных молодых интеллигентов. Их регулярные собрания в кафе «Пильвакс» посещались также студентами — в то время в Пеште их было около тысячи, — бюргерами и даже людьми из низших социальных слоев. Они планировали устроить 19 марта митинг, чтобы петицию смогли поддержать более широкие массы населения. Однако под влиянием известий о революции в Вене, которые пришли 14 марта, они решили действовать незамедлительно. На следующее же утро под их руководством собрались студенты, которые пошли сначала к бывшему издателю газеты Кошута, чтобы он напечатал в обход цензуры «Двенадцать пунктов» и только что написанную Петёфи «Национальную песню», затем, уже во главе 20-тысячной толпы, — к зданиям городских собраний Пешта и Буды и, наконец, — к зданию губерниума. Все эти учреждения поддержали «Двенадцать пунктов». Всеобщий энтузиазм вылился в акт публичного освобождения из тюрьмы единственного политического заключенного в Венгрии — радикального писателя-утописта Михая Танчича и представление в Национальном театре запрещенной драмы Катоны «Банк-бан».

И хотя революционные выступления не были ограничены территорией Пешт-Буды и массовые митинги состоялись также в Дьёре, Секешфехерваре, Дебрецене, Пече, Темешваре и других провинциальных центрах, революционные радикалы никогда не претендовали на роль главных движущих сил революции. Пешт не был Парижем: Кошут приветствовал «патриотические чувства» жителей города, но всегда, апеллируя к ним в предупреждениях, направленных колеблющимся венгерским дворянам и в посланиях в Вену, тем не менее, давал очень ясно понять, что не допустит «узурпации» столицей роли полновластного «хозяина», поскольку она сама является лишь частью всей страны. Государственное собрание, подчинившееся Кошуту, оставалось главным средством преобразования государства, особенно после того, как известия о революции в Пеште достигли Вены. Послание государственного собрания было одобрено, и 18 марта Staatskonferenz назначил графа Лайоша Баттяни премьер-министром Венгрии, поручив ему сформировать свой кабинет. В тот же день массовое революционное движение началось в Милане, заставив Австрию взяться за оружие, чтобы удержать свои итальянские владения. Эти обстоятельства вкупе с тем, что происходило в самой Австрии, почти парализовали центральный аппарат империи vis-?-vis с венграми. Единственным эффективным ходом австрийского двора с целью противостоять венгерскому давлению было назначение Й. Елачича, верного офицера габсбургской армии и страстного хорватского патриота, баном Хорватии. Однако истинное значение этого хода проявилось позднее, несколько месяцев спустя.

Повсеместно в Европе в 1848 г. достижения революции должны были закрепляться наспех созванными конституционными или общенациональными ассамблеями. Однако ко времени, когда их удавалось, наконец, собрать, баланс политических сил явным образом начинал склоняться в пользу контрреволюции. Напротив, в Венгрии революционный взрыв произошел в тот самый момент, когда заседала последняя сессия феодального государственного собрания. И хотя он вроде бы должен был просто-напросто продемонстрировать наличие у венгерского народа его старинных феодальных свобод, на деле за три недели своей работы сессия создала законодательную базу для той программы преобразований, которая вырабатывалась целым поколением реформаторов в борьбе, продолжавшейся в течение двух десятков предшествовавших лет. Тот факт, что, создавая новые законы, государственное собрание нарушило фундаментальные положения dietalis tractatus — процедурные требования старой конституции, — делает заявления относительно «законной революции», часто использовавшиеся для характеристики этих событий, скорее апологетическими, нежели точными в строго научном смысле. Как бы там ни было, венгерская революция не только торжествовала победу, но и сумела кодифицировать свои достижения в законах, принятых весной 1848 г.

Пакет из 31 «апрельского закона», по сути являвшийся новой конституцией, в некоторых деталях воспроизводившей бельгийскую конституцию 1831 г., был санкционирован 11 апреля 1848 г. Фердинандом V. Венгрия стала наследственной конституционной монархией, сохранив при этом единство короны и прямую связь с Габсбургской монархией, поскольку обе они управлялись одним королем. Государь оставил за собой право объявлять войну и заключать мир (хотя законы не запрещали Венгрии проводить свою собственную внешнюю политику или же «оказывать влияние» на международную политику империи через «министра при особе короля»), а также назначать высших должностных лиц государства. Однако легитимная связь Венгрии с Австрией становилась слабее, поскольку палатин объявлялся заместителем короля, обладающим всей полнотой власти в отсутствие последнего. Однако решения обоих не считались действительными до тех пор, пока не были завизированы хотя бы одним из министров местного правительства. Правительство, в свою очередь, несло ответственность перед законодательным собранием страны, которое должно было созываться ежегодно и состояло из верхней палаты (титулованная знать и выдающиеся деятели) и нижней палаты, депутаты которой должны были раз в три года переизбираться на основе довольно либерального закона о выборах. Размер избирательного имущественного ценза был достаточно скромным, благодаря чему право голоса приобрели 7–9 % населения вместо прежних 1,6 % (по этому показателю венгерское законодательство было прогрессивнее английского Билля о реформе 1832 г. или же Прусского кодекса 1848 г.). Было провозглашено объединение Венгрии и Трансильвании. Необходимо было создать новую венгерскую администрацию. Некоторые ограничения, связанные с прессой, возмущали радикалов Пешта, не мешая им, однако, вести в расцветшей периодической печати оживленные дискуссии и энергично критиковать правительство. Граждане стали равными перед независимыми судами, и каждому по закону гарантировались личная безопасность и неприкосновенность его собственности. Все христианские течения объявлялись равноправными. Полная эмансипация евреев не была провозглашена, чтобы не спровоцировать антисемитских выступлений. На практике революционное правительство очень терпимо относилось к евреям, завоевав этим их непоколебимую лояльность. И наконец, самое важное: «апрельские законы» отменили все налоговые льготы, aviticitas и другие ограничения, мешавшие свободной циркуляции земли, материальных ценностей и трудовых ресурсов; они также освободили крестьян из-под судебной власти помещиков, от личной зависимости и манориальных повинностей. И хотя было очевидно, что многие из 900-тысячной армии безземельных батраков и помещичьей челяди так и останутся неимущими сельскохозяйственными работниками, у 600 тыс. крестьян появилась возможность стать собственниками наделов, прежде арендуемых ими у помещиков, которым правительство гарантировало выплату государственных компенсаций, не уточнив сроки выплат.

Переехавшее 14 апреля в Пешт правительство Баттяни было коалиционным. «Министром при особе короля» был князь Пал Эстерхази, очень опытный дипломат консервативных взглядов. Лазар Месарош, кавалерийский генерал, назначенный военным министром, не принадлежал к политическим группировкам, как, впрочем, и Сечени, который, временно переборов свой пессимизм, признал историческую правоту Кошута и стал министром связи, путей сообщения и общественных работ. Умеренные либералы были представлены Деаком (министр юстиции) и Габором Клаузалом (министр сельского хозяйства и промышленности). Левое крыло бывшей оппозиции представляли сам Кошут (министр финансов) и Берталан Семере (министр внутренних дел), «централисты» имели своего министра образования и религии — Этвёша. Определение, которое было дано в 1800-х гг. британскому кабинету Уильяма Питта — «министерство всех талантов», — вполне могло бы подойти и первому венгерскому современному правительству. Кругозор, преданность делу, политический профессионализм и авторитетность были его козырными картами, равно как и отсутствие в Венгрии периода его работы социальной напряженности. Сочетание этих обстоятельств со спецификой переходного периода помогло ему удержаться у власти дольше всех остальных европейских революционных правительств, созданных в 1848 г.

Тем не менее, новое венгерское правительство столкнулось с двумя проблемами, которые оказались для него неразрешимыми и привели к войне между Венгрией и Австрией и отставке той же осенью кабинета Баттяни. Одна из этих проблем возникла в связи с тем, что «апрельские законы» породили ситуацию неопределенности в сфере иностранных дел и финансов, а также обошли полным молчанием вопросы строительства и содержания вооруженных сил. Было совершенно неясно, как должны распределяться доходы двух государств, а также выплаты по государственному долгу (венгры попросту считали, что этот долг их вообще не касается). Было даже непонятно, имеет ли Венгрия право на выпуск собственных денег. Поскольку прерогативы и полномочия «министра при особе короля» также не были уточнены, неприятные перспективы проведения Венгрией своей собственной иностранной политики становились вполне реальными, а недостаточно четкое распределение власти и обязанностей между австрийским и венгерским военными министрами окончательно запутывало вопрос о наборе, обучении и использовании войск.

Вся эта путаница, особенно в вопросах военного строительства, приобретала чрезвычайное значение в связи с возникновением второй фундаментальной проблемы: отношения Венгрии с Хорватией — Славонией и национальными меньшинствами. Хорватия — Славония, еще подчиняясь Венгрии, стремилась добиться для себя такого же статуса, какой Венгрия завоевала себе в рамках монархии Габсбургов. Национальные движения ряда тех этнических меньшинств, которые проживали на венгерской территории, также перешли от стадии культивирования собственных языков и культур к политической борьбе за свои коллективные права. Эти их устремления обрели реальную поддержку практически независимой Сербии и полунезависимых румынских княжеств, которые появились с 1829 г.[26] на территории Османской империи по ту сторону южной границы Венгрии. Венгерская либеральная конституция, однако, умалчивала об этих правах. Напротив, венгерский язык получил в ней статус единственного государственного языка законодательной и исполнительной власти страны, а корпоративные права всех этнических меньшинств отвергались как вредные пережитки феодального прошлого.

Обнаружив, что на территории страны расквартирована лишь горстка регулярных австрийских войск, в которых местные рекруты составляли меньшинство, правительство Баттяни стало превращать лучшие части Национальной гвардии — гражданскую милицию, предназначавшуюся для защиты жизни и собственности граждан, — в национальные вооруженные силы. В мае уже было сформировано десять батальонов защитников отечества — гонведов. Вместе с теми профессиональными военными, которые остались верны венгерскому правительству, они составили ядро национальной армии, сражавшейся на фронтах войны за независимость. В мае, однако, их присутствие требовалось совсем в другом месте. Национальный комитет Хорватии, образованный в Загребе в конце марта, потребовал создания собственного независимого правительства, и Елачич с одобрения военного министра Австрии Латура (крайне реакционного деятеля в либеральном кабинете Пиллерсдорфа) тотчас же принялся формировать армию. В начале июня Баттяни добился от венского двора решения об отставке бана Хорватии, но Елачич отказался его выполнить. Довольно скоро взбунтовались и сербы: конгресс, созванный их религиозным лидером митрополитом Иосифом Раячичем, 13 мая объявил политическую автономию Сербской Воеводины в составе монархии Габсбургов. В середине июня на юге вспыхнули вооруженные столкновения. Помимо местных сербских мятежников и простых грабителей из соседней Сербии, на стороне повстанцев против регулярных войск Австрийской империи и нескольких частей гонведов, высланных венгерским правительством под тем же флагом Габсбургов, выступили, как ни странно, пограничные войска Австрийской империи. 10 мая словацкое национальное собрание потребовало территориального самоуправления. На собрании, созванном православным епископом А. Шагуной 15–17 мая, было решено создать национальный румынский комитет, который также выдвинул требования автономии.

На этом фоне и проходили в июне выборы в венгерский парламент, работа которого началась 5 июля. Почти четверть вновь избранных депутатов принимали участие в последней сессии государственного собрания, а три четверти депутатов были из дворян: «народ», по-видимому, положительно оценил политический профессионализм и прошлые заслуги либерального дворянства. Если не считать кучки консерваторов и около сорока радикалов, подавляющее большинство депутатов поддерживало правительство. Самыми насущными были вопросы, касающиеся сплочения вооруженных сил страны и обеспечения необходимого финансирования. Кошуту в течение нескольких предшествовавших месяцев удавалось делать деньги буквально из ничего, однако ему все равно, к негодованию австрийцев, пришлось печатать собственные банкноты. Выступив на парламентской сессии 11 июля со своей знаменитой речью, он дал обзор внешнего и внутреннего положения страны, завершив его выводом о том, что беззащитная Венгрия оказалась вся охвачена мятежом, за стихийностью которого, считал он, скрывается организующая сила контрреволюции. Взволнованные его выступлением, депутаты на ура проголосовали за расходные статьи, превысившие сумму в 40 млн. форинтов, и 200 тыс. новобранцев для армии (40 тыс. из них должны были призваться немедленно). Одновременно, чтобы отношения с королевским двором и династией Габсбургов вконец не испортились, парламент проголосовал также за военный призыв и дополнительный налог, необходимый государю для окончания войны на Севере Италии при условии строгого соблюдения гражданских прав и свобод итальянского народа.

Оценка ситуации, сделанная Кошутом, в целом, была верной. Венский двор с удовлетворением наблюдал за мучениями правительства Венгрии в отношениях с национальными меньшинствами, хотя только Елачич был прямо поддержан Австрией. Британия предпочла не нарушать своего возвышенного, дивного уединения, Франция сама увязла в собственных внутренних проблемах, тогда как угроза, исходившая от соседней России, всегда была более, чем реальной. Правда, венгерские делегаты, посланные в мае на заседание Франкфуртского национального собрания, в задачу которого входила подготовка объединения Германии, были встречены немцами с энтузиазмом и можно было обоснованно надеяться на возможность заключения с ними договора о взаимной помощи, но в июле эта перспектива представлялась еще очень далекой и (поскольку процесс обсуждения зашел в тупик и завершился ничем), как оказалось, нереальной. Наконец, победа войск маршала Радецкого над пьемонтской армией в битве за Кустоццу 25 июля означала, что весь Север Италии вновь перешел в руки Австрии, усилив позицию консерваторов в Вене. Сам двор опять вернулся в столицу после недолгого пребывания в Инсбруке, куда бежал от второй, майской, революции в Вене.

При таких обстоятельствах заявление кабинета Баттяни, что в случае войны между Австрией и союзом германских государств, представленных на Франкфуртском национальном собрании, он не окажет поддержки своему государю, было несколько недипломатичным, не говоря уже о том, что оно противоречило представлениям о законности и безусловной лояльности. К этому времени Австрия и без того уже отказалась от политики уступок. Баттяни и Деаку, чтобы утрясти возникшие противоречия, пришлось в конце августа посетить Вену. Но вместо компромисса правительство Вессенберга 31 августа опубликовало императорское послание, в котором заявлялось, что «апрельские законы» противоречат положениям «Прагматической санкции», запрещавшей Венгрии иметь собственных министров обороны и финансов, и потому не могут быть признаны. 4 сентября Елачич был восстановлен в своей должности и через неделю пересек венгерскую границу во главе 50-тысячной армии (в основном состоявшей из плохо обмундированных повстанцев).

Кабинет Баттяни пал 11 сентября. Под влиянием ультиматума Вессенберга Сечени испытал нервное потрясение и был госпитализирован в психиатрическую лечебницу в окрестностях Вены. Деак отошел от дел, а Этвёш вскоре эмигрировал в Мюнхен. И хотя палатин поставил Баттяни во главе администрации в качестве действующего премьера, он пробыл на этом посту еще три недели, а 16 сентября парламент создал для руководства страной на время войны национальный Комитет обороны, состоявший из шести человек и явно организованный по образу и подобию знаменитого французского Комитета общественного спасения, игравшего роль правительства в 1793–94 гг. Ситуация стала все более запутываться и усложняться: двор назначил (без подписи министров и, следовательно, по мнению венгерской стороны, незаконно) графа Ференца Ламберга командующим войсками Венгрии, чтобы ограничить полномочия Елачича.

По инициативе Кошута, только что вернувшегося из поездки по Среднедунайской равнине, население которой он агитировал идти в армию, Ламберг был обвинен парламентом в государственной измене. 28 сентября Ламберг, пытавшийся лично встретиться с Баттяни, был повешен толпой жителей Пешта. Эти события предшествовали исторической схватке 29 сентября, в результате которой наступавшие войска Елачича были остановлены и разбиты силами генерала Яноша Моги у Пакозда, в 40 км к юго-западу от Буды.

Период, начавшийся с опубликованного Вессенбергом императорского послания и завершившийся битвой у Пакозда, известен как «сентябрьский кризис». За это время венгерская революция переросла в оборонительную войну, по сути в войну за независимость, чтобы сохранить достижения мирного законотворческого процесса, протекавшего весной 1848 г. У революции не было альтернативы: в противном случае она должна была пожертвовать всеми своими успехами и покориться контрреволюции, которая официально началась 3 октября публикацией королевского указа о роспуске государственного собрания и назначении Елачича, к этому времени королевского комиссара, главнокомандующим войсками Венгрии. Страна официально признавалась мятежной, и все, кто продолжал оказывать сопротивление, считались государственными преступниками. (Если строго следовать этой логике, то казнь Баттяни после окончания войны за независимость была обыкновенным убийством, так как он ушел в отставку за день до публикации королевского указа.) Государственное собрание посчитало указ не имеющим законной силы и посему не подлежащим исполнению. Зато национальный Комитет обороны, возглавлявшийся Кошутом, 8 октября был наделен всей полнотой исполнительной власти в стране.

«Цепная реакция», происходившая в марте, казалось, опять повторилась. Сторонник Елачича военный министр Латур намеревался послать австрийские войска в помощь хорватскому бану, который к этому времени уже приближался к австрийской границе, преследуемый венгерскими войсками. По вполне понятным соображениям венгры, многие из которых прежде служили в австрийской армии, не решились нарушить границу империи Габсбургов. Венские радикалы, идеализировавшие венгерских революционеров, подняли тогда третье восстание, 6 октября завершившееся победой. Латур закончил свой земной путь на фонарном столбе. Двор вновь бежал из столицы, на сей раз в Оломоуц (Моравия), где, однако, предпринял самые суровые меры. Главнокомандующим всеми габсбургскими армиями был назначен генерал Виндишгрец, который уже доказал свои способности, подавив в середине июня восстание в Праге. Через неделю он окружил Вену во главе 80-тысячного войска. Это соединение было слишком большим для венгерской армии, которая, в конце концов, (Кошуту пришлось даже самолично появиться в лагере) ступила на австрийскую землю, но была легко обращена в бегство во время сражения у Швехата 30 октября.

На следующий день революция в Вене была подавлена, а еще через день высшее венгерское военное командование подало в отставку, и Кошут предложил тридцатилетнему полковнику Артуру Гёргею возглавить армию и подготовить ее к неминуемой в скором времени войне с Австрией. Это было превосходное решение, и тем не менее, оно всегда, практически с самого момента его принятия вызывало и вызывает споры. Редкий стратегический дар Гёргея и его авторитет среди солдат были необходимы для сохранения остатков армии и для ее реорганизации, чтобы она могла противостоять вооруженным силам одной из великих держав того времени. При этом Гёргей всячески сопротивлялся политически мотивированным инструкциям Кошута, со взглядами которого серьезно расходился (а также просто по причине своей неприязни к гражданским личностям), принимая в штыки все, что, как он считал, противоречило военным соображениям, и, следовательно, впутывался в политику. Будучи диаметральной противоположностью Кошута, он, тем не менее, испытывал к нему чувство восхищения, переходящее в ненависть, и сам вызывал у недруга аналогичные эмоции. Возникшая между двумя лидерами враждебность не способствовала делу революции, в верности которой они оба клялись.

В первое время, пока существовало разделение обязанностей, их союз принес впечатляющие результаты, даже несмотря на то, что Кошут, считавший любую маленькую победу важной для поднятия морального духа в войсках и у населения всей страны, время от времени терял терпение из-за медлительности Гёргея. Командующий, напротив, не спешил, предпочитая сохранять армию, пока еще не обученную ни воинской дисциплине, ни способам ведения боевых действий. Обучение, однако, шло ускоренными темпами, пока неутомимый Кошут, Комитет обороны и военное ведомство рассылали в провинции своих уполномоченных по набору рекрутов и по снабжению, создавали военную промышленность и занимались организацией госпиталей. К весне 1849 г. Венгрия получила армию численностью в 170 тыс. человек, из которых менее трети когда-либо прежде служили в регулярных войсках, а остальные две трети состояли из батальонов гонведов, включавших довольно многочисленные части из этнических меньшинств и польских иммигрантов — борцов за свободу. Один из них — генерал Юзеф Бем — проявил недюжинные способности, помешав войскам габсбургского генерала Антона Пухнера вторгнуться в Венгрию из Трансильвании, что могло бы привести к окончанию венгерской войны за независимость еще до конца 1848 г.

Наступление Пухнера означало конец передышки. Боевые действия вновь развернулись на землях Венгрии. Австрийское правительство между тем перестроило свои ряды и приготовилось нанести ответный удар. Прежде всего, Виндишгрецу удалось подвигнуть канцлера Феликса Шварценберга на создание нового кабинета с программой, предусматривавшей невиданное усиление централизма и абсолютизма на территории всей империи Габсбургов, включая Венгрию. Вторым шагом стало низложение страдавшего эпилепсией Фердинанда V, который весьма затруднил реализацию программы усиления центральной власти, даровав отдельные конституции Австрии и Венгрии. 2 декабря он был замещен своим восемнадцатилетним племянником Францем Иосифом под вымышленным предлогом, будто преемник не связан обязательствами, взятыми на себя его предшественником. И это объяснение, и сам факт воцарения Франца Иосифа были расценены венгерским государственным собранием как грубое нарушение закона о наследовании, что, однако, не помешало Виндишгрецу начать 13 декабря военную кампанию «по восстановлению законности и порядка» в Венгрии. 30 декабря, через несколько дней после того, как генерал Бем освободил Коложвар в Трансильвании, австрийские войска нанесли серьезное поражение основным силам венгерской армии прямо на окраинах Пешт-Буды, а 1 января 1849 г. революционное правительство вместе с палатой, монетным двором, Комитетом обороны и даже со Священной короной эвакуировались из столицы. Большинство ведомств обосновались в Дебрецене, а парламентская делегация во главе с Баттяни и Деаком, направленная обсудить с командующим австрийскими войсками условия мира, выяснила, что того устраивала только полная и безоговорочная капитуляция мятежников. Он был достаточно уверен в своих силах и поэтому не стал преследовать разбитого врага (хотя и арестовал Баттяни), а занялся формированием контрреволюционного правительства и доложил в Оломоуц, что мятеж подавлен.

Однако все это было очень далеко от истины. И хотя многие мятежники переметнулись на другую сторону или же заняли выжидательную позицию, органы государственного управления и парламент вскоре возобновили нормальную работу, как и военная промышленность, перебазированная в восточные районы страны. Причем исполнительная власть так и не вышла из-под парламентского контроля: хотя Комитет обороны управлял с помощью декретов и указов, законодатели решили заседать до победного конца, и Комитет часто становился объектом суровой критики как на этих заседаниях, так и в прессе. В любом случае режим был очень далек от революционной диктатуры, которую с возраставшей настойчивостью пыталось ввести радикальное меньшинство, ведомое Ласло Мадарасом. На противоположном политическом фланге находилась так называемая «партия мира», представители которой, преданные династии Габсбургов, всеми возможными способами все еще пытались добиться примирения с Веной. Кошут, хотя он и не был абсолютно непоколебимым, прочно удерживал за собой инициативу и влияние, балансируя между двумя крайностями и опираясь на мощный центр. Тем не менее, уже тогда все понимали, что в сложившихся обстоятельствах исход дела в основном зависит от армии. Именно поэтому она была в самом центре внимания Кошута.

Когда гражданские власти в начале января покинули Пешт под прикрытием части войск, Гёргей решил отвлечь внимание Виндишгреца, поведя другую часть войск на север. Его «зимняя кампания», хотя во время ее дело редко доходило до реальных сражений, стала примером выдающегося стратегического мастерства. Лавируя между габсбургскими войсками, наступавшими ему на пятки, и частями, вторгшимися из Галиции, Гёргей во второй раз сумел сохранить свою армию от полного уничтожения и в начале февраля соединился с войсками, только что мобилизованными на востоке. Одновременно Бем также во второй раз изгнал из Трансильвании австрийские войска и русские части, пришедшие им на помощь. Однако перед началом своего обходного рейда Гёргей, пытаясь удержать в строю ту часть офицерства, которая с подозрением относилась к радикализации венгерского правительства (и выражая свое собственное отношение), издал прокламацию, в которой подчеркнул, что армия верна «апрельским законам» и королю. Было ясно, что таким образом он противопоставил себя Комитету обороны.

Кошут воспринял это как отступничество и добился замены Гёргея на посту главнокомандующего польским графом Генриком Дембинским. Однако ошибочность такого решения выявилась очень скоро. Вспыльчивость Дембинского мешала ему обрести популярность в среде офицерства, а его неопытность на поле боя облегчила жизнь Виндишгрецу, сумевшему разгромить венгров у Каполны 26–27 февраля. Он вновь торжественно отрапортовал, что «мятежные орды раздавлены». Двор отреагировал роспуском парламента империи, заседавшего в городке Кремсиер (Кромержиж) близ Оломоуца, и публикацией собственной конституции, «пожалованной всем народам его величества» 4 марта. В этой имперской («оломоуцкой») конституции, которая так и осталась на бумаге, просматриваются очертания единой централизованной державы, имеющей весьма либеральное (хотя и далеко не всеобщее) избирательное право для мужской части населения, вполне пристойный объем гражданских прав и городского самоуправления, но без административно-государственных функций, и очень слабо развитую автономию провинций, границы которых в Венгрии должны были быть полностью пересмотрены. Этот проект был неприемлем не только для венгров, но и для этнических меньшинств, которых нисколько не обманули торжественные формулировки относительно равенства «всех рас и народов» (Volksst?mme).

Расчеты Виндишгреца вновь оказались ошибочными. Офицеры все до единого признали Дембинского виновным за поражение и потребовали вернуть им Гёргея. Кошут, заподозрив мятеж, прибыл в лагерь, чтобы наказать зачинщиков, но затем доводы разума возобладали. Дембинский был сначала заменен опытным стратегом Анталом Веттером, а затем, когда через несколько недель тот по состоянию здоровья не смог управлять войсками, главнокомандующим вновь стал Гёргей. Под его началом армия, возможно, вписала самые яркие страницы в военную историю Венгрии. Пока Бем продолжал покорять Темешский банат, подчинив заодно и сербов, главные силы в первых числах апреля выиграли несколько сражений на землях между Тисой и Дунаем. За неудачи Виндишгрец был заменен генералом Людвигом Велденом, но венгерское наступление продолжало успешно развиваться. Австрийцы потерпели поражение к северу от Дуная, были взяты Вац, Комаром и Пешт, полностью окружена Буда. Гёргей не преследовал отступающих австрийцев, что, быть может, и было ошибкой, однако все позднейшие рассуждения относительно возможности захвата с ходу даже Вены представляются необоснованными: отступавшая восвояси армия Габсбургов по численности в два раза превосходила войска Гёргея. Поэтому, оставив преследование, он вернулся, чтобы взять штурмом Буду.

Воодушевленный успехами этой весенней военной кампании, Кошут решил воплотить в жизнь план, который обдумывал с самого начала 1849 г., когда стало совершенно ясно, что нет никакой надежды на примирение с королевским двором. Позднее этот план обрел форму ответа на оломоуцкую конституцию, отказавшую Венгрии хоть в каком-то подобии независимости. Так появились декрет о лишении Габсбургов венгерской короны и Декларация независимости Венгрии. Кошут понимал, что общественное мнение вполне готово принять подобные решения, а потому рассчитывал выбить из рук радикалов их самый главный козырь, а заодно лишить популярных армейских командиров возможности перехвата политической инициативы и сузить границы деятельности «партии мира». Наконец, он надеялся, что Декларация независимости увеличит шансы страны на международное признание. Венгрия была торжественно провозглашена независимым государством 14 апреля 1849 г. в Дебрецене под радостные крики собравшихся в Большой кальвинистской церкви. Династия Габсбургов была объявлена виновной в многократном нарушении конституции и ведении войны против народа — причины вполне достаточные для ее низложения. Кошут стал правителем-президентом государства, статус и политический строй которого оставались неуточненными. Был также утвержден новый состав кабинета министров во главе с Берталаном Семере.

Декларация независимости не оправдала надежд Кошута. Конституционное собрание, которое должно было подготовить переход к более демократическому режиму правления, так никогда и не состоялось. Не удалось достичь и иных внутриполитических целей. Не осуществились также надежды Кошута, связанные с международным признанием. Как ни странно, решительнее всего венгров поддержала славянская эмиграция. Путем сложной сети неофициальных дипломатических контактов польский князь Адам Чарторыский из своей штаб-квартиры в отеле «Ламберт» связался с венгерским посланииком в Париже Ласло Телеки и выразил ему чувство искренней солидарности и готовность помочь. Франкфуртское национальное собрание, напротив, уже более не заседало, а Пруссия — главный соперник Австрии в немецкоязычном мире — еще не хотела идти на прямое столкновение. Из двух великих западных держав Франция увязла в своих собственных, домашних проблемах, а британский министр иностранных дел Пальмерстон лично заявил посланнику венгерского парламента, что «он не знает никакой Венгрии кроме той, что является частью империи Габсбургов», само существование которой рассматривалось в качестве краеугольного камня английской политики поддержания равновесия сил. Поэтому никто из них не выразил протеста против решения императора Николая I поддержать Австрию в войне против Венгрии. «Закончите все как можно скорее», — заявил, согласно авторитетному источнику, Пальмерстон во время беседы с русским посланником в Лондоне.

Русская помощь была обещана 9 мая в ответ на просьбу Франца Иосифа, направленную за неделю до того. Известия об этом дошли до Венгрии прежде освобождения Буды 21 мая и торжественного возвращения правительства в столицу. Теперь поражение в войне стало неизбежным, хотя очень немногие это сразу поняли, и настроение масс оставалось радостным. После окончательной победы Радецкого на итальянском фронте в марте армия Габсбургов получила возможность оправиться и реорганизоваться. При новом главнокомандующем Юлиусе Гайнау по прозвищу «гиена Брешии», опытном военачальнике, сумевшем восстановить австрийскую гегемонию в Северной Италии, войска империи численностью превысили всю армию гонведов, а с середины июня ему был придан еще 200-тысячный русский корпус под командованием фельдмаршала Ивана Паскевича.

Оперативные планы были очень простыми: габсбургская армия с запада и русская с севера и востока сдавливают венгров, загоняют их в «мешок» и лишают способности к сопротивлению. План противодействия, предусматривавший концентрацию большей части армии гонведов вдоль Дуная с тем, чтобы наносить поочередные удары по обоим противникам, сохранял видимость реальности до тех пор, пока не стала очевидна непобедимая мощь наступавших группировок войск. Катастрофа была неминуема. Единство политического и военного руководства страны стало испаряться наряду с боевым духом самого населения, все чаще и чаще уклонявшегося от призыва в армию и сдававшегося на милость победителя. Гёргей был вынужден отступать перед войсками Гайнау, который начал боевые действия в конце июня, нанеся несколько ударов по венгерской армии к западу от столицы. Гёргей вновь продемонстрировал великолепное мастерство маневра, сумев сохранить основные силы даже после прибытия русских войск. Но теперь это было слабым утешением. Он отошел на юг, где должен был соединиться с армиями Дембинского и Бема. Бем, однако, прибыл из Трансильвании практически без войск. Его армия была разгромлена и рассеяна русскими. Дембинский не смог толком наладить материальное обеспечение своих войск, что привело к его сокрушительному поражению в битве под Темешваром 9 августа.

В начале июля революционное правительство также перебралось на юг, сначала в Сегед, а затем в Арад. Кошут и его соратники продолжали демонстрировать замечательную решимость, предприняв многие политические инициативы, которые в течение десятилетий оставались в числе прогрессивных, но не состоявшихся альтернатив основному течению венгерской политики. Идея примирения всех национальных меньшинств выдвигалась не только Телеки, который благодаря своим контактам с кругом Чарторыйского в Париже пришел к убеждению, что, объявив независимость, Венгрия столкнется с массой проблем в регионе, решение которых будет зависеть от умения снимать этническую напряженность. Случаи самых крайних проявлений межэтнической розни в южном регионе страны, когда венгры, сербы и румыны, подстрекаемые своими местными лидерами, тысячами истребляли друг друга, заставляли правительство собирать особые ополчения и участвовать в мирных переговорах. Румыны стали понимать, что для их национальной целостности Россия представляет не меньшую угрозу, чем Венгрия, а славяне — что Австрия, используя их для подавления венгров, выдвигавших национальные требования, также отнюдь не склонна уважать их собственные права. Кошут был просто счастлив, когда Николае Бэлческу, вождь валашской революции, подавленной в 1848 г., предложил свое посредничество в переговорах венгерского правительства с румынами Трансильвании. В результате 14 июля появился «Проект мирного урегулирования», в котором румынским гражданам Венгрии были предоставлены все национальные права, за исключением территориальной автономии. Те же самые принципы легли в основу закона о национальностях, проголосованного парламентом 28 июля и предоставившего всем национальностям равные права. В тот же день был принят также закон об эмансипации евреев. Эти законы стали образцом политического мышления нового типа не только в Венгрии, но и в общеевропейском масштабе. Поэтому не следует упрощать проблему, как это часто делается, когда их объявляют последней соломинкой, за которую якобы пыталась ухватиться группа уже обреченных политиков.

Разумеется, меры эти были приняты слишком поздно, чтобы оказать хоть какое-то влияние на ход событий. После катастрофы под Темешваром вооруженные силы венгров сократились до 30 тыс. вымотанных солдат, имевших по полтора выстрела на одну винтовку. На драматическом собрании 10–11 августа члены правительства подали в отставку, в последний раз подписав официальный документ — приказ о предоставлении Гёргею диктаторских полномочий. Когда Кошут в сопровождении группы военных и гражданских лиц направился к границе Османской империи, Гёргей выполнил неизбежное: 13 августа признал безоговорочную капитуляцию, в Вилагоше сдавшись не Гайнау, а русским, все еще полагая, что это может облегчить участь побежденных. Однако такая выходка еще более разозлила австрийцев, и без того униженных прежними военными неудачами и необходимостью обращаться за внешней помощью. Между актами капитуляции венгров в Надьмайтене в 1711 г. и в Вилагоше в 1849 г. сходство ограничивалось самим фактом капитуляции. В первом случае при королевском дворе возобладали здравый смысл и государственный подход. Поэтому Вена и пошла с Венгрией на компромисс, отдаленная возможность которого витала в воздухе на протяжении всей той войны, которую Ракоци вел за освобождение страны. Напротив, во время войны 1848–49 гг. ни Франц Иосиф, ни Шварценберг или Гайнау ни на секунду не задумывались о возможности компромисса. Гайнау заявил, что он хотел бы лет на сто отвратить венгров от мысли о революциях, и организовал такую карательную операцию, которая потрясла своей жестокостью как современников, так и последующие поколения европейцев.