Сколько долларов стоит рубль?

Сколько долларов стоит рубль?

По расчетам Лондонского международного института стратегических исследований (ЛМИСИ), реальные военные расходы России в 1999 году были равны 57 миллиардам долларов. Откуда же такие громадные суммы, существенно превышающие весь наш официальный бюджет? Оказывается, в своих расчётах ЛМИСИ основывается на собственном исследовании, проведённом в Москве, в котором он определил паритет покупательной способности (ППС) рубля к доллару США как пять рублей за доллар.

Паритет покупательной способности показывает количество денежных единиц страны А (скажем, рублей), необходимых для покупки некоего стандартного набора товаров и услуг, который можно купить за одну денежную единицу страны Б (например, доллар) или за одну единицу условной (общей) валюты группы стран. Высчитывание ППС — дело весьма трудоёмкое, требующее привлечения большого числа специалистов самых различных профилей.

Разумеется, можно найти на Западе и более скромные оценки российских военных расходов. Например, Всемирный банк оценивает их примерно вдвое ниже, чем ЛМИСИ, используя иной показатель ППС — десять рублей за доллар.

Ежели так, то можно вывести и «другой» российский ВНП, например, 1998 года. В показателях ЛМИСИ он будет равен 1100 миллиардов долларов, по показателям Всемирного банка — 550 миллиардов, а МВФ оценил его в 945 миллиардов. Сравните с теми 277 миллиардами, что получаются по среднерыночному обменному курсу России.

А нам сравнение рубля с долларом по ППС позволяет показать, что в России в результате бездарных реформ сложилась антигосударственная, антинациональная экономика, работающая на выкачивание наших национальных богатств за рубеж и в пользу узкой прослойки владетельных лиц, которые кормятся с торговли с заграницей.

И так было отнюдь не только в правление Ельцина.

По данным ООН, ВВП России в 2000 году равнялся 630 миллиардам долларов, а по данным нашего Госкомстата — 6 946 миллиардам рублей. Сравнение сразу показывает, что 1 доллар равен 11 рублям. Но ЦБ установил в 2000 году курс в 28,1 рубля за доллар, и по такому курсу наш ВВП равен 247 миллиардам долларов.

Согласно сообщениям Госкомстата, 41,3 % из 247 миллиардов долларов ВВП, или 101 миллиард, приходится на товары, а остальные 146 миллиардов — на услуги и налоги. Но куда тогда деть экспорт российских товаров — 105,2 миллиарда долларов? А куда «пропали» внутреннее потребление энергоносителей, сырья, продукции сельского хозяйства и т. д.? В оценку ВВП России, представленную ООН (630 млрд долларов), всё это укладывается, а в оценке Госкомстата места этим вполне реальным составляющим ВВП нет. Получается, курс рубля к доллару действительно 11:1, а не 28,1:1.

Почему же нашими реформаторами так занижен рубль?

Говорят, если бы была введена справедливая цена доллара, то оказалось бы, что у нас внутренние цены на энергоносители и энергию больше мировых цен, но говорить об этом нельзя. Почему?

Или другой аргумент: недооценка собственной валюты позволяет выгодно продавать свои продукты за границей, а также вытеснять иностранные товары внутри страны. Но ведь ничего этого нет — ни выгодной продажи за границей (кроме нефти, пожалуй), ни вытеснения импорта. Вся государственная политика направлена на удушение собственного производителя. Тогда зачем держат такую несправедливую пропорцию в оценке собственной валюты?

Ответ очевиден: именно затем, чтобы удушить свой народ и своего производителя и максимально потрафить иностранным банкирам.

Трудно поверить? Однако вот реальный факт.

В 2001 году планировалось выплатить по государственному внешнему долгу 14,5 миллиарда долларов по цене 29 рублей за доллар, что составляло 9 % долга. А при истинной цене в 11 рублей тот же объём ВВП, но по другому пересчёту, позволял погасить не 9 %, а четвёртую часть (38 миллиардов долларов) нашего внешнего государственного долга! Ежегодное погашение государственного внешнего долга на 9 % не превышает процентов по его обслуживанию. При ежегодном же погашении 25 % долга можно полностью освободится от этого ярма всего за пять лет. Согласитесь, разница принципиальная, и можно догадаться, что государство искусственно и сознательно сохраняет свою (нашу) задолженность.

Вряд ли нынешний и бывшие министры и заместители министра финансов не умеют считать. Считать они наверняка умеют лучше и быстрее нас с вами. С другой стороны, трудно заподозрить этих господ в глупости. Скорее всего, имеют свой гешефт с сохранения долга.

Недовольных, сомневающихся и подозревающих воровство много. Но нехитрыми приёмами (ложью) людей удерживают от активных выступлений. Вот простой пример. В 1998 году произошёл финансовый кризис; уровень жизни упал в несколько раз. Но как это трактуется? Нам сообщают, что быстрое обесценение рубля — в три-четыре раза в течение считанных месяцев, оживило промышленность, начался рост. Но при этом особо не акцентируется, что даже сегодня уровень жизни не достиг докризисных значений. Радуйтесь, люди: главное, что начался рост! Это всё равно, что сжать человеку руку до невозможности, а потом немного отпустить. Пусть кровообращение и не восстановилось, человек всё равно рад улучшению. Он даже не задумывается, что сжимать так сильно руку не было причин.

И уж совсем забывают сказать, что даже нынешние скромные успехи достигнуты не столько за счёт оживления производства, сколько за счёт почти трёхкратного роста мировых цен на нефть в течение 1999–2000 годов. Иначе говоря, мы получили маленький подъём после гигантского спада, но человек быстро забывает о прошлом.

Помнит ли кто, что за 1991–1998 годы валовой продукт страны сократился более чем на 40 %? А промышленное производство, по официальным данным, сократилось ещё больше — на 54 %, так что в 1998 году оно составляло 46 % от уровня 1990 года? Это несколько больше, чем падение производства в ходе Гражданской войны.

Народ не чувствует, что ситуация совсем не симметричная. Представьте себе, что у вас в Сбербанке лежит сто рублей, которые каждый год должны были увеличиваться на 3 %. Но вдруг, без вашего согласия, с вашего счёта сняли 50 рублей, а на ваше возмущение успокоили: не волнуйтесь, мы даже в этом случае будем платить вам те же 3 % (на оставшуюся сумму). И каждый раз, когда вы приходите в банк проведать свой счёт, вам радостно говорят о росте! И вы радуетесь тоже, забывая, что придётся ждать десяток лет, пока ваши 50 рублей опять не превратятся в сто. Когда сегодня вас радуют сообщениями об экономическом росте в стране, не забывайте, что перед этим у нас произошёл обвал производства более чем в два раза.

Кстати, даже и этот объявляемый статистикой рост нашего ВВП мифический. Его считают в рублях; достаточно увеличить цену того или иного продукта, и вот у вас рост. А есть ли он в натуральном, а не денежном выражении? Упадёт цена на энергоносители, и опять начнётся спад. Или вот, ввели обязательное страхование автотранспортных средств. Все суммы — а они огромны, войдут в суммы валового внутреннего продукта, ибо в нём учитываются все суммы товаров и услуг, в том числе страховых. А даст ли такой «рост» увеличение производства или, скажем, благосостояния? Кому-то, может быть, и даст…

Здесь стоит отметить одну особенность. Ни один из сменявших друг друга после августа 1998 года премьеров (финансистов и силовиков) — Е.М. Примаков, С. Степашин, В. Путин, М. Касьянов — ничего для укрепления роста не сделал. Получая доходы от экспортно-сырьевых отраслей, они так и не породили механизма поддержки роста основных промышленных отраслей.

А как функционирует нефтяная отрасль в цивилизованной стране, мы изложим по книге СВ. Рогинского «Чёрное золото страны викингов. Нефтегазовый комплекс Норвегии 1962–2000».

Первым шагом на пути создания нефтегазовой отрасли стало формирование национального нефтяного законодательства. 21 июня 1963 года норвежский стортинг принял закон о научных исследованиях подводных природных ресурсов и об их разработке, который регламентировал основные положения по проведению работ на континентальном шельфе. Согласно второй статье закона, «право на естественные подводные ресурсы принадлежат государству».

Таким образом, норвежские парламентарии сразу же утвердили государственный приоритет на все природные ископаемые, которые могут быть обнаружены на континентальном шельфе страны, и создали основу для дальнейших переговоров государственных органов с транснациональными компаниями.

В целях норвежского государства при определении нефтяной политики было не только государственное управление и контроль над всеми видами деятельности на континентальном шельфе, но и построение дела таким образом, что нефтяные месторождения развивались, обеспечивая развитие новых отраслей промышленности на основе нефти. А ещё с учётом интересов других отраслей и при условии обеспечения защиты окружающей среды.

В условиях, когда цены на нефть резко увеличились, старая налоговая система перестала справляться со своей основной задачей, которая заключалась в национализации экономической ренты. Это привело к изменению системы налогообложения с двухуровневой (лицензионные выплаты плюс подоходный налог на компании) до трёхуровневой (лицензионные выплаты, плюс подоходный налог на компании, плюс специальный нефтяной налог на прибыль).

Нефтяные доходы не только инвестировались в развитие отрасли и вспомогательного сектора, но и перераспределялись через государственный бюджет в другие сферы национальной экономики, на дотации сельскому хозяйству и социальный сектор.

Норвежцы таким образом достигли бездефицитности государственного бюджета, смогли форсировать различные социальные программы, развивать новые отрасли производства и даже осуществлять активные зарубежные инвестиции.

Государство дотирует сельскохозяйственный сектор, лесную и рыболовную промышленности, которые пользуются также низкими процентными ставками при обеспечении кредитов государственного банка. Кредиты и прямые инвестиции направляются на модернизацию технологической базы промышленности, на создание «технологий будущего», таких, как телекоммуникации и спутниковая связь.

Деятельность наукоёмких отраслей и даже их создание в Норвегии не были бы возможными без широких дотаций, а дотации эти стали возможными вследствие наличия нефтяных доходов. Однако главное в том, что нефтяная промышленность дала толчок развитию промышленного производства смежных отраслей, служащих либо поставщиками (судостроение), либо потребителями продукции сектора (нефтехимия).

Политика «норвегизации» внутреннего рынка, проводимая любыми норвежскими правительствами вне зависимости от их политических взглядов, заключается в том, чтобы способствовать росту потребления внутренних товаров и услуг в качестве вспомогательных средств нефтяной промышленности.

Благодаря прогрессивному налогообложению доходов и неизменной политике правительства в вопросе поддержки различных социальных программ, население Норвегии реально пользуется всеми социальными благами. С середины 1970-х годов и по сегодняшний день заработная плата персонала, занятого на производстве, является одной из самых больших в Европе, в то время как заработная плата управленческого персонала ненамного превышает её и считается одной из самых низких в Европе. За счёт эффективного государственного управления экономикой и государственной собственности в ключевых областях экономики здесь достигли впечатляющих успехов по уровню жизни и росту ВВП на душу населения, обогнав Швецию и Германию.

У нас же увеличение доходов от экспорта сырья лишь в незначительной мере отразилось на доходах людей, занятых в других отраслях экономики, а рост внутреннего спроса никак не превращается в мощную движущую силу самораскручивающейся спирали действительного роста. При этом разрекламировано как большой успех и едва ли не благодеяние для народа, что в 2001 году была введена единая ставка подоходного налога — 13 % для всех граждан страны.

У народа короткая память при переизбытке доверия: на самом деле, это было увеличение налога для большинства граждан на 1 % и увеличение разрыва между «первым» (бедным) и «вторым» (богатым) народом. А задача государства, наоборот, в том, чтобы этот разрыв уменьшать. Так что в реальности это «благодеяние» — ещё один шаг в сторону дальнейшей деградации государственности.

Пример Норвегии опровергает главный миф наших «реформаторов» о мнимой неэффективности государственного управления экономикой при государственной собственности в ведущих отраслях народного хозяйства. Эффективность зависит от управления, а не от формы собственности, и государственная форма собственности при надлежащем управлении для общества как раз более эффективна.

Сегодня наши либералы, например, советник президента по экономическим вопросам Илларионов, говорят, что госрасходы надо сократить до 20 % — и все проблемы будут решены. Он убеждён, что россияне слишком распустили пояса. И это притом, что 35 миллионов человек имеют у нас душевой доход ниже прожиточного минимума, равного на начало 2003 года 1 800 рублям в месяц. А ещё у 42 миллионов граждан с доходом до двух прожиточных минимумов заработка едва хватает на пропитание и на оплату коммунальных услуг.

Думать о людях советник президента не желает; по его мнению, важнее расплачиваться по внешним долгам. Он так и предлагает: направлять дополнительные доходы, получаемые от экспорта нефти, не на развитие производства и не на повышение жизненного уровня народа, а в «стабилизационный фонд», из которого будут выплачивать внешний долг, когда цены на нефть упадут. Гнать из России денежки на Запад надо стабильно. Как живёт народ, неважно.

Другая идея советника: надо разрешить свободный вывоз капитала из России, поскольку у неё образуется гораздо больше финансовых ресурсов, чем она может освоить при данном уровне государственного развития. Ведь правительство не собирается ничего у нас развивать. Президент ездит по стране и по миру, катается на лыжах, правительство работает кое-как, банкиры подсчитывают будущие прибыли. Народ нищает. Ясно, что в таких условиях это деньги лишние.

И вот эти «лишние» доллары направляют иностранным кредиторам. В 2003 году только выплаты по обслуживанию долга (проценты) превышают 10 % расходной части российского бюджета. Но и здесь всё делается более чем странно и заставляет видеть личную заинтересованность. Суть вот в чём. Обычно для улучшения обслуживания государственного долга делают новые заимствования на более выгодных условиях, а занятые деньги идут на погашение «плохих» долгов, взятых под большие проценты. Так делают в странах, чиновники которых работают в интересах своего государства, а не в личных целях. В России не так.

А вот ещё пример неэффективности нашего правительства. Наш внешний долг номинирован, в основном, в европейской валюте. В 2003 году из-за роста курса евро по сравнению с долларом Россия будет вынуждена заплатить зарубежным кредиторам излишне более миллиарда долларов — таково мнение аналитика инвестиционной компании «Атон» А. Воробьёва (другие эксперты даже называют цифры в 2 и 3 миллиарда). Но министр финансов Кудрин всех успокоил: оказывается, в бюджете это увеличение долга учтено. То есть, ошибки в управление финансами страны спокойно компенсируют за счёт граждан.

При этом основной расчётной валютой для российских экспортёров является доллар, в то время как импортные товары мы покупаем главным образом за евро. Таким образом, российский экспорт дешевеет, а импорт дорожает. Это ухудшает торговый баланс страны, но для российских производителей является скорее благом: импортные товары становятся дороже, и это значит, что спрос российского потребителя, как после девальвации 1998 года, отчасти переключается на продукцию отечественного производства.

После 1998 года спрос на товары российского производства и в самом деле постепенно увеличивался в большой степени потому, что наш рубль был сильно недооценен, как мы показали выше. Привозят, например, в Россию утюг за 100 долларов. По паритету покупательной способности (ППС), высчитанному ЛМИСИ в пять рублей за доллар, он должен стоить у нас 500 рублей, по ППС Всемирного банка (десять рублей за доллар) — тысячу рублей. Но по внутреннему российскому курсу за доллар просят тридцатку, и потому утюг попадает на прилавок с ценой не меньше 3000. Поневоле пойдёшь искать отечественный утюг, а также и любой другой товар.

Но чтобы удовлетворять спрос на отечественную продукцию, наш отечественный производитель должен что-то инвестировать, то есть вложить деньги в своё производство. Ему же покупать материалы и оплачивать текущие расходы. А где ж ему взять деньги? Возможностей привлечь кредит у него практически нет, а нефтедоллары, по мнению правительства, у нас «лишние».

И производитель инвестирует за счёт собственных амортизационных отчислений и прибыли, прекратив покупку нового оборудования для замены устаревшего. За 1990–1999 годы от такой экономической политики средний возраст производственного оборудования в промышленности увеличился с 11 до 18 лет, а доля оборудования, используемого в производстве более 20 лет, возросла с 15 до 35 %, и этот процесс продолжился при Путине.

И вот результат: производственные инвестиции в 2000 году выросли на 17,4 %, а ВВП на 9 %, а в 2001-м оба показателя снизились — до 7,5 % и до 5 % соответственно. В 2002-м, когда начал действовать расхваленный налог в 13 %, рост инвестиций ещё более замедлился.

В 2002 году Минэкономразвития России признал, что факторы роста, сложившиеся после кризиса 1998 года, полностью исчерпались. Сегодня экономика удерживается только за счёт благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры. И вот в общественном мнении стали заметны тревожные ожидания чего-то подобного дефолту 1998 года. Если и впрямь грянет, то нельзя исключить возможности перехода подобного кризиса в политическую плоскость. На этот случай наши «владыки» придумали хороший механизм «разделения ответственности»: президент считается ответственным за повышение зарплат и пенсий, а правительство и премьер — за рост цен.