Бояре у власти
Бояре у власти
У России с элитой очень большая проблема. Возникает она из-за суровости наших природных условий и вечной нехватки ресурса. Наша элита, постоянно общаясь с мобильной частью западных стран (тамошней элитой), видит, что та существует в значительно более комфортных условиях. Понимания, отчего это происходит, нет, и наша элита, чтобы «догнать» по уровню жизни Запад, начинает переводить на свои интересы слишком большую часть общего ресурса.
И кого же она оголяет, когда тянет на себя общее «одеяло»? Разумеется, основную, константную часть общества, — народ.
В России элита вела себя так всякий раз, когда центральная власть (а только она может удерживать стабильность в обществе, синхронизируя разные интересы) ослабляла свой контроль. Так было в дворянский период нашей монархии, когда после Петра I монархов назначало и свергало дворянство (именно в этот период появилось грустное «Воруют!»), и после Сталина. Ладно бы, что «воруют», лишь бы выполняли свою основную задачу. Так нет же, элита перестаёт нести в общество адекватную информацию об изменяющихся внешних условиях. Она начинает судить о них не с. российских, а с чужих, враждебных России позиций — государство теряет ориентиры и разрушается.
С точки зрения идеологии, она делает очень страшные вещи. Она говорит: ой, Россия, какая она поганая! Всё в ней не так: работать не умеют, ленивые, водку пьют. Религия некрасивая, художники вторичны, изобретатели тупы. То ли дело в цивилизованных странах! А поскольку в руках элиты — литература, искусство и СМИ, то эти взгляды транслируются на весь народ, подрывая общественное сознание, лишая народ всяких ориентиров.
Но это же невозможно, это путь к ликвидации страны и народа.
Вот посмотрите на муравьев. У них константная часть — это так называемые «рабочие муравьи». Они выполняют основную работу по доставке пищи и содержанию муравейника в порядке. Но есть у них и элита, «разведчики». Эти бегают повсюду сами по себе, ищут источники пищи, а когда находят, прибегают к «рабочим» и ведут их к найденным источникам. Представьте, что будет с муравейником, если «разведчики» раз за разом будут уводить муравьев не к пище, а в бесплодные места, не к воде, а к отраве, или к логову муравьиного льва, который будет их всех пожирать? Муравейник просто исчезнет.
В обычной стране (например, в Англии) народ всегда может сказать своей элите: господа, государство содержит вас на наши деньги, вы же должны нас как-то беречь, уважать наши традиции. Господа чувствуют себя неудобно: действительно, жируем за счёт народа, так надо и о нём немного порадеть.
Совсем другой случай — в стране колониальной. В колонии элита пришлая, она приехала совсем из другой страны (например, из Англии). Ей до здешнего народа дела нет — ведь это же рабы. И народ знает, что никуда рваться не надо: ни доказать ничего колонизаторам нельзя, ни самим в высшие слои пробиться. Это элите очень выгодно.
Российская знать оказалась нынче в трудном положении. Жить она хочет так же хорошо, как живут на Западе. Обучает своих детей на Западе. Лечится там же. Многие уже и семьи вывезли. Это очень дорого, а средства для такой жизни приходится получать в России, с которой, во-первых, много не возьмёшь, а во-вторых, народ бузит. То на выборы не придёт (а если придёт, того гляди, проголосует не так), то в газету пасквиль напишет. Народ недоволен, что он живёт всё хуже, а элита всё лучше, и говорит: а ведь вы такие же, как мы. Чем вы лучше-то? Вот, например, депутат. Ну, кто ты такой, депутат? Наобещал нам С три короба, мы тебя выбрали, а ты там за взятки проводишь вредные нам законы. И так народ смеет судить о ком угодно: о министре, губернаторе, и даже, страшно подумать…
Вот в колониальной стране не так. Там заседает, предположим, джентльмен в какой-нибудь палате по делам туземного населения (местного народа), но перед этим народом не отчитывается, и слушать его вопли не обязан. Вышел из палаты, — народ шапки с голов — дёрг, на колени — бух, и лбом в землю — бах. Красота! Поскольку в России ничего подобного не наблюдается, наши российские джентльмены и говорят: у нас плохой народ, нужен другой. И со своей точки зрения они правы: им нужен другой народ. Вымирание россиян им крайне выгодно. И теперь они собираются открыть границы, чтобы пришёл другой народ.
Вспомните: 19 июля 2001 года, в присутствии премьер-министра Касьянова и председателя Госдумы Селезнёва, министр по делам Федерации, национальной и миграционной политике Блохин провозгласил вступление России на путь замещающей миграции, «чтобы Россия ежегодно принимала до миллиона мигрантов», пополняя «трудовые ресурсы… за счёт стран СНГ, стран Азии и Латинской Америки».
Это не случайно. Они искренне мечтают о другом народе, чтобы можно было во взаимоотношениях с ним придерживаться совершенно других правил. Каких? А вот каких: с иммигрантами, будь они законными или нет, можно делать, что угодно. Они не есть носители культурных традиций, они не константная часть общества; они вынуждены получать разрешение, чтобы находиться на «этой территории», — они, по сути, рабы. Заботы о родине у них нет, потому что Россия для них не родина, а потому и излишних требований не предъявят.
В России уже десять лет, как складывается колониальный стиль правления. Элита, подражая Западу в образе жизни, и работать начинает в интересах не России, а стран Запада. Эти люди, наша элита, чувствуют себя здесь в командировке и, наверное, думают, что чем быстрее развалится опостылевшая Россия, тем лучше. Можно будет наконец-то уехать туда, на Запад. В землю обетованную. Им в голову не приходит, что там есть своя знать и свои богачи, а они там никому не нужны! Вспомним беглую элиту 1917–1920 годов: ведь за работу таксиста или бармена дрались.
Решение проблемы взаимодействия двух частей общества, традиционной и мобильной, — во введении «третьего элемента», крепкой центральной власти, задача которой — сохранение государства как такового. Именно она регулирует и поведение элиты, и поведение основного народа. Но если власть не крепкая, если она целиком переходит на обслуживание интересов элиты, то складывается очень неустойчивое состояние.
Что же народу делать, если элита теряет чувство меры? Выгнать? Вырезать? Бывали в нашей истории такие случаи. Оказалось, без элиты общество какое-то время существовать может, но затем само вырабатывает из себя новую элиту. Октябрь 1917-го и Гражданская война дали пример: бывшая элита сбежала, а в Советской России быстро появилась другая, «пролетарская» элита.
После Сталина в России уже не было крепкой центральной власти. В годы перестройки её «размывание» усилилось. Высшие руководители, создав собственные кланы, занимались делёжкой общего ресурса (доходов от предприятий, от территорий, от демонополизированной внешней торговли), а глава государства — человек совершенно бесталанный, попустительствовал и тем, и этим, и третьим. Но так не бывает, чтобы пауки в банке дрались, и уцелел бы «смотрящий» или, скажем, «разводящий» паук. Его сожрут, может быть, последним, но сожрут обязательно.
И те, кто намеревался скинуть Горбачёва, появились. Газеты, журналы, телевидение были переполнены именами этих новых героев: Яковлев, Ельцин, Афанасьев, Собчак, Попов, Шахрай, Старовойтова, Станкевич и т. д.
Стремясь удержаться и получить поддержку Запада, Горбачёв упростил порядок выезда из страны. Поток людей устремился из СССР, а навстречу ему двинулся поток информации о том, как хорошо живут «там», и сколь нестерпимо жить «здесь». Условия параметрического слома страны были идеальными.
И вот новая элита пришла к власти в самом большом «осколке» СССР — Российской Федерации. 28 октября 1991 года Б.Н. Ельцин, выступая перед депутатами Верховного Совета РСФСР, объявил, что делает выбор в пользу радикальных экономических реформ либерального характера. Теперь страна пойдёт по пути введения принципов рыночной экономики. Сам Ельцин, естественно, совершенно не понимал, что говорит. В своих поездках на Запад он видел жизнь там, причём, жизнь представителей далеко не низшего слоя. Его советники объяснили ему, что если произнести эти загадочные слова, то, по крайней мере, он и его ближайшее окружение будет жить, «как там».
В ноябре 1991 года вице-премьером правительства и одновременно министром экономики и финансов стал Е. Гайдар. Его коллегой по кабинету в качестве также вице-премьера, министра труда и социальной защиты стал А. Шохин. 11 ноября в российскую экономическую элиту был введён А. Чубайс, занявший кресло председателя Государственного комитета РСФСР управление государственным имуществом.
Ельцин повторения судьбы Горбачёва не желал. Ему было ясно, что новое правительство, возникшее из неведомо кого, более чем сомнительно, и для подстраховки он взял на себя полномочия премьер-министра, а на пост первого вице-премьера поставил Г. Бурбулиса, который не имел никакого отношения ни к экономике, ни к управлению, но был его доверенным лицом и играл роль его политического соглядатая среди весьма подозрительной компании новых министров.
В прессе эту компанию называли «младореформаторами».
Егор Гайдар в «Известиях» от 9 ноября 1991 утверждал:
«У нас есть практически ясность и относительно диагноза, и относительно того, что надо предпринять. Прежде всего, необходимо установить такие правила в экономике, правила игры, как говорят, которые позволят подняться на ноги. Что касается программы, то сейчас невозможно представить подробное, по дням разложенное расписание. Есть общие цели, к которым необходимо двигаться: стабилизация экономики, укрепление рубля, приватизация…»
Итак, едва ли не на второй день после своего появления в правительстве заместитель премьера уже вполне разобрался с тем, что происходит с российской экономикой и что надо с нею делать. В его гениальной голове царила полная ясность: нужна стабилизация, укрепление и приватизация. Правда, результаты его деятельности оказались прямо противоположными: экономика дестабилизировалась окончательно, а рубль, вместо укрепления, рухнул. О приватизации скажем позже.
Гайдар ничего не сказал о сроках, но перед Новым годом, выступая по телевидению, о них сообщил народу сам Ельцин: «Мы вступаем в 1992 год. Это год особый. Нам предстоит создать основы новой жизни. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о 6–8 месяцах».
2 января 1992 было объявлено о либерализации цен, то есть о снятии всякого государственного контроля над ними. «Заботясь о народе», — стало быть, чтоб не затеял бунт раньше времени, — сообщили, что цены на молочные продукты, сахар, растительное масло и детское питание могут повыситься не более чем в 3,5 раза, на бензин и водку в 4 раза, проезд наземным и водным транспортом подорожает в 2 раза, воздушным транспортом — в 3 раза.
Опять же промахнулись в своих подсчётах (если у них были какие-то подсчёты, а не фантазии и мечты): после освобождения цены и тарифы, вопреки посулам, увеличились в десятки раз; люди потеряли все средства и сбережения.
Позже Гайдар хвастался, что своей реформой сумел обрушить «денежный навес». Так он назвал сбережения граждан России, хранившиеся на лицевых счетах многочисленных сберкасс. Общий объём этих средств превышал 100 миллиардов рублей, что при тогдашнем паритете валют соответствовало примерно такой же сумме в американских долларах. Ликвидировав личные накопления собственного народа, сделанные за всю жизнь людьми и их предками, правительство признало все долги перед западными кредиторами, включая советские, и обязалось выплатить их. Позже обещали выплатить и царские долги.
Одновременно эта новая команда стала клянчить на Западе гуманитарную помощь в любой форме, так как наладить что-либо внутри страны в принципе не была способна. Из США и стран Европейского Союза поступили значительные партии продовольствия из военных запасов с почти закончившимся сроком годности. Эти продукты частично распределялись по больницам, школам, обществам ветеранов, но большая часть была просто-напросто разворована и пущена в продажу как обычный товар. Очень многие чиновники, занятые распространением гуманитарной помощи, хорошо погрели на ней руки.
Стало ясным, что близость к власти — это источник для заработка. В начале 1992 года Министерство юстиции России зарегистрировало 27 политических партий и около восьмисот общественно-политических организаций. Разница между ними была едва заметна.
В середине 1992 года был создан «Гражданский союз». В него вошли Российский союз промышленников и предпринимателей, во главе которого стоял А.И. Вольский, Народная партия «Свободная Россия» во главе с вице-президентом А.В. Руцким, Демократическая партия РФ во главе с бывшим членом ЦК КПСС, рабочим-строителем Н.И. Травкиным. К этому союзу примыкала Федерация независимых профсоюзов России. «Гражданский союз» заявил, что встаёт в «конструктивную оппозицию к правительству Е. Гайдара» и потребовал немедленной корректировки курса реформ. Политическая борьба против оппозиционеров свелась к навешиванию ярлыков: «заговор реваншистских сил», «красно-коричневые», «партноменклатура» и т. д. Одновременно взяли курс на усиление личной власти президента РФ в ущерб власти парламента, где соотношение сил постепенно менялось в пользу оппозиции.
В последние месяцы 1991-го и в начале 1992 года началось сепаратистское движение в Чечне. Под руководством президента республики Д. Дудаева были разгромлены все прежние политические и общественные институты; их сторонники и активисты бежали в Россию. 4 января 1992 года постановлением парламента Чечни были отозваны все депутаты, избранные ранее в центральные представительные органы.
Российское правительство официально согласилось на передачу чеченским властям половины всего вооружения, находившегося в частях Российской Армии, дислоцированных на территории Чечни. Остальное было либо захвачено силой, либо оказалось в руках сепаратистов в результате коррупции высших должностных лиц России. Позже назывались имена виновных, среди которых фигурировали и.о. премьер-министра Е. Гайдар и занимавший пост министра Вооруженных Сил СНГ маршал Е. Шапошников. Начатое расследование было свёрнуто.
О своём особом статусе заговорил Татарстан. Именно здесь Ельцин сказал свои знаменитые слова: «Берите себе столько суверенитета, сколько сможете унести».
24 октября в Москве состоялся учредительный съезд Фронта национального спасения. Это была попытка объединения левой оппозиции: в съезде участвовали коммунисты, Аграрный союз России, Российский общенародный союз, движение «Трудовая Россия», Союз офицеров, «Всероссийское трудовое совещание» и ещё ряд мелких общественных движений и групп. Один из лидеров Фронта И. Константинов так определил основные задачи новой организации:
«Фронт должен объединить представителей трудовых коллективов, профсоюзы, военнослужащих. Надо создать единое движение, которое способно было бы изменить ход истории России. Мы будем бороться за власть и в самое ближайшее время. Мы будем вести борьбу конституционно-законными способами».
Через три дня Ельцин потребовал распустить Фронт национального спасения как незарегистрированную организацию, деятельность которой противоречит Конституции и законодательству страны, ибо призывает к свержению власти, дестабилизирует общество, натравливая одних людей на других. О. деятельности самого Ельцина, противоречившей Конституции СССР, разумеется, не было ни слова. 28 октября 1992 года вышел указ о запрещении ФНС на территории Российской Федерации.
Возникла идея проведения общероссийского референдума о власти. Видимо, младореформаторы считали, что в конкретных условиях можно будет сфальсифицировать результаты или дать произвольную интерпретацию полученным результатам. Ведь инструментарий проведения такого референдума находился под полным контролем исполнительной власти, в руках которой находились рычаги управления средствами массовой информации. В те времена Г. Попов предлагал созыв Учредительного собрания.
3 ноября 1992 года Ельцин встретился с десятью лидерами «Гражданского союза». Он заявил, что считает этот блок своей надёжной опорой (но при этом не принял ни одного их предложения). В дальнейшем стало ясно, чего стоят лидеры этого «союза». Наиболее показательна карьера А. Руцкого, цель которого была — только удержаться при власти. Он проделал путь от вице-президента Российской Федерации до узника «Матроской тишины», а оттуда попал в губернаторы Курска, и после первого же срока был изгнан избирателями.
С такими лидерами «Гражданский союз» умер сам собой. Да и зачем он теперь был нужен? Элита концентрировалась вокруг своего нового, настоящего вождя. Пришло время её триумфа: весь ресурс страны переходил в её руки; можно было отложить мелкие разногласия на потом. Народ безмолвствовал? Нет, ему затыкали рот.