2. Екатеринбург или Омск?

2. Екатеринбург или Омск?

Послав своего уполномоченного в тот кипящий котёл, какой являл из себя Омск, Директория оставалась в Уфе в состоянии нерешительности. Крайне тенденциозный Майский так характеризует уфимские переживания этих дней: «Настроения в «Сибирской Гостинице», где продолжали пребывать Всероссийское правительство и Союз членов Уч. С., были хмурые и упадочные. Никто не знал, что надо было делать, и все с грустной тревогой смотрели в будущее. В Директории господствовала полная растерянность… Члены У.С. также находились в состоянии глубокой прострации… Не чувствовалось живого дыхания жизни… Один видный эсер, с которым я поделился своими нерадостными впечатлениями, откровенно мне сказал: «Мы запутались. Но теперь уже поздно, — надо как-нибудь доигрывать игру» [с. 261–262]. 17 дней нахождения Съезда У.С. в Уфе и Святицкий называет «пребыванием во власти тоскливо-тягучего настроения» [с. 25]. «Земля горит под ногами» — так характеризует положение Авксентьев в разговоре по прямому проводу с Вологодским. «Мы все удивлены медлительностью союзных войск. Положение на Волжском фронте весьма угрожающее, чехи крайне переутомлены и волнуются, не видя обещанной помощи союзников. Потери Волжского фронта громадны. Моральный политический удар… Союзники должны спешить, иначе потеряют и они. Достаточно было бы спешно прибыть дивизии, чтобы изменить положение… Необходимо, чтобы во Владивостоке вы выяснили причину их медлительности». Вся надежда у Авксентьева на союзников. «Только активная и серьёзная помощь союзников могла спасти Восток от завоевания его большевицкими войсками», — заявляет, в свою очередь, Святицкий [с. 33]. Чрезвычайно характерен этот интервенционный фатализм представителей эсеровской партии. Он их сильно отличает от сибирских настроений. Всякий фатализм понижает активность и самодеятельность. При отсутствии веры в себя начинаются колебания.

28 сентября по инициативе Авксентьева состоялось пленарное заседание Бюро Съезда У.С. и Центр. Комитета партии с.-p., на котором был поставлен вопрос о резиденции Всероссийского правительства. Отчёт об этом партийном совещании мы имеем только в изложении Святицкого. «Глава Директории, — рассказывает Святицкий, — обратился к собравшимся с краткой речью. Он указал, что настоящее совещание происходит в совершенно частном порядке, что он и его товарищи по Директории, как члены партии с.-р. и демократы, не могут не желать услышать голос организованной демократии (выделено мной. — С.М.) при разрешении столь важного вопроса, как выбор места для резиденции Правительства. В Правительстве борются сейчас два мнения. Одно стоит за переезд Директории в город Омск (на этом настаивают сибиряки во главе с заместителем Вологодского в Директории проф. Сапожниковым). Другое, поддерживаемое Авксентьевым, высказывается за Екатеринбург… В Омске имеется готовый правительственный аппарат, без коего Правительство не может ступить ни шагу: именно по этой причине каждый день промедления в Уфе гибелен для Правительства и страны. Не пугает Авксентьева и перспектива очутиться в центре организованной реакции, каким слывёт Омск. Он считает толки о реакционности Омска преувеличенными… В Омске Правительству будет легче побороть реакционные круги, чем руководить этим делом откуда-то издали… Авксентьев готов всё-таки признать, что переезд туда сейчас произвёл бы неблагоприятное впечатление на демократические круги. Поэтому он склоняется к тому, чтобы избрать резиденцией Екатеринбург — город достаточно большой, чтобы вместить в себя и правительственные учреждения, и Съезд, который, по мнению оратора, должен находиться там же, где будет Правительство»… «Шаткость позиции Н.Д. Авксентьева, — продолжает Святицкий, — вызвала среди собравшихся единодушный и горячий протест. Только один участник собрания (В.В. Подвицкий) считал возможным переезд Правительства в Омск. Мнение всех остальных собравшихся было единодушное. Переезд Директории в Омск мог оказаться для неё гибельным» [с. 21–22].

На запрос Вологодского, определено ли местопребывание Директории, Авксентьев через два дня после указанного совещания определённо ответил: «Временное правительство решило ехать через 3–4 дня в Екатеринбург и там обосноваться, воспользовавшись аппаратом Омска и Самары в его нужных частях»[478]. Через несколько дней план, однако, был изменён. Вновь Авксентьев и Зензинов захотели побеседовать со своими партийными товарищами. Приходится опять обращаться к тексту Святицкого. Последний рассказывает: «Предупредив присутствовавших, что предмет и содержание предстоявшей беседы должны остаться в полной и безусловной тайне, Н.Д. Авксентьев перешёл к обрисовке создавшегося положения[479]. На пути к тому, чтобы Директория встала на свои собственные ноги, лежат крупные препятствия, из которых главнейшие: поведение союзников и существование областных правительств, главным образом Сибирского… Союзники выжидают и медлят с признанием Вс. прав., демократизм его заставляет их, очевидно, сомневаться в его прочности, и предпочитают иметь дело с твёрдо вставшим уже на ноги Сибирским правительством, представляющим собой вполне реальную величину. Чувствуя за собой поддержку союзников, Сибирское правительство признает Всероссийское только на словах»… Касаясь дальше миссии Вологодского на Дальнем Востоке и подчёркивая холодность отношения Вологодского к избранию его в состав Директории, Авксентьев якобы говорил: «Цель Вологодского — привлечь симпатии союзников к Сибирскому правительству и заключить у них довольно крупный денежный заём. Получается… незавидная картина: член Вс. пр… предпочитает действовать в интересах областного Сибирского правительства… Отсюда Авксентьев делал следующие выводы. Военная помощь союзников и их деньги необходимы Директории, без них она не может существовать. Необходимо поэтому заставить союзников признать Вс. пр., а для этого необходимо уничтожить средостение, существующее между союзниками и Директорией, — Сибирское правительство. Директория должна встать на место Сибирского правительства. Уничтожив Сибирское правительство, Директория в то же время покажет союзникам свою реальную силу и значение». Но как это сделать? «В конституции, родившейся на Уфимском Гос. Совещании, санкционировано существование всех областных правительств… Следовательно, и мероприятие, выдвигаемое в отношении Сибирского правительства, надо поставить на более общую и принципиальную почву, применяя её вообще ко всем областным правительствам… Прибегая к этому опасному плану, он (Авксентьев), во избежание будущих нареканий и недоразумений, желает посвятить в него представителей демократии, узнать их мнение и действовать в тесном контакте с ними» [с. 33–35]… Логическим следствием этой меры является необходимость переезда Директории в Омск. «Для Авксентьева очевидно, что уничтожить Сибирское правительство невозможно путём применения физической силы, такой силы у Директории пока что вовсе не имеется, а у Сибирского правительства она есть… Одержать верх над Сибирским правительством можно только путём его «обволакивания»… Это значит, что Директория должна выбрать в состав всероссийского кабинета министров наиболее пригодные и демократические элементы Сибирского правительства, приспособить себе правительственный аппарат и этим уничтожить сопротивляемость Сибирского правительства» [с. 33–36]. Представители «левого крыла» партии — их было в то время двое: Гуревич и Святицкий — возражали на «хитроумный» дипломатический план, предложенный Авксентьевым. «Цель, поставленная себе Директорией, вполне правильна, и осуществление её неотложно. Однако указанные средства недостаточны. Излишне нарушать конституцию и прокламировать даже и временное уничтожение всех областных правительств только для того, чтобы устранить Сибирское. Во-первых, этой задней цели не скрыть… Во-вторых, она покупается слишком дорогой ценой… Мусульмане — наша поддержка и сильная опора… Если нужно, чтобы не было обидно сибирякам, устранить наряду с их Правительством ещё какое-либо другое правительство, то ведь вот происходит добровольная ликвидация самарского Комитета. Разве самарский Комитет не являлся всегда антиподом Сибирского правительства? Ликвидация того и другого может быть приравнена друг другу… Но вот вопрос: как фактически устранить от власти Сибирское правительство? Ясно, что добровольно оно своей власти не уступит. Тактика обволакивания… скользкая тактика, в результате которой сами «обволакивающие» могут раствориться во враждебном лагере. Нет, тут нужны решительные действия. Директория должна сказать себе: либо пан, либо пропал. Либо мы сломаем сибирскую реакцию, либо мы сломаем себе голову (Н.Д. Авксентьев при этих словах одобрительно кивает головой). Вот если так ставить вопрос, то мы бы, в конце концов, ничего не имели против того, чтобы Директория переехала в Омск. Там она будет ближе к врагу, там у неё может явиться решительность, которая, очевидно, отсутствует здесь» [с. 37–38].

Одному «хитроумному» плану, таким образом, противопоставлялся другой, в одной части более решительный, в другой более циничный — впрочем, скорее наивный своей сверхулисовской дипломатией с упразднением фактически несуществующего Самарского правительства. Когда читаешь повествование Святицкого, не можешь отрешиться от мысли, что инициатор упомянутого эсеровского совещания, быть может, применял в данном случае только обволакивающую тактику и в отношении своих партийных единомышленников: надо было тем или иным путём пресечь протест в случае переезда Директории в Омск. Применённый метод был опасен и чреват последствиями. Если не сделать такого рода предположения, то, в сущности, придётся признать, что в эти дни в Уфе был составлен «заговор» против Сибирского правительства, причём заговорщики расходились лишь в методах практического осуществления этого «заговора».

Трудно было предположить, что Сибирское правительство не раскусит такого ореха. В действительности же новый «заговор» неизбежно приводил к столкновению двух соперничающих сил. Если не Сибирское правительство как таковое, то отдельные его члены с самого начала стремились устранить ту «громадную опасность», которую представлял долженствовавший собраться 1 января эсеровский осколок «Уредительного Собрания»… «Ликвидация этого Собрания, что возможно лишь при участии союзников, является Вашей главной обязанностью», — писал Иванов-Ринов 30 сентября уезжающему в Америку и Зап. Европу кн. Львову.

Через несколько дней «Директория покинула Уфу, увозя в двух специальных поездах свою многочисленную свиту» [Майский. С. 284]. На недоумение Кроля[480], при встрече в Челябинске, Авксентьев ему ответил: «Иначе нельзя было. Мы должны сунуться волку в пасть: или он нас съест, или он нами подавится» [с. 140]. «Много позднее, — добавляет Кроль, — я узнал, что Директория опасалась как бы Омск не постарался сдать большевикам Екатеринбург с Директорией»[481]. Новая интрига со стороны Омска! Эту легенду, однако, легко разрушают слова ген. Болдырева: «Уклон в сторону Омска усилился после заявления приглашённого на одно из совещаний ген. Сырового, что при создавшихся на фронте условиях он не может гарантировать не только безопасность Екатеринбурга, но не исключает возможности его оставления». «Пессимизм Сырового, — добавляет Болдырев, — имел источником неприятные осложнения, начавшиеся в чешских войсках в районе Самары. Я лично не считал это явление достаточным для отказа от Екатеринбурга и исходил из другого соображения — главный враг Директории был всё-таки Омск, надо было вплотную подойти к нему и так или иначе обезвредить его или окончательно убедиться, что Директория в наличном её составе не более как «досадное осложнение». Большое сомнение возникало у меня и в отношении возможности быстрого создания делового аппарата, а без него Директория только бесполезно тратила время на заседания» [с. 63–64].

* * *

Вслед за Директорией в конце концов в Омск решил ехать и Съезд Уч. Собр., но накануне его отбытия неожиданно была получена телеграмма от депутатов «весьма правого настроения» — Быховского и Фомина, предостерегавших от поездки в Омск. Не откладывая решённой поездки, Бюро Съезда вызвало для обмена мнений в Челябинск указанных лиц и Брушвита из Екатеринбурга.

Майский, бывший среди членов У.С., в минорных тонах описывает настроения «учредиловцев» в дни продвижения от Уфы в Челябинск. Три дня длилось это путешествие. «Поезд У.С. подолгу стоял на попутных станциях, но теперь вокруг него уже не кипела жизнь, которую он вызывал лишь семь недель тому назад. Точно вместе с осенью увядала притягательная сила к Учр. Собр… В самом поезде тоже господствовали уныние и апатия. Не было почти никаких заседаний, старались избегать говорить о том, что висело угрозой над всеми… Чувствовалось, что все очень довольны затяжкой путешествия, так как это отсрочивает наступление того страшного момента, когда надо будет опять вернуться к политике, что-то решать, что-то делать, в чём-то проявлять свою волю» [с. 288–289].

15 октября прибыли в Челябинск. Приехавшие из Омска депутаты нарисовали самую мрачную картину. В Омске слова: «социалист-революционер», «Учредительное Собрание» — слова одиозные для большинства интеллигенции и буржуазии… Ненависть к отдельным более популярным депутатам такова, что их могут убить. Переезжать в Омск Съезду нельзя. «Сообщения Быховского и Фомина создали, — говорит Майский, — среди эсеров почти паническое настроение» [с. 291][482]. «К сожалению, и то, что сообщили приехавшие из Екатеринбурга, было тоже далеко не из радостных». Чехи «любезно согласились» на пребывание Съезда в Екатеринбурге, но гражданская власть находится в руках Сибирского правительства. Коалиционное областное правительство «никакой власти не имеет». И в Екатеринбурге можно ожидать недоразумений и инцидентов [Святицкий. С. 43]. И всё-таки поехали в Екатеринбург — «ничего другого не оставалось».