4. Начало сочинения исторических трудов

4. Начало сочинения исторических трудов

Начало сочинения исторических трудов в более широком смысле, в смысле объединения материала, извлеченного из Сиры, упомянутых выше трудов и других источников, в связное историческое повествование, относится к середине III/второй половине IX в. Самый ранний компилятор — Ахмад ибн Йахйа ал-Ба-лазури (ум. в 279/892 г.) продолжает «классическую» традицию; он учился и у Ибн Са?да и у ал-Мада?ини, и оба его дошедших до нас труда доказывают влияние этих последних, а также свойственную его времени склонность к критике в ее лучшем виде. Однако характерной формой исторического труда на этом этапе была всеобщая история, где в качестве введения к собственно мусульманской истории дается более или менее подробный обзор всемирной истории от сотворения мира. Эта концепция не нова: путем добавления истории мусульманской общины и более широкого охвата доисламской истории она скорее расширяет идеи, которые лежат в основе труда Ибн Исхака. Следовательно, всеобщая история в настоящем смысле не является всемирной, ибо история других народов, начиная с момента возникновения ислама, для ее автора не представляет дальнейшего интереса.

Именно в это время в основное русло арабской историографии впервые, если не считать труда Хишама ал-Калби, входит персидская историческая традиция, хотя персидская «Книга царей» (Худай-наме) более чем за сто лет до этого была переведена на арабский язык Ибн {128} ал-Мукаффа? (ум. около 139/756 г.). Как было сказано, материал, заимствованный из иудейских и христианских легенд под видом толкования Корана, давно проник в арабские исторические сочинения, которым это не совсем пошло на пользу. Влияние персидской традиции оказалось столь же неблагоприятным. Прирожденное легковерие и романтизм арабских преданий о прошлом, проходя школу у науки хадиса, приобретают известный эмпиризм и уважение к нормам критики, представляющие непременное условие для всякой подлинной историографии; но как только историческая наука покидала область мусульманской истории, снова, как и прежде, становилось трудно отличать исторические элементы от легендарных и полулегендарных, а вместе с тем опять появилась склонность принимать на веру любой попавший в руки материал. Теперь эта тенденция усиливалась еще и характером источников, откуда арабские компиляторы черпали свой материал по древней истории Ирана и других стран. Та же Худай-наме в своих ранних частях состояла из рассказов о мифических персонажах, из благочестивых рассуждений, авестийских легенд и реминисценций романа об Александре; даже в повествовании о сасанидском царстве подлинное историческое предание нередко тонуло среди эпических и риторических элементов [38]. В то же самое время возрождение изучения греческой литературы через посредство сирийских переводов вызвало интерес к иудейско-христианским и греческим древностям. Однако источники, которые должны были удовлетворить этот интерес, не всегда стояли выше Худай-наме, например среди них было сирийское сочинение под названием «Пещера сокровищ» (Me?арат газзе).

Из этих источников и был почерпнут материал, который такие компиляторы, как Абу Ханифа ад-Динавари (ум. в 282/895 г.) и Ибн Вадих ал-Йа?куби (ум. в 284/897 г.), сделали достоянием мусульманской историографии. Однако интересы ал-Йа?куби настолько обширны — они охватывали даже северные народы и китайцев, — что его труд следовало бы назвать исторической энциклопедией, а не всеобщей историей. К этому же {129} типу принадлежит «Книга заметок» (Китаб ал-ма?ариф) традиционалиста Ибн Кутайбы (ум. 276/889 г.), а в следующем столетии — дошедшие до нас исторические труды Хамзы ал-Исфахани (ум. около 360/970 г.) и ал-Мас?уди (ум. около 345/956 г.). Ал-Мас?уди по праву может считаться одним из самых крупных арабских историков; однако утрата более обширных его сочинений, по отношению к которым сохранившиеся представляют собой их сокращения, затрудняет возможность составить точное представление о его методах. Из подобных трудов явствует, что в арабскую историографию проник новый духовный элемент, который мы могли бы определить как жажду знания ради знания. Весьма знаменательно, что такие авторы, как ал-Йа?куби и ал-Мас?уди, были не только историками, но также и географами, добывшими свои познания главным образом в результате больших путешествий. В этом достижении арабской историографии мы, вне всякого сомнения, можем проследить влияние того наследия эллинистической культуры, которое в течение II и III/VIII—IX вв. проникало во все области духовной деятельности мусульманского мира. Правда, в историографии это влияние дальше не пошло, но возникшая таким образом связь между историей и географией поддерживалась рядом авторов вплоть до османского периода.

Однако таких чужеродных элементов лишена — за исключением раздела об истории Ирана — знаменитая «История пророков и царей» Мухаммеда ибн Джарира ат-Табари (ум. в 310/923 г.), труд, в котором классическая историческая традиция достигла своего апогея. Ибо ат-Табари прежде всего традиционалист и своей «Историей» он хотел дополнить составленный им «Комментарий» к Корану, приведя в ней мусульманские исторические предания с той же полнотой и критичностью, с какой он это сделал в первом труде. В том виде, в каком она дошла до нас, эта книга представляет, по-видимому, сокращенную редакцию первоначально намеченного объема, но в то время как в «Комментарии» критический подход автора совершенно отчетлив, в «Истории» он затушеван. Ее недостатки характерны для сочинения традиционалиста: в ней отдается предпочтение псевдоисторической компиляции Сайфа, например, перед ал-Вакиди из-за подозрений, которые питали к этому последнему {130} мухаддисы. Но этим недостаткам следует противопоставить несравненное достоинство труда в целом, по своей авторитетности и полноте ознаменовавшего конец целой эпохи. Никогда больше ни один компилятор не брался заново собирать и исследовать материал по ранней истории ислама; он либо брал его у ат-Табари— иногда с дополнениями из ал-Балазури — либо начинал, с того момента, на котором ат-Табари остановился.

В то же время бедность последней части труда ат-Табари явилась предупреждением о недостаточности чисто традиционалистического подхода к истории. В качестве авторитетов в области политической истории бюрократическая организация управления выдвинула чиновников и придворных, оттеснив людей религии на задний план. Также и по этой причине III/IX век знаменует конец определенного периода в развитии арабской историографии.