ГЛАВА VII.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА VII.

Организация Ольгинского ревштаба. — Его работа. — Областной съезд партотрядов и создание Областного революционного комитета.

Первый этап партизанской борьбы в Приморьи был периодом собирания сил, мобилизации революционно-боевой энергии трудящихся и оформления повстанческих отрядов в организованные вооруженные части. Эта полоса партизанства характеризовалась немалым количеством вольных и невольных ошибок и погрешностей, но главное было сделано: массы крестьянства были двинуты с места и поставлены лицом к лицу с противником; дальнейший ход борьбы и ее развитие были обеспечены тем, что растущее революционное движение и сознание необходимости вооруженного сопротивления охватывало теперь значительную часть Приморской области. Дальнейшее развертывание восстания и его организационное оформление становилось теперь в порядок дня работ созданного центрального органа по руководству движением — Временного военно-революционного штаба Ольгинского уезда.

По сути дела этот Ревштаб становится органом советской власти в той форме, которая диктовалась тогдашней обстановкой Ольгинского уезда, носившей бивуачный характер. Правда, Ревштаб не представлял собою органа, избранного на принципах широкого участия трудящихся масс, но, поскольку он, помимо оперативного руководства вооруженными отрядами, являлся также органом, руководящим всей общественной жизнью, и позднее даже превратился в исполнительный комитет советов Ольгинского уезда, постольку мы смело берем его под свою защиту как зародыш подлинной советской власти, которая волею истории должна была в огне и пепле гражданской войны пережить различные стадии и процессы, чтобы стать тем, чем есть теперь она у нас.

Нелишним считаем сказать несколько слов, почему Ревштаб расположился во Фроловке, а не где-нибудь в другом месте.

Мы уже указывали на борьбу, происходившую в Приморьи за первые советы в 1918 году. Под напором чехо-словаков и японо-американских десантов во Владивостоке власть советов была свергнута в июне 1918 года, а позднее, когда был ликвидирован спасский фронт, советы были подавлены по всей области. Единственное счастливое исключение представляла Фроловка, где сохранился волостной совет до октября 1918 г. — до прихода первых японских отрядов с Сучана, которые пытались арестовать исполком этого совета, состоявший из председателя т. Бегункова (крестьянин дер. Краснополье) и секретаря т. Корытько, и тем самым стереть с лица земли последний мозоливший интервентам глаза совет. Однако по уходе японцев Фроловский совет продолжал свою работу, водрузив на здании волисполкома сорванную японцами вывеску: «Исполком советов Фроловской волости». Фактически этот совет не прекращал своей работы вплоть до января 1919 г., т. е. до прихода во Фроловку банд ген. Смирнова, установившего власть штыка и нагайки. Естественно, что Фроловский совет мог существовать лишь на почве признания и полной поддержки его крестьянским населением, которое потом одно из первых восстало против правителя Колчака и его приспешников. Нами это учитывалось как факт положительного значения, и поэтому-то главным образом Фроловка и была избрана центром движения и резиденцией Ревштаба.

Приведенный незначительный сам по себе исторический факт ярко свидетельствует о том, насколько глубоко пустила свои корни в толщу трудящихся масс Дальнего Востока идея советовластия, насколько прочно она уже тогда укрепилась в их сознании, несмотря на столь непродолжительное свое существование. И напрасно некоторые из современных деятелей Дальнего Востока тенденциозно пытаются историческую родословную советской власти вести лишь со времени ликвидации демократической Дальневосточной республики (ДВР), созданной по настоятельным директивам партийного и советского центра, тогда еще РСФСР. Мы должны ДВР рассматривать именно как маневр ленинской стратегии в гигантской классовой борьбе.

Мощный подъем трудящихся масс Дальнего Востока и проявленное ими героическое упорство в многолетней гражданской борьбе и объясняются именно тем, что они, эти массы, были насквозь пропитаны лозунгом: «за советы». Демократические же формы правления не только не являлись целью борьбы рабочих и крестьян, но, наоборот, колоссальнейшие усилия потребовались со стороны компартии для того, чтобы доказать населению и главным образом армии (состоявшей в большей части из партизан) необходимость и целесообразность пойти на компромисс, созвать Учредительное собрание и заменить демократической властью советы, за которые были принесены огромнейшие жертвы в годы борьбы с русской контр-революцией и полчищами интервенционных войск мирового империализма.

Рассматривать эпоху первых (создавшихся в 1917—18 гг.) советов на Дальнем Востоке как малозначительный исторический эпизод — это значит по меньшей мере извращать исторические факты и их смысл. В самом деле, почему краевой съезд советов. Дальневосточного края, состоявшийся в марте 1926 года в гор. Хабаровске, именуется первым? Ведь этим самым пытаются предать забвению, похоронить навсегда всю историю строительства советов на Дальнем Востоке в 1918 году. Как можно забыть, что рабочие и крестьяне Дальнего Востока кровью своею вписали свою страничку на скрижалях пролетарского Октября в первый героический период строительства советов?

Мы беремся восстановить истину и напоминаем «историкам» современного Дальнего Востока, что в 1917—18 гг. здесь было проведено 4 краевых съезда советов. Об этом, хотя и вскользь, говорится и в отчете Дальревкома, вышедшем к упомянутому «первому» съезду советов под названием «Три года советского строительства в Дальневосточном крае». На стр. 8 там сказано: «4-й краевой съезд рабочих и солдатских, крестьянских и казачьих депутатов был по сути дела первым полномочным советским краевым съездом, так как на нем были представители крестьян и казаков». Там же говорится и об избрании краевого комитета в составе 14 человек.

Казалось бы, после того, как сами составители отчета указывают на проведенные еще в 1918 г. краевые съезды советов, происходивший в 1926 г. краевой съезд советов Дальневосточного края, в интересах исторической истины, должно именовать во всяком случае не первым.

Несомненно, что революционно-боевой дух крестьянства Фроловской волости вытекал из того, что она расположена вблизи Сучанских каменноугольных копей (в 15 верстах) и всеми своими экономическими нитями связана с рудниками, откуда и передавалось это мятежное настроение. Сучанские рудники для окрестного крестьянского населения были всегда местом приложения свободных в хозяйстве рук и источником побочных заработков, да и среди рабочего населения рудников было не мало опролетаризировавшихся крестьян. Вот собственно те каналы, по которым перекачивался революционный дух из рабочих центров в крестьянскую среду. Не малое значение для успеха борьбы и руководства движением имело наличие здесь почтово-телеграфного отделения, которое послужило нам базой для развития связи между отрядами и другими пунктами.

Что же представлял по своей структуре Ревштаб, какие функции и насколько успешно выполнял каждый его отдел?

При Ревштабе были организованы отделы: 1) военно-оперативный, 2) внутренних дел (сформировавшийся несколько позднее), 3) связи, 4) хозяйственный, 5) судебно-следственный, 6) санитарный, 7) национальный (вернее — корейский отдел) и 8) редакционный. Военно-оперативный отдел штаба (во главе его стоял т. Иванов М. Д.) в своей работе исходил из намеченных съездом задач: переформирование отрядов с целью их укрупнения, организационное их улучшение, укрепление дисциплины и проведение в жизнь принципа назначенства командного состава. Все эти задачи вытекали из одной главной, ради которой происходило объединение отрядов, — задачи вытеснения колчаковских и интервенционных войск из пределов области для восстановления советской власти и полного овладения всеми экономическими ресурсами (каменноугольные копи и т. п.), чтобы от всех источников отрезать города, в которых концентрировались белые, и тем самым поставить их в положение осажденных. Переформирование и укрупнение отрядов было произведено штабом по схеме, которая нами изложена в конце первой части. Они были построены по территориальному принципу, объединяли партизан порайонно и сводили мелкие отряды в общий районный отряд под единым командованием. Этим самым автоматически проводилось и укрупнение отрядов. Каждый отряд разбивался, в зависимости от общей численности, на роты, роты — на взводы и т. д. Каждая часть возглавлялась командиром. Одним словом, переформирование шло по общему образцу войсковых частей. Помимо этого, при каждом отряде созданы были команды специальных служб: а) конных разведчиков, б) связи — телеграфисты и телефонисты, в) подрывники, г) санитарные отряды и т. д. Конечно, эти команды создавались по мере появляющихся материальных к тому возможностей — увеличения конского состава, снаряжения, телефонных и телеграфных аппаратов и т. п. Во всем этом было не мало трудностей. Легче всего было формирование подрывных команд, так как взрывчатых веществ было всегда в изобилии благодаря близости рудников.

Группа руководящего состава сучанских партизан. Сняты на крыльце Фроловской школы, где помещался Ольгинский ревштаб.

1) Титов-Гоголев.

2) Бабарыкин.

3) Ильюхов.

4) Тетерин-Петров.

5) Глубоков.

6) Тужиков.

7) Мартынов.

8) Самусенко.

Пока движение переживало свой младенческий период, отряды были мелкие по численности, повстанческие районы были разобщены и невелики сами по себе. Когда задачи борьбы во всем их грандиозном масштабе не были еще усвоены борющимися и самая борьба едва выходила за пределы защиты родных сел, тогда командиры отрядов выбирались путем голосования на общих собраниях отрядов: суверенное, так сказать, право выбора «воеводы» принадлежало самим отрядам. Метод централизованного управления тогда отсутствовал, поскольку не было вообще руководящего центра помимо самого отряда. В то время очаги повстанцев, разбросанные по разным уголкам обширнейшей территории Приморья, напоминали собой гнезда, выводки из которых, по мере своего органического развития и укрепления, постепенно связывались с однородными гнездами соседних районов для взаимной борьбы с хищниками-стервятниками, стаями налетавшими на них из-под крылышка интервентов. Теперь, когда кольцо восстания сомкнулось в масштабе всего Ольгинского уезда, первичные формы управления и руководства должны были уступить место новым формам — единому руководству из центра. Логическим концом выборности было создание Ревштаба. С этого момента весь командный состав в партизанских отрядах назначался военно-оперативным отделом с утверждением Ревштабом. Партизанские отряды, действовавшие до сих пор — во всех случаях своей оперативной работы — сепаратно, по своему усмотрению, должны были теперь вести работу в зависимости от общих задач и интересов и не иначе, как в соответствии с указаниями Ревштаба, по его директивам. Конечно, эта реорганизация не прошла совершенно безболезненно. Сепаратистские тенденции в некоторых отрядах сохранялись, но они постепенно были изжиты, и лишь в одном отряде т. Шевченко Гаврилы они нашли чрезвычайно острое выражение. Об этом мы расскажем особо. Практически назначение командного состава во всех отрядах не вносило сколько-нибудь резких персональных изменений: основной кадр командиров был утвержден Ревштабом тот же; с ним партизаны уже сжились, убедились в преданности его делу борьбы и видели в командирах не только опытных руководителей, но и верных боевых товарищей. Положительные результаты объединения партизанских частей под единым централизованным руководством были вскоре же осознаны всеми бойцами и окружающим населением. Все видели, что до тех пор, пока отряды были мелки и раздроблены и не имели связывающего их центра, они были слабы, чтобы вести сколько-нибудь успешную борьбу с врагами. Противник мог (да это так и было) бросать свои силы на отдельные партизанские отряды, разбивать их хотя бы на время и тем сеять панику среди населения и известным образом парализовать повстанческое движение в данном районе. Партизаны должны были уходить из сел, скитаться по лесам, а противник занимал деревни, грабил дома партизан, жег имущество, словом — «наводил порядок огнем и мечом». Все это имело место в течение первого, организационного периода движения. Второй период представляет собою полосу наибольшего напряжения борьбы, яркой выразительности и четкости организационных форм, компактного массового действия революционных сил, увенчавшегося целым рядом блестящих побед над белыми офицерскими бандами. Об этом мы скажем ниже, а сейчас переходим к обзору тех методов проведения дисциплины и укрепления ее, которыми приходилось пользоваться на различных ступенях развития борьбы.

В регулярных войсковых частях старой армии для внедрения дисциплины служил огромнейший арсенал всевозможных мер, как-то: концентрация солдат в казармах, наличие многоступенчатой лестницы командного состава — от ефрейтора до генерала, специальная долбежка уставов, инструкций, гауптвахта для особо строптивых и непокорных и вся вообще шпицрутенская система. Партизанские отряды — это совершенно иное по природе своей войско, к которому методы воспитания по принципу беспрекословного подчинения начальству ни с какой стороны не приложимы. Единственная основа, на которой можно создать и привить революционную дисциплину, это развитие сознательности бойцов, понимание ими той ответственной роли, которую возложила на них история.

При первоначальном формировании отрядов не производилось достаточно строгой фильтрации вступающих бойцов, и поэтому в среду их естественно проникал сорный элемент — трусы, воришки, охотники до сули (корейский самогон) и прочие типы криминального порядка. Не спаслись отряды и от проникновения в них шпиков и агентов колчаковских контр-разведок, пришедших с гнусными разрушительными намерениями. Они, как только могли, разлагали неокрепшие ряды партизан, и вот в отношении этих-то вредных элементов нужны были какие-то меры борьбы и притом меры, рассчитанные на полное их обезвреживание. Такие элементы в отрядах насчитывались впрочем единицами и по преимуществу притекали из городов.

В выборе мер борьбы с большими и малыми проступками требовалась особая осторожность: надо было применять такие, которые были бы приемлемы для самих отрядов, поддержаны ими и не убивали бы революционного духа. Среди этих мер, круг которых был очень ограничен, были и чрезвычайно жесткие, включительно до расстрела. Помнится случай, когда за изнасилование корейки партизан был расстрелян по приговору отрядного суда. К корейскому населению, как угнетенному меньшинству, мы вообще относились с особой чуткостью и вниманием, тем более, что корейская молодежь дружно вступала в партизанские отряды. С еще большей болью в сердце вспоминаем случай, когда сучанский отряд с барабанным боем провел по улице деревни Екатериновки несколько партизан, уличенных в краже у крестьянок белья и платьев. Их сопровождала группа партизан, а сами они должны были выкрикивать: «мы воры, мы опозорили имя борца революции!» и т. п. В некоторых отрядах, по решению общего собрания партизан, даже пороли розгами замеченных неоднократно в выходящих из ряда вон поступках — мародерстве, пьянстве и т. п. Конечно, все это было в единичных случаях в первую пору партизанской борьбы; когда в отрядах появилось достаточное количество сознательных и культурных революционных работников, дело воспитания бойцов в духе революционной дисциплины стало обязанностью каждого. Устраивались доклады, велись беседы, и позднее устраивались вечера с самой разнообразной программой на основе самотворчества бойцов. Так было например в сучанском отряде, где культурных сил было больше, чем в других отрядах.

Военно-оперативным отделом был выработан дисциплинарный устав для партизанских отрядов, которым регламентировались меры наказания за такие преступления, как бегство с поля борьбы или из тыловых частей, неисполнение боевых приказов, пьянство, воровство, провокация, мародерство и проч.

Следующий отдел Ревштаба — внутренних дел — был в сущности административным отделом исполкома. Он должен был организовывать волкомы, сельсоветы, регулировать общественную жизнь, ведать ремонтом дорог, проведением некоторых общественных повинностей и налогов среди населения, наблюдать за сохранением общественного порядка и спокойствия, вести борьбу с сулеварением (самогон) и пьянством и т. д. Конечно, здесь не приходится говорить о стройной системе работ, — все это выполнялось в меру тех условий, в которых находился Ольгинский уезд, а он представлял собой боевой лагерь. Организация власти на местах была трудно разрешимым вопросом. После падения советов их заменило номинально земство. При Колчаке в Приморьи был наместник, власть которого распространялась преимущественно на города, а отдаленная периферия была предоставлена сама себе, и фактически там не было никаких органов власти. В волостях существовали волуправления, в селах — старосты, но все это было только вывеской. Население в это время тоже не проявляло ни малейшего желания к созданию каких-либо органов самоуправления. И только в тех местах, куда до восстания имели доступ сатрапы наместника, были созданы скорее какие-то суррогаты власти, чем нормальные органы с конституционной физиономией. Когда началось вооруженное восстание, бывшие исполкомы советов в волостях вновь стали работать, но, конечно, говорить о планомерной, регулярной их работе не приходится. Работа носила эпизодический характер и больше шла по линии выполнения различных заданий штабов партизанских отрядов: по снабжению провизией отрядов, их расквартированию, перевозке, доставке одежды, обуви, фуража и т. п. В селах изредка происходили сходки, собрания. Насколько «власть» за этот период стала нежелательным бременем для крестьян, в особенности в местностях, куда совершались белогвардейские прогулки, легче всего понять на примере сельской власти. Колчаковцы не могли выносить названия «председатель села», сохранившегося от периода советской власти (сокращенное название председателя сельского совета), и немало получили розг и прикладов несчастные председатели и те, кто в присутствии колчаковцев употреблял этот термин. Однако крестьяне быстро приспособились к новому «режиму» и стали обязанности представителя местной власти исполнять поочередно — сначала по неделям, а потом этот срок дошел до одних суток: всякий боялся быть захваченным белыми в этом «почетном» звании. Белые обычно называли главу села старостой, а партизаны — председателем сельсовета; таким образом у каждого представителя сельвласти было две стороны медали. До чего панически боялись сельские старосты встречи с колчаковской властью, можно судить по следующим примерам. Когда ген. Смирнов после занятия Фроловки однажды вызвал к себе в штаб старосту селения Королевки (где Титов был учителем некоторое время), Прокоп Никула так испугался этого приглашения, что, отправляясь во Фроловку, слезно распрощался со всей семьей (сын его Макар первоначально был в партизанах) и забежал утром к Титову на квартиру попрощаться. «Еду на смерть. Я уж, Яков Степаныч, не вернусь домой. Либо расстреляют, либо запорют. Вас-то я не выдам… Прощайте…». Другого крестьянина — Бегункова тот же ген. Смирнов подверг пыткам и порке, угрожая посадить его надлежащим местом на раскаленную сковородку только за то, что он был ранее председателем советского волисполкома. Отсюда понятно, почему в этот период трудно было организовать на местах работающий регулярно аппарат: страх охватывал каждого, кому приходил черед брать хотя бы не надолго бразды правления в тот момент, когда могли появиться золотопогонные «ревнители правопорядка». Нам удалось закрепить в волостях и селениях более долгосрочные органы самоуправления, проведя для этого в некоторых волостях волостные съезды крестьян с избранием исполкомов. Различного рода общественные обязанности — гужевые, дорожные, фуражные и т. п. — по нарядам Ревштаба обычно выполнялись под руководством этих органов без какого бы то ни было принуждения и репрессий. Таким образом отделу внутренних дел удалось провести частичный ремонт гужевых проселочных дорог; поселки выполняли эту работу по нарядам. Одно время при Ревштабе были организованы артели рабочих, пришедших с Сучанских копей и не попавших в отряд за недостатком оружия; они временно выполняли различные хозяйственные работы. Проведена была даже частичная реквизиция семенных хлебов в деревне Бровничи (очень зажиточное село) для распределения среди бедняцких хозяйств дер. Гордеевки.

Борьба с самогоном, варкой которого занимались великолепно квалифицированные в этом отношении корейцы, здесь была затруднена тем обстоятельством, что корейцы жили отдельными фанзами по полям и лесам и трудно поддавались нашему надзору В этом деле огромнейшую услугу оказал Ревштабу корейский отдел, пользовавшийся большой популярностью среди корейского населения: он через партизан-корейцев помогал нам выявить сулеваров. С этим злом Ревштаб вел жестокую борьбу: обнаруженные заводы разрушались, сулю выливали на землю, налагали штрафы на виновных и даже производили конфискацию их имущества. Только такой резкий и выдержанный курс помог нам избавиться от пьянства как распространенного явления и безобразий, вытекающих из него.

Необходимо отметить еще один характерный штрих, также говорящий о некотором революционном завоевании в области быта, в вопросе о браке и рождении детей. Обычно «освящение» этих событий производилось в церкви попом. Теперь же, когда попам в Ольгинском уезде стало жить не по нутру, население в силу необходимости стало жить «бусурманами», как говорили крестьяне. Внутренний отдел завел при Ревштабе нечто вроде современного ЗАГСа. Вот в этот новомодный «ЗАГС» и приходили крестьяне для записи брака или развода или рождения детей и других житейских случаев. Здесь т. Титов учинял на бумаге тот или иной акт, снабжал обе стороны выписками, словом — любезно помогал им перевертывать вверх тормашками догнивающие старые формы и традиционные обычаи. Так мало-по-малу насаждался новый революционный быт, навстречу которому в первых рядах шла революционизировавшаяся в огне борьбы деревенская молодежь. Сила печати, сделанной нашим «гравером» Гаврилой Лесовым из подошвы старой резиновой калоши и распластывавшейся на даваемых «новобрачным» выписках, повергла в прах силу «таинства божия». Из того же «ЗАГСа» исходила инициатива давать новорожденным новые революционные имена. Первое такое имя — «Пролетария» — было дано родившейся в сопках дочери т. Ильюхова, затем один мальчик был назван «Совет». Так постепенно слагалось нечто новое из незаметных, стихийно возникающих явлений.

О других функциях данного отдела Ревштаба мы распространяться не будем. Отметим только, что авторитет Ревштаба в целом, которым он пользовался среди масс, помог достичь вполне достаточной увязки во взаимоотношениях с крестьянством и проводить работу без перебоев. Ревштаб совершенно не знал каких-либо конфликтов, недовольства и жалоб со стороны крестьян. Ярким подтверждением сказанного может служить единодушие крестьянства, проявленное в деле созыва уездного съезда сельского населения, а также дружная работа этого съезда.

Отдел связи Ревштаба имел задачей сохранить имевшиеся телеграфные линии и оборудование станций и вместе с тем обслужить нужды партизанских отрядов. Соответствующий персонал в отрядах имелся, и позднее, когда Владивостокская парторганизация снабдила нас телефонными аппаратами и техническими материалами, мы имели телефонную и телеграфную связь как между партизанскими отрядами, так и между отдельными районами. Телеграфом и телефоном были связаны ревштабы Фроловский и Анучинский (о последнем скажем ниже), разделенные расстоянием в 3—4 дня пешей ходьбы по таежным тропам. Установка часто подвергалась порче, и на восстановление ее тратилась уйма времени и человеческой энергии.

О работе хозяйственного отдела мы говорили уже достаточно подробно в главе о снабжении партизанских отрядов. Что касается санитарного отдела, то он обслуживал прежде всего действующие вооруженные части. Нужды населения удовлетворялись лишь попутно и постольку, поскольку этому способствовали обстановка и материальные ресурсы наших санитарных околотков, госпиталей, в смысле наличия медикаментов и персонала. Во главе этого отдела стоял врач-коммунист А. А. Сенкевич, при нем было несколько фельдшеров и сестер милосердия. Каждый партизанский отряд имел свой санитарный отряд. Нужно еще сказать относительно тех источников, откуда санитарный отдел получал медикаменты и прочие средства и материалы. Основанием для организации лазарета и лечебных пунктов при отрядах послужили волостные и сельские лечебные пункты. Во Фроловской волости таких пунктов было три, из них два с достаточным количеством средств. Фельдшера, по заданиям организаторов восстания, позаботились запастись из земских центральных медицинских складов и магазинов необходимыми и широко применяемыми лекарствами. А позднее, когда связь с городом была затруднена и лечебные пункты лишены были возможности приобретать оттуда лекарства, Ревштаб, благодаря наладившейся конспиративной связи с Владивостокской подпольной большевистской организацией, получал медикаменты через нее. Сначала пытались посылать для этого сестер под видом простых крестьянок, но это сопряжено было с огромным риском, и, кроме того, все едущие в районы восстания подвергались обыскам на железнодорожных станциях и в других пунктах. Осенью 1919 года налажена была связь с военным госпиталем в Никольск-Уссурийске, откуда нам секретнейшим путем переслали две или три посылки медикаментов, ваты, перевязочных материалов и т. п. Связь с этим колчаковским госпиталем была установлена через перебежчика-офицера, пришедшего в наш Сучанский полк. Недостаток средств был, конечно, весьма ощутительный, несмотря на строжайший режим экономии в расходовании средств. Вместо ваты мы часто употребляли обыкновенную крестьянскую коноплю-паклю, или же перевязочным материалом служили собираемые среди крестьян изношенное платье и тряпье; все это, конечно, употреблялось после соответственного обеззаражения, стерилизации (стерилизатор, кстати сказать, был). Отсюда легко понять, каким вниманием и заботой нужно было окружить больного или раненого, чтобы исход лечения был благоприятен. И только благодаря такому вниманию мы знали мало случаев смерти среди лечившихся партизан. Ценнейшую услугу оказал этот отдел в период нашего разгрома, когда с несколькими десятками раненых госпиталь был законспирирован в тайге, в верховьях реки Сучана.

Остановимся теперь на судебно-следственном отделе Ревштаба. После первого же соприкосновения с противником, перед партизанами возникла необходимость установления каких-то норм наказания и воздействия на представителей враждебной нам стороны. Когда приходилось захватывать в плен или арестовывать участников боевых организаций противника, то первоначально, при отсутствии судебных органов, у нас не могло быть и выбора в вопросе о мере наказания: только расстрелять. Обычно командиры, а чаще всего отряд или группа решали судьбу виновного. Так было например с фроловской полицией, арестованной партизанами по уходе отряда ген. Смирнова: 20 человек полицейских были без всякого суда и следствия расстреляны. По мере организационного оформления партизанских отрядов и их руководящих органов, при отрядах выделялись на выборных началах отрядные судьи из трех авторитетных товарищей, которым и передавались дела виновных. В некоторых случаях судебное разбирательство происходило в объединенных заседаниях отрядных судов двух отрядов. Эти учреждения носили название «полевых судов». В своих решениях судьи руководствовались исключительно своей совестью и революционной целесообразностью. Особый подход в выборе мер наказания был по отношению к виновным из мирной крестьянской среды. Бывали, допустим, случаи, когда какой-либо крестьянин выполнял функции агента-информатора колчаковских штабов. Суды проявляли тут особую осторожность, применяя арест-предупреждение, штраф или залог, а нередко ограничивались просто поручительством общества или ни в чем предосудительном незамеченных крестьян. К высшей мере наказания прибегали лишь в крайних случаях.

С момента образования Ревштаба был организован Революционный трибунал, куда передавались все дела. Следственный материал собирался специальной следственной комиссией. При Ревтрибунале имелась своего рода прокуратура, одна часть которой выполняла роль обвинения, другая — защиты подсудимого. Решения трибунала представлялись на утверждение Ревштаба; последнему подавались и кассационные жалобы подсудимыми. Заседания трибунала почти всегда бывали открытыми и охотно посещались крестьянами; не мало дел прошло буквально при переполненном помещении, где происходило заседание трибунала. К решениям Ревтрибунала и Ревштаба крестьяне и рабочие относились с особенной серьезностью, вдумчиво вникая в суть дела. Нормами наказания были: арест, изгнание из полосы партизанского движения, конфискация имущества, штраф, объявление врагом трудящихся и вне закона. Расстрел применялся лишь к явно сознательному вооруженному врагу или предателю. Целая серия дел была разобрана Ревтрибуналом в связи с бандитизмом, проявленным группой партизан и выразившимся в мародерстве, ограблениях как русских крестьян, преимущественно зажиточных, на коих шайка налагала «контрибуцию», так и корейцев. Ревтрибунал и Ревштаб провели борьбу с этим злом со всей решимостью, и в результате были расстреляны несколько братьев Дубоделовых из с. Владимиро-Александровки, братья Беляевы, братья Валовики из Унаши, Астахов и др. Крестьянство в этом вопросе целиком одобряло решения трибунала. Чтобы не быть голословным в вопросе об авторитете Ревштаба и суда, мы приведем пример, иллюстрирующий отношения сельчан к этим органам. В селе Сергеевке, Фроловской волости, старик Пустовойт, глава семьи более чем в 20 человек, убил из ревности свою жену-старуху. Это был самодур, который за время супружеской жизни несчетное число раз до полусмерти избивал свою жену. Воспользовавшись отсутствием кого-либо из членов семьи, этот изверг шкворнем размозжил голову спавшей на печи старухе. Случай этот ошеломил все село. Обратились в штаб с просьбой арестовать убийцу и предать суду. Автору этих строк, Титову, было поручено Ревштабом помочь крестьянам образовать путем выборов на общем сельском собрании суд из своих односельчан. Собрание однако единогласно постановило просить наш суд рассмотреть это из ряда вон выходящее дело. В состав партизанского суда были введены два представителя от села Сергеевки, и дело было рассмотрено после производства предварительного следствия. Все село собралось на суд, продолжавшийся целый день. Помещение школы было переполнено до отказа. Прошла длинная вереница свидетелей-соседей, в том числе и женщин, которые охарактеризовали убитую как безупречную жену. Дети ее, сами теперь уже 40—45-летние отцы и деды, отозвались о покойной как о сердечной, прекрасной матери. Старик-убийца молол всякий вздор. Кстати сказать, мы оба — авторы этой книги — выступали на суде: Ильюхов — в качестве защитника, Титов — в роли обвинителя. Суд вынес удовлетворивший всех присутствовавших смертный приговор.

Постепенное видоизменение форм карательных органов партизанского движения следовало параллельно общему развитию масштаба вооруженной борьбы, и по мере того, как крепло, кристаллизуясь в более правильные формы, самое движение, более четкие и ясные формы принимал и судебно-карательный аппарат. Однако, на всех ступенях его развития, во всех решениях суда красной нитью проходила чуткая классовая линия, строго соответствующая интересам трудящихся и направленная на усиление их борьбы. Иного подхода, конечно, и быть не могло.

Одной из центральных задач в общей деятельности Ревштаба стоял корейский вопрос. Контингент корейского населения в Приморской области довольно значительный: по данным VII Приморской партийной губернской конференции 1925 года корейцев числится здесь до 94 000 человек, причем 56,1 % их сосредоточено главным образом во Владивостокском (бывшем Ольгинском) уезде. Корейцы появились в Приморьи с того времени, как японские империалисты простерли свои цепкие клещи на беззащитную Корею. Непрерывным потоком приливали корейцы во вновь заселяемую приморскую тайгу, оседали здесь во всех уголках и снова брались за землю, борясь за свое существование. Это были в массе своей крестьяне-земледельцы, и среди них немало было такого крестьянско-бунтарного элемента, который не примирился с варварским произволом японских хищников и эксплуататоров. Однако и здесь корейцев неприветливо встретила судьба. В одну шеренгу дешевых рабочих рук с русскими бедняками попадали несчастные корейцы, превращаясь буквально в крепостных, из которых беспримерно выматывались жилы богатыми крестьянами. Они-то и являлись пионерами по раскорчевыванию дикой тайги Приморья; под напором их мускулов звенели пила и лопата, и эхом отдавался топор, когда эти несчастные рабы XX века за право иметь хотя бы полдесятины земли должны были свалить десятину-две могучего леса, уничтожить пни и вырыть глубоко вросшие в недра корни. Под стоны и вопли этих прикованных к земле из-за куска хлеба желтых рабов масляно расплывалась лоснящаяся рожа кулака, и раскатистым эхом неслись по лесу и горам «хозяйские» окрики и понукания. Нередко в те годы у кулака работали «исполу» 3—4 корейских семьи на его полях, а хозяин знал лишь по счету прятать в амбар мешки с хлебом, картошкой и прочими продуктами, фактически не затрачивая нисколько своей силы на обработку поля и уборку хлеба и не давая за это порой даже и семян. Вот в какой кабале вынужден был поселиться и жить приморский кореец благодаря неотразимо тяготевшей над ним «власти земли». Этим экономическим условиям целиком отвечало и правовое положение корейцев. Если у буржуазно-кулацких элементов существует непреложный взгляд на бедноту как на людей, которым «сам бог повелел» претерпевать до конца все муки на этом свете в надежде, что «господь воздаст во царствии своем», то это отношение еще в большей степени распространялось на пришельцев-корейцев. «Ербо»[6] превращался во вьючное безропотное животное. Авторам этих строк известен факт, когда закрепощенный душой и телом кореец, не отрываясь от хозяйского двора, не выходя из тайги, прожил в землянке до момента нашего с ним знакомства 47 лет[7]. Сорок семь лет! Полвека вдали от людей! И что получил за свой беспрерывный проклятый труд этот вросший в землю старик? Живя больше в одиночестве, он теперь с трудом понимал даже родной корейский язык, а весь русский лексикон его ограничивался словами: «Даласатуй, капитана хозяина!» Как-то мы этого оземлившегося человека угостили медом; он долго не решался его попробовать, а когда его наконец уговорили корейцы-партизаны, он сказал, что такую вещь кушает впервые в жизни. Это не утрировка, не преувеличение, а один из многих фактов недалекого прошлого.

Вот почему корейцы, особенно корейская молодежь, так живо и сочувственно откликнулись на нагрянувшие события. Нутром они почувствовали, что эта борьба затрагивает их глубокие интересы, что надо и им ввязаться в драку, принять участие в общем деле трудящихся, что с победой и они не останутся обойденными. Симпатии корейцев к партизанам с первых дней выявились со всей очевидностью. В их фанзах партизаны находили гостеприимный приют, здесь они могли спать спокойно, так как и старые и малые корейцы ночи напролет прохаживали вокруг фанз по дорогам, оберегая партизан от возможного внезапного набега белых. Ревштаб правильно учел всю важность корейского вопроса и стал на путь вовлечения этих париев в общую борьбу совместно со всеми рабочими и крестьянами. С этой целью при Ревштабе и был создан национальный отдел — по существу корейский, как его потом и называли, так как других национальностей, как отдельных социальных групп, здесь не было. Руководил этим отделом т. Григорий Семенович Хан. Он имел высшее образование — окончил Сеульский корейский университет. Среди корейского населения пользовался огромным уважением. Корейский отдел вел широкую пропагандистскую работу. Среди корейцев было много толковой развитой молодежи; с нею-то т. Хан и повел работу среди населения.

На ротаторе и импровизированном шапирографе в большом количестве печатались корейская газета, воззвания и листовки, которые распространялись затем по всей таежной периферии. Бывало, около Ревштаба в тени на корточках сидит вереница стариков и молодых корейцев в ожидании выпуска своей газеты и листовок; получив таковые, они, пришедшие из таежных уголков, порою очень далеких, отправлялись обратно, неся свежие вести из своего любимого коротдела. Насколько действенна была эта пропагандистско-агитаторская работа коротдела, можно судить по тому, что мы в первые же недели его существования имели приток в наши отряды корейского молодняка из окрестных деревушек и фанз. Вскоре сформировался специальный корейский отряд в две роты. Среди своего населения корейцы-партизаны раздобыли винтовки, берданы и другое оружие. Это было встречено нами с большой радостью: значит, правильно была взята линия, правильно нащупан путь, и задето за живое это население. Корейский отряд представлял образец дисциплины, преданности и любви к делу. Члены его всеми силами старались завоевать доверие со стороны населения. Корейцы-крестьяне с полной готовностью, в порядке сборов и налогов, доставляли все необходимое для отрядов: и провизию, и обувь, и одежду, и прочее. Помнится один неприятный случай, который вызвал было на время неприязненное отношение со стороны русских крестьян к корейцам-партизанам; но такое настроение было быстро рассеяно. Кореец-партизан, сменившись с караула у арестного дома, стал разряжать берданку, произвел нечаянный выстрел и убил мальчика лет 15, сына арестованного. С раздробленным черепом, истекая кровью, мальчик в течение нескольких минут был в предсмертной агонии и произвел потрясающее впечатление на сбежавшуюся к месту происшествия большую толпу народа. Посыпались упреки, нарекания и угрозы против несчастного, до крайних пределов растерявшегося молодого корейца. Бедняга чуть было не застрелил и себя, но товарищи предотвратили это. Он был самими же корейцами арестован. Назавтра или даже в тот же день в Ревштаб пришла делегация с протоколом от общего собрания корейского партотряда, который требовал расстрела своего товарища, произведшего злополучный выстрел. Решение было мотивировано тем, что в подобном случае трудно определить, нечаянный или намеренный сделан был выстрел, и что снисхождение к виновнику может дать повод к злоумышленным действиям, когда под видом нечаянного выстрела могут убивать и ответственных работников. Больших трудов стоило представителям Ревштаба убедить партотряд в обратном и рассеять излишнюю эксцентричность, охватившую корейцев. Этот случай может служить показателем того, насколько корейские отряды ценили создавшееся отношение к ним со стороны русского населения, насколько больно и страшно им было потерять это отношение: чтобы устранить возникшее недовольство, они проявили даже готовность к кровавой жертве. Впрочем вскоре и те русские, которые посылали упреки по адресу случайного убийцы, сами осознали необоснованность огульных наветов на всех корейцев.

Партизаны-корейцы Сучанской долины.

Среди корейцев мы не знаем случая неподчинения дисциплине, невыполнения приказов или — чего проще — пьянства. В этом отношении они были образцовые красные бойцы. Правда, они уступали русским партизанам в боевом отношении, причиной чего были плохое знание русского языка, отсутствие военной муштровки да, вероятно, и общий уровень развития.

Взятая Ревштабом линия по корейскому вопросу получила законченное свое выражение в решениях съезда рабоче-крестьянского населения Ольгинского уезда, по которым корейцы были объявлены — при полном единодушии съезда — равноправными во всех отношениях гражданами, включая и право на бесплатное пользование землей и прочими угодьями на общих основаниях.

Нам остается остановиться еще на работе редакционного отдела Ревштаба. Значение живого и печатного слова, как средства связи, информации, пропаганды и как способа закрепления в известных социальных слоях и группах тех или иных идей, огромно. Этим путем совершается и организация общества вокруг пропагандируемых идей и лозунгов. Нужно отдать дань и этому достойному оружию борьбы. В предыдущих главах достаточно подробно были изложены общественно-политические условия, на фоне которых зарождалось повстанческое движение в Приморьи. Сначала, когда шло скрытое организационное оформление первых партизанских групп, конечно не приходилось говорить о каких-нибудь широких, открытых, свободных формах и приемах агитации за вхождение в вооруженную группу: сговариваться приходилось с оглядкой, на ушко, поодиночке. Гораздо свободнее можно было говорить после того, как кой-куда заглянули белые отряды. Глядишь — там арестовали, тут выпороли, там обобрали, увели лошаденку и т. п. Само население воочию увидело, что новая «власть» — Омское правительство, Колчак — это не то, что советы. В деревнях стали созываться собрания бывших фронтовиков и молодняка, которых не-сегодня-завтра мобилизует Колчак, и тут форма агитации приобретает уже массовый характер. Нужда в печатном слове стала ощущаться все острее, нужно было охватить возможно большие круги населения. Опять Фроловка и здесь занимает первое место. На лицевой стороне вывески Фроловского совета стояло: «Фроловское волостное управление», но люди-то сидели там советские — Бегунков и Корытько. Пустили в ход имевшуюся пишущую машинку, и отсюда полетели первые воззвания, листовки в разные деревушки. С осторожностью и бережливостью распространяемые, они пошли гулять по рукам деревенского молодняка, который надо было во что бы то ни стало «сагитнуть» вступать в отряды. Движение вылезало из скорлупы. Ускорить его можно было посылкой живых сил, агитаторов в те места, где «блюстители порядка» прошлись по спинам и скулам крестьян, когда пытались разоружить население и собрать оружие по деревням с тем, чтобы потом безоружных переловить как кур, или, на их языке, «призвать в войска». Однако агитаторских сил в отрядах еще не было в достаточном количестве, города же пока плохо знали о начавшемся движении, а если и знали, то, очевидно, плохо верили в то, что движение будет устойчивым и длительным. К рабочим города Владивостока еще до организации Ревштаба боевые организации Сучана посылали свои воззвания, призывавшие к поддержке вооруженного восстания.

Во всяком случае, до сформирования Ольгинского ревштаба печатная агитация носила случайный, спорадический характер. Не было главным образом технических приспособлений. Агитаторский кадр почти ограничивался группой непосредственных руководителей боевых отрядов, которые, конечно, не могли отрываться от своих отрядов, чтобы пойти с агитацией по деревням. Недостаток агитационно-пропагандистских и вообще культурных сил ощущался очень остро в отрядах, из города же приходили очень немногие. Учительство повстанческих районов слабо реагировало на события и отсиживалось по деревням. Поэтому Ревштаб обратился с особым воззванием к народному учительству Ольгинского уезда и объявил мобилизацию передовой части его. Вот это воззвание (помещаем без изменений):