ГЛАВА I.

ГЛАВА I.

Свержение советов чехо-словаками. — Спасский фронт и его значение в подготовке партизанского восстания. — Нелегальные боевые дружины в деревнях Сучана. — Приказ Колчака о мобилизации и разоружении населения. — «Комитет по организации революционного сопротивления». — Налет милиции. — Съезд руководителей дружин.

Партизанское движение на Дальнем Востоке и в частности в Приморской области, впоследствии развернувшееся во внушительную силу революции, явилось несколько запоздавшим эхом событий, которые имели место летом и в начале осени 1918 года. В этих событиях, к числу которых относится высадка военных десантов интервенционных войск, затем выступление против советов чехо-словацких войск и т. д., защитником революции оказался только пролетариат, вернее — наиболее сознательная и решительная его часть, — в то время как широчайшие слои крестьян в подавляющей своей массе были безучастны. Революционные силы крестьянства развернулись лишь спустя 4—5 месяцев, т. е. в то время, когда вся Сибирь и Дальний Восток очутились в руках белогвардейщины.

В самом деле. Летом (июнь месяц) во Владивостокский порт прибывают эскадры союзников с пехотой, артиллерией, пулеметами; войска защитников цивилизации торжественно высаживаются на берег, занимают все важнейшие стратегические пункты, крепости, высылают гарнизоны во все города Приморской области — Никольск-Уссурийск, Спасск, через некоторое время в Хабаровск, Читу и т. д. Многочисленное офицерство, юнкера и вообще сторонники буржуазного строя — монархисты, кадеты, меньшевики и эсеры, окрыленные надеждой на осуществление своих планов «спасения России», демонстративно приветствуют высадку союзных десантов и, надеясь на их поддержку, усиливают мобилизацию контр-революционных сил, создают под теми или иными демократическими наименованиями боевые отряды, объединяя их общим лозунгом — «борьба за Учредительное собрание». На территории полосы отчуждения Восточно-китайской железной дороги, совершенно не тронутой событиями, происходившими в России, и сохранившей в целости все учреждения и традиции царского режима с их генералами и чиновниками, совершенно открыто комплектуются воинские части всё из тех же беженских элементов и дальневосточного казачества, главным образом Уссурийского и Забайкальского войск, привлеченных в Маньчжурию, Харбин и другие пограничные местности высокими окладами и надеждой возвратить себе былую «казачью почесть» и привилегии.

Генералы Хорват и Плешков, — тесно связанные с Русско-азиатским банком — фактическим в то время хозяином Восточно-китайской жел. дор., — пользуясь кредитом этого банка, закупают все необходимые средства для ведения войны с советской властью и оказывают содействие казачьим офицерам Забайкальского и Уссурийского войск Семенову и Калмыкову, впоследствии сделавшимся атаманами названных войск и покрывшим себя громкой «славой» палачей рабочих и крестьян. Одним словом, против молодой, еще неокрепшей революционной власти мобилизуются все силы, создается единый «демократический» фронт реакции, чающей восстановления «попранного авторитета и прав» Учредительного собрания. А крестьянские массы переживали в это время свой внутренний процесс: бедняцкие революционные элементы освобождались от вековечного господства кулацких элементов, освобождались и от эсеровской идеологии и, занятые собой, пока что оставались безучастными ко всем приготовлениям врагов советской власти. Именно поэтому с такой легкостью чехо-словакам удалось в июле свергнуть советы во Владивостоке, Никольск-Уссурийске, Хабаровске, а затем и в других городах. Именно в силу того, что своевременно крестьянство активно не поддержало немногочисленные пролетарские отряды, разбросанные по всей необъятной территории Приморской области и геройски защищавшие революцию на мостовых Владивостока и Никольск-Уссурийска, чехо-словакам и русским белогвардейцам удалось, с небольшими для себя жертвами, захватить власть в свои руки. В наши цели не входит освещение во всей подробности развернувшихся событий после восстания чехо-словацкой армии и связанных с нею русских белогвардейцев, но для того, чтобы можно было представить в общих чертах обстановку, которая предшествовала партизанскому восстанию, следует остановиться на основных ее чертах.

Восстание чехо-словаков началось одновременно во Владивостоке и Никольск-Уссурийске, а вслед затем со станции Пограничной выступили для поддержки мятежников банды генерала Плешкова и Калмыкова, которые, соединившись с уссурийскими казаками, двинулись в Никольск-Уссурийск. Во Владивостоке, после свержения совета и ареста исполкома, из местных боевых отрядов белогвардейцев и примкнувших к ним буржуазных сынков — гимназистов и студентов — была создана земская армия под командой полковника Толстого, которая должна была защищать власть вновь образованного правительства, возглавлявшегося эсером А. С. Медведевым. Переворот, как уже было сказано, произошел сравнительно быстро и без серьезного боя. Красная гвардия была относительно малочисленна, а враг был силен как своим техническим превосходством, так и подавляющей численностью: против горсточки красногвардейцев выступали единым фронтом сплоченные бешеной ненавистью к революции все партии, начиная от меньшевиков и эсеров и кончая неприкрытыми монархистами типа генералов Хорвата, Плешкова и т. п.

Кроме того, в любую минуту, если бы шансы на успех у чехо-словаков сколько-нибудь поколебались, к услугам контр-революции всегда могли быть готовы орудия союзной эскадры, стоящей на рейде в бухте «Золотой рог» и бдительно следившей за событиями. Это не могло не отразиться на моральном состоянии частей Красной гвардии. В результате такого соотношения сил попытка оказать сопротивление контр-революции вылилась в отчаянные схватки отдельных мелких групп рабочих, спешно вооружившихся и засевших в наиболее важных и удобных для обороны городских зданиях: на вокзале, в штабе крепости и т. д. Упорство и героизм пролетариев, особенно грузчиков порта, были изумительны. Иногда (как напр. при защите здания штаба крепости). 7—8 человек рабочих выдерживали нападение целого батальона профессиональных вояк-чехов и сдавали здание только тогда, когда уже не оставалось в живых ни одного из защитников или когда были израсходованы все патроны. Однако все эти геройские попытки со стороны рабочих оказались безрезультатными, и власть перешла в руки «защитников Учредиловки». Недолго однако, всего несколько недель, пришлось праздновать свою победу «временному правительству» — Приморской областной земской управе, занявшей место Владивостокского исполкома советов, так как наиболее решительные элементы контр-революции — военщина — вскоре устранили от командования войсками белых «земского» полковника Толстого. Быстро была произведена «реорганизация армии», и контр-революция приступила к «очищению области от большевизма».

К этому времени отступившие из Владивостока и Никольска красногвардейские части, к которым стали массами присоединяться рабочие, образовали против чехо-словаков фронт около станции Гродеково с намерением восстановить советскую власть. Но гродековский фронт, благодаря полной бездарности руководства со стороны командования (главным образом главкома Абрамова), долго продержаться не смог и тоже был ликвидирован, хотя физическая военная сила нами была сохранена. После этого образовывается спасский фронт, который держится около 3—3¹/₂ месяцев. Мы не считаем себя в силах описать историю спасского фронта, однако она является одной из славных страниц упорной, смелой борьбы приморских рабочих за власть советов. Уже одно то, что этот фронт держался три слишком месяца в кольце многочисленных белогвардейских банд, чехо-словаков, а затем и «союзных войск», говорит само за себя. Мы не знаем точно числа красногвардейцев, отстаивавших спасские позиции; известно только, что силы контр-революции в несколько раз превосходили их по численности, не говоря уже о техническом превосходстве. Несмотря на это, в сентябре белые были разбиты на-голову; наши вновь приближались к Никольск-Уссурийску, и, принимая во внимание полную деморализацию чехов и русских белогвардейцев, можно было думать, что удастся снова взять Владивосток. Но в эту решительную минуту активно выступили интервенционные войска. Японцы, а затем и французы и англичане ринулись на горсточку отважных пролетариев, дерзнувших сопротивляться западно-европейской военной технике и стратегии. Спасский фронт был наконец сломан.

Параллельно со спасским фронтом в Забайкальской области был создан забайкальский фронт против банд атамана Семенова, который при попустительстве, а часто и при прямой поддержке китайского правительства сформировал на территории Восточно-китайской жел. дороги свою «армию», решив при ее помощи захватить Забайкалье. Здесь не так легко пришлось белогвардейщине, как в Приморьи. Банды Семенова были разбиты Красной гвардией под руководством тогда еще совсем юного большевистского полководца Сергея Лазо. Вскоре однако из Маньчжурии и Кореи были доставлены японские войска, решившие участь советов в Забайкальи и поставившие у власти Семенова.

Вслед за ликвидацией забайкальского фронта была свергнута советская власть в Иркутске, Ново-Николаевске (ныне Новосибирск), Красноярске, словом — во всей Западной Сибири. Разбитые красногвардейские части разошлись по деревням в глухие места с мыслью вновь взяться за оружие, когда позволит момент, когда силы революции вновь окажутся способными мобилизоваться.

В городах восстановилась самая оголтелая реакция: аресты, расстрелы, порки, разгром рабочих организаций, разгул пьяной офицерщины, грабежи и т. п. О страданиях, перенесенных трудящимися Сибири за время контр-революции, об издевательствах над ними, о пролитой крови и слезах будет передаваться из поколения в поколение, а у тех, кому пришлось пережить эти кошмарные времена, все виденное и пережитое никогда не изгладится из памяти. До этого едва ли кто-нибудь мог поверить, что человек способен проявить такую нечеловеческую, покрывшую собою мрачные времена инквизиции жестокость, которую проявила контр-революция по отношению к рабочим и крестьянам.

Вся Сибирь очутилась в безраздельном владении белогвардейщины. Советская Россия оказалась перед лицом сильнейшей опасности, так как в это же время создаются многочисленные фронты на юге, на Украине, на Дону, под Ленинградом, на Мурмане.

Однако в то время, когда контр-революция огнем и железом восстанавливала свою власть, крестьянство в массе своей стало мало-по-малу осознавать действительное значение происходящих событий.

Сначала крестьянин стал прислушиваться, присматриваться к новой власти, а затем под ударами приклада и нагайки раскусил содержание этой власти и, поняв, что ее цели сводятся к восстановлению царского режима и помещиков, к повторению войн и страданий, стал искать выхода, путей для восстановления той власти, которая только и давала гарантию освобождения для народа, за власть советов, свергнутых так недавно при его же молчаливом согласии. В сельских районах, расположенных вблизи пролетарских центров или там, где зажиточное крестьянство, так называемые «стодесятинники», составляло незначительную часть населения, где нужда в пригородной для посевов земле особенно велика, — в этих районах революционное настроение и стремление поддержать советскую власть преобладали и без белогвардейского террора. Наиболее обездоленное и вместе с тем наиболее сознательное крестьянство Ольгинского уезда, в особенности Сучанского района, отказывалось поддерживать мелкобуржуазные партии и выступало за большевиков еще задолго до падения советов в 1918 г. Значительная часть волостей Ольгинского уезда демонстративно отказалась выполнить приказ нового белогвардейского правительства о замене советов в селах и волостях земствами и сохранила советы на протяжении всей полосы гражданской войны. Летом 1918 г. сучанские крестьяне дали немало своих сыновей в Красную гвардию на спасский фронт. Они оказывали моральную и материальную поддержку этому фронту, а, когда он был разбит, многие десятки и сотни красногвардейцев нашли у сучанских крестьян надежное убежище от расстрелов и порок. Впрочем такое настроение крестьянства было для Приморской области, пожалуй, исключительным: остальные уезды напротив, если не оказывали прямой помощи белым, то старались держать нейтралитет, благожелательный опять-таки для белых. Однако властвование белых в течение каких-нибудь пары месяцев оказалось хорошим средством революционизирования не только деревни, но и городской мелкой буржуазии и интеллигенции. Под влиянием происходивших событий стала возрастать революционная активность бедняцких слоев крестьянства, и начал таять лед инертности у остальных его широких слоев. На сельских сходах, волостных съездах чаще стали слышаться голоса протеста против ненавистного контр-революционного «временного правительства», против распоясавшейся офицерщины и интервентов. Нередко эти отдельные голоса, при одобрении всей остальной массы, стали принимать характер открытого призыва к борьбе с реакцией. Словом, два-три месяца оказали такое влияние на крестьянство, какого нельзя было бы добиться никакой агитацией на протяжении целых десятилетий при других исторических условиях.

Сергей Лазо приветствует на митинге в г. Владивостоке 31/I 1920 года партизанские отряды и войска б. армии Колчака в день свержения реакции.

Организованным и сознательным выражением этой революционной активности и явилось создание нелегальных боевых дружин в Сучанском районе, поставивших себе целью подготовить восстание против контр-революции. Ядром этой нелегальной организации была группа крестьян деревень Хмельницкой и Серебряной; в нее входили учителя Мечик Тимофей и Ильюхов Николай и крестьяне Гурзо Корней, Краснов, Суховей Корней, Пряха Егор, Кошман, Гурзо Прокоп, Кидло Даниил. К сожалению, не сохранилось никаких документов, которые говорили бы о целях названного кружка и об его работе; поэтому приходится восстанавливать все по памяти. Первое организованное собрание кружка происходило в середине октября в квартире учителя Ильюхова. Здесь было признано, что наступило самое тяжелое время для революции, что малейшее промедление со стороны рабочих и крестьян должно породить непреодолимые трудности для советской власти, что обстановка властно требует скорейшей организации борьбы против контр-революции. Для практического выполнения поставленной задачи весь состав кружка объявил себя «Комитетом по подготовке революционного сопротивления контр-революции и интервентам»; председателем был избран Ильюхов, товарищем председателя Мечик. План работы комитета сводился к следующему. В каждой деревне и селе создается кружок — боевая дружина из наиболее революционных и преданных крестьян, которая сугубо конспиративно ведет подготовительную работу в своем селе и связывается с комитетом, указания которого выполняет беспрекословно. Сельские боевые дружины, в зависимости от их численности, составляют роту или взвод и входят в волостную единицу — батальон. Руководители дружин механически становятся командирами этих объединений. Для того, чтобы обеспечить качественный подбор руководителей дружин, комитету предоставлялось право назначения лиц, могущих, по его мнению, нести военные обязанности.

Вскоре были созданы дружины в деревнях Бархатной, Гордеевке, затем в Казанке, Фроловке, Сергеевке, Краснополье и т. д. Многие из этих кружков не оправдали надежд комитета, так как не смогли удержаться в рамках конспирации и превратились в широкие организации крестьян, захватывавшие нередко бо?льшую половину деревень, благодаря чему стерлась грань между руководителями и руководимыми; но этот факт показывал не только слабость таких дружин, но и то, что успех делу обеспечен, так как в нем приняли участие широчайшие массы крестьянства. Наиболее сильные дружины, все время остававшиеся на высоте своего положения руководителей движения, были в селениях Фроловке и Казанке; в эти дружины входили такие передовые крестьяне, как Солоненко Иван, Салусенко Иван, Серов Алексей (Фроловка), Косницкий Аким, сын и отец Дунаевы и секретарь Фроловского волостного совета Корытько Николай. Комитет рассчитывал покрыть боевыми дружинами всю долину Сучана, связаться с Сучанскими каменноугольными рудниками и с Сучанской железной дорогой, чтобы создать и там аналогичные организации из рабочих. В успехе работы среди шахтеров и железнодорожников комитет не сомневался, но здесь всплывали свои трудности: у рабочих было страстное желание бороться, но не было оружия, в то время как деревня имела винтовки в совершенно достаточном количестве. Дело в том, что Владивостокский исполком советов, предвидя возможность гражданской войны, демобилизовал в 1917 г. гарнизоны Владивостока и Никольск-Уссурийска, но оружие оставил на руках у солдат, в большинстве бывших местными крестьянами, причем каждому солдату, отправлявшемуся домой, было выдано до 100—200 и более патронов. Кроме того, исполком за месяц до своего падения произвел частичную разгрузку богатейших оружейных складов владивостокской крепости и оружие распределил среди рабочих и среди крестьянства наиболее революционных сел, в том числе и сел Сучанского района. Все это богатство целиком сохранилось у крестьян, в то время как рабочие в большей своей части были разоружены белыми или оставили свои винтовки на спасском фронте, куда они ушли по первому призыву советской власти. Таким образом проблема вооружения для «Комитета по организации революционного сопротивления» сводилась к перераспределению оружия, перекачке винтовок из деревни в каменноугольные копи и на железную дорогу. Легко понять трудность этой задачи. Первый шаг в этом направлении — учет оружия — был сделан комитетом, но итти дальше пока было несвоевременно. Впоследствии однако вопрос решился сам собой, и вступившие в боевые дружины рабочие были вооружены.

Слева: Ив. Солоненко. Справа: Ив. Петр. Салусенко. Организаторы первых нелегальных боевых дружин во Фроловке и Казанке. Активные участники обеих кампании партизанства в Приморьи.

Дальнейший ход событий не дал возможности комитету целиком осуществить организационный план. Комитет не успел широко развернуть свою подготовительную работу, а главное — еще не было достаточно распространено его организационное влияние среди шахтеров и железнодорожников, когда обстановка потребовала немедленных и решительных действий. 18 ноября адмирал Колчак «сверг» эсеро-кадетское «Временное сибирское правительство» и объявил себя диктатором. 8 или 9 декабря им был отдан приказ о мобилизации сначала офицеров и унтер-офицеров, а затем и солдат. Одновременно он предложил местному командованию своих войск приступить к разоружению населения. Начальникам гарнизонов рекомендовалось в приказах приступить к срочной организации «карательных экспедиций» для обеспечения своевременного выполнения воли правителя. В деревнях этот строгий приказ был получен на второй день после его издания. В это же время созданный названным выше «демократическим» Временным сибирским правительством «противобольшевистский» уральский фронт, поддерживаемый западно-сибирским кулачеством, приносил контр-революции все более и более утешительные сведения: Красная гвардия отступала и терпела поражения одно за другим. Патриотические газеты были полны торжествующими статьями и, захлебываясь в предвкушении радости, которая должна была наступить с завоеванием Москвы, предвещали скорую и окончательную победу своему «доблестному войску». Меньшевики и эсеры, первоначально возглавлявшие контр-революцию и запутавшиеся теперь, после «устранения» их от власти, косноязычно пророчествовали о том, что скоро-де наступит конец гражданской войны, т. е. будет раздавлена революция, и восторжествует великое «демократическое начало». Словом, каждый по-своему, в зависимости от того, какой социальный слой он представлял, делал свой вывод из того труднейшего положения, в котором очутилась к этому времени молодая советская страна. Ясно, что эта обстановка не могла не отразиться на характере и темпе подготовительной работы «Комитета по организации революционного сопротивления». Стало совершенно очевидным, что нельзя настаивать на выполнении первоначальных предположений относительно распространения организации на весь Сучанский район. В процессе работы комитет убедился в том, что вовсе нет никакой нужды при существующих условиях затевать столь громоздкую нелегальную организацию, так как готовить к восстанию путем убеждения никого не нужно было: все крестьяне, во всяком случае все наиболее революционные села, выражали полную готовность начать борьбу; надеяться же на то, что проведением организационного плана удастся сколько-нибудь основательно укрепить, спаять свою военную силу, было бы непозволительным легкомыслием, могущим помочь только белогвардейщине. Каждый день, каждый час был дорог. Нужно было немедленно начать выступление, чтобы отвлечь на себя возможно больше сил врага с уральского фронта. Никто из нас не рассчитывал, что восстание должно привести непосредственно к захвату власти; напротив, все готовились к длительной и упорной войне. Эта война не могла также носить фронтового характера, на что впоследствии тщетно вызывали нас белогвардейские генералы: она должна была носить характер партизанских набегов, т. е. быть в тех условиях наиболее чувствительной и вредной для неприятеля и наиболее доступной для нас. Близившийся решительный час ставил целый ряд принципиальных и практических вопросов (стратегия, снабжение, вовлечение других уездов в предстоящую борьбу и проч.). Для разрешения всех этих вопросов было решено созвать на 21 декабря съезд руководителей наиболее сильных и влиятельных дружин. Съезд был тем более необходим, что «Комитет по организации революционного сопротивления» на первое время потерял всякую надежду наладить связь с Владивостокской организацией большевиков и вся тяжесть политического руководства должна была целиком лечь на плечи неопытных, в большей части не вышедших еще из комсомольского возраста членов комитета.

Мы несколько раз пытались наладить связь с Владивостокским комитетом партии, посылали для этого ряд товарищей, но всякий раз попытки оказывались безрезультатными. В городе были полностью разгромлены рабочие и партийное организации, наиболее видные большевики, как напр. тт. Губельман (Володя Большой), Никифоров (Петр), Кушнарев и др., сидели в тюрьмах в чехо-словацких концентрационных лагерях, другие (как напр. Суханов) расстреляны. Уцелевшая часть товарищей организовала областной комитет партии, который настолько был законспирирован, что не только нам, в то время беспартийным, но и наиболее активным партийным работникам он был недоступен, так как связь поддерживалась через сложную и тонкую систему десятков, пятерок и т. д.

С другой стороны, трудность обстановки увеличивалась для нас из-за опасности оказаться изолированными от других районов губернии, если мы не распространим свое влияние за пределы Сучанской долины. Впрочем уже с первых шагов своей работы мы не могли не почувствовать этой изолированности. Крестьяне Никольско-уссурийского и других уездов, несмотря на возрастающее среди них недовольство против Колчака, оставались пассивными и не давали никаких поводов думать, что они поддержат восстание. «Комитету по организации революционного сопротивления» нужно было все эти условия учесть и, исходя из них, повести дальнейшую работу.

21 декабря съезд руководителей дружин состоялся в селе Фроловке. На нем присутствовали тт. Солоненко Иван, Мечик, Ильюхов, Серов, Самусенко Иван, Гурзо, Корытько и др. Во время заседания произошел случай, который оказался почти решающим при выборе срока для восстания. Пользуясь тем, что в нашем районе, как и в других уездах области, правительство еще не успело, вернее — боялось насаждать своих чиновников и что Сучанские копи, — ближайший пункт, где была расположена белая милиция, — находились от Фроловки в 15 верстах, мы не предприняли никаких мер охраны и вообще чувствовали себя настолько в безопасности, что спокойно расположились в здании волостного исполкома. Правда, каждый из нас был вооружен, если не револьвером, так винтовкой, но это могло, пожалуй, только вредить конспирации. Мы были в то время настолько увлечены успехом своего дела, всеобщим сочувствием и поддержкой со стороны крестьян, что и не думали о том, что могут найтись предатели, которые способны мешать нашей работе. Здесь сказалась неопытность наша. Не было прямых указаний на то, чтобы кто-нибудь донес о предполагающемся съезде наших дружин; однако во Владивостоке стало известно, что мы ведем подготовительную работу к восстанию, и в день открытия съезда внезапно нагрянул милицейский отряд во главе с помощником начальника владивостокской милиции Сорокиным. Отряд на санях подкатил к зданию волостного совета, но, вероятно не предполагая, что в нем находятся те, кого им нужно арестовать, расположился так, что оставил свободным выход через черный ход, и мы спокойно вышли через него незамеченными вместе с группой крестьян. Продолжение работ съезда было перенесено в соседний дом крестьянина Серова, где при попытке милиции взять нас можно было успешно отстреливаться. Вскоре крестьяне сообщили нам, что Сорокину стало известно о нашем пребывании во Фроловке и что он намерен арестовать пока двоих из «подозреваемых» им в большевизме — учителей Мечика и Ильюхова. Было ясно, что при таких обстоятельствах работа съезда нормально итти не может, а с другой стороны было очевидно и то, что белогвардейское правительство осведомлено о нашей работе и постарается не-сегодня-завтра выслать против нас карательный отряд. После оказалось, что наши предположения были вполне основательны: как потом выяснилось, начальник фроловской почтово-телеграфной конторы Захарко являлся провокатором, по донесению которого и прибыл упомянутый милицейский отряд. И в то время, когда съезд продолжал работать в доме крестьянина Серова, телеграф отбивал во Владивосток донесение о том, что в Сучанском районе готовится восстание, для предупреждения которого Захарко и начальник милиции Сорокин убеждали комиссара Приморской области Циммермана (назначенного Колчаком) срочно выслать на Сучан карательную экспедицию.

На съезде дружин было решено начать восстание немедленно. Первым актом восстания должна была явиться декларация, обращенная к консульскому корпусу и белогвардейскому правительству, с заявлением о том, что крестьяне и рабочие Сучанского района, сохранившие у себя власть советов, объявляют решительную и беспощадную войну контр-революции и ее вдохновителям — интервентам, пытающимся задушить Советскую республику, а с нею погубить и все дело трудящихся. Тут же было принято обращение к трудящимся остальных уездов Приморской области, призывающее последовать примеру сучанцев и с оружием в руках выступить на защиту советов. Вторым шагом являлось постановление о выселении из Сучанского района всех попов и контрреволюционных элементов, если они не дали повода для их ареста и предания революционному суду. Между прочим, милицейскому отряду Сорокина удалось бежать из Фроловки невредимым, но это счастье для него оказалось непродолжительным, так как при других обстоятельствах, о которых речь будет итти ниже, отряд был уничтожен. Для материального обеспечения восстания решено было установить налог на кулаков и зажиточных крестьян, квоота (доля) которого нормировалась в зависимости от соображений командования повстанческих войск. Командующим революционными партотрядами был избран Ильюхов и «помощником по политическим делам» Мечик, на которого возлагалась обязанность организовать политическую работу в отрядах и среди крестьян, распространять лозунги восстания по другим уездам и постараться втянуть их в борьбу. В установлении должности «помощника командующего по политическим делам», у масс, как видит читатель, проявилось интуитивное предвидение идеи красноармейских военкомов, сыгравших в гражданской войне славную роль политических агентов, эмиссаров партии и советской власти. Для нашего дела такого рода разделение труда требовалось практическими соображениями развертывающейся работы.

Извещение о решении восстать дружинники наиболее революционных сел (Серебряная, Хмельницкая, Гордеевка, Бархатная) приняли с энтузиазмом, в противоположность таким селам, как Казанка и Фроловка (особенно первая), которые не освободились еще целиком от демократических иллюзий и в глубине души питали надежду покончить с белогвардейским террором при помощи посторонней, третьей силы; в частности они рассчитывали на «демократические» американские войска, командование которых все время отравляло сознание колеблющихся крестьян своими демагогическими обещаниями не допускать реставрации царского режима, «незаконных» расстрелов и издевательства над крестьянами со стороны карательных экспедиций. Эти села, хотя формально и не возражали против восстания, но и достаточно бесстрастно относились к нему, призывая к осторожности и обдуманности, избегая резких, «крутых» мер.

Такого рода настроение проявлялось даже у наиболее видных членов дружины в с. Казанке, подпадавших в этом случае под влияние своих односельчан. Но у нас в тот момент увлечение положительными сторонами дела было настолько сильно, что никто не обращал внимания на отдельные минусы, хотя эти минусы и играли довольно внушительную роль. Это после и сказалось на деле.