Бордо и Гиень

Бордо и Гиень

У двух фрондирующих полюсов на юге было много общего: сравнительно недавнее присоединение к французскому королевству (меньше двух веков), удаленность от столицы (в неделе езды на хороших лошадях), многолетняя привычка к независимому управлению, более чем оригинальные языки и самобытные нравы, снисходительное отношение к ним в том, что касалось финансов (по крайней мере, в городах), могущественный и пышный парламент со значительными притязаниями, что будут созданы грозящий «семестр», оппозиционность к гордым и властным губернаторам, представлявшим Его Королевское Величество. Можно было бы добавить, что в обеих провинциях деревня, платившая настоящие налоги, жульничала, тянула, ворчала и вяло отбивалась, оставляя жителям богатых городов и высокородным дворянам право фрондировать против короля в лице его министра, ссориться из-за судебных дел, права юрисдикции или больших денег, которые их совершенно не интересовали. Провинции считали удары и терпели солдат, здесь они вели себя менее жестоко, чем на севере. Напомним, что в обеих провинциях, особенно в Гиени, существовала давняя традиция бунтов и недовольства; очаги Фронды тлели здесь до 1675 года, вплоть до эпохи Великого короля.

Из вышесказанного следует, что Гиень и особенно Бордо играли во фрондерском оркестре более шумную партию, чем провансальские дудки. В течение двух столетий здесь сохранялась бунтарская традиция: первые серьезные исследователи истории Аквитании уже в 1971 году объединяли большие и малые городские волнения и крестьянские мятежи, насчитывая в среднем один в год, а за полвека с 1635 по 1685 год цифра достигала 160. Историки добавляют: «Эти бунты, не будучи чем-то новым, являлись, напротив, проявлением глубинного народного неповиновения. […] Увеличение их числа во второй и третьей четверти XVII века представляют собой трагические предпосылки начала «Великого Века». Мазарини презирал бунты кроканов (с которыми за несколько лет до него обходились очень жестоко), они беспокоили его не больше, чем многочисленные выступления против налогов, поскольку никогда серьезно не затрагивали ни короля, ни государство. Для кардинала важен был только Бордо из-за его положения на побережье, богатств и региональной мощи. В Бордо развивалась торговля — в первую очередь с Голландией (Англия временно отошла на второй план); все северные страны были заинтересованы в соли, что обогащало город и королевство: налог на продукты (особенно на вино) и таможни (которые осторожно собирали налоги в Бурге, на другом берегу Жиронды) давали значительные суммы, тогда как столица, как и многие другие города, не платила талью. Жестокие внутренние распри сотрясали город: судьи ссорились с губернатором, прежние чиновники — со вновь назначенными, все ненавидели интенданта, но щадили главу ремесленной гильдии, простолюдины без конца волновались… Портовый характер и относительная близость Испании ничего не улаживали: край, имевший флот, воспринимался скорее как коммерческий партнер, чем как противник.

Серьезные осложнения в Бордо начались после вторжения войск семейства Конде (принцесса появилась в 1650 году, принц чуть позже), спровоцировавших широкую гражданскую войну. Весной 1648 года в Бордо началась первая фронда, в чем-то повторившая парижскую. Плакаты мятежного содержания появились в мае, день спустя после постановления о Союзе Парижских судов. Интенданта Лозона, который конфликтовал с парламентом, наверняка выгнали бы, если бы в апреле тот не уехал в Сентонж.

Парламент Бордо, считавший себя вторым в королевстве (хотя вторым был Тулузский), следовал, по всей видимости, примеру Парижского парламента, подражая его смелости, но не слишком лез на рожон. Происходили столкновения с губернатором Эперноном, наглым, грубым и жадным человеком, пользовавшимся доверием королевы и имевшим поддержку главы ремесленной гильдии. В то время как город мирился и снова ссорился, простой люд Бордо взял инициативу в свои руки: узнав, что Эпернон за большую взятку позволил отправить в Испанию зерно, в порту начались волнения (страх перед возможным голодом?)… Парламент воспользовался народным гневом и отменил разрешение на экспорт — непопулярный налог в 6 ливров на бочку вина, установленный в 1637 году. Так, почти даром, вновь обреталась популярность и уничтожалась репутация главы ремесленной гильдии и престиж губернатора. Глава ремесленной гильдии был раздавлен, Эпернон ушел из города с сильными частями, ожидая, пока другие вернутся из Каталонии и встанут на зимние квартиры — пригороде, получив «право» опустошить его.

Так началась первая гражданская война, закончившаяся очень быстро. Эпернон следовал классической тактике и пытался блокировать реки, снабжающие город водой; он разместил войска в Кадийяке (на Гаронне) и укрепил Либурн, потом захватил замок в Вейре, ниже по течению. Мазарини послал подкрепление и флот в Жиронду. Б городе парламент объявил, что «возглавляет генеральный штаб», попытался поднять «буржуазные части», финансируя их содержание, вербовал простолюдинов и призвал нескольких вельмож из Перигора и даже из Лимузена, чтобы командовать импровизированным войском, плохо обученным и не слишком храбрым. Прибегнув к услугам двух посредников (один из них был епископом), Мазарини и Эпернон решили перейти в наступление. Армия Бордо, пытавшаяся в мае 1649 года взять Аибурн, потерпела тяжелое поражение: по сведениям источников того времени, насчитывались тысячи убитых.

Эпернон вернулся в свой город, из которого его изгнали в «день новых баррикад», 24 июля. Он держал оборону в старом замке Шато-Тромпетт, который восставшие осаждали два с лишним месяца, пообещав сравнять его с землей. Губернатор вовремя вышел из крепости и снова собрал войска — как раз в тот момент, когда королевская эскадра появилась перед Лормоном (конец 1649 года). Подчинение и наказание казались неизбежными… В действительности же, столкнувшийся с серьезными трудностями (особенно в Париже) Мазарини, к великому огорчению Эпернона, 26 декабря объявил амнистию, прощение и уменьшение налогов ошеломленным жителям Бордо, обязав их передать Шато-Тромпетт королевским войскам.

Закончилось ли на этом восстание в Бордо? Конечно, нет: несколько дней спустя арест Конде и его сотоварищей вновь спровоцировал волнения и интриги в Бордо и других городах.

Так чем же был вызван этот риск — заключение в тюрьму принца, его младшего брата Конти и старого зятя Лонгвилля? У Мазарини были свои Причины или свои расчеты, скорее всего, очень смелые, но какие?