Последний бой

Последний бой

В конце января пришел приказ: двигаться к Старой Руссе. Когда во время похода дивизион растянулся по заснеженному полю почти на полкилометра, в нашем расположении стали рваться снаряды. День был ясный, солнечный. На немецкой стороне мы увидели два едва заметных аэростата. Однако немецкие наблюдатели, наверное, плохо видели разрывы. А может быть, учитывая возможность близкого окружения, приберегли снаряды для более трудного времени. Скоро обстрел прекратился, не принеся нам никакого вреда.

…Передовая под Старой Руссой проходила по сосновому лесу. Таких высоких и стройных сосен я нигде еще не встречал. В районе наших НИ неожиданно увидел Мартынова… высоко-высоко па сосне, почти на ее вершине. Дерево оказалось таким высоким, что надо было иметь большое мужество на него залезть.

Я с трудом дошел до НП. Каждые 300-400 метров приходилось искать пенек, чтобы присесть, а иногда прислониться к дереву, пока утихнет сильнейшая колющая боль под левой лопаткой. Что со мной – я не знал, к врачу не обращался. Очевидно, сказалось, что после ранения сразу попал на фронт, не успев восстановить силы, и сейчас, после многих месяцев постоянного нервного и физического напряжения, они были на исходе. А может, причиной была бессонная ночь: над нашим блиндажом то и дело свистели тяжелые снаряды, разрываясь поблизости и тяжело сотрясая землю.

На этот раз я решил "привязать" НП с помощью стереотрубы – иначе определить точное местоположение мартыновской сосны было невозможно. Поэтому со мной пошли все красноармейцы моего небольшого взвода: Захаров, Рыбаков, Негин, Суриков и Кувалдин. Рыбаков нес уложенную в футляр стереотрубу, Негин – треногу к ней в брезентовом чехле, а Суриков- планшет и рейку для измерения расстояний.

Моим помощникам, за исключением двадцатилетнего Сурикова, было под сорок. Все они были вятичами и до войны имели самые "мирные" профессии. Захаров "на гражданке" работал учителем математики, Рыбаков – завмагом, Негин – бухгалтером, Кувалдин – портным. Несмотря на то что каждый из них был почти вдвое старше меня, у нас установились теплые товарищеские отношения. Я старался не подвергать бойцов опасностям – когда требовалось пойти на НП и при этом не нужно было брать прибор, всегда ходил один. А когда был свободен, вместе со всеми участвовал в строительстве блиндажей. И красноармейцы отвечали заботой за заботу. Делились, когда прижимало, последним куском хлеба. Помню, в трудные времена, когда из-за оттепели на много дней прекратился подвоз продуктов, ко мне с котелком в руке подошел Кувалдин.

– Товарищ младший лейтенант! – сказал он.- Мы вот очистки картофеля под снегом нашли и сварили. Это – ваше…

Придя на НП к Мартынову, мы долго искали поблизости какие-нибудь ориентиры, но их не оказалось. Только к вечеру удалось точно установить на карте, где находится пересечение двух просек, расположенное примерно в полутора километрах от НП. Отсюда и начали привязку. Перед тем как стало темнеть, я нанес на планшет и карту Мартынова по маленькому треугольнику, обозначавшему место наблюдательного пункта.

Наступление под Старой Руссой началось утром 23 февраля. Заурчали "катюши" – они всегда первыми открывали артподготовку. К ним присоединились орудия нашего полка и поддерживающая дивизию тяжелая артиллерия Резерва Главного Командования. От мощного артиллерийского огня задрожала земля. Выстрелы орудий, сливаясь с разрывами снарядов на вражеской передовой, заглушали все остальные звуки и сотрясали воздух сплошным мощным гулом.

Время от времени прорывались хорошо знакомые нам раскатистые и рыкающие звуки мощных ракетных снарядов, выпускаемых поодиночке специальными установками; воронки от них были похожи на воронки авиационных бомб.

Наиболее тяжелый бой развернулся в районе станции Марфино. Один из его эпизодов рассказал позднее, на встрече ветеранов, бывший начальник разведки первого дивизиона старший лейтенант Константин Михайлович Лосев.

Костя появился у нас в полку в августе, во время боев на болоте Сучан. Теперь командир дивизиона поручил ему поддержать бой одного из передовых батальонов. Для двадцатилетнего комсомольца, всего полгода назад окончившего артиллерийское училище, это было первое серьезное задание, чуть не стоившее ему жизни и потому запомнившееся. Вместе с ним были разведчик и телефонист. Впереди, в полукилометре, – вражеский передний край. Справа вдалеке смутно вырисовывалась окраина Старой Руссы. Вокруг – небольшой кустарник и мелколесье. Сзади, почти рядом, стояла хорошо замаскированная полковая пушка, подготовленная для стрельбы прямой наводкой.

После небольшого затишья немцы, перегруппировавшись, перешли в контратаку. Большой отряд автоматчиков и два самоходных орудия противника пересекли шоссе и двинулись на роты батальона, которые залегли. Одновременно усилился вражеский артиллерийский и минометный обстрел. Доложив по телефону командиру дивизиона о сложившейся обстановке, Лосев получил приказ открыть заградительный огонь, но внезапно связь оборвалась. Связист побежал искать повреждение. А тем временем контратакующие приближались к нашим позициям, ведя сильную стрельбу из автоматов.

Рядом ухнул выстрел. Это полевое орудие открыло огонь по наступающему противнику, но после двух выстрелов замолчало. Лосев подбежал к орудию и увидел, что командир его убит, а расчет в замешательстве. Не задумываясь, старший лейтенант крикнул:

– Слушай мою команду! По ближней самоходке.

Бойцы словно ожидали этих слов. Они бросились к пушке и точно выполнили команды новоявленного командира. Третьим снарядом самоходное орудие было подбито.

– По второй самоходке… – снова скомандовал Лосев, и вдруг в углах у него возник какой-то сплошной звон, вытеснивший трескотню автоматов, а слева горячо пахнуло пороховой копотью и гарью. Повернув голову туда, он увидел в нескольких шагах от себя еще дымящуюся воронку от взрыва снаряда или мины. К нему подбежал разведчик и стал что-то беззвучно кричать. Орудие продолжало стрелять, но звуки его выстрелов теперь воспринимались, как едва слышные хлопки…

Вскоре атака была отбита. Фашисты понесли большие потери и были отброшены назад, за шоссе.

Через день слух у Кости восстановился. В боях под Старой Руссой ему повезло дважды. Несколькими днями позже, когда фашисты были уже выбиты с занимаемых позиций, Лосев вместе с разведчиками проходил мимо построенного немцами блиндажа. Его двойные стенки, между которыми была засыпана земля, служили бы хорошей защитой, если бы не открытый вход в блиндаж, обращенный к противнику. Начался артиллерийский обстрел. Лосев с разведчиком бросились в блиндаж, где уже находилось несколько человек из стрелковых подразделений. Через открытый вход были видны блестки огня, вылетавшие из ствола вражеского орудия, которое било прямой наводкой. Внезапно какое-то предчувствие заставило Лосева выскочить из блиндажа и спрятаться за его заднюю стенку. Следом за ним сюда прибежал разведчик. Только они присели, как раздался сильный приглушенный взрыв, затем треск, крики и стоны. Стенка блиндажа пошатнулась, но осталась целой. От снаряда, разорвавшегося внутри, погибли все, оставшиеся в блиндаже…

Наша дивизия и соседние с ней части сумели прорвать вражескую линию обороны, но развить успех полкам оказалось не под силу. Ведь гитлеровцы затратили на укрепление своих позиций почти год. Дивизию отвели на отдых. После нескольких дней боев немецко-фашистские войска, боясь полного окружения в районе Демянска, стали отходить. Наши войска шли за ними по пятам, нанося большие потери. Демянский плацдарм врагов был ликвидирован.

За осень и зиму 1942-1943 годов Северо-Западный фронт упоминался в сообщениях Совинформбюро лишь однажды (23 февраля 1943 г.). 1 марта 1943 г. Сов-информбюро сообщило:

В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС ЛИКВИДАЦИЯ УКРЕПЛЕННОГО ПЛАЦДАРМА ПРОТИВНИКА В РАЙОНЕ ДЕМЯНСКА

В сентябре 1941 года немецко-фашистским войскам удалось прорваться юго-восточнее озера Ильмень и занять силами 16-й немецкой армии район Залучье – Лычково – Демянск и далее на восток до берегов озер Велье и Селигер. В течение последующих 17 месяцев противник упорно п настойчиво стремился удержать за собой захваченный плацдарм и превратил его в мощный укрепленный район, назвав его "Демянской крепостью". Немцы рассчитывали использовать этот укрепленный район для развертывания удара на важнейшие коммуникации Северной группы наших войск. За это же время указанный район неоднократно был ареной ожесточенных боев, в которых перемалывались немецкие дивизии.

На днях войска Северо-Западного фронта под командованием маршала Тимошенко перешли в наступление против 16-й немецкой армии. В ходе боев наши войска, прорвав на ряде участков сильно укрепленную полосу противника, создали реальную угрозу двойного окружения немецко-фашистских войск. Противник, почувствовав опасность окружения, начал под ударами наших войск поспешное отступление на запад.

За 8 дней боев наши войска, неотступно преследуя противника, освободили 302 населенных пункта, в том числе город Демянск и районные центры Лычково, Залучье. Очищена от противника территория площадью в 2 350 квадратных километров.

За восемь дней боев наши войска захватили в плен 3 000 немецких солдат и офицеров.

За это же время взяты следующие трофеи: самолетов – 78, танков – 97, орудий разного калибра – 289, пулеметов – 711, а также большое количество боеприпасов и много другого военного имущества.

Противник оставил на поле боя более 8 000 трупов".

Позднее военные историки напишут: "Операции советских войск на западном и северо-западном направлениях, проведенные в начале 1943 года, тесно связаны со стратегическим наступлением на юге. Хотя они и не достигли поставленных целей, враг был лишен возможности усиливать свои группировки на южном крыле советско-германского фронта за счет групп армий "Центр" и "Север". Это значительно облегчило Советской Армии не только успешно осуществить операции под Сталинградом, на Верхнем Дону, харьковском и донбасском направлениях, но и отразить попытку контрнаступления врага. Ликвидация плацдармов в районе Ржева и Демянска практически сияла угрозу наступления противника на московском направления"[25].

Бои за Демянский плацдарм бывший начальник штаба 16-й немецкой армии генерал-лейтенант Бек-Баренц назвал "мельницей" – уменьшенным "Верденом перкой мировой войны"[26].

Только убитыми 16-я немецкая армия потеряла здесь до 90 тысяч человек[27]. Добрая половина этой цифры приходится на потери от артиллерийского огня. Северо-Запад был единственным участком вражеского фронта, за пребывание на котором каждый фашистский солдат получал памятную медаль.

…И вот мы снова на марше, но двигаемся уже не в сторону фронта, а в противоположном направлении. Многих дорогих товарищей, самоотверженно деливших с нами фронтовые невзгоды, теперь рядом нет.

За триста дней пребывания на Северо-Западном фронте 84-й АП потерял столько убитыми и ранеными, что если бы не пополнение, он перестал бы существовать. Большинство артиллеристов выбыло из полка по ранению. Но много было и таких, которые разделили судьбу старших лейтенантов Манушкина и Вызова, сержантов Зайца и Комарова, старшего лейтенанта Филиппова, капитана Трегубова и Тани Волковой… В стрелковых полках потери были в несколько раз больше…

Передо мной лежит письмо, которое не могу читать без сердечной боли:

"Уважаемый Борис Николаевич!

На Ваше письмо и просьбу сообщаю следующее.

Весь послевоенный период в нашей местности идет поиск и перезахоронение останков погибших воинов на воинские кладбища в Новой Деревне, Васильевщине, Кузьминском. Здесь на воинском кладбище увековечены имена 8 тысяч советских воинов. В Василъевщине – более 500. Только нынче из района между Василъевщаной и Бяково членами поискового отряда "Долг" Парфинского РК ВЛКСМ вынесены останки 125 воинов и 9 мая с воинскими почестями похоронены на воинском кладбище в Новой Деревне. В сентябре там же были похоронены найденные останки еще 200 воинов…

На мемориальные доски заносятся все новые и новые имена…

Ветеран Великой Отечественной войны Белокуров Иван Павлович.

15.Х1. 89 г."

А ведь кроме этих деревень, оказавшихся в расположении фронта, который растянулся на многие километры, были Горбы, Левошкино и многие другие.

И сколько еще найдут в этих местах и с почестями похоронят безвестных воинов! Кто-то из них в годы войны был погребен наскоро, как Манушкин, кто-то, будучи убитым, затонул в болоте, был занесен снегом, присыпан землей, которая густо поросла травами…

И вот Северо-Западный фронт позади. Эшелон за эшелоном покидали станцию.

Под мерный стук колес теплушки написал домой письмо.

"…Я не знаю, что будет впереди, но сейчас мы двигаемся все дальше и дальше в тыл. Почти год простояли в обороне. Привыкли жить в блиндажах и землянках, в лесу и в поле. За эту зиму я практически не снимал шинели и шапки, они как бы стали частью моего тела, особенно шапка. Без нее мне сразу как-то Не по себе. Но все это пустяки! Главное, видите: я жив и здоров, и мы научились воевать!"

Передний край стал пашей школой. Здесь мы учились быть настоящими солдатами, становились боевыми командирами. Нашими учителями были собственная совесть, пример товарищей и… ненавистные нам враги.

Прощайте, болото Сучан, деревня Горбы и Старая Русса! Прощайте и вы, фронтовые товарищи, навеки оставшиеся на новгородской земле! Мы, живые, еще расплатимся с гитлеровцами за ваши загубленные жизни!

На переднем крае бывало по-разному. Одно дело, когда враг тебя не видит. Другое – когда ты в поле зрения и действия противника и тебя в любой момент может убить или ранить, но где нужно быть, несмотря на угрозу смерти, мороз, жару и голод… Когда знаешь, что противник обнаружил тебя, стараешься сделать все, чтобы избежать опасности. Но часто это невозможно: по условиям боевой обстановки необходимо быть именно здесь. Жестокое испытание, которому подвергаются люди в таких условиях, способствует укреплению в них высокого гражданского долга и взаимовыручки либо порождает трусов и предателей. На глазах ДРУГ у друга, день за днем, проходили мы суровую проверку, деля опасности пополам. Фронтовая дружба, зародившаяся на Сучане и под Горбами, еще не раз придет на выручку в трудные минуты. И теперь, через много лет после войны, она собирает на встречи и живых и погибших – ведь они в нашей памяти, в нашем сердце, а значит, всегда с нами!