Две свадьбы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Две свадьбы

Заключение брака — событие большой важности в жизни человека любой эпохи. Особенно в Средневековье, когда разводы были практически невозможны, и выбор супруга или супруги означал, по сути, выбор своей судьбы. Поэтому к созданию семьи подходили обдуманно, не второпях, а заключение брака предваряли традиционными и для крестьянского, и для боярского дома этапами: смотринами, сватовством, сговором, помолвкой и, наконец, собственно свадьбой.

К этим важным мероприятиям привлекались многие родственники и свойственники с обеих сторон, у каждого из приглашенных была своя, определенная роль. Поезжане, посаженые, дружки, свахи, тысяцкий — так назывались главные роли церемонии, смысл и происхождение которых сегодня уже мало кто вспомнит без подсказки специалистов. Их обязанности во время торжеств напоминали игру-состязание между «своими» и «чужими» родичами, противопоставляли прежнюю, холостую и незамужнюю жизнь молодых новой, многотрудной семейной жизни.

Ритуальные действия свадебного пира были наполнены магическим смыслом зарождения новой жизни и пожелания плодородия «князю и княгине», как именовали всех новобрачных, а вполне сказочные детали, — вроде счета «три на девять» и «сорок соболей», да осыпание хмелем и золотыми монетами — напоминали о временах глубокой древности. Действия свадебных торжеств были четко очерчены традицией и именовались «чином», строгое соблюдение которого подчеркивало особую ценность и значимость переживаемого события и, что особенно важно, сохраняло верность традициям предков: «так жили отцы и отцы отцов наших». Зарожденный в давние времена, чин освящался церковью, и кульминацией свадебных торжеств XVII века конечно же было венчание.

Михаилу в ноябре 1607 года исполнился 21 год — возраст для заключения брака вполне подходящий. Уже больше года — с осени 1606-го — он сражался с мятежниками, поэтому дома бывал редко и коротко. Из-под Пчельни он вернулся в ноябре и вряд ли мог успеть найти невесту, сосватать ее и отпраздновать свадьбу за недолгое время до начала Рождественского поста. Возможно, избранницу свою он знал уже давно, а может быть, по традиции того времени, невесту с его согласия подыскала ему мать, Алена Петровна. Автор биографии князя Скопина говорит, что «по совету родительницы своея матушки и доложа царя и по благословению духовного отца» Михаил «законному браку причитается и сожительницу себе приемлет княгиню Александру Васильевну зовомую Головина»[292].

Браку этому суждено будет длиться всего два с небольшим года, а вместе молодые проживут всего три месяца. Но, видимо, чувства между молодыми были, иначе не ушла бы Анастасия добровольно из мира в монастырь сразу же после преждевременной кончины своего супруга.

Отец невесты Василий Петрович Головин был царским казначеем, как и его отец, Петр Иванович. Головины давно были близки к Шуйским и являлись их сторонниками во время борьбы с Годуновым. Поэтому семейство Головиных в годы опальных расправ также пострадало: Петр Головин был сослан в Арзамас и там тайно убит по приказу Годунова, Василий Петрович — отец Александры — отправился из Москвы на дальнее воеводство[293].

Возвышение Василия Головина, как и Михаила Скопина, началось при первом самозванце: в 1605 году стольник Головин был назначен казначеем, на следующий год возведен в окольничие и исполнял должность печатника. Продолжилось его восхождение и при Василии Шуйском, один из поляков даже называл Головина «приятелем» царя Василия. Когда в 1606 году жаловали боярство Скопину, был возведен в окольничие и старший сын Головина, Федор Васильевич, а вслед за ним и младший — Семен Васильевич. В 1608 году было пожаловано боярство их отцу — Василию Петровичу Головину[294]. Опала Головина во времена Годунова, одновременное со Скопиным восхождение в чинах и близость к царю Василию Шуйскому — возможно, все это, помимо личных мотивов, сыграло свою роль в выборе Михаила.

Отпраздновать свадьбу в ноябре Михаил и Александра вряд ли успели — начинался Филиппов пост, поэтому, скорее всего, свадьбу отложили до Рождества. А на царской свадьбе, которая состоялась 17 января 1608 года, Михаил присутствовал уже вместе с молодой женой и матерью Аленой Петровной.

В первом браке у Василия Шуйского детей не было; во второй раз он долгое время не женился. Борис Годунов, опасаясь претензий со стороны «принцев крови» Шуйских, не разрешал Василию заключать второй брак. Наверное, оставаться бы ему неженатым до самой смерти, если бы не внезапная смерть Годунова. Невесту князь Василий подыскал себе давно, его выбор пал на дочь белгородского воеводы Петра Ивановича Буйносова-Ростовского, погибшего еще в начале Смуты; разрешение же жениться он получил у Лжедмитрия I. Однако жажда власти отодвинула на время семейные заботы, все свои силы Василий Шуйский бросил на борьбу за трон. Теперь же, когда цель была достигнута, можно было вспомнить и о невесте.

Царю было уже 55 лет — возраст далеко не жениховский. Но отсутствие у него наследников и появление самозванцев, как пузырей в лужах во время дождя, — все это подталкивало Шуйского к заключению брака. Потому в зимний мясоед 1608 года страну облетела, как писали летописцы, «радостная весть» — царь сочетался браком, его избранница Екатерина Петровна Буйносова-Ростовская стала царицей Марией Петровной, по традиции поменяв имя.

На царской свадьбе присутствовали трое Скопиных-Шуйских: сам Михаил Васильевич, его мать Алена Петровна и молодая жена Александра Васильевна. Распределение мест на свадьбе свидетельствовало о том, что особенных изменений в дворцовой верхушке со времен свадьбы самозванца не произошло. На свадьбе ложного царя Федор Иванович Мстиславский, как один из наиболее родовитых бояр, занимал «отцово место», тысяцким был Василий Шуйский, дружками царя — Дмитрий Шуйский и Григорий Нагой. Скопин-Шуйский держал меч, стоя рядом с царем.

Теперь же на свадьбе царя Василия «в отцово место» был его младший брат Иван, по прозвищу Пуговка, все тот же Мстиславский играл роль тысяцкого. Дружками со стороны царя были Михаил Скопин-Шуйский и Иван Крюк-Колычев, их жены были свахами с государевой стороны[295]. Царь явно благоволил к Скопину после взятия Тулы, отсюда и почетное место дружки на царской свадьбе, и почти одновременно проходившие свадьбы царя и его родственника.

Царская свадьба проходила в полном согласии с древними традициями, что выгодно отличало ее в глазах подданных от недавней свадьбы самозванца. 17 января, в воскресный день, государь вышел из своих покоев одетый, как и полагается жениху: «шуба на соболех, бархат золот, заметав полы, в златокованом поясе». Василий Шуйский чинно прошествовал в Золотую палату, впереди него шли дружки — Михаил Скопин и Иван Колычев в нарядных, расшитых золотом кафтанах и собольих шубах. Согласно свадебному чину дружка жениха должен быть «весь в золоте», золотом украшается и наряд коня, на котором он приезжал. Сваха жениха — Александра Скопина-Шуйская тоже была одета нарядно — в «красной шубке, бобровом оплечье и платке и меховой шапке»[296]. За дружками государя неспешно следовали Мстиславский с боярами. В Золотой палате члены царского свадебного поезда расселись по лавкам на отведенное для каждого из них место. Государыня до времени сидела со своей свитой в Грановитой палате, среди ее «сидячих боярынь» в числе первых была названа мать Михаила — Алена Петровна.

Откушав за столом, царь вместе с гостями из Золотой палаты отправился в Грановитую, а «государьской путь кропил духовник его Благовещенский протопоп Кондратей». В Грановитой палате царь воссел на «чертожное место», справа от него поместилась невеста. У дружек царицы здесь была своя обязанность: они раздавали всем гостям подарки — «укруг коровая да глыбку сыра» — ломти хлеба и сыр, и «ширинки» — вышитые платки из дорогих тканей. Начинали дружки с жениха и невесты, затем по очереди обносили всех гостей, тем, кто не смог быть на свадьбе, посылали подарки домой. Хлеб и сыр были ритуальной едой, наделение ими в первый день свадебного пира было таким же древним обрядом, как и осыпание молодых хмелем. Совместное поедание за одним столом каравая должно было объединить роды невесты и жениха; с этого момента они становились как бы крохами одного хлеба, членами одной семьи. Для молодых, которые по традиции не должны были ничего есть и пить в день свадьбы, «крайчики» каравая и сыра были единственной разрешенной едой.

Вкусив хлеба с сыром и посидев с гостями, жених и невеста отправились в церковь на венчание. Царь следовал верхом: «и сел государь на аргамак, а государыня в сани у десницы Грановитыя палаты». Перед царицей в санях сидели четыре свахи, среди них — молодая жена Скопина Александра. Впереди свадебного поезда перед государем «свечники» торжественно несли свечи, «каравайники» — караваи, восемь одетых в золотые кожухи стольников и стряпчих — фонари.

Венчали молодых в Успенском соборе. После совершения таинства весь свадебный поезд таким же порядком возвратился обратно. «А как государь от венчания пришел в сенник, и быв с царицею у постели, пришол в Золотую палату, и стол был в Золотой палате, а у царицы был особной стол». Нужно заметить, что на свадебных торжествах большое значение придавалось порядку мест за столами во время пира. Здесь каждый занимал место не по знатности рода — местничать на царской свадьбе запрещалось, рискнувший возбудить спор сурово наказывался, — а по свадебному чину. Скопины-Шуйские занимали самые почетные места на царской свадьбе.

Второй день свадебных торжеств начинался с омовения — государь и государыня ходили «в мыленку». И здесь в числе первых были Скопины: «А государыню под руки держали болшие свахи: князя Михайлова княгиня Васильевича Шуйского княгиня Олександра да князя Микитина княгиня Хованского». Остальные свахи шествовали рядом с молодой, одна из них несла на особом блюде кику — головной убор, который носили замужние женщины. В этот день молодоженам преподносили подарки: тесть — зятю, свекор или сам жених — невесте, одаривали дорогими тканями и вышитыми платками и всех остальных участников свадебного торжества.

На второй день снова пировали в Золотой палате; государь и государыня сидели уже за одним столом, играли музыканты «в трубы и по накрам» (литаврам). На третий день свадьбы до и после застолья в Золотой палате «были потехи». Кроме больших «столов» в течение всей следующей за венчанием недели на царской свадьбе проходило еще множество застолий и обедов: «княжой» стол, «княгинин», обед патриарха у царя. Словом, уложиться в предписанные «Домостроем» три дня царская свадьба никак не могла: как верно заметил А. С. Пушкин, «не скоро ели предки наши».

Однако далеко не все разделяли радость царя, даже среди его близких родственников. Современники обратили внимание на отсутствие Дмитрия Шуйского среди гостей на свадьбе[297]. По слухам, он открыто упрекал царя в несвоевременной женитьбе: «Ты здесь веселишься, а невинная кровь льется»[298]. Подобное нелицеприятное для царя осуждение его поведения не кем-нибудь, а родным братом могло привести к охлаждению отношений между ними. Однако если бы таковое действительно произошло, то вряд ли супруга Дмитрия занимала бы самое почетное место на свадьбе — сидела «в материно место», то есть на месте матери жениха. Причина отсутствия Дмитрия Шуйского, как нам видится, кроется в ином.