№ 15 ПИСЬМО В.В.ДИМОВОЙ И.Г.ЭРЕНБУРГУ
№ 15
ПИСЬМО В.В.ДИМОВОЙ И.Г.ЭРЕНБУРГУ
28 апреля 1953 г.
Я обращаюсь к Вам, т. Эренбург.
Я долго думала, стоит ли писать это Вам, но решила, что писатель, а особенно публицист, как Вы, должен знать и то, что происходит у него дома. Я читала многие Ваши произведения и статьи. Везде Вы выступаете поборником прав человека. Вы пишете о праве человека на счастье, о том, что дети — будущее, имеют у нас все права на счастье, что людей, у которых отобраны надежды на будущее, у нас не существует. У нас все люди имеют равные права, у нас нет «негров».
А вот я «белый негр». Мне 18 лет, но я не могу поехать учиться в соседний город за 12 часов езды, я не могу выйти за 5 км от черты города, иначе мне обеспечено 20 лет каторги. За что это?
Может быть, Вы подумаете, что я преступница или мои родители совершили какое-нибудь преступление. Все несчастье в том, что моего отца угораздило родиться немцем, если смотреть глубже в прошлое, то всему виною его предки немцы-мастеровые, которых переселила в Россию Екатерина. И вот теперь, через 200 лет после этого «знаменательного» события, сам «немец», его мать — русская, которой около 70 лет, его жена — еврейка и я, его дочь (уж не знаю какой национальности себя считать, по паспорту еврейка), ходят каждый месяц на регистрацию. В паспорте стоит штамп: «Разрешено проживать только в г. Тюмени».
Мой отец инженер. Он работает сейчас старшим инженером на стройке «Обьрыба». Мать сейчас не работает, потому что уже в нескольких местах, куда она приходила наниматься, ей сначала говорили: «пожалуйста, да, да», а как увидят в паспорте клеймо, сразу: «да видите ли, собственно говоря, плановик нам не требуется, мы пока обойдемся» и т. д. Не позор ли это?
Вы пишете: «… нельзя жить без надежды. Надежда необходима человеку, как воздух, когда он перестает загадывать, мечтать, он перестает жить».
Но и надежды можно лишиться, если жить так, как живем мы.
Я понимаю, что если человек совершил что-то, то он должен отвечать за это. Но разве я могу отвечать за то, что родилась не русской, что моя мать еврейка, а отец немец? Я не считала и не считаю себя преступницей и не понимаю, почему у нас можно так унижать людей. Когда меня в 16 лет поставили на учет, то я долго не хотела итти в комендатуру на отметку, пока мне не пригрозили тем, что за мной в школу пришлют милиционера. И прислали бы, не беспокойтесь!
В прошлом году я окончила 10-й класс, я и еще несколько таких же, как я, хотели поехать учиться в Свердловск. Сколько я ни билась, все зря. Хоть разрешение на выезд и получилось, но слишком поздно, когда уже окончились вступительные экзамены. Я все-таки решила воспользоваться разрешением и съездить в Свердловск (может быть, мне больше за всю жизнь не удастся нигде побывать), так до Свердловска меня сопровождали и сдали с рук на руки свердловской комендатуре.
В этом году, наверное, получится то же самое, то же самое получилось и с остальными, такими же как я. В педагогический институт таких не принимают, они «идеологически» не подходят. Моей сестренке 15 лет. Ее ожидает такая же участь, как и меня. Я добилась разговора с местным высшим начальством по этой части, и он меня «успокоил», сказав, что вообще о детях никакого Указа нет, что это дело еще не рассматривалось. Так зачем же так калечат жизнь людей с детства? Я комсомолка, в школе была и секретарем и членом комитета, а теперь сижу дома и думаю только о том, отпустят меня в этом году учиться или нет.
Вот Вы выступаете на Международных Конгрессах, говорите о свободе, равенстве. Когда я сказала в комендатуре, что у меня, в сущности, нет прав, то там очень удивились: «Как, Вы же можете голосовать». Да, я голосую, а не могу отойти за 5 км от города. Это что — гетто?
Не я одна нахожусь в таком положении. Все дети, которых родители привезли в Тюмень, подросли и теперь не знают, куда им деться. За год до меня окончила 10-й класс нашей школы девушка — Аня Цвиккер, ее не приняли в пединститут — немка, не приняли в машиностроительный техникум, пришлось ей итти не в институт, а в техникум, и в какой — в физкультурный, хоть там не посмотрели, что она немка.
Разве это справедливо, что так уродуют жизнь такому количеству молодежи?
Моя мать приехала в Тюмень добровольно с нами к отцу, ведь никто не думал, что и после окончания войны может продолжаться такое положение. Они находятся в Тюмени уже 13 лет, даже преступников [не] ссылают на такие сроки, а тут честных людей. Что же это такое? Неужели Вы не знаете об этом? Вы печетесь о благосостоянии немцев в «Восточной Германии», среди которых действительно есть преступники, а не знаете о страданиях тех «немцев», которые всю войну самоотверженно трудились, имеют награды, а дети которых не имеют права даже учиться (на деле).
Вы должны разобраться в этом, потому что жить без всякой надежды немыслимо, так лучше вовсе не жить.
Извините меня, пожалуйста, за это письмо. Оно вышло сумбурное, но тут все правда. Ни я ни в чем не виновата, ни родители мои, зачем же мы так страдаем? Я хочу учиться, почему мне не дают этого, ведь я ничего больше не прошу. Я всей душой радовалась раньше, что мои родители лишены национальных предрассудков. Они настоящие советские люди. Такой интернациональной семьей, как наша, надо было бы гордиться, а не унижать ее, мои родители беспартийные и никогда ни под судом, ни под следствием не были.
Еще раз извините за то, что беспокою Вас своим письмом, но ведь это очень важно. Я знаю, что надо написать какими-то другими словами, чтобы Вы почувствовали всю боль нашего положения, ведь мы же идем к коммунизму, как же может быть такое национальное неравенство? Как я завидовала ворам, которые получили амнистию, полную. Если бы я была воровкой, то меня бы освободили. А сейчас «навечно»*. [* Подчеркнуто автором. — Сост.]
У меня мало надежды, что Вы мне ответите, но, может быть…{4}
Вот мой адрес: г. Тюмень, ул. Хохрякова, 40, Стройконтора, «Обьрыба» — Димова Валерия Владимировна.
Р.S. Если Вы отдадите мое письмо в МВД, то его перешлют в местную комендатуру, вызовут меня и ничего хорошего не получится.
28 апреля 1953 г. г. Тюмень В. Димова
АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 180. Л. 170–173. Заверенная копия. Машинопись.