ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО 17 июля 1928 г.

ЦИРКУЛЯРНОЕ ПИСЬМО

17 июля 1928 г.

Дорогие товарищи, это письмо представляет собою ответ на ряд писем, полученных за последние недели из разных мест. Запоздание вызвано тем, что я в течение последних недель был занят работой в связи с Конгрессом Коминтерна. Работу удалось закончить к сроку. Всего я послал Конгрессу четыре документа: во-первых, критику проекта программы Коминтерна -- около одиннадцати печатных листов; во-вторых, письмо "Что же дальше?", представляющее оценку нынешнего левого сдвига в свете политики последних лет; третье, приложение к этому письму -- документальная справка о происхождении, вернее, о фабрикации легенды о троцкизме; четвертое, "Заявление" в собственном смысле слова.

Последний документ сравнительно краткий (меньше печатного листа), представляет собою формальный документ, требующий восстановления оппозиции в партии. Текст "Заявления" я довольно широко разослал товарищам на адрес президиума Конгресса. Раньше еще я разослал черновик будущего "Заявления". Окончательный текст яснее, точнее, резче, но принципиально не отличается от черновика. Прилагаю при сем оглавление двух больших работ, посланных Конгрессу. Работа имела, по необходимости, крайне спешный характер. Вероятно, есть упущения. Но так как писать пришлось о вопросах, которые мы неоднократно обсуждали и продумывали, совместно и в одиночку, то в общем у меня такое представление, что посланные Конгрессу работы представляют достаточно полное изложение всех воззрений оппозиции по основным вопросам международного и внутреннего характера.

Я уже писал некоторым товарищам, что отход Зиновьева пришелся, в смысле срока, как нельзя более кстати. Если бы у него хватило выдержки подождать еще несколько месяцев, он бы мог капитулировать с соблюдением некоторого внешнего "приличия", ухватившись за "левый курс", с одной стороны, и порвав с нами на оценке Пятого конгресса и режима Коминтерна, с другой стороны. Своим приходом к нам он нанес непоправимый удар легенде троцкизма, раскрыв кое-какие тайны мадридского двора ("семерки"), а обоим крайне своевременным отходом от нас он развязал нам руки для необходимой критики Пятого конгресса и политики 1924--1925 годов, которая сочетала правые предпосылки с ультралевым авантюризмом.

Я постараюсь, хотя бы по частям, разослать товарищам наиболее существенные части критики проекта программы и письма "Что же дальше?". В это письмо вошла подробная характеристика партийного режима и методов руководства, на чем справедливо настаивали X. Г. Раковский и И. Н. Смирнов. В качестве практических и существенных предложений по линии самокритики и партийной демократии я внес, помимо возвращения и восстановления оппозиции, два требования: во-первых, созыв XVI съезда в течение 1928 года с твердо обеспеченными заранее гарантиями дискуссии и правильности выборов; во-вторых, немедленное опубликование всех скрываемых от партии статей, речей и писем Ленина (я насчитал семь групп такого рода документов).

К сожалению, я упустил прибавить еще одно требование, которое неизбежно будет в дальнейшем играть большую роль в жизни партии: именно, сокращение партбюджета примерно в 20 раз, т. е. до пяти-шести миллионов рублей. Партбюджет есть главное орудие ужасающей коррупции и база аппаратного всемогущества Нам нужен открытый, подконтрольный и подлинно партийный бюджет. Конспиративные расходы могут быть выделены особо и представляться на рассмотрение особой комиссии съезда каждый год. Разумеется, эти три требования не заменяют нашей платформы в вопросах партийного режима. Но они дают серьезную проверку и искренности, и честности шагов руководства в сторону партийной демократии.

По вопросу о проекте программы я получил очень ценные замечания от тт. Раковского и Розенгауза. К сожалению, оба письма пришли слишком поздно, так что я не мог использовать ряда замечаний. Но в общем критика названных товарищей вполне совпадает с моей постановкой вопросов программы. В этом нет ничего удивительного, так как мне приходилось, главным образом, только подытоживать нашу коллективную работу.

Вопрос о китайской революции вошел не в "Заявление" и не в письмо "Что же дальше?", а в критику проекта программы, где Китаю отведена одна глава из трех. Глава эта направлена, главным образом, против в корне ложной и реакционной резолюции февральского пленума по китайскому вопросу.

Чего можно ждать от Конгресса? Тов. Розанов (Кустанай) совершенно правильно пишет, что Конгресс сделает, вероятно, попытку накрыть нас самой тяжелой и самой авторитетной могильной плитою -- "чтоб встать он из гроба не мог"... Посланные мною документы могут, разумеется, только усугубить такого рода благочестивое желание. К счастью, оно маловыполнимо: "в 12 часов по ночам" -- а равно и в разные другие часы -- марксизм будет подниматься из бумажного гроба и, в качестве неуемного барабанщика, бить тревогу.

В вопросах международных Конгресс будет, по всей вероятности, попыткой распространить левый зигзаг на другие проблемы и страны. Суть, однако, в том, что в этом левом курсе, как и на Пятом конгрессе, сочетаются правые предпосылки с элементами ультралевой схоластики и авантюры. Там не хотели понять поражение 1923 года и неизбежность отлива. Здесь не хотят признать всей глубины поражения в Китае и неизбежности длительного периода собирания сил и подготовки. Там был эстонский путч, здесь кантонский. Там был роман с Радичем и Лафоллетом, здесь -- продолжение линии двух составных партий.

Разумеется, симптоматическое значение февральского пленума велико, это есть признание того, что правоцентристский курс уперся в тупик. Но отсюда до марксистской линии еще очень далеко. Во всяком случае, левый курс, украшенный 58-й статьей, очень похож на вполне здорового человека, у которого "почему-то" провалился нос.

Сообщают, что Рут Фишер принята в партию, вопрос же о Маслове отложен до рассмотрения его поведения на суде. Один из товарищей делает отсюда то заключение, что начинается новый курс по отношению к левой. Нет, это не так. Принятие немецких и даже французских оппозиционеров в партию было бы в данной обстановке только военным шагом на пути дальнейшего окружения и "дальнейшей изоляции" нашей группы, которая представляет собою основное ядро международного марксизма и большевизма в настоящее время. Мастер и подмастерья в своей глубокой беспринципности завтра же пойдут на то, чтобы пожертвовать Тельманом в пользу Маслова, если этой ценою смогут нанести нам новый организационный удар.

Нужно всегда иметь в виду, что европейская оппозиция, как и официальный коммунизм, не имеет еще необходимых теоретически подготовленных и политически закаленных кадров. Здесь могут (быть еще и передвижки, и перебежки, и всякие вообще "неожиданности". Пугаться их было бы просто смешно и недостойно. Пять лет официальное руководство, вооруженное колоссальным авторитетом традиции и неисчерпаемыми ресурсами, уродовало марксизм и вывихивало мозги. Создалось целое ревизионистское поколение, соединяющее в своем сознании массу теоретически реакционной дряни с бюрократическим авантюризмом. Через эту школу прошли и многие европейские оппозиционеры, и еще далеко не освободились от нее. Надо все поле перепахивать глубоким плугом марксизма. Вот почему малейшее теоретическое примиренчество с нашей стороны означало бы политическое самоубийство.

Сдвиг в политике ВКП и Коминтерна будет иметь крупнейшее значение, может стать даже исторической вехой. Но почему? Потому что правоцентристская политика зашла в тупик, откровенно правая политика затруднена (не невозможна, а затруднена) всей предшествующей работой оппозиции; выход же влево мыслим только путем явных, хотя бы частичных позаимствований у нашей платформы. Партия этого не может не видеть. В ней не может не начаться, вернее, не углубиться процесс критики и размышления. Другими словами, почва будет становиться все более восприимчивой к нашим семенам. Вот почему недопустим формально отрицательный подход к левому сдвигу: многое говорит за то, что накопившееся количество готовится перейти в некоторое новое качество.

Конечно, в этом процессе будут еще свои подъемы и спуски. Но ясно одно: даже и немногочисленные кадры, если они вооружены ясным пониманием обстановки в целом, если они насквозь проникнуты пониманием своей исторической миссии и если они в то же время умеют или учатся идти в ногу с прогрессивными движениями в партийной массе и в рабочем классе -- такие кадры могут сыграть при неизбежных дальнейших переломах обстановки решающую роль. Во всяком случае, могильной плитой их не прикроешь, шалишь...

В заключение о делах личных, своих и чужих. Товарищ Дроздов (г. Ош, Киргизия) пишет о слухах, будто я заведую в Алма-Ате комунхозом и даже ездил "на какое-то совещание к Зеленскому". Слухи о столь быстром ходе моей карьеры явно преувеличены. Но столь же преувеличено и беспокойство ряда товарищей о моем здоровье. Со времени нашего переселения в "сады" малярия почти совсем покинула нас: лихорадило только один раз. Летняя обстановка здесь достаточно благоприятна в климатическом отношении. Мы пережили здесь, правда, тревожную эпидемию собачьего бешенства -- в амбулаторию являлось 50--60 человек, искусанных в день; но сейчас и это уже осталась позади. На работоспособность пожаловаться ни в каком случае не могу. Из Москвы получил довольно серьезный запас книг, особенно насчет Индии. Правильно получаю русские газеты и журналы, в том числе провинциальные. Получаю довольно много иностранных газет. Приходят книги непосредственно от заграничных друзей. Словом, работать можно.

С разных сторон идут сообщения о чрезвычайных бесчинствах по отношению ко многим ссыльным со стороны местной администрации. Всем товарищам, вероятно, известна кудымкорская история (тт. Вязниковцев и др.), кустанай-ская история (Тер-Оганесов и др.) и т. д., и т. д., и т. д. без конца. Издевательства и физические насилия имеют нередко из ряду вон выходящий, по бесстыдству своему, характер. Мне думается, следовало бы обо всех такого рода фактах сообщать Шестому конгрессу, требуя, чтоб он назначил особую комиссию для обследования этих дел.

В общем, насколько можно судить по переписке, настроение подавляющего большинства товарищей вполне бодрое и твердое. А это самое главное.

Крепко жму всем руки и желаю всего хорошего.

Ваш Л. Троцкий

Алма-Ата

17 июля 1928 года