СВИТОК ПЕРВЫЙ

СВИТОК ПЕРВЫЙ

1 | О ТОМ, КАК УЧИНИЛАСЬ РАСПРЯ МЕЖДУ НОБУЁРИ И СИНДЗЭЕМ

С давних времён и до нынешних дней и в Японии и в Китае правители подбирали вассалов согласно их умениям на Пути кисти и Пути меча. Одни при помощи кисти вершили десять тысяч государственных дел, а другие посредством меча усмиряли варваров четырёх сторон света. Так они охраняли Поднебесную и хранили мир в государстве, кисть — справа, меч — слева, подобно двум рукам у человека — нельзя обойтись ни без одной[7].

Во времена недавние, когда приблизился век конца Закона[8], люди возгордились и стали потрясать основы государства, народ озлобился и ожесточился сердцем. Отличившихся слуг нужно награждать, хорошо это обдумав. Так, танский Тай-цзун сбрил бороду, чтобы её сжечь и приготовить лекарство для вассалов, собственным ртом высасывал кровь из ран, опекая своих воинов, а потому их сердца преисполнялись благодарности, они не щадили жизней своих во имя долга, и не боялись быть убитыми. Наоборот, из преданности сами искали они смерти. И даже если сам Тай-цзун не был на поле боя, все выполняли свой долг, памятуя о милостях господина.

Был в недавнее время человек, звали которого Фудзивара-но асон[9] Нобуёри. Происходил он из рода Амацу Коянэ, был потомком канцлера Мититака в восьмом колене, внуком Мототака, правителя земли Харима и сыном Иё-но самми Тадатака. Не был он сведущ ни в искусстве кисти, ни в искусстве меча, не было у него ни способностей, ни дарований. Вот только был обласкан он монаршими милостями несмотря ни на что. Дед его управлял разными землями, и лишь через долгие годы, к старости, дослужился он до младшей степени третьего ранга. Нобуёри же назначали начальником охраны государя, начальником курандо, управляющим покоями государыни, государственным советником-санги, начальником дворцовой стражи, главой Сыскного ведомства, и так за каких-то два-три года в возрасте двадцати семи лет стал он тюнагоном и начальником привратной охраны.

Такое продвижение в чинах возможно для отпрыска канцлера или регента, но чтобы простолюдин удостоился такого — совершенно неслыханное дело! Помимо чинов, осыпан был он и наградами. Добивался он должности министра, которую в его роду уже давно никто не исполнял, и вообще вёл себя не подобающим его происхождению образом. Видевшие это не верили своим глазам, слышавшие — не верили ушам. В непочтительности превзошёл он самого Ми Цзыся, Ань Лушань — и тот вряд ли был хуже[10]. Не боялся он наказания за разломленный персик и помышлял лишь о своём процветании.

В те времена жил человек, звали его сёнагон-инок Синдзэй. Был он потомком князя самми Нагаёри из усадьбы в Яманои в восьмом колене, внуком Суэцуна, правителя земли Этиго, и сыном курандо Санэканэ. Родившись в семье учёных-конфуцианцев, хоть и не занимался он толкованиями конфуцианского канона, но ревностно всему учился и во всём был сведущ. Превзошёл он науку Девяти школ, и постиг сто учений[11]. Не было другого такого, и известен он был многими талантами и учёностью. Поскольку был он мужем Ки-но Нии, кормилицы государя-инока Го-Сиракава, с первого года Хогэн[12] вершил он всеми делами в Поднебесной, и большими и малыми. Следуя примерам прошлого, возродил он праведное правление, и с учреждением Управления учёта в годы Энкю[13] разбирал жалобы и находил правых и виноватых. В решениях своих не искал он своей выгоды, а потому никто не был на него в обиде. Вернул он мир к простоте и наставлял государей, чтобы правили они подобно Яо и Шуню[14]. Служил он государям так, как служили в годы Энги и Тэнряку[15], на три года дольше, чем Гикай и Исэй[16]. Дворцовые постройки долго не чинили, палаты покосились, павильоны обветшали. И вот — дворец, до того больше похожий на хлев для коров и лошадей или обиталище фазанов и зайцев, всего за год-два Синдзэй отстроил вновь и устроил переезд государя. Обнесённый рядами стен Павильон Великого Предела — Дайгокудэн, Палата Изобилия и Радости — Буракуин, присутственные места, Восемь ведомств, здание Высшей школы, трапезная сановников — все с изукрашенными резными цветами балками, с колоннами, украшенными поверху резными облаками… Постройка павильонов, искусная отделка — всё это было закончено за какой-то год с небольшим. И, хоть и строили так поспешно, но не отягощали народ повинностями, не заставляли страдать страну. Наконец-то устроили Дворцовый пир[17] и состязания по сумо [18], давно не проводившиеся, снова могли развлекаться стихами и музыкой. Девять церемоний не уступали тем, что проводились в старину, и десять тысяч государственных дел вершились, как в прежние времена.

В нынешнем третьем году Хогэн[19], в одиннадцатый день восьмой луны, день тигра и старшего брата земли, государь Го-Сиракава сложил с себя обязанности и уступил престол августейшему наследнику. Вступив на престол, принял государь имя Нидзё. Однако и после того приумножалась сила и власть Синдзэя, по слову его птицы падали с неба, склонялись пред ним деревья и травы. Расположение государей к нему всё росло, и никто в целом свете не мог с ним равняться. Кто знает, какие бесы вселились в сердца Синдзэя и Нобуёри, но возненавидели они друг друга. Синдзэй, видя Нобуёри, думал: «Как ни посмотреть, а этот человек ввергает Поднебесную в опасность, непременно учинит смуту в мире. Как бы от него избавиться?» Однако же был Нобуёри в то время любимейшим слугой государя, и не было у Синдзэя, кому бы открыть сокровенные думы — ведь не угадать, что у другого на сердце. Так кручинился он, выжидая удобного случая. Нобуёри тоже, желая, чтобы всё вершилось по его воле, всё прикидывал: «Как бы избавиться от этого Синдзэя?»

Государь-инок Го-Сиракава изволил сказать Синдзэю:

— Нобуёри добивается должности дайсё, старшего военачальника государевой охраны. Что ты об этом думаешь? Происходит он не из такого уж высокого рода, но и в их роду, вроде бы, иногда эту должность исполняли.

Подумал Синдзэй: «Всё, приходит конец этому миру!», и сказал:

— Если станет Нобуёри дайсё, тогда кто угодно решит, будто может добиваться этой должности. Государю надобно заботиться о правильном назначении чиновников. Если ошибиться в присвоении рангов и назначениях, верхние не будут вас слушать, а нижние возропщут, и поднимется смута. Таких примеров было немало и в Китае, и у нас. Поэтому, когда государь-инок Сиракава задумал даровать должность дайсё дайнагону Акомару Мунэмити, светлый государь годов Кандзи[20] этого не позволил. И когда прежний государь Тоба[21] говорил, что назначит дайнагоном покойного Фудзивара-но Накамикадо Иэнари, что занимал тогда пост тюнагона, то вся знать увещевала его, говоря: «В его роду эту должность не исполняют уже давным-давно! Даже то, что он дослужился до тюнагона — и то нарушение!», — и ему пришлось оставить всё как было. Государь, желая утешить Иэнари, адресовал новогоднее поздравление «Господину вновь назначенному дайнагону Накамикадо», а тот, говорят, прочитав это, проливал старческие слёзы со словами: «Такое поздравление дороже, чем если бы меня и вправду назначили министром или дайсё! Как милостив ко мне государь!» В прежние времена знать увещевала государя, дабы не вносил он путаницу в назначения, даже когда речь шла о должности дайнагона. Что уж и говорить о должности дайсё — военачальника личной охраны государя! Даже среди высшей знати бывало, что дослуживались до министра, но не удостаивались должности дайсё. Потомки регентов и канцлеров, люди выдающихся талантов считают эту должность венцом карьеры! Если такой человек, как Нобуёри, осквернит собой должность дайсё, то безмерно возгордится, затеет смуту, и Небо его уничтожит — неужели вы не будете сожалеть, если так повернётся дело?

Так уговаривал государя Синдзэй, однако тот ничем не показал, что изменил решение. В конце концов Синдзэй нарисовал картину, на которой изобразил занёсшегося танского Ань Лушаня, и поверг к стопам государя, однако и после этого не было заметно, что тот с ним согласен.

Нобуёри прослышал, что Синдзэй так уговаривает государя-инока, перестал появляться на службе и отпра- вился за советом к жившему в Фусими тюнагону Минамото-но Моронака, остался у него и принялся учиться стрельбе из лука на скаку, упражнять тело и обучаться воинскому искусству. А делал он это всё для того, чтобы уничтожить Синдзэя.