2.2 «Человеческий фактор»: руководители и исполнители

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2.2 «Человеческий фактор»: руководители и исполнители

Как уже отмечалось, для системы тотальной пропаганды, которая достигла своего расцвета в СССР во второй половине 1930-х гг., была характерна крайняя централизация.

Большевистское руководство предпринимало радикальные меры в этом направлении для превращения ее в надежный инструмент проведения курса на укрепление правящего режима.

Кадровая политика Сталина имела своим итогом переход власти от старой большевистской гвардии к партийной молодежи, выдвинувшейся при его содействии. Он намеревался не только устранить путем репрессий и запугивания потенциальную угрозу со стороны своих идеологических оппонентов и противников, но и стремился утвердиться в качестве единодержавного диктатора.

Сталин лично осуществлял полный контроль над партийной пропагандой. В 1934 г. и в 1935 г. при распределении обязанностей между секретарями ЦК ВКП(б) вождь оставлял за собой «наблюдение» за отделом культуры и пропаганды.[172]

В 1930-е гг. в общественное сознание активно внедрялась большевистская идеология, изначально рассчитанная на восприятие широкими массами. Советское руководство стремилось использовать в своих целях постулаты марксизма-ленинизма, приспособить их к решению текущих политических задач. Сталин негативно относился к проявлению партийными функционерами неоправданной «активности», если она не была предварительно одобрена руководством большевистской партии в лице Центрального Комитета и Политбюро. Ему приписывается следующее заявление: «Слыхано ли у нас, чтобы работник ЦК проявлял собственную линию, выступал по собственной инициативе?».[173]

Кроме того, во второй половине 1930-х гг. уже сложилась практика, когда даже отдельные мысли вождя, звучавшие в застольных речах в узком кругу его приближенных, становились ключевыми при проведении политико-идеологических кампаний.[174] Так, 7 ноября 1937 г., после парада и демонстрации на Красной площади по случаю 20-летия Октябрьской революции, Сталин в своих тостах, с одной стороны, высказался за беспощадное уничтожение «врагов народа», «действиями и мыслями» покушающихся на «единство социалистического государства», с другой – за «средние кадры» – партийные, хозяйственные, военные, которые, по его мнению, являлись опорой советского строя, обеспечивая «успех дела». Присутствовавший в числе других сталинских соратников на обеде Г.М. Димитров немедленно заявил, что это указание «будет учтено в партии».[175]

При проведении политико-идеологических кампаний 1930-х – начала 1940-х гг. пропагандистские структуры брали на вооружение не только основополагающие высказывания и указания Сталина, но и соответствующие письменные и устные выступления его ближайших соратников. Одним из основных проводников сталинских идей в идеологической сфере являлся Вячеслав Михайлович Молотов (1890-1986). Его отцом был приказчик; мать происходила из богатой купеческой семьи. В 16 лет Молотов (настоящая фамилия Скрябин) вступил в РСДРП, примкнул к большевикам. Окончил Казанское реальное училище (1908 г.), а затем обучался на экономическом факультете Петербургского политехнического института. Завершить университетское образование Молотову не удалось, поскольку его арестовали за революционную деятельность и отправили в ссылку. Участвовал в создании газеты «Правда», являлся ее секретарем (1912-1913 гг.). В период Октябрьской революции 1917 г. – соратник В.И. Ленина, в послереволюционный период – один из активных приверженцев Сталина, который сменил его на посту Генерального секретаря ЦК большевистской партии в 1922 г. В 1921 г. В.М. Молотов избран кандидатом в члены, а в 1926 г. – членом Политбюро. В 1930 г. стал главой советского правительства, назначен председателем Совета Народных Комиссаров СССР.

Поскольку Молотов занимал высокие государственные посты, он оказался в предвоенные годы одним из наиболее приближенных к Сталину функционеров большевистской партии. В его устных выступлениях и газетных статьях, публиковавшихся преимущественно под псевдонимом либо вовсе без подписи, давалась оценка главных событий внутри страны и внешнеполитических акций СССР. Уже само по себе данное обстоятельство предопределяло широкое использование высказываний и указаний В.М. Молотова в политико-пропагандистской деятельности.

Несомненно, стремлением противостоять «буржуазному влиянию» мотивировалось требование, обращенное в 1940 г. Молотовым к сотрудникам Народного комиссариата иностранных дел: непосредственно участвовать в повседневной текущей пропаганде по вопросам, касавшимся международного положения, которая велась через прессу, по радио, в сети партийного просвещения. Хорошо информированные и ориентированные при любых изменениях политической ситуации, они были призваны соответствующим образом влиять на своих читателей и слушателей. Однако В.М. Молотов рекомендовал выступавшим в прессе и по радио работникам наркомата иностранных дел пользоваться псевдонимами, чтобы предотвратить «нежелательные спекуляции иностранных дипломатов и журналистов».[176] Сам Молотов являлся автором передовых статей в центральных советских газетах, но эти статьи, как правило, печатались без указания его фамилии.[177]

К руководству пропагандистской деятельностью был причастен также и Михаил Иванович Калинин (1875-1946), являвшийся с 1938 г. председателем Президиума Верховного Совета СССР. Он относился к числу большевистских функционеров, которые хотя и были полезны И.В. Сталину «своей податливостью и политической бесцветностью», однако никогда не имели авторитета у вождя.[178]

М.И. Калинин – крестьянин по происхождению, получил образование в сельской школе.

В конце XIX в., работая токарем на Путиловском заводе, стал заниматься революционной деятельностью, вошел в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». С этого времени (1898 г.) ему был впоследствии засчитан партийный стаж. После Октябрьской революции избран городским головой Петрограда. По предложению В.И. Ленина сменил умершего Я.М. Свердлова на посту председателя ВЦИК, который занимал до 1938 г. С декабря 1922 г. – председатель ЦИК СССР. С марта 1919 г. кандидат, с 1926 г. член Политбюро ЦК большевистской партии. Статус М.И. Калинина соответствовал занимаемой им высокой должности в СССР. В то же время его использовали как «официальную вывеску» советской власти, за которой реально стояли Сталин и Молотов. Однако благодаря пропаганде был создан образ «всесоюзного старосты», «дедушки Калинина», выходца из простого народа, который якобы держал в руках бразды правления государством.

Помимо прочих своих почетных обязанностей как председателя Президиума ВС СССР (вручение наград, поздравление с присвоением званий и т.д. и т.п.) М.И. Калинин выступал с докладами (в том числе – в среде армейских политработников) по вопросам агитации и пропаганды, встречался с представителями средств массовой информации. Тексты его выступлений перепечатывались центральными советскими газетами и журналами, публиковались отдельными брошюрами.

Сталинская борьба за власть, приведшая к концу 1930-х гг. к оттеснению с политического Олимпа и даже к физическому уничтожению ряда видных большевиков-ленинцев, в том числе – основных «идеологов» партии (Н.И. Бухарина, Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева, К.Б. Радека и других), несколько сузила круг ближайших соратников, выступавших в роли интерпретаторов основополагающих идей вождя.

Видными фигурами в деле руководства политико-пропагандистской деятельностью в стране со второй половины 1930-х гг. являлись А.А. Жданов (1896-1948) и А.С. Щербаков (1901-1945). Жданов был выходцем из семьи инспектора народных училищ. Окончил реальное училище в Твери, обучался в Петровско-Разумовской сельскохозяйственной академии. С 16 лет участвовал в революционном движении. В 19 лет вступил в РСДРП. Служил в Красной Армии (1918-1920 гг.), был политработником, редактором газеты «Тверская правда». В 34 года стал членом ЦК ВКП(б). Благодаря личному знакомству со Сталиным Жданов, работавший секретарем Нижегородского (Горьковского) губкома (крайкома)

ВКП(б), «пошел на повышение». После гибели С.М. Кирова (1934 г.) стал секретарем ЦК ВКП(б), а также Ленинградского городского и областного комитетов партии. С 1935 г. кандидат в члены ЦК ВКП(б).

В середине 1930-х гг., еще не взойдя на верхние ступени партийной иерархии, А.А. Жданов играл влиятельную роль в сталинском окружении. Жданову поначалу были доверены сельскохозяйственный, планово-финансово-торговый и политико-административный отделы, управление делами и отдел руководящих работников ЦК. Однако постепенно он начал проявлять себя и в совершенно другой, идеологической сфере, стремясь продемонстрировать Сталину «амбициозное намерение утвердиться на ниве руководства партийной пропагандой».[179]

В мае 1934 г. Политбюро доверило А.А. Жданову руководство подготовкой Первого съезда советских писателей. Именно он сделал на этом съезде основной доклад, в котором прямо сформулировал перед литераторами задачу служения народу, «делу Ленина – Сталина, социализма». Позднее Жданов все чаще стал появляться на различных совещаниях творческой интеллигенции, выступая в качестве своеобразного сталинского рупора. Так, с А.А. Андреевым он проводил совещание советских писателей в конце февраля – начале марта 1938 г., где обсуждалась работа ССП.

По решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 16 апреля 1937 г. Жданов должен был работать в Москве не десять дней в месяц, как ранее, а один месяц из двух. Активно участвовал он в идеологическом обеспечении репрессивных акций 1937-1938 гг.: лично выезжал в Башкирию, Татарию, Оренбургскую область, где провел «чистку» местных партийных органов. С 27 ноября 1938 г. А.А. Жданов заведовал отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). В его компетенцию входили «наблюдение и контроль за органами печати и дача редакторам необходимых указаний». В марте 1939 г. Жданов был избран членом Политбюро. Фактически освободив Сталина от большинства текущих дел в ЦК, он не только получил возможность осуществлять полный, едва ли не единоличный контроль над всей партийно-идеологической сферой, но и стал курировать ВЛКСМ.[180] Вероятно, с той поры у вождя вошло в привычку называть Жданова «надзирателем по идеологии».[181]

А.С. Щербаков – выходец из семьи рабочего. Вступил в большевистскую партию в 1918 г. Получил начальное образование, работал на заводе. В период Гражданской войны – на комсомольской работе в г. Рыбинске, затем – в ЦК РКСМ. В 1925-1930 гг. – под началом А.А. Жданова в Нижегородском обкоме партии. Именно Жданов рекомендовал Щербакова (своего шурина) Сталину.

В 1932 г. А.С. Щербаков начал работать в аппарате ЦК ВКП(б): вначале – заместителем заведующего, затем – заведующим отделом. За его плечами была учеба в Коммунистическом университете им. Свердлова, который он, однако, не закончил, но зато прошел полный курс обучения в Институте красной профессуры (ИКП). В конечном счете Щербаков был включен в кадровый «страховой резерв» с прицелом на руководство партийной пропагандой.

При поддержке своего «старого шефа» Жданова и по рекомендации самого Сталина он был назначен в 1934 г. оргсекретарем Союза советских писателей. Этому назначению мог в какой-то мере способствовать проявившийся у А.С. Щербакова интерес к художественной литературе. Хотя формально ССП возглавлял М. Горький, на Щербакова было возложено решение всех административных, хозяйственных и политических вопросов. После расформирования Агитпропа он в 1935-1936 гг. возглавлял отдел культурно-просветительной работы ЦК ВКП(б).[182]

Карьерное продвижение А.С. Щербакова не могло не вызвать раздражения у большевиков «ленинского призыва», в частности, у А.Я. Аросева (1890-1938). Аросев, активный участник революционных событий октября 1917 г. в Москве, в 1926-1934 гг. был полпредом СССР в Литве и Чехословакии. С 1934 по 1938 г. являлся председателем Всесоюзного общества культурной связи с заграницей, а затем репрессирован. А.Я. Аросев, обучавшийся в свое время на философско-филологическом факультете Льежского университета (Бельгия) и владевший в совершенстве несколькими иностранными языками, зафиксировал 5 марта 1935 г. в дневнике свои впечатления от выступления генерального секретаря ССП на писательском пленуме. «Щербаков („не литератор“, как назвал его Аросев), „потрясая руками и головой перед воображаемым врагом, на холостом ходу читал по бумаге написанную ему речь“. При чтении он „пальцем водил по тексту“. „Все знали, – подчеркивал А.Я. Аросев, – что он – только голосовой аппарат, через который передаются директивы…“.[183]

Другой старый большевик Е.С. Варга, сталинский «экономический советник», охарактеризовал А.С. Щербакова как одного «из худших представителей самовластной бюрократии».[184] Писатель К.И. Чуковский дал ему следующую характеристику: «По культурному уровню это был старший дворник…».[185]

Выступавший в роли «голосового аппарата» для передачи партийных директив, Щербаков явно «не сработался» с «инженерами человеческих душ», о чем чистосердечно сообщал Сталину в письме от 2 января 1936 г..[186] В результате он был освобожден от руководства ССП. По приглашению А.А. Жданова в 1936-1937 гг. А.С. Щербаков занимал должность 2-го секретаря Ленинградского обкома. 2 июня 1937 г. уже по инициативе Г.М. Маленкова, согласно решению Политбюро, назначен первым секретарем Восточно-Сибирского (Иркутского) обкома ВКП(б).[187] В апреле – декабре 1938 г. – первый секретарь Донецкого (Сталинского) обкома ВКП(б), затем избран первым секретарем Московской городской и областной организаций ВКП(б). В конечном счете А.С. Щербаков оказался фигурой «компромиссной», которая устраивала не только А.А. Жданова, но и других секретарей ЦК, в частности, А.А. Андреева и Г.М. Маленкова.[188] В то же время, как свидетельствовали современники, находясь на руководящих должностях, он сочетал в себе крайнюю осторожность со склонностью к перестраховке.[189]

К концу 1930-х гг. для Жданова и Щербакова был «очищен» путь к руководству политико-идеологической сферой, поскольку их непосредственные предшественники стали жертвами репрессий. Это – А.И. Стецкий (1896-1938), член партии с 1915 г., заведовавший с 1930 г. отделом партийной пропаганды и агитации ЦК ВКП(б); Б.М. Таль (1898-1938), большевик с 1918 г, в 1929-1937 гг. занимал последовательно должности заместителя заведующего отделом агитации и пропаганды, заведующего сектором науки, заведующего отделом печати и издательств ЦК, член редколлегии газеты «Правда» и заместитель ответственного редактора «Известий».

Как уже отмечалось, большевистское руководство придавало огромное значение периодической печати, в первую очередь партийной. В 1931 г. ответственным редактором «Правды» стал Л.З. Мехлис (1889-1953), сменивший сестру Ленина М.И. Ульянову. Мехлис принадлежал к «ограниченному кругу руководителей второго эшелона» из окружения Сталина.[190] Он родился в Одессе, в семье служащего. Получил домашнее образование в объеме полного курса реального училища. Начинал свою трудовую деятельность как конторщик, затем учительствовал. В 1907 г. вступил в Еврейскую социал-демократическую рабочую организацию «Поалей-Цион», в которой состоял до 1910 г. В 1911 г. был призван в армию и участвовал в Первой мировой войне (на Юго-Западном фронте). Революционные события февраля и октября 1917 г., последовавшая гражданская война способствовали вовлечению Л.З. Мехлиса в активную политическую деятельность. В 1918 г. он вступил в большевистскую партию; весной 1919 г. был мобилизован на фронт. Занимал должность политического комиссара запасной маршевой бригады, дивизии, армейской группы, участвовал в боях на Украине против частей П.Н. Врангеля, получил тяжелое ранение в одном из боев.

По излечении состоял «для особых поручений» при Реввоенсовете (РВС) Юго-Западного фронта. Здесь впервые встретился со Сталиным, членом РВС фронта. Встреча со Сталиным фактически предопределила дальнейшую политическую карьеру Мехлиса. В 1921 г., находясь уже в Москве, он был назначен начальником канцелярии Совета Народных Комиссаров, а в ноябре переведен на работу в Наркомат Рабоче-крестьянской инспекции, который возглавлял Сталин, ставший в апреле 1922 г. Генеральным секретарем ЦК РКП(б). В ноябре 1922 г. Л.З. Мехлиса назначили на должность помощника генсека. Спустя два года он стал первым помощником Сталина и одновременно заведующим бюро Секретариата, которое впоследствии было преобразовано в особый, а затем – в секретный отдел ЦК большевистской партии.

Таким образом, бывший скромный военком дивизии возглавил важную структуру, занимавшуюся техническим обслуживанием руководящих органов большевистской партии, сотрудники которого, согласно решению ЦК от 19 декабря 1924 г., были заняты «конспиративной партийной работой».

В январе 1926 г. Л.З. Мехлис по его личной просьбе был освобожден от обязанностей заведующего бюро Секретариата ЦК и помощника секретаря ЦК и зачислен на курсы марксизма при Коммунистической академии. В 1930 г. он окончил полный трехгодичный курс экономического отделения Института красной профессуры.

По свидетельству А.С. Аросева, Л.З. Мехлису было свойственно невежество, характерное для всех вновь назначенных «культработников».[191] Однако это отнюдь не явилось препятствием для получения Мехлисом ученой степени доктора экономических наук, которая была присвоена ему в ноябре 1935 г. решением бюро президиума Коммунистической академии… без защиты диссертации.[192]

Подобно А.С. Щербакову, также закончившему ИКП, Л.З. Мехлис вошел в число тех, кто составил «ближайший кадровый резерв» Сталина. Превратившись в «красного профессора», Мехлис сыграл собственную роль в реализации планов вождя по заполнению своими сторонниками важнейших идеологических органов партии. Именно ему и было доверено довершить разгром одного из главных сталинских политических оппонентов Н.И. Бухарина.[193]

На посту ответственного редактора Л.З. Мехлис приобрел опыт идеологической работы, навыки пропагандистской обработки населения. Эффективность печатной пропаганды он рассматривал с точки зрения того, насколько талантливые люди будут работать в прессе и для прессы. Мехлису удалось привлечь к работе в «Правде» известных писателей. Художественная литература рассматривалась им как составная часть идеологии, а писатели исключительно как «работники идеологического фронта».

Деятельность Л.З. Мехлиса в качестве ответственного редактора центрального печатного органа ЦК ВКП(б) была по достоинству оценена сталинским руководством. В мае 1937 г., в связи с 25-летием газеты «Правда», его наградили орденом Ленина. 4 сентября по постановлению Политбюро Л.З. Мехлис возглавил по совместительству отдел печати и издательств ЦК ВКП(б), сменив на этом посту «изъятого» органами НКВД М.Б. Таля.

После октябрьского пленума 1937 г. Мехлис стал членом ЦК; он был также избран депутатом Верховного Совета СССР. 22 марта 1938 г. Мехлис вошел в состав Оргбюро ЦК ВКП(б).

Таким образом, и формально, и фактически ему удалось приобщиться к высшей политической элите.

Последствием политических репрессий являлось нагнетание «внутриведомственного страха». Начальники и ответственные лица «внезапно исчезали» со своих важных постов.

Это приводило к тому, что пропагандистские структуры заполнялись, с одной стороны, людьми образованными, но элементарно некомпетентными в пропагандистской сфере, а с другой – малообразованными и некультурными и уже по этой причине непригодными к политико-идеологической работе.

Не миновала репрессий и такая специфическая и повсеместно распространенная в условиях советского режима сфера, как государственная цензура. В данной связи нельзя не отметить «плодотворной» деятельности в этом направлении Мехлиса, который «всегда был склонен к самым крайним мерам».[194]

Так, едва заняв должность заведующего отделом печати и издательств ЦК ВКП(б), Мехлис начал выявлять «неблагонадежных». В октябре 1937 г. он направил секретарям ЦК ВКП(б) Сталину, Л.М. Кагановичу, А.А. Андрееву, А.А. Жданову и Н.И. Ежову докладную записку, из которой следовало, что «кадры газетной цензуры засорены политически ненадежными людьми». Примечательно, что для подобного вывода Мехлису было достаточно беглого «предварительного знакомства» только с цензорами центральных газет, которых вызвали для этого в отдел печати и издательств. По его мнению, из 25 вызванных, по крайней мере, 8 нельзя было доверять в политическом отношении. В число «сомнительных» (политически неблагонадежных) попали имевшие ранее связи с «врагами народа» либо родившиеся за границей или владевшие иностранными языками. Среди цензоров областных и районных газет бдительный Л.З. Мехлис также быстро определил и тех, кто был склонен к допущению «политических ошибок». Он беспощадно клеймил их за «многочисленные случаи разглашения военных тайн».[195]

Вслед за этим вновь назначенный заведующий отделом печати и издательств занялся поисками «крамолы» в руководящем составе Главлита. 22 ноября 1937 г. Л.З. Мехлис направил в ЦК ВКП(б) и в СНК СССР записку «о политическом положении» в этом ведомстве. В документе констатировалось, что лишь за 3 предыдущих месяца из центрального аппарата Главлита было изъято 11 чел., в том числе – первый заместитель начальника и заведующий отделом военной цензуры. В целом же, как подчеркивал Мехлис, «под нажимом отдела печати» из центрального аппарата цензурного ведомства уволили 60 чел., из которых 17 чел. исключили из рядов ВКП(б). Мехлис утверждал, что из 19 представленных на утверждение ЦК кандидатур цензоров центральных газет «почти половина политически сомнительных людей». Кроме того, в вину руководству Главлита было поставлено: создание атмосферы круговой поруки; зажим критики и подхалимаж; указание «о рассылке в десятках тысяч экземпляров списков изымаемых книг с указанием фамилии автора».[196]

Понятно, почему последнее деяние было отнесено Мехлисом к категории «преступных дел». Ведь рассылая изданные массовым тиражом списки изъятой литературы, руководство Главлита фактически дезавуировало заявления советского руководства о наличии свободы слова в СССР. Не обошел он вниманием и факт разглашения в печати, прежде всего по вине работников Главлита, «важнейших военных тайн», в частности, разрешения к изданию книг, раскрывавших расположение предприятий оборонного значения.

Особую неприязнь, судя по докладной записке Л.З. Мехлиса, вызывал у него начальник Главлита С.Б. Ингулов (1893-1938), занимавший этот пост с июня 1935 г. Мехлис обвинил Ингулова в том, что тот оказывал покровительство «врагам народа», способствовал «засорению аппарата», не желая «по-большевистски» ликвидировать «последствия вредительства в Главлите и сокрытия им от партии своих антипартийных поступков в прошлом». В свете изложенного в упомянутой докладной записке Мехлис предлагал снять Ингулова с должности начальника Главлита, подобрать с помощью отдела печати и издательств новую кандидатуру на его место, а также «очистить аппарат» цензурного ведомства «от политически сомнительных людей».[197] В результате активного вмешательства Л.З. Мехлиса С.Б. Ингулов вначале был освобожден от работы, а затем арестован органами НКВД и репрессирован. Его место занял А.С. Самохвалов. Но в его биографии было несколько «компрометирующих» моментов. Так, в 1908-1917 гг. он работал журналистом в газете «Нижегородский листок». Поскольку она являлась печатным органом кадетской партии, в 1918 г. Л.М. Каганович на губернской конференции в Нижнем Новгороде высказался за отвод кандидатуры А.С. Самохвалова в качестве кандидата в члены губкома. Так или иначе, но Самохвалов получил назначение в Главлит лишь в качестве «временно исполняющего обязанности». До этого он занимал должность начальника газетного сектора Главлита (по 1931 г.), затем, с октября 1937 г., являлся заместителем С.Б. Ингулова.

Уже 13 января 1938 г. в своей докладной записке заведующий отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) А.Е. Никитин (впоследствии, в 1939 г., репрессированный), который сменил на этой должности Л.З. Мехлиса, поспешил «отрапортовать» Сталину, Л.М. Кагановичу, А.А. Андрееву, А.А. Жданову, Н.И. Ежову и В.М. Молотову, что А.С. Самохвалов «по своим деловым качествам ни в коей мере не способен, хотя бы кратковременно, стоять во главе такого сугубо политического органа, как Главлит». Никитин внес предложение утвердить уполномоченным по военной цензуре при СНК СССР и начальником Главлита Н.Г. Садчикова (1904-1967).

Садчиков вступил в большевистскую партию в 1920 г. С  1920 по 1926 г. – на комсомольской работе. В 1929 г. окончил комвуз им. Сталина в Ленинграде, а в 1929-1931 гг. работал в Астрахани. В 1931-1933 гг. учился в аспирантуре при Ленинградской Коммунистической академии, преподавал диалектический материализм в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта. С 1933 по 1937 г. заведовал отделом пропаганды и агитации Октябрьского РК ВКП(б) г. Ленинграда.[198]

В 1938-1939 гг. штат Главлита увеличился с 5800 до 6027 чел., из которых 4279 чел. являлись цензорами.[199] Однако в результате репрессий его кадровый состав пострадал весьма существенно. Репрессии не миновали и кадры местных органов цензуры, в частности, районных уполномоченных обллита. Не случайно культурная и политическая подготовка данной категории цензорского состава находилась на низком уровне. К тому же ее представители не обладали практическим опытом в данной сфере деятельности. Так, по сведениям Л.З. Мехлиса, цензором газеты «Индустрия» назначили некоего Федорова, который работал заведующим складом, гаражом, не имел никакого образования и оказался малограмотным человеком «во всех отношениях».[200] Низкий образовательный уровень и некомпетентность цензурных работников приводили порой к курьезным случаям. Например, секретарь Ленинградского обкома партии 10 октября 1939 г. сообщал в докладной записке на имя А.А. Жданова, что один из районных уполномоченных Обллита предложил снять предназначенную для публикации в газете заметку о работе завода только потому, что в ней упоминались револьверные станки. По мнению цензора, на револьверных станках изготовлялись револьверы, и печатать подобный материал означало нарушить военную тайну.[201]

Те «методы» достижения номенклатурных постов, которые использовали Л.З. Мехлис, А.Е. Никитин, некоторые другие функционеры, а именно: написание доносов с обвинениями в «политической неблагонадежности» как основного средства для «устранения» (иногда – в буквальном смысле) своих оппонентов, оказывались в атмосфере репрессий весьма эффективными. То и дело возникали межличностные конфликты, которые, по определению Л. Максименкова, «достигали уровня внутриведомственной истерики». Например, ответственный руководитель ТАСС Я.Г. Долецкий 10 февраля 1937 г. в письме на имя Сталина обвинял своего заместителя Я.С. Хавинсона в том, что тот «психически больной» «либо ненормальный».[202] В свою очередь, Хавинсон в июне 1937 г. уверял вождя: большинство заграничных корреспондентских кадров и работников центрального аппарата ТАСС не внушают политического доверия. В конечном счете ему удалось добиться ареста Я.Г. Долецкого и впоследствии занять его руководящее место.[203]

В результате репрессий практически полностью сменился кадровый состав Отдела печати НКИД. На смену репрессированным профессиональным дипломатам и журналистам пришли молодые сотрудники, уже окончившие либо еще обучавшиеся на краткосрочных курсах подготовки при Наркомате иностранных дел. Многие из них «строчили доносы и ораторствовали на собраниях». Эти «беззастенчивые клеветники и карьеристы» периодически устраивали травлю «неугодных» работников Отдела печати.[204]

Сталинское руководство придавало большое значение контролю над состоянием партийно-политической работы в Красной Армии. В этих условиях особую значимость приобретала деятельность Политического управления РККА. Согласно принятому наркоматом обороны СССР «Положению о Политическом управлении РККА» (22 ноября 1934 г.), начальник ПУРККА обладал широкими полномочиями в сфере своей компетенции и имел большие права. Он руководил деятельностью всех политорганов, партийных и комсомольских организаций в Красной Армии, Военно-политической академией и курсами усовершенствования политсостава, постановкой политзанятий с красноармейцами и младшим начальствующим составом, марксистско-ленинской учебой начсостава и курсантов.

Кроме того, начальник ПУРККА отвечал за кадровую политику, учет, подготовку и мобилизационные мероприятия, касавшиеся политсостава запаса, за снабжение войск политпросветимуществом, осуществлял партийно-политический контроль над издательской работой в Красной Армии и красноармейской печатью и т.д. и т.п..[205]

Л.З. Мехлис, уже достаточно хорошо проявивший себя в качестве надежного исполнителя, как никто другой подходил для руководства столь ответственным направлением пропагандистской деятельности, каковым являлась политико-идеологическая работа в Вооруженных Силах. Не случайно именно этот партийный функционер, обладавший удивительной энергией и потрясающей работоспособностью и в то же время «мало разбиравшийся в военном деле и не признававший никакой уставной организации»,[206] 30 декабря 1937 г. по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) был утвержден заместителем наркома обороны СССР и начальником Политического управления РККА с одновременным присвоением звания армейский комиссар 2-го ранга. Л.З. Мехлис не имел тесной связи с прежним армейским руководством, в среде которого сотрудники НКВД выявили многочисленных «врагов» народа». В то же время, до назначения Мехлиса на посту начальника ПУРККА не было столь образованного и опытного именно в политико-идеологической борьбе человека, к тому же хорошо адаптировавшегося к аппаратным «играм».

Л.З. Мехлис, сменивший репрессированного П.А. Смирнова, не только занял пост заместителя наркома обороны, но и вошел в состав Главного военного совета РККА (ГВС) при Наркомате обороны СССР. ГВС был образован по постановлению СНК и ЦК ВКП(б) 13 марта 1938 г. в составе 9 человек. Поскольку членами Главного военного совета РККА являлись Сталин и Ворошилов, Мехлис получил возможность напрямую выходить на высшее политическое и военное руководство страны при решении первоочередных задач, стоявших перед его ведомством, что в конечном счете значительно усиливало позиции начальника Политуправления РККА.

Вступив в новую должность, Л.З. Мехлис напрямую столкнулся с проблемой некомплекта политсостава РККА. Это явление объяснялось, во-первых, большой текучестью кадров, связанной главным образом с «чисткой» армейских рядов в 1937-1938 гг., а вовторых, – с ускорением роста численности Красной Армии и созданием новых воинских соединений и частей. С первых же дней пребывания Мехлиса у руководства ПУРРКА перед ним встала двуединая задача: всеми доступными средствами восполнить недостающий некомплект политработников, не забывая о той главной миссии, которая была доверена ему Сталиным, – беспощадно искоренять и «выкорчевывать» из рядов Вооруженных Сил «врагов народа».

Новый начальник ПУРККА немедленно принялся за решение вопроса о восполнении недостающих кадров политработников. 8 января 1938 г. по постановлению Политбюро Г.М. Маленков и Л.З. Мехлис должны были в течение трех дней подобрать начальника отдела кадров Политуправления. Маленкову к тому же предписывалось отобрать 100 выпускников вузов и ИКП для назначения на должности политсостава РККА. Позднее с целью притока в армию большего числа политработников ЦК ВКП(б) периодически принимал решения о массовых мобилизациях на политработу в Вооруженные Силы, в том числе – людей сугубо гражданских. Для ликвидации некомплекта в среднем звене политработников Л.З. Мехлис предложил организовать массовое выдвижение наиболее проверенных и грамотных красноармейцев и младших командиров, которые должны были работать заместителями и помощниками политруков. По его данным, таковых насчитывалось не менее 15-20 тыс. чел. 20 января 1938 г. Мехлис обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой разрешить подобного рода выдвижение. По предложению Главного военного совета ЦК ВКП(б) 1 апреля 1938 г. постановил отобрать 5000 лучших коммунистов и комсомольцев заместителей политруков, зачислить их в кадровый состав армии и флота и направить на учебу на курсы младших политруков.[207] Выступая на Всеармейском совещании комсомольских организаций РККА (май 1938 г.), Л.З. Мехлис окрестил данное мероприятие «сталинским призывом», имеющим большое историческое значение для организации политработы в Красной Армии. Однако большинство вовлеченных в политработу в ходе «сталинского призыва» имели в основном начальное образование, практически не владели навыками воспитательной работы. В результате выявилась неготовность к исполнению ими новых обязанностей.

Мехлис сформулировал задачу «выращивания» преданных Сталину политработников.

Он действительно прилагал большие усилия по восполнению некомплекта армейских политработников в РККА, но эффективность от его практических действий на этом поприще была мала, если вспомнить о той цели, которая формулировалась начальником ПУРККА.

Однако этот «недостаток» в работе на посту начальника ПУРККА Л.З. Мехлис, как представляется, с лихвой «окупил», проводя в жизнь сталинскую установку на «искоренение» из армии «врагов народа». Репрессии в полной мере коснулись института политработников Красной Армии. Примечательно, что начавшаяся активная борьба за ликвидацию некомплекта политсостава, на которую в 1938 г. были брошены почти все силы ПУРККА, отнюдь не избавила политработников от угрозы репрессий. Наоборот, с приходом Л.З. Мехлиса к руководству ПУРККА кампания по разоблачению «врагов народа» в Красной Армии достигла своей кульминации. На Всеармейском совещании политработников (апрель 1938 г.) было принято письмо ГВС, которое нашло официальное одобрение в ЦК ВКП(б). В этом документе, в частности, подчеркивалось, что, несмотря на существование института военных комиссаров, ощутимых результатов в деле очистки рядов РККА от «врагов народа» не достигнуто.

Не ограничиваясь выявлением «вредителей и шпионов» среди командного состава Красной Армии, Разведуправления РККА, Мехлис лично возглавил чистку аппарата ПУРККА, начав с отдела кадров. Менее 10 дней оставался в своей должности после прихода нового начальника Политуправления бригадный комиссар М.Р. Кравченко, который был уволен и немедленно арестован. На его место Л.З. Мехлис назначил своего заместителя, состоявшего в запасе РККА секретаря Пролетарского райкома партии Москвы Ф.Ф. Кузнецова (1904-1979). Кузнецов вступил в большевистскую партию в 1926 г. Выпускник рабфака (1931). С 1937 г. – на партийной работе; в 1938 г. призван в РККА. Вслед за этим подвергся репрессиям секретарь парторганизации ПУРККА Н.Я. Котов.

Поиском «врагов народа» активно занимались в бытность Л.З. Мехлиса начальником ПУРККА и в политуправлениях военных округов. Начальники политуправлений Закавказского, Сибирского, Поволжского, Северо-Кавказского, Среднеазиатского, Киевского особого военных округов были объявлены кто «матерым шпионом», кто «троцкистом», кто участником «военно-фашистского заговора» и репрессированы. Параллельно осуществлялась «чистка» аппарата и политсостава в главных и центральных управлениях наркомата обороны, военно-учебных заведениях.

Одним из первых документов, подписанных Л.З. Мехлисом на новой должности, была директива от 14 января 1938 г. об участниках так называемой «антипартийной армейской белорусско-толмачевской группировки». До этого она называлась «внутриармейской оппозицией 1928 года». Приоритет введения в оборот этого термина принадлежал занимавшему в 1924-1929 гг. пост начальника ПУРККА А.С. Бубнову (1884-1940) и относился к политсоставу Белорусского военного округа и коммунистам Военно-политической академии им. Н.Г. Толмачева, которые предложили меры по расширению демократических начал в военном строительстве. Участников «антипартийной армейской белорусско-толмачевской группировки» стали обвинять в антисоветской деятельности, измене Родине, за что они были подвергнуты репрессиям. Л.З. Мехлис обязал начальников политуправлений округов, флотов, армий, военных комиссаров и начальников политотделов соединений, военных академий и училищ выявить всех принадлежавших к «группировке» и внести соответствующие записи в их учетные карточки коммунистов, о чем следовало также доложить в обязательном порядке.

Не остановившись на этом, Мехлис принялся за разоблачение новых «вредителей» в Красной Армии. На Всеармейском совещании армейских политработников в апреле 1938 г. он призвал к очередной кампании по «искоренению врагов народа» в РККА. К тому времени уже было арестовано 1100 чел., составлявших политсостав Красной Армии.

Но это количество (5% от всего политсостава Красной Армии) показалось Мехлису не столь уж значительным: «врагов народа» продолжали с еще большим размахом искоренять в Приволжском, Северо-Кавказском, Среднеазиатском и в других военных округах.

В соответствии с директивой Л.З. Мехлиса от 26 мая 1938 г. в учебные планы военных и военно-политических училищ, курсов, военных академий, дивизионных партийных и комсомольских школ, окружных  домов партийного образования вводился специальный курс «О методах борьбы со шпионско-вредительской, диверсионной и террористической деятельностью разведок капиталистических стран и их троцкистско-бухаринской агентуры». Каждый судебный процесс, согласно указаниям начальника ПУРККА, предварялся шумной пропагандистской кампанией в армейской печати.

Итог деятельности Л.З. Мехлиса по «выкорчевыванию» «врагов народа» – 3,2 тыс. чел. уволенных из армии политработников только в 1938 г.

Как уже отмечалось, в мае 1937 г. в Красной Армии был введен институт военных комиссаров. Они назначались наркомом обороны СССР по представлению ПУРККА для политического руководства и непосредственного проведения партийно-политической работы в войсковых частях, соединениях, учебных заведениях, учреждениях и управлениях РККА. Наряду с командирами и начальниками военные комиссары несли полную ответственность за воспитательную работу, за политико-моральное состояние, мобилизационную готовность личного состава. В области партийно-политической работы на военных комиссаров возлагалась обязанность по руководству политорганами, партийными и комсомольскими организациями частей и соединений. Они отвечали за организацию и проведение необходимых партийно-политических мероприятий, за агитационно-пропагандистскую и культурно-просветительную деятельность. Комиссары были обязаны систематически информировать командование частей и подразделений, вышестоящие политорганы о политико-моральном состоянии частей и о мерах по устранению «отрицательных явлений». Вместе с командирами и начальниками они аттестовали командно-начальствующий состав, для чего ими представлялись соответствующие политические характеристики.[208]

Институт комиссаров был введен, в первую очередь, с целью осуществления контрольных, надзорных функций. Налицо был приоритет этой функции над задачей воспитания личного состава, которая также входила в их компетенцию. Примечательно, что подобная тенденция была отмечена соответствующими органами потенциального противника СССР – нацистской Германии. Осенью 1938 г. в недрах германской полиции безопасности была составлена справка, в которой, в частности, утверждалось: в обязанности политсостава РККА входили политический надзор над армией, а также воспитание красноармейцев в духе большевистской преданности системе.[209]

В приказах наркома обороны (17 ноября, 14 декабря 1937 г.) регламентировался порядок ликвидации некомплекта политсостава высшего и среднего звена, формулировались основные установки по ведению политической работы в РККА. При этом неоднократно подчеркивалась настоятельная необходимость дальнейшего укрепления института военных комиссаров, которое рассматривалось как важнейшее условие усиления партийно-политического руководства и улучшения воспитания личного состава РККА.[210]

Именно в комиссарах видел Л.З. Мехлис свою опору в осуществлении «чисток» командно-политического состава. На Всеармейском совещании политработников в апреле 1938 г. он ссылался на сталинское определение: «комиссар – глаза и уши партии и правительства». Самим комиссарам он постоянно напоминал об их обязанности «по делам проверять и судить обо всех политических и командных работниках», в том числе и о командирах.

В совершенно секретной директиве от 17 апреля 1938 г. Л.З. Мехлис предписывал начальникам политуправлений округов, армий, комиссарам и начальникам политорганов соединений, частей и учебных заведений дважды в год (к 1 июня и к 1 декабря) представлять в ПУРККА подробные политические характеристики на командиров частей и подразделений, начиная от полка и выше, причем последние об этом могли и не знать.

В 1935-1939 гг. для военно-политического состава РККА были введены следующие воинские звания: младший политрук, политрук, старший политрук, батальонный комиссар, старший батальонный комиссар, полковой комиссар, бригадный комиссар, дивизионный комиссар, корпусной комиссар, армейский комиссар 2-го ранга и армейский комиссар 1-го ранга.

В результате «сталинского призыва», инициированного Л.З. Мехлисом, в рядах политсостава появилась и такая «неуставная» должность, как заместитель политрука. Выдвигать на эту должность старались «политически благонадежных», «проверенных товарищей». Однако бывали случаи, когда в низовое звено политсостава РККА попадали люди с еще не устоявшимися политическими взглядами и убеждениями, что объяснялось прежде всего их умением быть осторожными в словах и делах, способностью приспосабливаться в создавшихся неблагоприятных условиях.

Вот лишь один из примеров такого рода «приспособленчества». В мае 1939 г. по «сталинскому призыву» в число «пятитысячников», получивших звание заместителя политрука, был включен А.Т. Семихин, 1918 г. рождения, выходец из рабочей семьи. Семихин окончил 6 классов начальной школы, работал счетоводом в Госбанке, затем, как и Л.З. Мехлис, служил конторщиком. В сентябре 1938 г. призван в ряды Красной Армии и еще до прибытия к месту службы вступил в ряды ВЛКСМ. Служил в артиллерии рядовым хозяйственного подразделения.

А.Т. Семихин быстро смекнул: следует всячески избегать обвинений в свой адрес в «политической и моральной неустойчивости», ибо, по его собственному выражению, «обычно за таковыми устанавливался надзор». И Семихин изо всех сил старался не только участвовать в коллективном чтении газет, журналов, другой литературы, прослушивании радиопередач, но и в регулярном посещении разного рода собраний и лекций. Именно за эту «внешнюю „прилежность“ его в конечном счете и назначили заместителем политрука.

По собственному признанию А.Т. Семихина, на эту должность назначали, как правило, красноармейцев, от которых требовалось немногое: уметь «вести читку газет, литературы, организовывать игры, спектакли». В то же время заместитель политрука не имел никаких административных прав и вынужден был лишь выполнять «указания и приказания политрука подразделения».[211]

Противоречия эпохи 1930-х гг. сказывались на образе действий людей, причастных к партийно-пропагандистской работе. Демонстрация приверженности идее, готовность жертвовать личными интересами сочетались с проявлениями приспособленчества и конформизма. В обстановке систематических разоблачений «врагов народа» и шпиономании формировались такие качества, как бездушие и карьеризм.

Для корректировки пропагандистской деятельности служили партийные постановления и инструктивные письма, обозначавшие не только общую направленность, но и мельчайшие детали идеологической  работы. С конца 1920-х до конца 1930-х гг. было принято свыше 30 постановлений ЦК ВКП(б), касавшихся вопросов пропаганды. Осуществлялись мелочная опека, грубое вмешательство в дела редакций периодических изданий, что приводило к метаниям сотрудников из стороны в сторону. Все это лишало пропаганду маневренности, гибкости и оперативности. Формировался тип политического пропагандиста, который не мог и шага ступить без получения руководящих указаний «сверху».[212]

В условиях сталинского режима существовала своя специфика восприятия пропагандистских установок, в том числе и связанных с подготовкой к войне, которые внедрялись в общественное сознание. Она зависела не только от интенсивности проводившихся политико-идеологических кампаний, но во многом определялась интеллектуальным уровнем и жизненным опытом тех, на кого была рассчитана. А порой и те люди, которые были предназначены для проведения важнейших «указаний партии и правительства», повседневно сталкиваясь с трудными проблемами и обнаруживая «зазор» между пропагандистскими декларациями и жизненными реалиями, проникались сомнением и постепенно превращались в «политически неблагонадежных».