По законом Голливуда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

По законом Голливуда

Политическое созревание Троцкого длилось меньше, чем у Ленина, и его первое явление партийному миру выглядело куда ярче. В 23 года он — на Первом съезде, где его воспринимают как самостоятельную и сильную фигуру. Сначала он поддерживает Ленина, потом отвергает его идею партии как жестко централизованной организации. Всего через два года Троцкий взмыл как ракета, став одним из лидеров революции не где-нибудь, а в Петербурге. У совсем молодого человека в патриархальной стране способность заставить себя слушать и вести за собой одной только личной волей, без приказа свыше — несомненный признак харизмы национального уровня. Позже Троцкий сходит с этой орбиты, но перемещается без потерь в другие слои политической атмосферы. Там он тоже заметен, и когда приходит время, моментально снова взлетает ввысь, чтобы с 1917-го творить российскую и мировую историю. Двенадцать лет спустя Троцкий, покинув Советский Союз, все еще продолжает борьбу, много и блестяще пишет. И здесь он, словно удаляющаяся от Земли комета, оставляет яркий след вплоть до своей трагической гибели.

У Сталина гоже «две жизни». Его восхождение к абсолютной власти — долгий, упорный и мучительный труд. Из рядовых подпольщиков, кому от репрессий достается хуже всех, к революционному профессионализму и вхождению в региональную партийную верхушку. Но и там Сталин постоянно терпит лишения, а в конце концов переживает тяжелейший кризис в туруханской ссылке без каких-либо надежд на лучшее. После революции — пять лет на важных ролях в команде, но ох как долго еще быть ему не Отцом народов, а аппаратным манипулятором. И у него, как в случае с Лениным, «второй раздел» политической биографии вроде бы не вытекает непосредственно из первого. Если проделать тот же мысленный эксперимент с ранней смертью, приключившейся до Великого перелома — как в реальности было со Свердловым, Фрунзе и многими другими лидерами большевиков, — то придется сделать вывод, что и Сталин тогда попал бы в учебники истории лишь десятком строк.

А он за последние двадцать пять лет из прожитых 73-х превратился в крупнейшую фигуру мировой истории! Масштаб эпохальных деяний Сталина и его чудовищных, немыслимых преступлений против человечества таков, что потомки, вероятно, еще не один век будут ломать головы над вопросом, что же он совершил на самом деле и как ему это удалось. Вроде бы только вчера многим казалось, что спустя полвека после смерти Сталина общество должно приблизиться к некоей «единой», менее эмоциональной и более отстраненной, объективистской точке зрения. Оно и сдвинулось, только не так, как ожидали: мертвый вождь сейчас не просто «гальванизируется» силами продажных телевизионщиков и злобных обожателей в штатском, но «воистину воскрес». Эхо его поступи все отчетливей отдается в массовом сознании и поведении не только российского, но воленс-ноленс многих соседних народов, даже вовсе к нему не расположенных. Влиятельность материализовавшегося призрака, скорее всего, будет дальше только возрастать. Это не обязательно означает полное оправдание сталинизма: просто обществу придется признать Сталина своим историческим отражением, квинтэссенцией русской жизни и ценностей.

Если подытожить краткий обзор революционных биографий в категориях важнейшего, по Ленину, из искусств — кинематографа, то истории трех вождей могут выглядеть примерно так.

Ленин: 15 лет — роли третьего-второго плана: пять лет — главная роль, и еще около 70 в пантеоне «легенд и мифов Голливуда»;

Троцкий: 15 лет — наиболее видная роль второго плана, еще пять лет на центральных ролях, 15 лет — «самый плохой из всей банды плохих парней». Получив в конце долгой схватки заключительный смертельный удар, как положено по сценарным канонам, злодей превращается в привидение, которым выжившие участники драмы пугают детей. За последней строкой титров — полное забвение и попкорн.

Сталин: 15 лет — квалифицированная массовка, что-то вроде каскадерской группы. Пять лет в затемнении в глубине первого плана, но часто упоминается в основных диалогах. Аж тридцать лет — в титульной роли, а в дальнейшем и по сей день функции этого персонажа невиданно разнообразятся. «Эффективный Джо» то держит на себе краткую экспозицию какого-нибудь сюжета, то возникает во флэшбэках, иногда присутствует на планах в виде памятника или же мистическим двойником существа, которое вовсе не должно появиться на подмостках, но непрерывно занимает своей персоной всех действующих лиц. «Эстрагон и Владимир хотят повеситься, но у них нет крепкой веревки. Завтра они принесут веревку, и если Годо снова не придет, повесятся. Они решают разойтись на ночь, чтобы утром вернуться и снова ждать Годо. «Идем», — говорит Владимир. «Да, пошли», — соглашается Эстрагон. Оба не трогаются с места». (Финал пьесы Сэмюеля Беккета «В ожидании Годо» в кратком пересказе, составленном неизвестным автором для Интернета.) Наконец, придуман и такой коронный пиаровский трюк, как посмертная номинация на заглавную роль в еще не снятом фильме.

А какую «фильму» о собственных приключениях смотрели сами революционеры? Ради чего каменный мешок в равелине и стылая тундра, подвиги нищей маеты или более комфортное и безопасное, но все ж таки незавидное прозябание в европейских столицах, в бесконечных коммунальных сварах с соплеменниками?

Принципиальный ответ на эти вопросы дали еще у истоков движения Бакунин и Нечаев.