ПРАКОСМОНАВТЫ, ДЕТИ ЗЕМЛИ. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРАКОСМОНАВТЫ, ДЕТИ ЗЕМЛИ. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

"Несокрушимый" по имени — я здесь! Таким вручаю себя Небу и Земле на защиту.

                                                                                                         Атхарваведа

Подоспело время итогов.

Приверженцы палеоконтактов должны смириться с тем, что ни малейших следов внеземных цивилизаций ни в одном из приведенных в книге фактов не обнару­живается. Я не исключаю находок чего-то таинственно­го и даже внеземного среди иных, неизвестных мне фак­тов, но полагаю, что такая вероятность очень и очень мала.

Наиболее интересными среди маловероятных свиде­тельств посещений Земли пришельцами с других пла­нет являются, на мой взгляд, виманы Древней Индии. Судя по описаниям I тысячелетия до нашей эры, вима­ны были подобны ракетам, вмещали до двенадцати че­ловек и перемещались в заоблачной выси. Там, отбле­скивая серебром, кружился над Землей "город богов", широкие врата которого впускали летательные аппара­ты различных конструкций...

Древнейший образец научной фантастики? Похоже, что нет. Сохранилось два сочинения X—XII веков, в ко­торых описывается устройство виман и способы управ­ления ими, как в путешествиях, так и в боях. Неясные места снабжены весьма примечательным заявлением: "Мы не сообщаем, как изготовить детали летающей колесницы не потому, что нам неизвестно это, а с целью сохранить тайну. Ведь эти знания могут быть использо­ваны со злым намерением".

Наиболее поразительно то, что в 1895 году, за 8 лет до полета первого европейского аэроплана(!), в небо Бомбея взмыл, а затем благополучно приземлился ви-ман с конструктором на борту. Аппарат был якобы из­готовлен по древним описаниям...

Однако ни этой модели, ни древних ее прототипов, ни лаже деталей или хотя бы изображений пока что не обнаружено. Так что мы вправе сомневаться в досто­верности сообщений. Но если они и подтвердятся, то предстоит еще разобраться: были ли виманы даром при­шельцев из космоса или же одним из феноменов твор­ческой мысли землян?

Все достоверно известное об интересе древних жите­лей Земли к Космосу свидетельствует в конце концов об одном: путь человечества к звездам начался отнюдь не в XX веке, а по крайней мере на сотню веков раньше. В этом пульсирующем, непростом восхождении были не только заблуждения, но и достойные восхищения, до­ныне непревзойденные взлеты. Одни из них запечатлел­ся в индоарийской "Ригведе" и в первых "пирамидах степей".

Этот взлет — звено цепи, причудливыми зигзагами охватившей тысячелетия и страны, но приуроченной к одному и тому же периоду: переходу от присваиваю­щего к производящему хозяйству, от первобытности к рабовладению. Интерес к небу был порожден потреб­ностями молодого земледелия и скотоводства в кален­дарях; строительство грандиозных обсерваторий сплачи­вало первобытные племена; связь таких календарно­обсерваторных комплексов с погребальным обрядом и человеческими жертвоприношениями была направлена на снятие всевозрастающих противоречий общественно­го бытия: жизни — смерти, людей — природы, чело­века — общества.

Первые достаточно выразительные обсерватории Ев­ропы появились в начале IV тысячелетия до нашей эры, в среде земледельцев и скотоводов южного, малоазий­ского происхождения, наиболее продвинувшихся на се­вер. Их чрезвычайное внимание к календарному делу было вызвано экстремальностью природно-географиче­ских условий, в которых оказалось неразвитое еще про­изводящее хозяйство.

Однако суровость природной среды Центральной Ев­ропы компенсировалась обилием влаги и плодородием почвы. Поэтому пришельцы не только закрепились в не­обычных для их южных предков условиях, но стали рас­пространяться на восток и на запад.

В восточном направлении они достигли Среднего

Поднепровья, образовав здесь могучую трипольскую культуру. Ее носители обладали древнейшей письмен­ностью, строили протогорода с правильной концентри­ческой планировкой и двух-трехэтажными домами... Планировка подобных поселений и легла, вероятно, в основу устройства древнейших обсерваторий.

Продвигаясь на запад, носители центральноевропей­ских культур достигли современной Великобритании. Здесь они столкнулись с инокультурным потоком юж­ных земледельцев и скотоводов, которые расселились вдоль северного побережья Средиземного моря и начали освоение прибрежных равнин между Пиренеями и Скан­динавией. На перекрестке двух этих потоков и возникли каменные аллеи Карнака (во Франции), кромлех Стоун­хенджа и другие астроархеологические памятники Бре­тани и Британии.

Длительное время, с IV по I тысячелетие до нашей эры, на всей этой огромной территории поддерживались и хозяйственные, и духовные связи. Узлом этих связей являлось календарное дело, на что указывают как очень специфические сходства европейских и индийских календарей, так и родство верховных богов "Неба" (галльского Диса, греческого Зевса, славянского Дива, иранского Дэва, индийского Дьяуса).

Был еще кавказский путь проникновения ближне­восточного земледелия и скотоводства в Европу. Но го­ры и степи были труднопреодолимой преградой, и лишь небольшие группки носителей куро-араксской и майкоп­ской культур достигали правобережья Нижнего Поднеп­ровья. Несколько более выражен обратный поток: из Центральной Европы и Балкан на Кавказ. Кроме сухо­путного, существовал также морской путь, проложен­ный еще в середине III тысячелетия до нашей эры от берегов Италии и Греции. Тогда же появились на Кав­казе первые достаточно выразительные обсерватории календарного назначения.

В это же время, на рубеже IV—III тысячелетий до нашей эры, возникли они и в древнейших курганах Азо­во-Черноморских степей. Импульс их появления про­слеживается со стороны проникающих сюда триполь­ской и куро-араксской культур, а утверждение — в среде сформировавшейся на их основе кеми-обинской культу­ры, оказавшей заметное влияние на местную ямную культуру. Молодой курганный обряд был стимулирован затем алазано-беденской культурой закавказского про-нахождения и возникшим на ее основе старосельским культурным типом, который принес в Азово-Черномор­ские степи первые повозки и обилие металла.

Древнейшие "пирамиды степей" — уникальное явле­ние мировой культуры, один из ее феноменов. Помимо чрезвычайно отчетливого отражения исторического про­цесса, протекавшего в период утверждения производя­щего хозяйства и разложения первобытнообщинного строя, наряду с разнообразными календарями и обсер­ваториями в курганах запечатлено множество мифов, доступных для расшифровки и толкований. Эта обшир­нейшая "дописьменная литература" иллюстрирует, а во многом и дополняет сюжеты и образы, сохранившиеся в сборнике священных гимнов "Ригведа".

Выделяются мифы, повествующие о происхождении мира, об установлении миропорядка и его стражах, о последующих преобразованиях, о строении мира. Че­ловек неизменно оказывается в центре мифологических схем. Это или умершие естественной смертью, или пав­шие в битвах, или принесенные (принесшие себя) в жертву, но обожествленные и утвержденные в роли посланцев за небесными благами для своего народа. Так или иначе они приурочивались к определенным по­ложениям на небосводе светил, к течению годового цик­ла и к его благоприятным датам и месяцам. Предпола­галось, что "космические странники" должны содейство­вать получению народом своевременных дождей и теп­ла, приплода и урожая, здоровья и счастья. Помимо материальных благ, обряды "отправки в Космос" рас­считывались на блага духовные: они снимали проти­воречия, всевозрастающие по мере разложения перво­бытнообщинного строя, между человеком и обществом, обществом и Вселенной, бытием и небытием.

Основываясь, в конечном счете, на хозяйственных нуждах, "космические странники" меняли главную со­ставную часть производительных сил — самого челове­ка. Они содействовали выделению его из косной перво­бытной общины, развитию личности, обретению ею все­ленской масштабности. Такая масштабность предпола­гала вечность, бессмертие. Реальный выход к нему, через хранящуюся в подсознании пренатальную память, стал вершиной культуры первобытнообщинного строя или, как его еще называют, первобытного коммунизма. Эта вершина не превзойдена и поныне.

Последовавшие затем рабовладельческий, феодальный, капиталистический строй — с присущими им клас­совыми, а не общечеловеческими идеологиями — ото­шли от достигнутого было входа в бессмертие. Его сущ­ность, открытая мудрецами эпохи первобытного комму­низма в свойствах человеческой психики, была заменена религиозной верой в загробную жизнь. Однако по мере становления бесклассовой цивилизации будущего, уже обозримой с высоты XX века, открывается новая воз­можность бессмертия, то есть продления памяти за пре­делы существования тела.

В настоящее время такая возможность наиболее изучена геронтологией (наукой о старении). По заклю­чению ее основоположника И. И. Мечникова, "естествен­ная смерть скорее потенциальна, чем действительна": 70—80-лстняя продолжительность жизни современных людей — это примерно половина срока, отводимого при­родой; вторую половину забирают болезни и другие следствия несовершенства общественного бытия.

Между тем именно вторая половина, которую реали­зуют лишь очень немногочисленные "долгожители", яв­ляется наиболее продуктивной в плане служения обще­ству. В эту практически выпадающую из цивилизации половину инстинкт жизни сменяется инстинктом смер­ти — не менее прекрасным и созидательным, нежели инстинкт первой половины человеческой жизни. Неко­торое представление о нем могут дать буддизм, йога и другие учения, как бы втискивающие в привычный 70—80-летний срок весь цикл жизни, включая и нереа­лизуемое 140—160-летие.

Естественный старческий инстинкт смерти, по харак­теристике И. И. Мечникова, сродни тяготению зрелого яблока соединить с землей свои семена: он несет в себе всевозрастающее ощущение слитности с бесконеч­ной и вечной Вселенной. В этом свете и следует пони­мать психологию реальных прообразов Дакши, Данко, Масленицы, Христа, которые уже к 30—60 годам по­стигали все доступное разуму и мироощущению своего времени и, принося себя в жертву во имя народа, ухо­дили в бессмертие.

"Человеческие жертвы, требовавшие проявления вы­сочайшей нравственности, становятся все реже и, веро­ятно, в конце концов совсем исчезнут, — писал И. И. Мечников в начале XX века, накануне первой мировой войны. — Рациональная нравственность, пре­клоняясь перед таким поведением, может, однако, более не считаться с ним. Она вправе даже предвидеть время, когда люди достигнут такой степени совершен­ства, что вместо удовольствия от пользования симпа­тией ближнего они будут положительно отвергать ее". Похоже, что такие времена наступили: самопожертво­вание представляется ныне пережитком, а человеческие связи ("симпатии ближнего") строятся на рациональ­ной, взаимовыгодной основе.

Стало ли человечество счастливее от такой "усовер­шенствованной нравственности"? Увы! Обретая — те­ряем. Такова диалектика развития цивилизации. И уси­лия титанов человечества еще с античных времен на­правляются на то, чтобы, созидая новое, не утрачивать нажитых предками культурных сокровищ. Но соединить прошлое с будущим очень непросто...

Геронтология занимается в основном медико-биоло­гическими и социальными аспектами противостояния жизни и смерти. А вот куда тянется обнаруживаемое ею стремление инстинкта смерти к соединению с вечностью, с мирозданием? Ответ на этот вопрос следует искать не в веществе, а в "иоле" организма: не в физиологии, а в психике. И в поисках ответа мы вступаем здесь на стезю, намеченную мудрецами первобытного про­шлого.

Несмотря на неразработанность в настоящее время методики экспериментирования, уже начинает склады­ваться будущая картина полевых, так сказать, взаимо­связей человека с человечеством и человечества со Все­ленной. Такие связи предугадывались еще в XIX веке: "общество есть законченное сущностное единство чело­века с природой, подлинное воскресение природы, осу­ществленный натурализм человека и осуществленный гуманизм природы" (К. Маркс). С начала XX века кон­туры этой картины стали наполняться естественнонауч­ными данными. В. И. Вернадский выдвинул концепции биосферы и ноосферы — "живой" и "разумной" оболо­чек Земли, которые связаны с химическими и энергети­ческими ресурсами планеты, а также с активностью Солнца. Современный ученый Л. Н. Гумилев создал теорию обусловленности человеческой истории теми про­цессами, которые происходят в ноосфере Земли под воз­действием Солнца.

По Л. Н. Гумилеву, формирования и угасания наро­дов, вся история их основывается, в конечном итоге, на тех "жизненных силах", которые преобразуются из "мертвой природы". Накопление и расходование есте­ственной энергии происходит, прежде всего, в социально наиболее активной среде, представителей которой уче­ный назвал пассионариями ("страстными"). Эта среда не соответствует рамкам классов, каст и т. п. (хотя, на­пример, жрецы или политики формируются преимущест­венно из таких вот людей), но зависит от склада нервной системы. Психика пассионариев наиболее чувстви­тельна к геомагнитным и прочим полям. Эти люди "го­товы жертвовать собой и другими людьми ради своих целей", которые корректируются в общественном дви­жении и становятся достоянием масс, отражением объ­ективных условий...

Одной из таких жертвенных целей стало строитель­ство колоссальных обсерваторий на рубеже доклассо­вых и раннеклассовых обществ, порыв человечества в Космос, предшествовавший современному. Нетрудно заметить, что новейшие взгляды на сокровеннейшие (общечеловеческие, действующие и в доклассовых, и в классовых, и в бесклассовых обществах) двигатели истории возвращаются к первобытным представлениям о неразрывном единстве человека — народа — Вселен­ной. Но возвращаются, конечно же, на новом витке и в новом качестве: взлелеянные уже не мифологическим, а научным мировоззрением. Наука вскрывает физическую, материальную сущность того, что ранее наделялось скорее духовными, этическими свойствами и пред­ставлялось Дьяусом — "Небом", Адитьями — "Непре­рывными", Индрой — "Ядрищем" и т. д. Эта сущ­ность — поля, пронзающие все мироздание, связующие все и вся — бытие и небытие в том числе.

Очевидно, что "космический странник" из Высокой Могилы и сотни, тысячи подобных ему воплощали ин­туитивно постигаемую первобытными мудрецами-"пас-сионариями" связь с бесконечной и вечной Вселенной. И не такими уж фантастическими представляются нын­че вопросы о том, не являлись ли "пирамиды степей" и другие культовые сооружения, а также сопутствовав­шие им ритуалы своеобразными конденсаторами "жиз­ненной энергии" людей и народов? Не помогали ли они сохраняться биополям и после гибели тела? Не эти ли фантомы породили веру в бессмертную и вездесущую душу?..

Надо исследовать, надо двигаться дальше! Все бо­лее внимательно оглядываясь назад, все бережнее относясь к "заблуждениям" эпохи первобытного комму­низма.

В этом движении вперед, в этом внимании к насле­дию прошлого надо помнить о спирали диалектического развития. Виток истории доклассовых обществ остался ниже, но впереди нашего витка, который завершится уже начавшимся формированием бесклассовых обществ. Открывающаяся вместе с тем дорога в Космос — это не путь в пустоту, это возвращение на полузабытую, на­меченную "космическими странниками" стезю.

Современные ракеты, уже вынесшие послания земно­го разума за пределы Солнечной системы, неизмеримо результативнее "огненных колесниц", сжигавшихся на вершинах курганов. В силу этого можно надеяться, что если не современной, то грядущей науке удастся рас­пахнуть врата бессмертия, обнаруженного трудами "космических странников" седой старины. Надо наде­яться, что за теми вратами "нас ждут бездны открытий и мудрости. Будем жить, чтобы получить их и царство­вать во Вселенной, подобно другим бессмертным" (К. Э. Циолковский).