ОБИТЕЛЬ ЯМЫ

ОБИТЕЛЬ ЯМЫ

Помимо смутных воспоминаний о размещенных на островах и лугах обиталищах мертвых, в "Ригведе" гос­подствует мотив подземелий, скрытых в неких холмах. По их "великим отлогим склонам" удалился первый покойник Яма, став владыкой загробного царства и "со­бирателем людей".

Все это находит соответствие в курганах с их обяза­тельной центральной могилой и многократными подзахоронениями.

Происхождение загробного царства Ямы связано с представлениями о Вале, который, как было сказано, представлялся то оградой (кромлехом?), то каменным ларцом (что соответствует плиточным гробницам кемиобинской и последующих культур), то пещерой (подоби­ем катакомб). Он считался "сокровищницей, имеющей основанием скалу, полной скота, коней (и) благ", что может быть сопоставлено с магическими росписями гробниц, "Грота быка" и других навесов и ниш Камен­ной Могилы. Сюда же можно отнести могилы, дно ко­торых нередко посыпали мелом, песком, галькой и дру­гими "камнями".

Вала вмещал также подземные воды, которые боги днем собирали в бадью, а ночью поднимали на небо и изливали оттуда в виде дождя и росы. Когда же воин­ственный Индра расколол Валу, то воды потекли из него по земле на четыре (или семь) стороны. Этот мифологи­ческий мотив очень напоминает конфигурацию кургана-лягушки из-под Усатова (рис.5), а также VIII слоя над "космическим странником" из Высокой Могилы (рис.28) и близкие ей VI—VIII слои кургана № 2 у Большой Белозерки. Последние три памятника соответствуют, кроме того, версии об освобождении Индрой "рыжих коров" — лучей новогоднего Солнца. В Могиле это лу­чеобразные дороги (проторенные, возможно, стадами коров), а в Белозерском кургане — многочисленные кости коров, разбросанные вокруг воронки с золой и илом.

Владыкой Валы выступает не Яма, а его дядя Вару­на — божество более древнее и высокочтимое. Однако характеристики и функции этих образов в чем-то сход­ны. Важно, что оба они связывались с годовым и дру­гими циклами Вселенной.

Устройство загробного царства напоминает жилище, искаженно копирующее земное.

Виды жилища различны. Это и дом, и укрепленная "тысячью столбами" яма (очевидно, подобие могилы со срубом), и подземелье, в котором "сперва было растя­нуто дно, потом сделано отверстие" (катакомба?). Обя­зательным элементом является опорный столб, символи­зирующий "древо жизни" или ось мироздания. В одном месте "Ригведы" эта опора названа "деревом с пре­красными листьями". Перекрытия обители Ямы различ­ны. Крона дерева соответствует древесно-травяным или камышовым перекрытиям срубов и ям; каменное небо — плиточным перекрытиям ям и гробниц; лоно земли или край одежд, которыми мать-земля укрывает своего по­чившего сына, — сводам вырытых в грунте катакомб.

Сползай в эту мать-землю!

Необъятную, дружелюбную землю!

Отроковица, нежная, как шерсть, для того, кто дает вознаграждение,

Да защитит она тебя от небытия!

Обитатели царства Ямы — это, прежде всего, боги, с которыми пирует владыка на соломе-брасмане под де­ревом с прекрасными листьями, а также предки — "от­цы", поддерживающие ось мироздания.

Проводниками царства мертвых выступают две со­баки и Пушан. Собаки были спутниками Ямы и сопро­вождали покойников в его владения. Козлоподобный Пушан, напротив, вполне самостоятельно выводил их на­ружу. Он покровительствовал возрождению жизни. Ме­нее связаны с загробным миром змей Шеша, собака Са-рама и птица Супарна, очень древние и ко временам сложения "Ригведы" полузабытые.

Все эти существа находят соответствия в курганном обряде. Археологи нередко встречают в могилах кости птиц и их яйца, а также целые скелеты змей; известны изображения тех и других. Кости собак встречаются преимущественно в виде ожерелий или подобия четок: просверленных клыков и косточек пальцев, украшенных змеевидными нарезками (рис.25); пара собак изобра­жена на первом кромлехе Велико-Александровского кур­гана (рис.12). Соответствия Пушану представлены ко­пытцами и другими косточками ног (что отвечает его функции проводника, знатока счастливых путей), ниж­ней челюстью (которую ему выбил Рудра за непочти­тельное к себе отношение) и сосудами с кашей (более грубую пищу Пушан, лишенный челюсти, вкушать не мог).

Разумеется, предки (покойники) тоже представле­ны в "пирамидах степей".

Согласно "Ригведе" погребаемые сжигались, и таких случаев в курганах немало, или закапывались в скор­ченном положении, что для курганов эпохи меди и брон­зы весьма характерно. Ведийский образ смерти, прихо­дящей с юга в красных одеждах, соответствует разме­щению окрашенных охрой покойников преимущественно в южной половине кургана. Ветви "древа жизни", подпирающего кровлю обители Ямы, и плечи праотцев обозначены в тексте одним и тем же словом, что наме­кает на подобие скелета дереву. Такое "дерево" изобра­жено на спине Керносовского идола (смотри рисунок на обложке) и других человекоподобных стел.

Под дерево с прекрасными листьями,

Где пьет с богами Яма,

Туда наш отец, глава рода,

Устремляется к предкам.

Предки-покойники обожествлялись у всех первобыт­ных народов. В ряде рассмотренных случаев это вполне очевидно. Так, олицетворением Вивасвата или Мартанды (отца Ману и Ямы, владык живых и почивших лю­дей) выступает покойник из IV слоя, а Сурьи — "Солн­ца" — покойник из VIII слоя Высокой Могилы (рис.14, 28). Важно, что в "Ригведе" эти боги представлены в таком же соподчинении: Вивасват сначала был смерт-пым, но после причисления к верховным богам вопло­тился именно в Сурью.

Соответствие Индры некоторым из покойников, по­гребенных в могилах под стелами, было подмечено на материалах курганов у Старогорожена (рис.17). Змие­борческая направленность подвигов Индры, его сраже­ния с силами потустороннего хаоса согласуются с пред­ставлениями о "воскресающих" погребенных. Им прихо­дилось не только сбрасывать с себя путы (змей, корни) загробного царства, в смертельных схватках они утверждали свое право на место в пантеоне. Этот мотив выражен и в образе Индры.

Вознесение Индры двухэтапно: сначала он вышел на белый свет из лона Адити, праматери дэвов (небесных богов), и, совершив свои подвиги в подземном и земном мирах, на небо же возвратился.

Рождаясь, Индре пришлось убить отца, чтобы не по­гибнуть самому. Это древний и распространенный у ин­доевропейских народов мотив. Достаточно вспомнить борьбу поколений верховных богов греческой мифологии: Хаос — Уран — Кронос — Зевс — Аполлон (который тоже намеревался свергнуть своего отца Зевса). Индра пошел дальше: он поверг Дьяуса — "Небо", арийского двойника греческого Зевса (Дзеуса). Такой финал сбли­жает Индру с образами богоборцев-титанов. В грече­ской мифологии их неизменно побеждали боги. Здесь же случилось обратное...

Отцеубийство Индры обусловлено логикой погре­бального обряда. Каменные кольца-кромлехи, которые в нижних слоях Высокой Могилы и в основе Велико-Алек­сандровского кургана были связаны с образом Дьяуса, в кургане № 1 у Старогорожена стали символизировать змеевидных существ, врагов Индры. А, кроме того, "не­бо" обозначалось у ариев не одним лишь словом "дьяус" ("день", "свет"), но и словом "асман" ("камень", "гора"). Так что у "воскресающего", прорывающегося чрез надмогильные плиты покойника были причины "убить" такие вот "небеса".

Досталось и любимым детям Дьяуса: Ушас — "За­ре" и Сурье — "Солнце". Индра разбил повозку первой, а с колесницы второго сорвал колесо. Некоторые иссле­дователи усматривают в этом покровительство Индры возничим, состязания которых устраивались в новогод­ние празднества: они призывали бога поразить соперни­ка. Возможно, что так. Но в мифах о победах Индры

над Сурьей и Ушас не исключено также отражение представлений о влиянии "воскресающего" покойника на окружающий мир, о его способности вторгаться в коловращение мира и вносить изменения. Поэтому, на­верное, Индра и стал лишь седьмым сыном Адити, при­соединившись к старшим ее сыновьям, "царям издрев­ле", воплощавшим месяцы благоприятного полугодия. А Сурья претендовал на эту же роль, вот и пришлось Индре его наказать...

Однако не столько сумятицу в устоявшееся мирозда­ние, сколько новый порядок нес Индра. Он "рассек дни ночью", то есть разделил сплошной день на чередующи­еся с ночью отрезки и "для смертного привел в движе­ние солнце". Его благодеяния были посвящены Ману, прародителю человечества. Одно из них состояло в том, что Индра "породил огонь между двух камней".

Матаришван тоже добыл для Ману огонь, но совсем другим способом: трением двух кусков дерева. С этим действием связано одно из объяснений имени Матариш­вана. Однако более содержательным представляется буквальный перевод: "набухающий в матери", то есть подобный брошенному в землю зерну.

Знаток (всех) существ вложен между двух кусков дерева для трения,

Прекрасно помещенный, как зародыш — в беременных...

Матаришван — когда он формировался в матери.

Порывом ветра он становился в своем движении.

Под матерью подразумевается, очевидно, "Мать-Земля" — Матар-Притхиви. В таком случае Матариш­ван — выходец из подземного мира, "воскресающий" подобно Индре покойник. Эти сходные образы возникли, по-видимому, в среде родственных, но различных племен, причем Индра получил большее распространение. Ма­таришван обнаруживает связь не с каменными, а с де­ревянными перекрытиями могил. Возможно, поэтому деяния его носят более мягкий характер.

Индра добыл Агни — "Огонь" из недр острова-хол­ма-скалы Валы, убив его стража Вритру. Огонь Мата­ришвана "добыт трением из дерева" или похищен. Оба они — и Агни, и его похититель — происходят из поту­стороннего мира, где господствует Ниррити ("тьма", "гибель"). По-видимому, миф о таком происхождении огня явился из ночных наблюдений свечения газов над относительно недавними захоронениями.

Похищение Агни происходит с его согласия: он тай­но покидает отца Асуру, верховного владыку потусторон­него мира, более древнего, чем Яма. Считается, что под Асурой подразумевается потустороннее Солнце или же предводитель демонов Варуна. Его образ смыкается с Вишну: в период борьбы потусторонних демонов-асуров с небесными богами-дэвами Варуна переходит на сторо­ну последних и тем содействует космогоническому по­двигу Индры.

Вседержителем зовется один из вас, самодержцем — другой.

Велики Индра и Варуна — обладатели великих богатств...

Так сохраните (для нас), о Индра — Варуна,

Вашу дружбу или союзничество, (вашу) благосклонность!

Матаришван не удостоился такого союза. Добытый им из потустороннего мира огонь вознесен был на небе­са к дэвам, которые передали его прародителю челове­чества Ману, а тот людям. Распространение этого Агни приписывал себе жреческий род Бхригу — один из соз­дателей гимнов "Ригведы".

У села Семеновка Белгород-Днестровского района Одесской области удалось обнаружить захоронение жре­ца из этого рода! Так что мы имеем редкую возможность рассмотреть одно из конкретных воплощений Матари­швана.

Пожилой мужчина в погребении 5 кургана № 8 у Семеновки захоронен был сидя, лицом на восток. Эта довольно редкая для III тысячелетия до нашей эры по­за подчеркивает его стремление ввысь. Сидел он на на­стиле из прутьев; в центре образованного ими прямо­угольника был окрашенный мелом круг, в него-то и уса­дили покойника. Значение расположенного под ним сим­вола хорошо изучено — это знак солнечного неба (дня, Дьяуса, дэва) над пространством земли.

Помимо очертаний и раскраски настила, важен так­же материал, из которого его изготовили. Образующие знак Земли прутья известны в культах ариев под назва­нием брасман (отсюда брахман — "молящий", предста­витель высшей жреческой касты). С помощью таких вот прутьев разжигался священный огонь, их раскидывали при гадании, постигая небесные предначертания и пыта­ясь повлиять на них. В общем же брасман символизиро­вал приобщение к небу, и настил под покойником озна­чал вознесение его на небеса из подземного мира... Еще один "космический странник"!

Кроме ритуальных прутьев, в могиле был и другой знак Агни, непосредственно связанный с образом Мата­ришвана — решеткообразное перекрытие из жердей, над которым было устроено второе перекрытие. Техническую нагрузку, поддерживание земляной насыпи над могилой, несла только верхняя конструкция. Нижняя же образо­вала над погребенным подобие чердака, известного в ритуалах как "небо и сосуд Матаришвана". Такая сим­волика подчеркивалась своеобразной конструкцией ниж­него перекрытия: оно представляло собой не что иное, как многократно повторенный жердями крест — символ огня, добываемого посредством трения палок.

Символика огня на перекрытии, а также брасмана — настила под покойником имела продолжение: на "небе Матаришвана", ритуальной циновке, уложенной над се­верным краем могилы. Циновку пригвоздили к земле пятью колышками, ряд которых был ориентирован с за­пада на восток, в направлении лица погребенного. Из этого ряда выступали два углубления, расположен­ные по оси юго-восток — северо-запад. Первое, связан­ное с направлением восхода зимнего Солнца, было прон­зено шестым колышком и представляло собой подобие воронки. Второе, связанное с закатом летнего Солнца, имело форму полусферической чаши. Очевидна подзем­ная и небесная символика углублений, связь их с годо­вым циклом. Колышки символизировали, по всей вероят­ности, месяцы неблагоприятного полугодия между осен­ним и весенним равноденствиями...

Символика ритуальной циновки, расположенной к тому же на "небе", раскрывает цель устремленности "космического странника" — погребенного в курга­не № 8 у Семенова. Он призван содействовать годово­му циклу и особенно преодолению его неблагоприятного полугодия. В этом Матаришван опять-таки сходен с Индрой.

Культ Индры тоже имел своих жрецов, связанных и с брасманом, и с Агни. Это был род Ангирасов, которо­му приписывается создание IX цикла "Ригведы". Оба рода — Бхригу, почитатели Матаришвана, и Ангирасы, тесно связанные с Индрой, упомянуты в "Похоронном гимне" "Ригведы". Это ее единственный гимн, посвя­щенный Яме, владыке загробного царства.

Яма первым нашел наш путь.

Это пастбище назад не отобрать.

Где некогда прошли наши отцы,

Там живые (найдут) свой путь...

Ангирасы — наши отцы... Бхригу, достойные сомы,

Да будем мы в милости у них, достойных жертвы,

И в добром их расположении!

Индра освободил огонь, расколов скалу Валу, Мата­ришван унес огонь из-за деревянных заслонов потусто­роннего мира Наррити. В этом ряду должен был воз­никнуть и третий, активный огонь, который сам перено­сит покойников... И действительно: в мифологии "Ригведы" существует образ Джатавсдаса.

Джатаведас — "знаток всех родов" — один из эпи­тетов Агни. Наречение этим именем означало, что возно­симые "Огнем" с земли на небо частицы покойника по­падают затем самыми разными путями (со светом, воз­духом, дождем) в тела живущих людей и, таким обра­зом, обретают новое существование, вливаются в новый цикл нескончаемого бытия. Это было вполне материали­стическое (вернее, предматериалистическое) решение проблемы "воскресения", которое, в общем-то, устраи­вает даже современных философов-атеистов.

С солнцем пусть сольется глаз, с ветром — душа!

Слейся с небом и землей, как положено!

Или слейся с водой, если тебе там любо,

Костями укоренись в растениях...

Отошли снова к отцам, о Агни, (того),

Кто пожертвован тебе (и) странствует по своему усмотрению.

Родясь в жизнь, пусть он отыщет потомство,

Пусть соединится с телом, о Джатаведас!

Но наряду с таким вот вещественным планом суще­ствовал и духовный, в который мы пока что углублять­ся не будем. Отметим лишь, что он присутствует даже в приведенном отрывке: "если там тебе любо", "стран­ствует по своему усмотрению" и др.

Вместе с покойником сжигался козел — символ Пу­шана, выводящего из потустороннего мира. Самого же покойника перед сожжением покрывали кусками туши жертвенной коровы. Считалось, что она предохраняет сжигаемого от разрушающей силы Агни. Вместе с тем, это была искупительная жертва небесным богам. И не только, наверное, в качестве пищи, но и как Притхиви — "Земля", которая в виде коровы выступала супру­гой быкоподобного Дьяуса — "Неба". Допустимо и дру­гое объяснение жертвоприношения именно коровы: она могла олицетворять Вашу — супругу быкоподобного Парджаньи, сына Притхиви и Дьяуса. Союз Парджаньи и Ваши означал соединение тучи с грозой. Если учесть еще то, что Парджанья был связан с весенним Тельцом, то их союз должен был порождать необходимые полям и пастбищам дожди. С целью призывания весенних дож­дей на посевы и могли периодически совершаться трупо­сожжения, покрытые кусками жертвенной коровы.

В пользу такого предположения могут свидетельство­вать два факта. Во-первых, у ариев, судя по гимнам, обряд кремации сосуществовал с ингумацией (обычны­ми захоронениями); в курганах последние значительно преобладают. Во-вторых, обычай жертвоприношения бы­ка и коровы воплотился в мифический образ Брихаспа­ти, а затем Брахмы — "отца молитвы" и "молитвы". Ясно, что в молитве что-то испрашивали.

Брихаспати и Индра! Усильте нас!

Да будет с нами это ваше благоволение!

Поддержите (наши) молитвы, пробудите щедрость!

Истощите враждебные замыслы чужого (и) завистников!

Одним из выразительнейших памятников, где уда­лось проследить формирование присущего ариям обряда кремации, является курган № 2 у села Большая Бело­зерка Васильевского района Запорожской области. Мы уже упоминали об этом памятнике, но теперь рассмот­рим подробнее.

Это один из редчайших курганов, который на протя­жении второй половины III — первой половины II ты­сячелетий до нашей эры непрерывно использовали не только для захоронений, но и в сугубо культовых целях. При этом его обрядовая традиция не прерывалась и свя­занные с ним мифологические образы развивались. В качестве примера столь длительной и прочной тради­ции можно указать пока лишь один курган — Высокую Могилу.

Первоначальная насыпь кургана № 2 и три ее пер­вых досыпки были сооружены племенами ямной и ка­такомбной культур. В этих четырех слоях наметилось чередование символов: I и III напоминали человеческие фигуры, II и IV были уподоблены двулезвийным топо­рам. Эти так называемые "громовые топоры", или лаб­рисы, символизировали грозу, небесный огонь и Тельца. У ариев они, как мы уже знаем, связывались с Пард­жаньей, а затем с Рудрой и Индрой. Обломки камен­ных топоров действительно найдены в двух могилах; в двух других обнаружены лопатки быков, следы огня и дождевых затеков. Интересно, что все это было сосредо­точено в лабрисовидных слоях. Здесь же впервые зафик­сирован обычай размещения кистей рук перед лицом или грудью покойника, раньше их располагали у таза. Из обычаев древних народов известно, что положение кистей у таза означало возрождение погребенного, тог­да как положение перед лицом или грудью — обраще­ние к небу и "самосожжение" плоти во имя вознесения духа.

V, быкоподобный слой, перекрыл три погребения с положением кистей у таза. Одно из них оказалось засы­панным золой, а затем перекрыто деревом и двумя бычь­ими лопатками.

VI, крестообразный слой, обладал сложной символи­кой. Помимо общего значения "огня" и "солнца", в ней присутствовали элементы "молитвы" и "сотворения ми­ра". "Молитва" (Брихаспати, Брахма) отразилась в скоплении костей жертвенных коровы и быка на север­ном склоне досыпки... Обряд "сотворения мира" пред­ставлен в обширной воронке на вершине досыпки. Здесь выявлены прослойки золы, перемежающиеся про­слойками ила, которым заливали трижды зажигавшие­ся костры. Дважды размещались костры на северном и один раз на южном склонах досыпки. Возможно, что она неспроста перекрыла именно три погребения. Кисти по­койников размещались у таза, у груди и лица. При од­ном из них найден сосуд и косточка стопы козла или барана — знакомый нам уже символ Пушана.

VII, быкоподобный слой перекрыл два захоронения. В толще слоя найдены обломки костей и сосудов — сле­ды жертвоприношения. На плоской, промазанной илом, вершине VII слоя сожжен был покойник. На месте кре­мации, кроме золы и немногих обгоревших осколков ко­стей, найдены обломки глиняного горшка и необгоревшая лопатка козла или барана. Кости человека были собраны и захоронены у подножия восточного склона кургана, внутри гробницы из бревен и комьев земли. Над погребением возвели VIII, крестообразный слой, повторивший некоторые особенности VI слоя. В центре тоже была устроена воронка, но следы огня и воды-зем­ли (ила) здесь едва выражены. Их место в воронке за­няла гробница с кремированными останками. Покойни­ка, таким образом, включили в обрядовую имитацию сотворения мира.

IX слою приданы быкоподобные очертания, он пере­крыл два позднейших захоронения в катакомбах, кото­рые были характерны для II—V слоев, а затем на время прекратились. Это обстоятельство показывает, что насе­ление в окрестностях рассматриваемого кургана вело кочевой образ жизни; племена приходили и уходили, но мифотворческая традиция не прерывалась...

В X, последнем слое повторены основные элементы обрядов VI и VIII слоев. На плоской, промазанной илом, вершине кургана сожгли вскоре покойника, причем сно­ва разбит был сосуд и расчленен козел или баран. Остатки кремации собрали и поместили в бревенчатый сруб, установленный в вырытой неподалеку могиле. Ее стенки промазали илом и окружили кольцом из желтого лесса, придав тем самым символику Солнца.

Лесс для кольца брали из ямы у юго-восточного края кургана, со стороны восхода зимнего (новогоднего?) Солнца. Здесь же совершили обычное захоронение, про­тивопоставленное, по-видимому, центральному трупо­сожжению. Затем совершили досыпку.

Спустя некоторое время сооружение X слоя было продолжено. Снова вырыли яму, но уже у северо-восточ­ного края кургана, со стороны восхода летнего Солнца. Следующие земляные работы придали кургану кресто­образные очертания. Но это была не геометрическая фигура (на манер VI и VIII слоев), а подобие птицы. На спине этой обращенной к северу, к вершине миро­здания, птицы был выложен знак Земли: квадрат из камней. Среди них найдены остатки жертвоприношения, с которыми Земля обратилась к Небу: угольки от кост­ра, обломки горшков и костей крупного животного — коровы или коня...

На примере кургана № 2 у Большой Белозерки от­четливо видно, что трупосожжения уподоблялись жерт­воприношениям, направлявшимся в потусторонний

(VIII слой) или небесный (X слой) миры. Такое же раз­деление значений погребального костра отражено и в "Ригведе":

Пожирающего мясо Агни я прогоню далеко.

В царство Ямы пусть уйдет он, увозя нечистоты!

Здесь же этот другой Джатаведас.

Пусть отвезет он жертву богам, знающий путь!

И гимны, и обряды предписывали присоединение по­койников к Космосу, наделяли почивших полномочиями посланников в потусторонний или небесный миры и да­же уподобляли их божествам.

В этом и предыдущем разделах мы познакомились с представлениями создателей арийской "Ригведы" о про­исхождении мира и о потусторонних судьбах людей. Эти представления находят очень близкие соответствия в курганном обряде Северного Причерноморья середины IV — середины II тысячелетий до нашей эры.

Соответствуют друг другу мифологические сюжеты, последовательность их развертывания, а главное, место человека в системе миропорядка. Человек и в "Ригведе" и в "пирамидах степей" богоравен: представители обще­ства — вожди, мудрецы, посланники в иные миры — уподобляются божествам.

Эти божества не возвышены над обществом, не сверхъестественны. Их рациональные корни совершенно наглядны. Однако они концентрируют в себе и матери­альные и духовные стороны бытия, причем на пределе возможностей первобытной культуры, а пожалуй, что и человеческого естества вообще.

Такое сверхнапряжение (подобное творцам Стоун­хенджа и Наски, Мецамора и Цнори) было обусловлено рубежным положением между первобытнообщинной и рабовладельческой формациями. Продолжаться беско­нечно оно не могло. Рассмотренные и подобные им па­мятники строились в Причерноморских степях на протя­жении примерно двадцати поколений, но во второй по­ловине II тысячелетия до нашей эры строительство практически прекратилось и началось становление ким­мерийского, а затем скифского раннеклассовых об­ществ... Тогда же единство арийских племен нарушилось и они расселились по белому свету.

Племена, которые дошли до берегов Инда, курганов уже больше не строили. Но позаботились о собрании древних гимнов, сопровождавших некогда обряды "степ-ных пирамид". В созданную таким образом "Ригведу" были включены и новые гимны. Это священное собрание стало оплотом духовной культуры переселенцев, ос­новой почитания исконных традиций и идейной базой для формирования раннеклассового государства... По­добная судьба была уготована и курганному обряду Северного Причерноморья. Примерно через тысячелетие после начала упадка в скифское время он возрождает­ся в новом качестве. Уже не над захоронениями с про­стейшими вещами, а над изобилующими оружием и дра­гоценностями подземными жилищами; не как модель Вселенной, а как воплощение незыблемости загробного царства.

Но и это царство оказалось не вечным..