§ 9. Третьеиюньская монархия (1907–1914)

§ 9. Третьеиюньская монархия (1907–1914)

Третьеиюньская монархия стала последней фазой эволюции российского самодержавия. В третьеиюньской политической системе причудливо сочетались элементы нового и старого, черты парламентаризма и черты классического самодержавия. Преобразования, проведенные в период революции (создание Государственной думы и пр.), знаменовали собой движение к правовому государству. Вместе с тем в политической жизни страны огромную, во многом ведущую роль продолжали играть институты и нормы, унаследованные от прошлого. Зримым воплощением третьеиюньской системы стала III Дума, собравшаяся осенью 1907 г. Благодаря новому закону о выборах в III Думе резко сократилось (по сравнению с первыми двумя) представительство левых партий (трудовики получили 13 мест, социал-демократы — 19). Самую крупную фракцию образовали октябристы, имевшие (вместе с примыкающими к ним) 154 мандата. Поддерживая курс П. А. Столыпина, они играли в Государственной думе роль правительственной партии. Кадеты смогли провести в Думу 54 депутата. Значительно укрепили свои позиции правые: группа из 51 депутата образовала фракцию крайне правых, а 96 мест имели умеренно правые и националисты, которые также стали опорой Столыпина.

Период третьеиюньской монархии характеризовался попытками части правящих кругов решить наболевшие проблемы социально-экономического и политического развития страны путем реформ, с тем чтобы предотвратить новый революционный взрыв. Эти попытки были в первую очередь связаны с деятельностью Столыпина. Не отказываясь (и после разгрома революции) от широкого применения репрессий для окончательного «успокоения» страны, Столыпин вскоре после своего прихода к власти, как указывалось, выдвинул обширную программу преобразований, реализация которой должна была, по его мнению, сделать невозможным новый революционный взрыв.

Столыпинская аграрная реформа. Центральное место в столыпинской программе занимали планы решения аграрного вопроса. Революция показала несостоятельность политики, проводившейся по отношению к крестьянству после отмены крепостного права. В частности, надежды на общину как на гарант спокойствия деревни себя не оправдали. Напротив, лишенные в силу общинного характера землевладения «понятия о собственности» (как в свое время говорил С. Ю. Витте) крестьяне оказались весьма восприимчивы к революционной пропаганде. Общинные традиции воспитывали у крестьян привычку к коллективным действиям, вносили в их движение элементы организованности. Поэтому правящие круги начали ориентироваться на разрушение общины и на насаждение в деревне собственника, способного стать оплотом порядка (в силу своей кровной заинтересованности в нем) в условиях медленного, но неуклонного ухода в прошлое старых патриархальных отношений и сопутствовавшего им монархизма, с помощью которого власть ранее удерживала в повиновении крестьянские массы. С ликвидацией общины с ее неизбежными спутниками — чересполосицей, принудительными севооборотами и т. п. — связывались надежды на улучшение обработки земли, что должно было уменьшить потребность крестьян в дополнительных угодьях, обеспечить увеличение сельскохозяйственного производства и тем самым заложить основы для устойчивого экономического развития, роста государственных доходов.

Новый курс в аграрном вопросе, во многом, впрочем, являвшийся продолжением той линии, которую в свое время наметило Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности, начал реализовываться еще в период революции. Правовую основу для него заложил именной указ 9 ноября 1906 г., разрешивший свободный выход крестьян из общины и укрепление надельной земли в личную собственность. Указ позволял отвод укрепленной земли к одному месту в целях образования отрубов или хуторов (в последнем случае на участки из деревни переносились дома и хозяйственные постройки). Акт 9 ноября 1906 г. был издан в порядке 87-й статьи Основных законов, позволявшей царю и правительству принимать меры законодательного характера в перерывах между сессиями Думы. Осенью 1906 г. I Дума была уже распущена, а ее преемница еще не собралась. Впрочем, оппозиционная II Дума не стала рассматривать правительственный законопроект, подготовленный в соответствии с указом 9 ноября 1906 г. Этим занялась III Дума, одобрившая его голосами правых и октябристов (при противодействии кадетов, трудовиков и социал-демократов).

Санкционированный затем Государственным советом законопроект 14 июня 1910 г. был утвержден Николаем II и обрел силу закона. Одной из наиболее существенных поправок, внесенных в законопроект в процессе его движения по упомянутым инстанциям, являлась та, в соответствии с которой общества, не производившие переделов со времени наделения их землей, автоматически переходили к наследственному владению. Важную роль в реализации реформы сыграл и закон 29 мая 1911 г. В соответствии с ним землеустроительные работы, направленные на ликвидацию чересполосицы, могли проводиться вне зависимости от укрепления земли в собственность. При этом сам факт устранения чересполосицы превращал общинников в собственников.

Линия на разрушение общины дополнялась попытками правительства решить в той или иной мере проблему крестьянского малоземелья. Существенная роль здесь отводилась Крестьянскому банку, который еще в 1895 г. получил право скупать помещичьи имения и, раздробив их на участки, перепродавать крестьянам. Наконец, были приняты энергичные меры по стимулированию переселенческого движения за Урал.

Результаты нового аграрного курса, выявившиеся к началу Первой мировой войны, были довольно противоречивы. К 1915 г. из общины вышло 3084 тыс. дворов. Однако среди вышедших преобладали бедняки или лица, утратившие связь с сельским хозяйством и стремившиеся, укрепив наделы в собственность, их продать. Слой зажиточных деревенских хозяев, который хотел создать П. А. Столыпин, не успел сложиться в более или менее крупную силу к тому моменту, когда страна вступила в полосу очередных потрясений. Наиболее активно выход из общины шел в Поволжье и на Юге Украины. Значительно отставали в этом отношении земледельческий центр, северо-восточные и северные губернии Европейской России. Следует отметить, что далеко не всем хуторянам и отрубникам удалось наладить крепкое хозяйство. Государство не могло оказать им помощи в том размере, в каком требовала ситуация, поскольку не располагало необходимыми финансовыми ресурсами. Землеустроительная часть столыпинской аграрной реформы во многом была лишена надлежащего финансового обеспечения, и это обстоятельство негативно отражалось на процессе модернизации российской деревни. Особенно маломощными были хутора и отруба центрально-черноземных губерний.

Деятельность Крестьянского банка способствовала увеличению земельных угодий, принадлежавших крестьянам. Всего для продажи им банк приобрел в 1906–1916 гг. 4 614 тыс. десятин земли. Вместе с тем лишь сравнительно узкая прослойка богатых крестьян смогла с выгодой для себя воспользоваться услугами банка, налагавшего на заемщиков большие проценты. Переселенческое движение благодаря содействию правительства достигло значительных масштабов. За 1906–1914 гг. из губерний Европейской России за Урал переселились примерно 3100 тыс. человек (в два раза больше, чем за предыдущее десятилетие). При этом изменился социальный состав переселенцев. Если прежде среди них преобладали середняки, то после 1906 г. — бедняки. Значительное само по себе число переселившихся крестьян (даже при том, что около 17 % выехавших, в частности по недостатку средств, не смогло прижиться на новом месте и вернулось назад) тем не менее покрыло всего менее 20 % естественного прироста сельского населения и, таким образом, не компенсировало увеличившегося избытка рабочих рук.

Столыпинская реформа, бесспорно, способствовала в ряде отношений развитию аграрного сектора. Накануне Первой мировой войны наблюдался существенный рост сельскохозяйственного производства. С 1901 по 1913 г. посевная площадь в 62 губерниях империи (без Закавказья, Туркестана и Дальнего Востока) расширилась на 15,6 %. Это обстоятельство, а также рост урожайности обусловили увеличение годового сбора сельскохозяйственных культур. Среднегодовой валовой сбор хлебов в 1904–1908 гг. составлял 3,8 млрд. пудов, а в 1909–1913 гг. — 4,6 млрд. пудов (повысился на 20 %). Производительность единицы посевной площади в России по-прежнему оставалась ниже, чем в наиболее развитых государствах. Так, средний урожай зерновых с гектара составлял в России 8,7 центнеров, в Австрии — 13,6, в Германии — 20,7, в Бельгии — 24,2. Тем не менее сдвиги, происшедшие в аграрном секторе российской экономики, позитивно отразились на положении крестьянства. Необходимо, впрочем, отметить, что рост сельскохозяйственного производства, улучшение экономического положения крестьян в предвоенный период являлись не только результатом реформы, но и следствием благоприятных в целом погодных условий и повышения цен на сельскохозяйственную продукцию на мировом и внутреннем рынках, отмены выкупных платежей. В годы реформы в деревне развернулось мощное кооперативное движение. К началу 1914 г. в России было 31 тыс. кооперативов (кредитных, потребительских и пр.), в которых состояли 11 млн. членов. Кооперативы успешно конкурировали со скупщиками-спекулянтами, облегчали приобретение крестьянами промышленных товаров и т. п. Создание системы кооперативного кредита, которую возглавлял Московский народный банк, подрывало позиции деревенских ростовщиков. Позитивным переменам в аграрном секторе во многом способствовала деятельность земств, оказавших большую и разнообразную помощь крестьянским хозяйствам.

Новая аграрная политика создавала почву и для острых социальных конфликтов. Общинные традиции оказались весьма живучими. В целом по Европейской России лишь 26,6 % выделившихся из общины получили согласие сельского схода, тогда как остальные пошли на укрепление земли в собственность против воли односельчан. Ситуация в отдельных губерниях, однако, могла существенно отличаться от общероссийской. Выход из общины, во всяком случае, часто сопровождался столкновениями выделяющихся с крестьянами-общинниками, последних — с властями, которые столь же интенсивно стремились покончить с общиной, как прежде пытались ее законсервировать. Реформа не ликвидировала и застарелого антагонизма между крестьянами и помещиками, порожденного не только экономическими факторами, но и привилегированным положением дворянства, чуждостью его образа жизни всему деревенскому быту, который не мог сколько-нибудь ощутимо измениться за сравнительно непродолжительный период проведения новой аграрной политики.

Борьба в верхах вокруг столыпинской программы реформ (1907–1911).

Столыпинский «пакет реформ» не исчерпывался планами модернизации российской деревни. Преобразование аграрного строя, осуществлявшееся в ходе наступления на общину, требовало реорганизации системы местного самоуправления, с тем чтобы дать крестьянам-собственникам больше мест в земствах, где абсолютно доминировало дворянство. Этой цели служил проект земской реформы, подготовленный Министерством внутренних дел и предусматривавший, помимо прочего, некоторое ослабление жесткого бюрократического контроля над земствами. Проект реформы местного суда восстанавливал институт мировых судей, введенный в 1864 г. и ликвидированный в эпоху контрреформ. Этот акт был призван несколько усовершенствовать систему местной юстиции, носившую архаичный, сословный характер и обрекавшую крестьян на юридическое бесправие. Впрочем, уже в 1906 г. указом 5 октября ликвидировались некоторые правоограничения, существовавшие для сельского населения (паспортные, в поступлении на гражданскую службу и т. п.). Важное место в своей программе П. А. Столыпин отводил и вероисповедному вопросу. В его «пакет» входил ряд законопроектов, призванных облегчить положение старообрядцев и насильственно обращенных в православие униатов. Отмена дискриминационных ограничений, установленных для инославных церквей (т. е. христианских, но не православных), разрешение перехода из православия в другие христианские веры, облегчение смешанных браков — все это должно было смягчить остроту религиозной борьбы и — реализуя, в известной мере, принцип свободы совести — придать более правовой, современный характер государственному строю России. Составными частями столыпинской программы являлись также проекты преобразования местной администрации, предусматривавшие укрепление губернского и уездного звеньев бюрократического механизма, проект введения всеобщего начального обучения. Наконец, намечались реформы в области рабочего законодательства (введение страхования рабочих и др.).

Все эти проекты готовились еще до прихода Столыпина к власти, и он застал их на разной стадии разработки. Однако собранные в единый «пакет» вместе с актами, реализовавшими новую аграрную политику, они стали составными частями целостной программы, направленной на модернизацию страны, на предотвращение нового революционного взрыва.

Столыпинская программа встретила серьезную оппозицию справа. Главным объектом критики была важнейшая, если не считать аграрной реформы, составная часть «пакета» — проекты преобразования органов местного самоуправления. Слабея экономически, поместное дворянство особенно дорожило своими политическими привилегиями, в частности своим преобладанием в земских учреждениях. Поступаться ими в пользу «новых» собственников помещики никоим образом не собирались, опасаясь полной гибели дворянского землевладения. «Задуманные правительством реформы, — сетовали дворяне, — так велики, так крупны… что пережить их у нас не хватит ни сил, ни средств». Резкое неприятие со стороны дворянства встретил план реформы местной администрации, согласно которому, помимо прочего, предполагалось сосредоточить административную власть в уезде во имя ее укрепления в руках назначенного правительством чиновника, а не уездного предводителя дворянства, как это было раньше. Исходя из сугубо эгоистических, узкоклассовых интересов и, кроме того, опасаясь, что преобразования либерального толка вызовут анархию и революцию, наиболее консервативные круги в правительственном лагере выступали против проведения в жизнь практически всех начинаний Столыпина, за исключением аграрной реформы. Последнюю, впрочем, они тоже нередко резко критиковали.

Важнейшим оплотом оппозиции столыпинскому курсу справа стала общероссийская дворянская организация — Совет объединенного дворянства. Возникшая в 1906 г. и ревностно защищавшая интересы помещиков, эта организация обладала немалым политическим весом и оказывала сильное влияние на ход государственного управления, поскольку располагала обширными связями в придворно-бюрократическом мире и имела возможность информировать о своих пожеланиях самого императора. Противодействие планам Столыпина оказывал и Государственный совет, где тон задавали представители наиболее консервативных кругов. Проектами вероисповедных реформ было недовольно высшее духовенство.

Раздражение правых вызывала и политика Столыпина в отношении Государственной думы. В консервативных кругах были сильны настроения в пользу ее ликвидации или превращения в законосовещательный орган, лишенный возможности (хоть в какой-то мере) ограничивать власть царя. Этим мыслям сочувствовал и Николай II. Опасавшиеся укоренения в России парламентских традиций консервативные круги были недовольны даже вполне лояльной III Думой и мечтали о более кардинальном, чем третьеиюньский, государственном перевороте. Между тем Столыпин считал необходимым сохранение Думы в качестве законодательного органа.

В 1907–1911 гг. шла острая борьба в верхах вокруг вопроса об ориентации правительственного курса, о судьбе столыпинской программы реформ, борьба, которая велась как открыто (в Думе, Государственном совете и пр.), так и закулисно (в придворных сферах). Своей кульминации эти конфликты достигали в 1909 и 1911 гг., во время так называемых первого и второго «министерских» кризисов, когда Столыпин дважды оказывался на грани отставки. Под давлением своих могущественных оппонентов Столыпин, который не мог опереться на достаточно влиятельные политические силы, вынужден был маневрировать, отказываясь от существенных частей собственной программы. Некоторые законопроекты (по вопросам местного самоуправления, о снятии ряда вероисповедных ограничений и др.), уже одобренные Государственной думой, были в итоге провалены в Государственном совете. Под давлением справа, и в какой-то степени по собственному побуждению, Столыпин свернул первоначальную, весьма широкую, правительственную программу по рабочему вопросу, выдержанную в либерально-реформистском духе. Дело ограничилось изданием нескольких страховых законов, принятых после долгих проволочек уже к 1912 г. Самому Столыпину увидеть их утвержденными не довелось. 1 сентября 1911 г. глава правительства, чьи позиции после второго «министерского» кризиса оказались существенно подорванными, был смертельно ранен в Киеве агентом охранки Д. Г. Богровым при обстоятельствах, не исключающих причастности к этому покушению высших чинов полиции.

Разложение третьеиюньской политической системы (1911–1914).

Свертывание правительственной программы преобразований имело своим следствием прогрессировавшее нарастание противоречий внутри третьеиюньской политической системы. В обществе, часть которого в лице октябристов, связывая свои надежды на реформы с П. А. Столыпиным, оказывала последнему всемерную поддержку, начали нарастать оппозиционные настроения (об этом свидетельствовала как деятельность Государственной думы, так и резкая критика правительственного курса буржуазными кругами).

Противостояние власти и общества таило в себе в конечном счете угрозу всему существующему строю, поскольку сочеталось в обозначившимся еще на рубеже 1910–1911 гг. оживлением массового движения в стране. Уже в 1911 г. увеличилось число стачек. В обстановке растущего рабочего движения активизировали свою деятельность революционные организации. Большевики вели борьбу с менее радикальными течениями российской социал-демократии за влияние в пролетарской среде.

Существенное воздействие на дальнейшее развитие внутриполитической ситуации в стране оказал расстрел мирного шествия рабочих Ленских золотых приисков 4 апреля 1912 г. (270 человек было убито, а 250 — ранено). В прокатившемся по городам России движении протеста участвовали около 300 тыс. рабочих. Широкого размаха достигли выступления, проходившие под политическими лозунгами. Число забастовщиков в 1912 г. составило примерно 1 млн. 463 тыс. человек. Еще более бурным был 1913 г., когда в стачках участвовали около 2 млн. рабочих. Размах движения, его активность, сочетание экономических и политических требований напоминали 1905 г.

В столь сложной обстановке осенью 1912 г. прошли выборы в IV Думу. По своему составу новая Дума мало отличалась от старой. Правда, октябристы потерпели на выборах серьезное поражение, лишившись около трети мандатов. Буржуазные круги, поддержавшие в свое время октябристов на выборах в III Думу, частично отошли от них, разочарованные неспособностью Союза 17 октября добиться от самодержавия обещанных Столыпиным реформ. IV Дума в целом оказалась менее покладиста, чем ее предшественница. И либералы, и многие представители консервативного крыла в условиях роста массового движения в стране были едины в признании необходимости предотвращения революции путем реформ, по-разному, однако, представляя себе их суть и объем. Октябристско-националистские круги — прежняя опора Столыпина в Государственной думе — выступали за возвращение в том или ином варианте к программе покойного премьера. За более последовательные преобразования либерального толка ратовали кадеты и близкие к ним прогрессисты. При этом кадетское руководство все больше склонялось к мысли, что только массовое народное движение (его, впрочем, кадеты сами сильно опасались) способно заставить власть пойти на реформы.

Весьма ощутимым становился и разброд в верхах. Оппозиционные выступления в Думе стимулировали антидумские настроения в правящих кругах. Внутри Совета министров усиливались противоречия между сторонниками сотрудничества с обществом в лице его умеренных элементов и приверженцами жесткого курса. Председатель Совета министров В. Н. Коковцов, сменивший на этом посту Столыпина, казался крайним правым чрезмерно либеральным, при всем том, что премьер никоим образом не собирался реанимировать столыпинскую программу реформ. Позиции правых в верхах значительно укрепились после назначения в 1912 г. министром внутренних дел Н. А. Маклакова, отличавшегося своими ультра-монархическими убеждениями. В июне 1914 г. в Совете министров по инициативе царя рассматривались планы государственного переворота, призванного превратить Думу в лишенное всякого влияния законосовещательное учреждение. В конце концов министры отговорили Николая II от такого шага, но сам факт обсуждения подобной перспективы являлся весьма симптоматичным. В начале 1914 г. Коковцов был уволен в отставку. Его преемником стал И. Л. Горемыкин, чьи политические воззрения не претерпели каких-либо изменений со времени его пребывания главой правительства в 1906 г. Наиболее влиятельной фигурой в Совете министров являлся, однако, главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин. Мастер политической интриги, опытный и способный государственный деятель, Кривошеин был инициатором «нового курса», на реализацию которого он, после отставки Коковцова, получил согласие Николая II. «Новый курс» предусматривал улучшение отношений с Думой и внесение существенных корректив в экономическую политику самодержавия. Кривошеин выступал за увеличение капиталовложений в сельское хозяйство, усиление помощи выделяющимся из общины крестьянам и дворянству. Объективно это означало готовность пойти на некоторое замедление промышленного роста во имя ускорения развития аграрного сектора, преодоления его сохранившегося отставания. «Новый курс» царского правительства не принес, однако, сколько-нибудь ощутимых результатов, оставшись во многом чистой декларацией. Сотрудничества с Думой не получилось. Благожелательное отношение к ней, демонстрировавшееся первоначально кабинетом, скоро сменилось линией на мелочное ущемление думских прерогатив, что создало основу для новых конфликтов между властью и обществом. С другой стороны, еще до начала войны выявилась неспособность финансового ведомства добиться заметного увеличения государственных вложений в сельское хозяйство или привлечения туда частного капитала. Тем временем обстановка в стране накалялась. В первой половине 1914 г. в забастовках приняли участие 1 млн. 500 тыс. человек. Размах движения был чрезвычайно велик. Расстрел митинга путиловских рабочих 3 июля 1914 г. вызвал волну забастовок и демонстраций в столице, где в ряде районов (впервые после 1905 г.) начали сооружаться баррикады. Ситуацию в стране резко изменила лишь начавшаяся в июле 1914 г. Первая мировая война.