Каир Нагиба Махфуза

Каир Нагиба Махфуза

Писатели, которых мы цитировали выше в этой части книги, говорили, так сказать, иностранными голосами; если что и связывает Эдуарда Саида и Мэйбл Кайар, Пенелопу Лайвли и Ноэла Кауарда, так это то обстоятельство, что они все были сторонними наблюдателями и не принадлежали к обществу, которое описывали. На их суждения неминуемо оказывала влияние колониальная среда, созданная воспитавшей этих людей культурой: школы, в которых пели английские церковные гимны, тенистые кафе, где подавали изысканные десерты, балы в роскошных отелях, теннисные матчи на кортах, окруженных пальмами… Но нельзя не упомянуть и о человеке, выросшем внутри египетской культуры, среди домов и улиц, которые знакомы нам по его произведениям, о человеке, который был для Каира «своим», в отличие от тех, кто задерживался здесь лишь на некоторое время. Этого человека звали Нагиб Махфуз.

Махфуз — величайший египетский романист и единственный арабский писатель, удостоенный Нобелевской премии по литературе. Его романы, с их эпическим масштабом и вниманием к мельчайшим подробностям, с их состраданием к персонажам и иронией, с их лингвистическим богатством и тщательным вниманием к жизни обычных людей, не имеют себе равных в арабском мире. Это отнюдь не описания города; каирские романы Махфуза предлагают читателю проникнуть в городскую культуру и фиксируют те грандиозные социальные перемены, которые имели место в XX столетии. При чтении произведений Махфуза ощущаешь за каждым предложением, за каждой вымышленной сценой подлинный ритм каирской жизни.

Вероятно, на молодого Махфуза, выросшего в квартале аль-Гамалийя в мусульманской части Каира, наибольшее влияние оказали два обстоятельства. Во-первых, дом его семьи располагался рядом с кофейней, где каждый вечер бродячий рассказчик развлекал публику драматическими представлениями с пересказами классических арабских сочинений, прежде всего «Тысячи и одной ночи». Во-вторых, в возрасте восьми лет Махфуз оказался свидетелем восстания 1919 года, которое было жестоко подавлено британцами. Два этих фактора придали его произведениям эпический размах и заставили всерьез заинтересоваться тем, как обычные люди справляются с политическими переменами в обществе; нагляднее всего влияние этих обстоятельств и его последствия проявились в главном произведении Махфуза, «Каирской трилогии», романы которой признаны шедеврами мировой литературы XX столетия.

Махфуз, младший из шести сыновей, родился в 1911 году в зажиточной арабской семье. Его отец был гражданским чиновником. Будучи студентом Каирского университета, Махфуз примкнул к националистической партии Вафд, которая ратовала за независимость страны. Приблизительно в те же годы он начал читать писателей-европейцев, в частности, Диккенса и Бальзака. Первый роман Махфуза «Новый Каир», написанный в 1939 и опубликованный в 1943 году, рисует город, настолько отличный от Каира Лайвли или Мэннинг, что невольно складывается ощущение, будто эти писательницы рассказывали совсем о другом городе. Махфуз стремился запечатлеть срез социальной жизни, причем глазами простых египтян, а Оливию Мэннинг, к примеру, столь мирские, столь «приземленные» вещи никогда не интересовали.

Три романа «Каирской трилогии» — «Среди дворцов», «Дворец желаний» и «Сахарный дом» — образуют сагу о жизни одного египетского семейства с 1917 по 1944 год. Это первая семейная сага в арабском литературном мире, и на ее автора, безусловно, произвели сильное впечатление такие произведения, как «Сага о Форсайтах» Голсуорси и «Будденброки» Томаса Манна. Когда Махфуз впервые привез в издательство рукопись толщиной в тысячу рукописных страниц, ее отвергли на основании чрезмерного объема (надо отметить, что у Махфуза, видимо, был очень мелкий почерк — английское печатное издание трилогии насчитывает свыше 1300 страниц). Позже трилогию все-таки приняли к публикации в журнале, а при книжном издании разделили на три тома (сам Махфуз предполагал, что это будет единый роман).

С точки зрения описания Каира — виды, запахи, звуки — в трилогии удивительно мало «осязаемых» подробностей. По очевидным причинам подобное больше интересовало авторов-иностранцев, нежели человека местного. Махфуза куда больше привлекала участь семейства его героев, нежели внутреннее устройство пирамид; он был зачарован социальными изменениями, а не балами и представлениями на лужайках посольства Великобритании. Вдобавок его интересовала не столько религиозная, сколько мирская динамика повседневной жизни, и этот интерес навлек на него критику консервативного исламского истеблишмента. (В 1994 году на Махфуза было совершено покушение — фанатик ударил писателя ножом в спину, — и он едва выжил).

Центральный персонаж всей трилогии — глава семейства, властный и суровый владелец лавки аль-Сайид Ахмад Абд аль-Джавад, который требует от жены и детей безоговорочного подчинения. Он жесток и двуличен, обвиняет сыновей в пороках, которым сам увлеченно предается, покидая дом. Аль-Джавад — олицетворение сословия лавочников, которое играло столь заметную роль в жизни Каира, начиная с эпохи Фатимидов. В лавочниках воплощен дух Ибн аль-Балада, «сына города», каирского уроженца, предки которого жили в этом городе на протяжении поколений. Типичный каирский лавочник весьма сведущ, обходителен, открыт для общения — и находится, выражаясь современным языком, в центре социальной сети, к нему стекаются все сплетни и новости его балади, то есть квартала.

Другой важный персонаж трилогии — Амина, жена аль-Джавада, добрая, терпеливая и прощающая. Рисуя отношения аль-Джавада с Аминой и подрастающими детьми, Махфуз знакомит читателя с традициями и типичным развитием семейных отношений в Египте. Время от времени в жизнь семейства врывается внешний мир — так, мы уже видели, что один из сыновей, идеалист Фахми, оказывается причастным к национально-освободительному движению; кроме того, в трилогии ярко описано восстание 1919 года против британцев (по всей видимости, Махфуз основывался на собственных воспоминаниях об этом событии), но в целом трилогия посвящена более «дому», чем «миру», прежде всего — отцовской тирании. В конце жизни аль-Джавад оказывается прикованным к постели и попадает в полную зависимость от жены; что это, как не свидетельство упадка традиционного статуса арабского патриарха, основы социальной жизни египтян. В романе «Дворец желаний» мы наблюдаем наступление европейской культуры и западных ценностей, под натиском которых вековая авторитарная идея рассыпается в прах.

Мятеж сыновей аль-Джавада — отражение поисков национальной идеи в годы, в которые разворачивается сюжет трилогии: националистическая политика становится фоном для семейной вражды, для семейных триумфов и трагедий, составляющих фабулу романов.

Махфуз фиксирует социальные перемены, происходившие в каирском обществе начала XX столетия, тогда как другие авторы, которых мы упоминали, фиксируют изменения в облике города. Однако многое из того, о чем писал Махфуз, по-прежнему присутствует в жизни египтян, и прежде всего это верно относительно положения в обществе мужчин и женщин. Тысячелетие прецедентов означает, что женщин до сих пор считают существами подчиненными, которым полагается ублажать мужчин и прислуживать им, жертвуя собственным счастьем ради блага семьи. Публичные места Каира — например, кофейни или кинотеатры — по сей день остаются «мужскими заповедниками», по вечерам их заполняют исключительно мужчины, тогда как женщины сидят дома и занимаются домашним хозяйством. В известном отношении Махфуз осмелился критиковать эти классические нормы (не будем забывать, что современное общество менее консервативно, чем было когда-то). Увы — социальные перемены, в отличие от колониальной эпохи, не оставили по себе материального наследия, воплощенного в камне. По иронии судьбы Каир, описанный в произведениях Махфуза, во многом еще более далек для современного гостя города, чем тот колониальный Каир, о котором писали авторы, цитировавшиеся выше: ведь Лайвли, Мэннинг и другие описывали тот период городской истории, архитектура и ландшафтная планировка которого в значительной степени сохранились до наших дней.