Каир‑Хан

Каир?Хан

— Это наша земля, и мы не отдадим ее чужакам! — гневно, нервными взрывами вскрикивал Каир?Хан, потрясая крепко сжатым кулаком, из которого меж пальцев брызгал песок, перед опущенными головами командиров боевых групп. — А вы? Вместо того чтобы наводить ужас на шурави, трусливо бегаете от них, как зайцы. Бросаете своих погибших братьев! Позорите наш уезд перед всеми моджахедами!

Лицо главаря душманов, изуродованное год назад осколком советской бомбы и мокрое от пота, было страшным, но еще страшнее были слова, а еще страшнее — то, что могло последовать за ними.

— Как же ты мог, Исмар, как же ты мог?! — не успокаивался Каир?Хан. — Ведь твой отец, уважаемый всеми Насруддин, два года назад остался под развалинами родового дувала вместе с половиной твоих братьев и сестер, а его уцелевший сын показывает спину тем, кто сделал его сиротой! Позор! Если собираетесь так же воевать и дальше, — обернулся он к остальным, — то лучше наденьте чадру и идите чистить котлы! Заготавливать на зиму кизяк! А жен своих пришлите сюда. С оружием! С ними я пойду бить неверных.

— Отец! Отец, прости нас! — взмолились афганцы, пряча в ладони горящие от стыда лица. Юный Исмар в безумной ярости катался по земле, до крови кусая кулаки.

— Я отомщу им за отца! Я отмщу им за всех! Я их головы на колья вокруг твоего дувала насажу!.. Я им все кишки…

— Хватит! — оборвал его вождь, внезапно перейдя с крика на усталый хрип. Шрам над левой бровью опустился и погасил адский огонь страшного изуродованного глаза. — Слова — товар дешевый, делом докажешь, чего они стоят. Сегодня же ночью с остатками отряда пойдешь прямо в Шамархейль, в самое логово врагов. Там и дашь волю своим чувствам, а мне обязательно приведешь одного?двух пленных для обмена на наших людей. И тогда я, может быть, прощу тебя. Мохаммад?Голь прикроет тебя при отходе.

— Да, господин! — с поклоном отозвался крайний из стоящих командиров, в огромной серо?зеленой чалме.

Каир?Хан тяжело отдышался и, оттолкнув Исмара, пытавшегося поймать и поцеловать его руку, продолжал нервно прохаживаться с заложенными за спину руками вдоль шеренги подчиненных. Высоко в небе прокатился отдаленный рокот звена штурмовиков… Главарь, прищурившись здоровым правым глазом, проводил взглядом едва заметные в голубой выси крохотные точки самолетов и с ненавистью прошипел:

— В Кунар пошли… Сегодня уже в третий раз… Видно, Абдулхака не дает покоя их гарнизонам. Вот вам пример, каким надо быть воину! — ткнул он пальцем в сторону Асадабада.

После короткой молитвы за успешный рейд Каир?Хан отпустил командиров отдыхать и готовиться к выступлению, как только стемнеет.

* * *

С самого подъема вся часть гудела, как растревоженный улей. Артиллерия лупила куда?то за аэродром. Офицеров то срочно собирали в штаб, то заставляли строить свои подразделения, каждый раз проверяя, все ли на месте, по спискам вечерней поверки. Солдаты ворчливо материли эти бесконечные построения, где только пересчитывают, а ничего не говорят. На площадке у камышей, подняв кучу пыли, сел вертолет, откуда вышло несколько солидных людей в камуфляже. Вся группа направилась в сторону штаба.

— Кто это? — спросил Губин у Маслова.

— Должно быть, генералы из штаба армии, — не оборачиваясь, ответил сержант и после команды «Разойдись» побежал вслед за ротным в сторону модулей. Разведчики присели в затянутой масксетью беседке перекурить. Веселая была эта беседа, клуб анекдотов; Губин здесь всегда был как на эстраде. И сейчас, еще не успев прикурить, он начал свои байки.

— В энской части, рассказывают, вот так же однажды наехало начальство во главе с генералом. Комбат дрожит, ротные бегают, лейтенанты суетятся. А никто не знает, что к чему. Наконец генерал говорит: «Жалоба к нам пришла от рядового Сарбаева, — Губин увернулся от подзатыльника Ержана и продолжал: — Плохо, мол, вы солдат кормите. Мясо, жиры сплавляете налево, а бойцам — жидкую похлебку». «Никак нет! — отвечает полковник. — Можете проверить», а сам кулак из?за спины показывает своему заму по тылу. Тот — быстро в столовую. Ведут, значит, туда генерала со свитой. «Давайте мне, — говорит генерал, — только то, что солдат кушает». Подают ему целую курицу. «Очки втираете!» — кричит генерал и идет к окну раздачи. Смотрит, а там повар огромным черпаком орудует. Как зачерпнет, так и курица! Вправду, значит, каждому солдату по курице. Ладно, мол. Не прав, значит, рядовой Сарбаев. — Вовка заблаговременно принял меры защиты, но Ержан на сей раз на выпад не среагировал. — Съел курицу генерал, уехал. Полковник заму по тылу втык делает: чем, мол, теперь будем рассчитываться за тех куриц? А зам по тылу отвечает: «Я всего три курицы купил. Одна генералу, другая вам, а третью к черпаку привязал…»

Не до всех сразу, но постепенно доходил Вовкин юмор, и смех в беседке шел на подъем, когда вернулся Маслов.

— Паш, ну че там? А, Паша?..

— Да плохо! Ночью духи восьмую заставу вырезали. В Шамархейле, — зло сплюнул замкомвзвода.

Словно лютый мороз сковал изнывающих от жары разведчиков. Вареник скрипнул зубами: ему почудилось, что они смерзлись. Лица солдат, еще мгновение назад такие разухабисто?веселые, заразительно смеявшиеся, вдруг сделались угрюмыми и злобными. Продолжая смотреть на Вовку Губина, все вспомнили, как он здесь же, в беседке, на перекурах измывался над той самой восьмой заставой: блатяки, от духов далеко, служба — не бей лежачего, советников наших охранять, лафа, одним словом, расслабуха, кайф…

— Восемь трупов, — после паузы добавил в тишине Маслов. — Двух наших нет. Наверное, увели. И оружие все унесли.

Дотлевали в пальцах забытые сигареты. Все представили жуткую картину, как ночью подкравшиеся духи «пришивают» дремлющего часового и крошат спящих. Оцепенение сменялось сопением, покашливанием и, наконец, лопнуло яростными криками всех разом:

— Кто?то навел!

— Из соседнего кишлака!

— У этих гадов везде свои!

— Перебить всех!

— Артиллерией перепахать кишлак!

— Заминировать каждый метр!

— И пленных не брать!

Прервал этот сплошной рев прибежавший от командира посыльный:

— Всем готовиться к рейду! Выходим на рассвете, — задыхаясь, прокричал он, и разведчики тут же кинулись к ружпарку.

* * *

Ближе к вечеру под деревьями взвод сосредоточено чистил оружие, снаряжал магазины и гранаты. Григорий цеплял к автомату подствольник. Вовка удивленно рассматривал непривычные еще ударно?контактные гранаты. А Ержан, протирая ветошью автомат, тихо, как бы сам с собой, разговаривал, но все прислушивались, потому что каждый думал о том же: «Седьмой год войны, а конца ей нет. То наши побьют духов, как мы в последней засаде, то они нас, как эти сегодня… Они мстят за своих, мы за своих. Убитых и искалеченных все больше. Значит, больше надо мстить? Счет все больше, клубок все туже».

— Сарбаев! — прервал его Маслов, может, и случайно, но многие поняли — намеренно, чтобы не разводил, мол, опасную «философию»…

— Я, товарищ сержант! — вскочил Ержан.

— Сбегай в парк, найди стармеха, передай: свежей воды пусть в бурдюки наберет, соляркой дозаправится. Особо передай: побольше ящиков со снарядами к броне пусть прикрутит. Скажи, к старым знакомым пойдем, в Кандибаг. Он знает. — И переглянулся, улыбнувшись, со «стариками». Но и новичкам показалось, что они тоже давно знают этих «старых знакомых».

* * *

Танки били по кишлаку Кандибаг в упор сверху вниз, с высоты окрестных холмов, и там, в долине, змейкой уползавшей в горы, среди пыльных грибов разрывов, таких нелепых на фоне изумрудной зелени, виднелись лабиринты дувалов с проломленными стенами и разрушенные башни, четко обрисованные склонившимся к вечеру солнцем.

Бой шел с рассвета, кишлак напоминал котел с кипящим серо?зеленым варевом, в котором не должно было остаться уже ничего живого. Но люди Каир?Хана продолжали держаться, отбивая малейшие попытки шурави приблизиться.

Рассыпавшись между техникой, разведчики вычисляли среди зелени защитников Кандибага и лупили короткими очередями в ответ на их одиночное тявканье.

С гулкими хлопками оттуда, из котла, иногда вылетали кумулятивные гранаты и разрывались на лбах бронированных машин. Вошло в поговорку, что «джелалабадская броня не боится гранатометов», и, похоже, с показным форсом танкисты выставляли свои машины вот так открыто, а не прятали их за холмами.

Капитан Шпагин, руководивший боем, видя бесперспективность дальнейшего обстрела, вылез из командирской БМП через задний десантный люк и, пригибаясь, подбежал к Маслову:

— Что, сержант, слабо проскочить до дувалов?

— Да как же тут проскочишь? Башку не высунуть, — хмуро ответил Паша, снаряжая подствольный гранатомет, но уже понял, что ротный не ехидничать к нему подкатился, что это приказ.

— А ты подумай, Маслов, для того тебе башка дадена, — хлопнул ротный его по плечу и, пригибаясь, побежал дальше.

Вовка Губин, слышавший разговор командиров, почувствовал себя причастным к той силе, которая направляет весь этот поток огня, которая вот уже много часов отупело молотила одно и то же, но не было никакого продвижения. И словно в поисках этого нового поворота он на секунду выглянул в сторону кишлака. Пули фонтанчиками взбили песок у самого его носа. Побелев, Вовка со страху скатился вниз, к пирамиде ящиков.

— Что, не нравится? — спросил Паша. — Слава богу, из минометов не работают, а то бы хана.

— Паша, а что в этих ящиках мы привезли? Чего их не трогаем?

— Да дымовые шашки, — ответил сержант и уставился на Вовку в размышлении. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, обдумывая один и тот же план.

— Надо подумать, — заключил Маслов уже обдуманное решение, а Губин продолжил вслух то, о чем говорил глазами замкомвзвода:

— Арык глубокий, примерно по пояс. Наискосок к духам. Надымить и…

Маслов бросился догонять ротного.

Не прошло и получаса, как по команде Шпагина броня одновременно полыхнула новым огнем, а затем выстрелила всю дымовую систему до последней гранаты.

Едкий желто?серый дым пополз по полям, сливаясь в единую завесу.

— Зажигай шашки! — закричал Шпагин, метнув первый задымившийся барабан как можно дальше на гребень холма.

— Вперед, ребята! — и третий взвод по одному за Масловым ринулся сквозь дым к арыку.

Духи усилили огонь, но били по гребням холмов, не подозревая о «губинском» арыке, откуда грязные, как черти, выскакивали у самых дувалов разведчики и, не теряя ни секунды, влетали в лабиринт построек.

— Приготовить гранаты, пацаны! — вполголоса скомандовал Маслов и, призывно махнув рукой, швырнул «лимонку» за глиняную стену, откуда слышались автоматная стрельба и голоса душманов.

Не ожидавшие нападения с тыла, душманы в панике заметались по переулкам, отступая перед подошедшей вплотную к дувалам броней и разведкой Шпагина.

Ержан и Гриша бежали рядом, оглохнув от стрельбы, взрывов и истошных криков. Стреляли по выскакивающим душманам и наугад бросали гранаты за каждый подозрительный дувал. Задыхались от бега, падений и прыжков, но все происходящее воспринималось как в замедленной киносъемке.

Все время казалось, что кто?то врежет очередью сзади, поэтому постоянно оглядывались и в один момент замерли, как в стоп?кадре, — через дувал перепрыгнул красивый афганец в расшитой золотом тюбетейке, повел автоматом в их сторону, но выстрелов не было, с криком швырнул оружие и одним прыжком скрылся за следующим дувалом. Гриша и Ержан лупили уже по пустому проулку, куда из низкой двери выбросился парнишка в длиной серой одежде и тут же рухнул, изрешеченный их пулями. Раскрашенный цветными наклейками АКС, не выпущенный из рук, зарылся в пыль.

— Вареник, и вы двое! Оставайтесь здесь с ранеными, — приказал Маслов, и взвод покатился дальше, в глубь кишлака, туда, где он скрывался за поворотом горы. Разрывы гранат и стрельба становились все глуше.

Неумело и наспех перевязав раненых, Ержан и Гриша оставили около них Губина, а сами пристально осматривали местность, опасаясь нападения.

— Там кто?то есть! — резко обернулся Ержан, сняв автомат с предохранителя. Уже приготовился дать очередь по появившейся из?за угла цели, но оцепенел: перед глазами появилась причитающая старуха, держась за левое колено, наверное, задетое осколком; за ней тащилась девочка лет четырех в грязном зеленом платьице, с растрепанными волосами.

Не обращая внимания на шурави, она доковыляла до дувала, возле которого лежал парнишка, и завыла нечеловеческим голосом. Сорвав с головы платок и продолжая голосить, она подкошенно опустилась на землю и положила себе на колени пыльную, в черно?красных кровавых пятнах голову парнишки.

Вареник опустил автомат и отвернулся, Вовка насильно стал вливать в рот умирающему раненому воду из фляжки. Ержан не мог сдержать слез и, не пряча их, смотрел на старуху, которая, взглянув на шурави, вскинула руки и, что?то гневно прокричав, грозно и величественно указала пальцем на небо. «Будь проклята война! Сколько из?за нее горя!» — страдал Ержан.

— Что нюни распустил?! — привстал другой раненый, солдат из первого взвода. — Забери автомат, а то ведь у них и бабы, и дети воюют.

Ержан тихо подошел к старухе и потянул за ремень изукрашенный автомат. Цепкие мертвые руки потянулись вместе с автоматом. Старуха, причитая, обхватила голову парнишки, как будто его хотели отобрать у нее. Девочка успела оторвать какую?то наклейку, и автомат, вырвавшись наконец из рук бывшего владельца, потащился по пыли за Ержаном.

Оттуда, куда укатилась волна боя, нарастал шум, словно волна, следуя своим извечным законам, возвращалась. Сначала появилась под конвоем группа пленных, хмурых, с обреченными взглядами моджахедов, потом страшная процессия с обезображенными трупами наших солдат с восьмой заставы. Гриша и Ержан впервые увидели то, о чем неохотно рассказывали «старики». Превращенные в черно?кровавые комки лица не так поражали, как взрезанные животы, набитые камнями. Обе группы в молчаливой поспешности проследовали мимо ребят с ранеными, мимо воющей афганки, которая не повернула даже головы в их сторону, продолжая глядеть остекленелыми, уже сухими глазами на потускневшее в пыли и дыму предвечернее солнце.

Вот наконец?то и их третий взвод.

— Отходим к броне. Маслов прикрывает! — услышали ребята голос ротного и, подхватив раненых, двинулись в сторону холмов.

— Молодежь, ко мне! — скомандовал Маслов, выхватив из группы пленных молодого афганца в золотой тюбетейке. Ержан с Вареником переглянулись: не померещилось ли им?

— Десь бачив я його, — пробурчал Гриша.

Убедившись, что ротный уже далеко, Маслов отвел афганца за угол и деловито предложил:

— Это камирхановский сынок. Пока никто не видит, можете пристрелить как собаку. Валяйте, мужики!

Когда ты стреляешь туда, откуда стреляют в тебя, это твоя нормальная солдатская «работа». Когда на твоих глазах падает парнишка, изрешеченный твоими пулями, и над ним тут же голосит старуха, что?то тревожное царапает душу. И хотя, если бы ты не убил этого парнишку, мгновение спустя из его оклеенного этикетками автомата пули прошили бы тебя, все равно что?то протестует, винится, кается… Но когда тебе предлагают просто так нажать спусковой крючок и лишить жизни этого молодого красивого парня в золотой тюбетейке, кто бы он ни был, но без оружия, со связанными за спиной руками?! Бунтует сама природа, парализуя твой ум, твою волю, делая вялыми и тяжелыми твои руки.

Поняв, о чем говорят, афганец вытянулся с побледневшим лицом и пылающим гневом и презрением глазами.

— Может, не надо, Паша? — начал было Ержан, но тот не дал ему договорить, вцепившись в маскхалат:

— Чего «не надо»? Чего не надо? Ты видел, что они сделали с нашими? Видел?! Стреляйте, гады, или я за себя не отвечаю! Я научу вас свободу любить! Стреляйте… вашу мать!

Почти одновременно сухо щелкнули три выстрела, и золотая тюбетейка сорвалась с головы рухнувшего моджахеда, покатилась к ногам Маслова, искрясь отблесками вечерней зари.

— Уходим! — сержант пнул тюбетейку и бросил окурок на труп. Уже слышны были крики приближающихся душманов.

* * *

Толпа моджахедов, собравшаяся у тела сына вождя, медленно расступилась, пропуская Каир?Хана, который с каменным лицом нагнулся над телом, аккуратно двумя пальцами снял с одежды еще тлеющий окурок и не торопясь пошел прочь. Немногие заметили, как его рука с хрустом в суставах сжала окурок и меж пальцев посыпались искры.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.