1. Историография по проблеме «Левые эсеры»
1. Историография по проблеме «Левые эсеры»
Зародившись на рубеже Октябрьского переворота, блок большевиков и левых эсеров распался в июле 1918 г. при самых загадочных обстоятельствах — немедленно после убийства в Москве германского посла графа Мирбаха и так называемого «восстания левых эсеров». С этого момента ведет свою историю однопартийная диктатура коммунистической партии СССР. Не удивительно, что кратковременный союз двух партий, большевиков и левых эсеров, закончившийся вооруженной конфронтацией в июле 1918 г., давно привлекал внимание историков. Исторические работы о блоке левых эсеров и большевиков начали появляться уже в двадцатые годы, но характер их был далек от научного[1]. Позже, вплоть до середины 50-х годов, в СССР публиковались работы о большевистско-левоэсеровском союзе, но, к сожалению, эти исследования были тенденциозны и их авторы лишь пытались подчеркнуть отрицательную роль ПЛСР в Октябрьском перевороте и в деле становления в СССР советской власти[2]. Послесталинская историография также не вывела историков Советского Союза за пределы, ограниченные рамками марксистско-ленинской идеологии, хотя, начиная с 1956 года, в СССР было опубликовано большое число работ по истории ПЛСР[3]. Эти исследования отличались от предшествующих тем, что часто были написаны на основе архивных материалов, недоступных западным историкам, и вводили в научный оборот ранее неизвестные источники[4].
На Западе труды по истории большевистско-левоэсеровских отношений, к сожалению, немногочисленны. На русском языке отдельных работ о партии левых эсеров нет вообще, хотя некоторые историки не только подвергали сомнению теорию о «восстании левых эсеров» в июле 1918 года[5], но и по-иному смотрели на большевистско-левоэсеровские отношения. Например, Б. И. Николаевский в комментариях к книге одного из западных авторов указывал, разбирая вопрос о левых эсерах, что «они помогли большевикам в самые критические месяцы их существования и активно участвовали в разгоне Учредительного собрания и захвате Совета крестьянских депутатов, в Октябрьском перевороте и многом другом»[6]. И эти выводы Николаевского принципиально отличались от стандартного взгляда на левых эсеров. В целом, западная историография изучала вопрос о большевистско-левоэсеровских отношениях лишь поверхностно, обычно в связи с изучением более общих, либо, наоборот, более конкретных тем. Настоящая работа поэтому в главах, касающихся левых эсеров и установления однопартийной диктатуры в СССР, ставит перед собой задачу, обобщив предшествующую историографию, показать и проанализировать основные аспекты большевистско-левоэсеровского политического сотрудничества в октябре 1917 — июле 1918 г., со дня большевистского переворота до разгрома ПЛСР большевиками. Эти главы описывают образование ПЛСР и ее отношения с большевиками до октября 1917; формирование двупартийного большевистско-левоэсеровского правительства, в котором не было места другим социалистическим партиям, таким как меньшевики или эсеры; созыв и роспуск Учредительного собрания; отношения между этими двумя партиями в период апреля-июня 1918 г. (здесь внимание уделяется в основном противоречиям между большевиками и левыми эсерами по поводу Брест-Литовского мира, борьбы с крестьянством и отношений с другими социалистическими партиями). Особое внимание уделено июльским событиям 1918 года, приведшим к политическому разгрому ПЛСР: убийству 6 июля 1918 г. германского посла Мирбаха и так называемому «восстанию левых эсеров», причем в настоящем исследовании июльские события предстают в новом освещении.
В советской историографии вопрос о «мятеже левых эсеров» в Москве в июле 1918 г. считается давно изученным. Многочисленные советские авторы, расходясь в детализации событий, всегда соглашаются в главном: ПЛСР совершила убийство Мирбаха и подняла антибольшевистский мятеж с целью сорвать Брест-Литовский мирный договор и свергнуть советскую власть[7]. Удивительно, что и столь недоверчивая во многих других случаях западная историческая наука в целом беспрекословно приняла эту советскую точку зрения. Фундаментальные труды зарубежных историков и отдельные исторические монографии редко противостояли официальной советской теории[8]. Впервые в 1922 году официальную версию о «восстании левых эсеров» подверг сомнению бывший советский функционер социал-демократ Е. Лундберг. «В восстание я не верю, — писал он, — ибо Александрович, умирая, сказал: «Да здравствует власть Советов»[9]. Известный русский революционер эсер Чернов также с сомнением относился к версии о восстании левых эсеров, называя его «чем-то вроде левоэсеровского восстания против большевистской диктатуры»[10]. Много позже, в 1962 году, появилось первое серьезное историческое исследование: Г. М. Катков опубликовал статью, аргументированно подвергшую сомнению всеми признанную версию[11]. Вывод Каткова сводился к тому, что «Мирбах был убит Блюмкиным и Андреевым с ведома большевиков и, вероятно, самого Ленина. Левые эсеры оказались здесь жертвой провокации большевиков (не в первый и не в последний раз)»[12]. И лишь после публикации статьи Каткова недоверие к советской официальной точке зрения высказали другие западные историки. Вот что писал, например, один из ведущих советологов США Адам Улам:
«Драма, разыгравшаяся в июле и августе [1918 г.] и приведшая к гибели левого крыла когда-то гордой партии, лояльной русскому крестьянству, до сих пор хранит в себе элемент тайны [...]. Все сконцентрировалось вокруг графа Мирбаха, чье убийство якобы было санкционировано Центральным комитетом социалистов-революционеров на заседании 24 июня [...]. Было бы неудивительно, если б кто-либо из коммунистических лидеров решил убрать Мирбаха [...]. Безусловно, обстоятельства, связанные с убийством, крайне загадочны [...]. Приходится подозревать, что, по крайней мере, некоторые из коммунистических сановников знали о решении социалистов-революционеров, но ничего не предпринимали [...]. Возможно, по крайней мере, что кто-то в высших большевистских кругах был осведомлен об эсеровских приготовлениях, но считал, что представляется хорошая возможность избавиться от них [эсеров] и от германского дипломата, причиняющего неприятности. Вообще, самые сильные подозрения падают на Дзержинского» [13].
Джоэль Кармайкл также подвергает сомнению официальную советскую точку зрения. Он пишет:
«Обстоятельства этого убийства остаются необычайно загадочными [...]. Сами левые эсеры яростно отрицали всякую подготовку к восстанию, хотя и не оспаривали своего участия в убийстве и даже похвалялись им. Однако несоответствия, содержащиеся в этой версии, начисто опровергают ее [...]. Ленин использовал убийство Мирбаха как предлог для истребления левых эсеров. Их пресловутое «восстание» было не более чем протестом против большевистских «преследований», состоявших в том, что большевики представили их общественности, в особенности германскому правительству, убийцами Мирбаха. Эсеровский «бунт» был на редкость ребяческой затеей»[14].
Более резок в своих выводах американский историк С. Поссони. Он недвусмысленно обвиняет в организации убийства Мирбаха большевиков, и прежде всего — Ленина. Поссони пишет:
«Подозреваемые в заговоре были все скопом арестованы в Большом театре — после того, как большевистских делегатов должным образом проинформировали о случившемся и они покинули зал, и до того, как информация дошла до эсеров. Эсеры действительно отважились на какие-то военные действия, но, похоже, лишь обороняясь от большевиков; возможно также, что их подтолкнули к выступлениям большевистские провокаторы. (Многие левые эсеры оставались под влиянием большевиков.)
Коротко говоря, убийство Мирбаха было, вероятно, провокацией большевиков; если это так, то руководил заговором, скорее всего, Ленин. В самом деле, уничтожение Мирбаха было очень выгодно, так как он являлся тем представителем Германии, который более, чем кто-либо другой, мог и хотел добиться свержения большевиков. Его смерть устранила такую угрозу и послужила Германии предупреждением, что не следует обманываться насчет России. Убийство Мирбаха существенно уменьшило германское влияние в России.
Для Ленина, естественно, существовал риск, что Германия ответит репрессалиями, но германские власти не были заинтересованы в свержении большевиков. Они охотно удовлетворились обвинением эсеров. Вильгельм II возложил ответственность за все пропагандистские выступления на Антанту, утверждая, что «даже при отсутствии прямых доказательств [...] им нелегко будет доказать обратное». И, что существеннее всего, это событие позволило Ленину подавить эсеров, с которыми стало трудно иметь дело»[15].
В настоящей работе читатель найдет не только хронику Брестского мира, интересную саму по себе, но по-иному взглянет на проблемы, считавшиеся давно выясненными. Тайные отношения между революционерами и германским правительством, уходящие своими корнями в еще дореволюционное прошлое; финансирование Германией русской революции и, прежде всего, ленинской группы; вопрос о сепаратном мире и противостояние ему сторонников мира всеобщего, без аннексий и контрибуций; истинные цели Ленина; действительная позиция Троцкого; масштабность оппозиции заключению Брестского мира; и заключение мира, не соблюдавшегося ни дня ни одной стороной; убийство германского посла Мирбаха; несуществовавшее «восстание левых эсеров»; разрыв Брестского договора и начало революционной войны против Запада в конце 1918 года — вот основные темы, затрагиваемые этой книгой.
Источниковедческая база работы обширна. В ней использованы архивные документы Гуверовского института (Стенфорд, США), прежде всего коллекции Б. И. Николаевского; материалы архива Международного института социальной истории в Амстердаме и архива Троцкого в Гарвардском университете в Бостоне[16]. Крайне важными для исследовательской работы были опубликованные первоисточники, документы, изданные в СССР и на Западе, многочисленные мемуары, равно как и исторические труды. Подробные библиографические сноски на эти источники читатель найдет в примечаниях к главам.