36
36
«У нас все больше усиливается впечатление, что русские меньше озабочены миром, чем распространением революции [...], — писал Розенберг в МИД Германии. — Само собой разумеется, что они примут мир, если он будет достигнут на предложенной ими основе, но даже в этом случае они заключат мир не из-за желания заключить его, а ради их стремления доказать всему миру, что максималистские идеи революционной России одержали триумф над империализмом Центральных держав. Факт заключения и содержание мира будет служить им в качестве средства для революционной пропаганды. Тот мир, которого мы желаем, максималисты добровольно не подпишут. Столь же мало они думают о том, чтобы брать на себя позор разрыва переговоров. Они будут пытаться затянуть переговоры и в дальнейшем будут использовать любую возможность, чтобы держать революционные речи и демагогически разбивать любые наши контрпредложения» в надежде на революцию в Германии и Австро-Венгрии. «По этой причине я не думаю, что мы обойдемся без ультиматума. Успех ультиматума будет зависеть от того, как будут вести себя в течение следующих восьми дней германские и австро-венгерские рабочие, социалисты и общественное мнение. Будет принят ультиматум или нет — зависит от того впечатления, которые получат русские от поведения рабочих [в Германии и Австро-Венгрии], высказываний членов парламентов и прессы, на основании которых они (в России] решат, пойдут ли [германский и австрийский] народы за правительствами или нет в случае прекращения перемирия и возобновления военных действий» (Германия, док. № 196 от 25 января по н. ст. 1918 г. Тел. Розенберга в МИД Германии).