Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

Лес стоял вокруг нас зеленый, молчаливо плыла бурая река… вся земля лежала тихо, задумчивая и ожидающая. Теперь кончилось время мечтаний, теперь настало время дел.

О, как прекрасно и прелестно сидеть в таверне за кружкой эля и браво разглагольствовать о том, какие отважные дела мы совершим! Как мы пройдем по неведомым тропам земли, прекрасной как страна лесного царя, как встретимся лицом к лицу с дикарями в их родном обиталище, далеко от лондонской пыли и лондонской толпы!

Согревшись вином, бегучей поэзией слов и красивыми взмахами жестов, молодой человек ощущает, что весь мир принадлежит ему, с жемчужиной в каждой раковине, с очаровательной девчонкой за каждым окном и врагами, исчезающими из виду при одном его появлении! Но приходит миг реальности, и оказывается, что никакое красноречие не выстроит частокол, никакая поэтическая фраза не отклонит в сторону стрелу, ибо дикарь в своей лесной стране имеет свои собственные представления о романтике и поэзии, которые могут включать в себя скальп нашего мечтателя.

Когда вокруг лежала Англия, легко было насмешливо презирать пропавших колонистов Роанока, исчезнувших людей Гренвилла и тех, кто забросил колонию Ральфа Лейна. Они получили то, что заслуживали. Зато мы добьемся успеха там, где они потерпели поражение…

Мы ушли туда, где помощи ждать неоткуда. Здесь, если человек оступится на тропе и свалится на землю со сломанной ногой, ему не придется ждать ни врача, ни носилок. Если его окружат дикари, никакие люди королевы не явятся, маршируя отважными шеренгами под развевающимися знаменами, не будут хрипеть волынки и развеваться кильты шотландских стрелков, размахивающих своими саблями-клейморами. Здесь человек сам по себе, один, и должен в одиночку сражаться и умереть — или сражаться и выжить.

Войти в новую страну — тяжкое, очень тяжкое дело, как любит говорить Черный Том Уоткинс, и на мне лежит ответственность за всех тех, кто пришел со мной. Любой человек хочет быть капитаном, только мало кто хочет взвалить себе на плечи ношу ответственности и решений, и я, приведя сюда остальных, фактически взял обязательство стать их стеной против несчастий и неудач.

Во-первых, питание. Прибыли мы сюда с хорошими запасами, но на сколько времени их хватит? Мне очень хорошо известно, как дорога людям привычная пища родного дома, а потому расходовать ее надо осмотрительно, и мы должны охотиться, собирать и выращивать все что сможем, дабы подготовиться к приходу холодной зимы.

Я немедленно начертил план форта и показал его Джублейну, Джону Тилли и прочим. Где-то были сделаны изменения, где-то — добавления, и вот вперед двинулись люди с топорами. А я, взяв Черного Тома и Пима Берка, отправился в лес добывать мясо.

Двух человек мы оставили с корабельной шлюпкой, и они должны были наловить рыбы.

Нас было двадцать девять — двадцать семь мужчин и две женщины, а накормить такую компанию — всегда дело непростое.

Мы упорно уходили все дальше и дальше в лес, потому что я не имел желания охотиться рядом с лагерем и распугать ту дичь, что есть поблизости. Несколько раз мы видели диких индеек, но я хотел добыть оленя, и не одного.

И каждый такой поход должен быть не просто охотой ради добычи пропитания, но исследовательской экспедицией, и после каждого похода, с моим участием или без, я был намерен записывать все, что мы видели, и по кусочкам дополнять карту близлежащей местности, показывая ее всем.

Внезапно мы увидели оленей — полдюжины животных паслись на лугу, примерно в ста пятидесяти ярдах от нас. Это было слишком большое расстояние для выстрела, от которого так много зависело, и я начал подкрадываться. Я немало охотился на оленей в Англии и полагал, что здешние не должны слишком от них отличаться.

Все олени паслись. Указав того, которого я собирался убить, я посоветовал своим людям выбрать каждому по мишени и стрелять, когда я выстрелю.

Продвигаясь вперед, я уменьшил дистанцию ярдов на пятнадцать, прежде чем их хвосты начали дергаться снова. Они огляделись по сторонам, чуть дольше посмотрели на меня — должны же они были понять, что этот незнакомый предмет на опушке оказался ближе, — потом вернулись к кормежке. Снова я продвинулся — и снова остановился.

Теперь до выбранной мною цели было менее сотни ярдов, и я, подняв ружье, прицелился. Пуля пробила оленю шею перед самым плечом. Он подпрыгнул, упал на колени и перекатился набок.

Том с Пимом успели подобраться поближе и немедленно выстрелили тоже. Но пуля Пима прошла мимо цели, поскольку выбранное им животное, испугавшись моего выстрела, резко повернулось, застыло на миг, а потом двинулось прочь шагом.

Товарищи подошли ко мне, и мы подождали, надеясь, что олени остановятся неподалеку, но они без остановки ушли в кусты и мы только проводили их взглядом.

— Выстрел в шею — самый лучший, — заметил я, — если позволяют обстоятельства. Если стреляешь в сердце или в легкие, зверь может пробежать добрую милю, пока свалится, а иногда и больше.

Том из нас троих был самый умелый свежеватель, так что он начал снимать шкуры с убитых животных, а мы с Пимом тем временем двинулись вслед ушедшим оленям. Олень редко когда уходит дальше чем на милю от своего участка, если его к этому не принудить, потому мы надеялись, что они будут кружить где-то неподалеку. Не знаю уж, как они поступили, но мы их больше не увидели.

Нагруженные мясом и шкурами, мы возвратились в лагерь, подстрелив на обратном пути трех индеек.

Итак, на этот вечер у нас было мясо, но едва-едва в обрез, и я понял, что нужно уходить подальше, стрелять зверя, вялить мясо и готовиться к приходу зимы. Да, снабжение моего небольшого отряда будет немалой проблемой.

Дни проходили быстро — в охоте, расчистке и обработке земли. Все это время я держал несколько человек на борту флейта, ныне переименованного в «Абигейл». Они занимались уборкой, мелким ремонтом и прибавили к вооружению корабля две пушки, спасенные со сгоревшего судна.

Частокол был завершен, и мы установили на стенах четыре поворотных фальконета на вертлюгах. Еще две пушки из тех, что удалось снять со сгоревшего судна, втащили на вершину холма, где мы строили свой форт, и установили так, чтобы они держали под прицелом саму реку.

Индейцев мы не видели, но следы их время от времени нам попадались, и дважды мы замечали пироги, быстро скользящие по реке под покровом темноты.

— Не доверяю я им, — раздраженно ворчал Джублейн. — Это, если я не ошибаюсь, човоноки.

— Я о них ничего не знаю, — заметил я.

— Да и я тоже, — признался он, — но я служил с одним солдатом, который приплыл вместе с Лейном, так он не говорил о них ничего хорошего. Они были союзником Уингины, а он был вождем на юге и ярым врагом всех белых. В том, что погибла колония Роанок, наверное, он виноват.

— А не испанцы?

— Ну да, может и испанцы.

* * *

Это была красивая земля, живая от цветов и щедрости почвы, но, если не считать рубки деревьев, болот мы избегали. Там хватало и аллигаторов, и змей, да и вообще гнетущее это было место. И все же для нас это был самый легкий способ добывать древесину, в которой мы нуждались, потому что сваленное там дерево можно было тащить на буксире за шлюпкой — а это легче, чем переправлять посуху.

Да и не было у нас никакого желания делать нашу позицию еще заметнее, вырубая деревья. А те, что мы брали с болота, не оставляли зияющих просветов на местности, так что никакие следы человеческой деятельности не бросятся в глаза.

Если индейцы оставят нас в покое, мы будем этим вполне довольны, и я, хотя больше всего желал наладить с ними торговлю, предпочитал сначала сделать надежным и безопасным наш форт, ибо когда имеешь дело с людьми столь отличающейся культуры и воспитания, нужно всегда помнить об осторожности, поскольку их понимание мира совсем не такое, как наше, и основано отнюдь не на тех же рассуждениях.

Теперь я был по-настоящему благодарен судьбе за долгие разговоры с капитаном Темпани, с Коувени Хазлингом и другими людьми, ведь каждый такой разговор способствовал расширению моего кругозора, взгляда на мир и углублению понимания.

Мне еще многому надо было обучиться, многое узнать о людях и об искусстве управления ими, которое внезапно стало моим долгом и ответственностью. Я уже научился выслушивать советы других, но действовать только на основании собственной убежденности и принимать собственные решения.

Дни пролетали быстро, но вскоре на моем столе уже лежала постоянно растущая карта той территории, где мы жили. Одновременно я начал записывать все, что знал об индейцах, и обо всех их следах, которые мы видели.

А где Потака? Мы с ним встретились в прошлое мое путешествие и сразу стали друзьями. Он был из племени эно, живущего где-то в глубине материка, где точно — не знаю.

С тех пор, как я его видел, прошел уже год, если не больше. Эно были хорошими охотниками, но, в то же время, старательными земледельцами и хитрыми торговцами, и если кто и будет иметь склонность торговать с нами, то именно эно… Судя по тому немногому, что я знаю об индейцах местных краев.

Рыбалка давала превосходные уловы, так что я определил на это занятие больше людей, и вскоре многочисленные решетки были увешаны рыбой, вялящейся на солнце, пришлось даже выставлять особого сторожа, чтобы отгонял птиц. Мы набили множество голубей из той породы, что гнездятся на деревьях, — их можно добывать без труда.

Внутри огороженного частоколом участка мы построили несколько хижин, прижав их задней стенкой к наружной ограде. Одна была для Абигейл, Лилы и меня, другая служила арсеналом, еще две — складами для мяса и зерна, а рядом третья — там хранились товары для меновой торговли; и, наконец, самая большая служила общим бараком для людей, хотя мы постоянно держали на борту «Абигейл» команду из семи человек.

Ели мы все за общим столом, ибо я не хотел, чтобы пошли разговоры, будто нам готовят лучшую пищу, чем всем остальным.

Когда наступит зима? Меня тревожило, что я не знаю точно, а могу только гадать — так надежных планов не составишь. Несмотря на слабые результаты охоты, ибо мы находили мало дичи, рыбная ловля шла хорошо и посевы наши взошли дружно, обещая хоть и поздний, но богатый урожай.

Однажды за столом я объяснял ситуацию:

— Выше по реке живут индейцы, которых я знаю, их называют «эно». Немного подальше есть еще одно племя, их зовут «тускарора»; я с ними не встречался, но другие индейцы их боятся и говорят о них, как о яростных воинах.

Вблизи нас живут индейцы, которых называют «човоноке» или «човонок», но это маленькое племя. Возможно, нам удастся заключить с ними союз, который обеспечит защиту и нам, и им.

Избегайте индейских женщин. Может быть, кто-то из вас пожелает взять индианку в жены, но сначала нужно узнать индейские обычаи и сперва прийти к ее отцу с подарками и договориться с ним.

Нас здесь очень мало, а потому мы должны каждый шаг делать с оглядкой, всегда считаясь с этими людьми.

— Да они дикари, — пробормотал Эммден, — всего-навсего дикари!

— И все же люди, такие же, как мы с тобой, и имеют свои обычаи, которые так же важны и хороши для них, как наши — для нас. Обращайся с ними как с равными.

Эммден взглядом выразил отвращение, но против моего приказа не возразил ни слова. Однако его поведение насторожило меня. Он был матросом с фламандского корабля, манеры его мне не нравились, и я поговорил о нем с Тилли и Джублейном.

— Да-да, — согласился Джублейн, — это противный пес, да еще он выискивает других такой же породы. Все они толкуют между собой, чтоб, мол, уплыть и заняться пиратством, и я опасаюсь, что рано или поздно попробуют, если наберут достаточно людей.

Хотя форт наш располагался на небольшом взгорке, он был прикрыт от чужих взглядов высокими деревьями леска, окружающего этот холм. Сам холм мы очистили от кустов и деревьев, среди которых могли бы найти укрытие нападающие, — так мы обеспечили хорошую зону обстрела для нашего оружия.

Тем временем те из нас, кто умели обращаться с луком, сделали себе луки и пользовались ими на охоте. У нас в Фенланде все мы вырастаем лучниками, каждый обучен охотиться с луком и стрелами, так что мы набрали среди своего числа десять искусных лучников и еще несколько довольно приличных. Теперь на охоту, дабы сберечь порох и свинец, мы ходили только с луками и стрелами.

Английский длинный лук — грозное оружие, и, несмотря на появление огнестрельного оружия, у нас среди болот, да и в других деревенских областях Англии люди поддерживали старинное искусство, устраивая состязания по стрельбе в цель на ярмарках, а иногда и просто в рыночные дни. В Фенланде, где охота была не так ограничена, как в других местах, многие жители добывали мясо для стола своими луками.

По вечерам мы изготовляли стрелы, совершенствовали и отделывали луки, точили топоры и пилы, готовясь к завтрашней работе. Спокойно проходили эти вечера, занятые трудом, но мы были лучше подготовлены к борьбе за жизнь, чем те, кто приходил сюда перед нами, ибо все были приучены к труду и сознавали его необходимость.

Одновременно мы заготовляли мачтовый лес и укладывали его на козлах над землей на просушку, а некоторые из наших кололи дранку для кровель, отделяя ее от бревна с помощью особого инструмента «фроу» — вроде долота, в котором железко отогнуто от рукоятки под прямым углом, — и деревянного молотка. Я держал в мыслях надежду, что рано или поздно придет какой-то корабль и тогда мы сможем продать свой лес или выменять на нужные товары.

Но и без того нам надо было обставить собственные жилища, так что мы делали табуретки, скамьи и стулья, а также деревянные ведра, ковши, черпаки, ложки и плели корзины.

А потом однажды мы нашли индейца.

Первой увидела его Абигейл. Они с Лилой отправились на опушку леса собирать травы. Утро выдалось теплое и спокойное, но под деревьями, окаймляющими болото, еще было темно, таинственно и очень тихо.

Абигейл пересекла границу леса, остановилась и прислушалась. Где-то за болотом стучал по дереву дятел. На корабле поднимали какой-то груз с помощью блока и талей. Она слышала скрип веревки и визг блока. В форте что-то пилили… а здесь было очень тихо.

Сначала она увидела большого аллигатора. Это был огромный старый зверь, все десять, а то и двенадцать футов в длину, и когда она его заметила, над водой виднелись только глаза и ноздри. Он плыл к берегу, к тому месту, где она стояла, с целеустремленностью, которая подсказала ей, что он плывет за чем-то — или за кем-то.

— Лила!

— Я вижу.

Он плыл к ней. Может, если бросить что-нибудь в воду…

Она нагнулась, чтобы найти ветку или кусок коры… и тут увидела руку.

На мгновение она застыла — молча, затаив дыхание. Это действительно была рука, человеческая кисть, она лежала, полусогнутая, с влажными листьями между пальцев, высунувшись из-под куста.

Кроме кисти видно было и предплечье. А потом она разглядела и все тело, полускрытое низко свисающими ветками и листвой. Тело мужчины, страшно израненное, окровавленное.

— Мэм! Нам бы лучше удирать. Он приближается.

— Брось в него что-нибудь. Что угодно.

Абигейл быстро огляделась. Вокруг ничего не было. Схватившись за эту руку, она потянула. Все, что ей удалось, — лишь слегка шевельнуть тело, но все же она его шевельнула — и теперь медленно начала вытаскивать из кустов.

— Лила! Помоги мне!

И вдруг Лила закричала. Абигейл никогда не слышала, как может визжать валлийская девушка, а потому бросила руку и кинулась бегом.

Аллигатор был крупный, и он выбирался из воды, очевидно, привлеченный запах крови из тела раненого.

Абигейл, у которой тоже имелись легкие, завизжала в свою очередь.

Раздался ответный крик, топот бегущих ног…

Я первым добрался до них со шпагой наголо, ожидая увидеть индейцев или людей Бардла.

Джублейн отстал от меня лишь на мгновение, а тут и Уоткинс выскочил из лесу чуть дальше вдоль берега.

— Следи за хвостом! — предупредил я (где я слышал эти слова?). — Он пустит его в ход, чтобы сбить тебя в воду или переломать ноги!

Огромная тварь остановилась, наполовину выбравшись из воды, пялясь на нас горящими красноватыми глазами, челюсти то открывались, то закрывались. Зверя привлек запах крови и смерти, но наша возросшая численность, по-видимому, шевельнула какую-то струнку осторожности у него в мозгах, потому что он глядел на нас, переводя глаза с одного на другого.

Наконец мне пришло в голову, что он ведь может и напасть.

Под ногами у меня валялся полусгнивший обломанный сук; я схватил его и бросил, целясь аллигатору в голову. Бросок оказался метким, удар — крепким. Тварь фыркнула и сердито дернулась в нашу сторону, однако не более чем на два фута, а потом медленно и неохотно сползла обратно в воду.

— Что тут, Эбби? — спросил я.

— Там человек… по-моему, он еще не мертвый.

Я прошел туда, куда она показывала пальцем, Джублейн, все еще со шпагой в руке, последовал за мной.

Раненый оказался индейцем, причем такого типа внешности, какой мне еще не встречался. Это был крупный человек, хорошо сложенный, но, судя по отметинам на теле, он получил рану, потом его пытали — однако как-то он все же сбежал.

— Возьми четверых, — сказал я Джублейну, — и пусть захватят с собой носилки. Отнесем его в форт.

— Дикаря? В наш форт? Внутрь?! — запротестовал он. — Если он выживет, то обязательно предаст нас.

— И тем не менее мы попытаемся спасти его. Он как-то удрал от своих врагов; он прошел большое расстояние. Если человек в подобном состоянии смог такое совершить, он заслужил право на жизнь.