Восемь бочонков червонцев

Восемь бочонков червонцев

Случилось данное происшествие как раз в тот день, когда войска адмирала Павла Васильевича Чичагова с боем заняли город Борисов. Однако расследование обстоятельств, связанных с заложением и поисками данного клада, судя по архивным данным, началось гораздо позже.

В 1836 году в доме дворянина Станислава Рачковского на одной из окраинных улиц Борисова остановились на воинский постой — в то время это было обязательной повинностью для цивильных жителей — четверо солдат ветеранов, возвращавшихся домой после окончания 25-летней службы. Переночевав, они отправились дальше, за исключением одного, некоего Иоахима, католика, уроженца Могилёвской губернии. Он почувствовал себя плохо, и хозяин оставил его на излечение. Вечером на Покров день (14 октября н. ст.), солдат стал совсем плох и во время некоторого облегчения попросил хозяина дома подойти к нему.

Оказалось, что Иоахим уже был в Борисове в ноябре 1812 года в составе батальона 14-го егерского полка 15-й пехотной дивизии авангарда графа Ламберта. Командовал полком полковник Красовский (впоследствии ставший генералом). В ту осеннюю пору, а это было с 20 по 29 ноября, непролазную белорусскую грязь уже схватило первым морозцем. Земля была покрыта снегом, днём таяло, а к вечеру слегка подмораживало. Почва выдерживала пешего солдата, но тяжело гружённые армейские повозки то и дело застревали на дорогах, так что приходилось подпрягать пристяжных лошадей. Реки Березина и Сха ещё не замёрзли. По Березине ещё только плыли первые тонкие льдины, и она извивалась широкой чёрной лентой по однообразной белесой равнине.

20 ноября 1812 года авангард армии Чичагова под командованием Ламберта в составе 7, 13, 14 и 38 егерского полков, четырёх эскадронов Арзамасского, и четырёх эскадронов Александрийского гусарских полков, 34-й батарейной роты и двух рот Витебского пехотного полка был на марше и, сделав 35-вёрстный переход, расположился на ночлег у Жодино. Выдвинутая вперёд конница заняла Упоревичи, что были всего в 10 верстах от Борисова. Дав войскам непродолжительный отдых, Ламберт поднял их среди ночи и приказал двигаться дальше. Город Борисов и, самое главное, мосты через Березину, были крайне важны для успеха задуманной Кутузовым операции, и поэтому нашим солдатам приходилось поторапливаться. Этот ночной марш 14-го егерского полка прошёл без каких-либо осложнений. За час до рассвета (уже 21 ноября) полк остановился в одной версте от предмостного укрепления (тет-де-пона), который совместно охраняли французы и поляки. Укрепления состояли из двух редутов, построенных южнее деревни Дымки и соединённых между собой траншеей (ретраншементом).

В Борисове, который планировали захватить русские войска, находились остатки Минского гарнизона, всевозможные сборные команды, части тылового обеспечения и отдельные части вновь формируемых французских полков. Кроме того, к «тет-де-пону» подошла польская дивизия Домбровского. Она имела в своём составе 2000 пехотинцев, 500 кавалеристов и 12 артиллерийских орудий. Всю пехоту с четырьмя пушками разместили около предмостных укреплений, а кавалерия с остальной артиллерией осталась в городе. Таким образом, в Борисове сосредоточилось от 5500 до 6500 оккупантов. Выбить их было не просто, и тут могли помочь только внезапность и решительность атакующих.

Батальоны 14-го полка ночью подобрались к укреплениям и начали их штурм на рассвете. К десяти часам утра егеря заняли правый и левый редуты. В 15 часов русские полностью сломили сопротивление французов и поляков и устремились через мост к городу. Впереди в полувзводных колоннах двигался и солдат Иоахим, рассказавший впоследствии помещику Станиславу Рачковскому о тайне захоронения 8 бочонков золота. Не зная, сколь большие силы русских войск штурмуют город, наполеоновские войска оставили Борисов без особого сопротивления. Они отступали за город, к плотине, перекрывавшей речку Сха. За плотиной шла дорога, выводившая их на передовые части основной армии, которая двигалась навстречу им из Лошницы. Итак, вся дорога на Оршу была запружена телегами, фургонами, артиллерийскими упряжками и просто дезорганизованными толпами людей, как военных, так и гражданских. Солдаты Домбровского ещё какое-то время удерживали саму плотину, прикрывая отход прочих войск, но, не выдержав напора, снялись и поспешно отошли к сосновому лесу. Преследовавшие противника егеря 14-го полка, измотанные бессонной ночью и долгим боем, гнались за ними недолго. Примерно в полутора верстах от плотины полк остановился на привал в густом сосновом лесу, примыкавшем к большой дороге (лес этот сохранился до нынешнего времени). Было уже 4 часа пополудни. Днём погода стояла относительно теплая, но к ночи стало сильно морозить, и солдаты зажгли костры. По приказу Красовского было выставлено боевое охранение. Десять человек ушли вправо от дороги, а десять других, среди которых был и Иоахим, двинулись влево, в сторону просёлочной дороги, которая тянулась между основной дорогой и рекой Сха.

Пройдя через небольшой перелесок (тоже уцелел, несмотря на прошедшие столетия), они увидели в полумраке раннего вечера крытый фургон, застрявший на раскисшей дороге. Не слишком скрываясь и громко переговариваясь, солдаты двинулись к нему напрямик. Это помогло вознице-французу (или поляку) вскочить на пристяжную лошадь и умчаться в ту сторону, откуда всё ещё слышались выстрелы. (Это арзамасские драгуны преследовали медленно отходящих к Неманице польских улан). По нему наши солдаты не стреляли, и, скорее всего, он спасся. Иоахим одним из первых подбежал к фургону и откинул тяжёлый кожаный полог. Сначала ему показалось, что фургон пуст, но потом он разглядел восемь небольших бочонков, стоявших на дне фургона. Решив, что в них вино, солдат попытались вытащить один из них, но едва смог сдвинуть его с места. Тогда он поддел крышку тесаком и увидел, что бочонок наполнен вовсе не вином, а золотыми монетами (Скорее всего, золота там было не так много, в основном в ходу было серебро, но во мраке ночи разбираться с достоинством монет им было крайне сложно.) То же самое было и в других семи.

Раздумывать было некогда. Каждую минуту на просторном лугу могли показаться либо промедлившие с бегством французы, либо наша кавалерия, и неизвестно, что в данной ситуации было хуже. Здесь же, неподалёку от берега реки Сха, около двух больших приметных дубов (вот он, традиционный местный ориентир) солдаты вырыли тесаками неглубокую яму, устлали её кожаным пологом с фургона и высыпали туда монеты. Прежде чем засыпать новоявленный «земельный банк», каждый взял себе по горсти золота, а один из егерей даже бросил в яму свой нательный крест (чтобы вернуться). Для маскировки раскопа солдаты разожгли костёр (из обломков разбитого на куски фургона) и, пока он горел, строили планы о том, как счастливо будут жить после того, как закончат службу и уйдут вчистую на гражданку.

Тут можно немножко абстрагироваться и задаться нетривиальным вопросом: почему же остававшийся в фургоне возница сам не предпринял никаких мер для захоронения бочонков? В принципе он вполне мог это сделать, время у него для этого было. Как минимум целый час, а то и два, он стоял среди кустов около раскисшей просёлочной дороги в полном одиночестве. Тут возможны два варианта. Либо он ждал помощи, которая, как ему тогда казалось, могла вскоре прийти. Либо просто был травмирован или даже слегка ранен во время поспешного бегства из Борисова. Ведь пока на него не натолкнулись гренадеры, он просто сидел в повозке тихо, как мышь, и даже не делал попыток спрятать свою поклажу. Впрочем, поскольку это никак не повлияло на ход дальнейших событий, я оставлю эту тему и продолжу своё повествование.

На другой день 14-й полк оставался на месте. В тот день не был назначен начальник авангарда на место раненого графа Ламберта, отчего действия авангардной службы прекратились. Только поздним вечером 22 ноября возглавить авангард было приказано графу Палену. Всему авангарду было приказано выступить в четыре часа утра 23 ноября и продвигаться вслед за отступившим противником в общем направлении на Лошницу. 14-й гренадерский выступает в 6 утра. Промаршировав около 8 вёрст, полк остановился на кратковременный отдых. Подтянулись части 7-го и 38-го полков, подошла артиллерия...

Однако на подходе к Лошнице их ждал неприятный сюрприз. Выстроившиеся и изготовившиеся для атаки кавалеристы корпуса маршала Удино словно вихрь налетели на наш авангард, едва тот показался из неманицкого леса. Бой длился недолго, густые колонны французской кавалерии смогли вдавить нашу пехоту обратно в лес и словно железный поршень погнали её вдоль Екатерининского шляха. Погнали, разумеется, обратно в направлении Борисова. Так как в густом лесу конница Удино толком развернуться не могла, то основной массе наших войск удалось отступить по чащобе и, кое-как форсировав холоднющий и грязнющий приток Березины, выбраться к мызе Старый Борисов.

К счастью, там они встретили многочисленный отряд русской кавалерии. Поскольку прорваться к основным частям армии через вновь отбитый французами Борисов было теперь невозможно, то и наша кавалерия, и остатки егерских полков направились в деревню Студёнку, где и переправились на правый берег Березины частью вброд, а частью на лодках. К захваченному Чичаговым «тет-де-пону» они добрались только поздним вечером. Добрались, к сожалению, далеко не все. Пятеро из тех, кто совсем недавно прятал трофейное золото, уже не смогли бы им воспользоваться никогда, поскольку погибли в дневном бою. Общие же потери авангарда графа Палена достигли в тот день 1000 человек.

Впрочем, к этому примечательному моменту мы ещё с вами вернёмся, поскольку для нас он представляет определённый интерес. Вскоре кирасиры маршала Удино восстановили в потерянном было городе статус-кво, и на сей раз уже бежали войска П.В. Чичагова, побросав свои повозки и оружие. Полякам-то накануне удалось отделаться малой кровью, они всё же удирали по твёрдой дороге. Нашим же солдатам из 14-го гренадерского полка пришлось спасаться куда как менее романтичным способом. В надежде спастись от таранного удара французской конницы им пришлось перебираться вплавь через маленькую речушку Сха (левый приток Березины). Маленькая-то она маленькая, однако кое-где и по шейку будет. Да ещё и конец ноября на дворе, вода... сами понимаете, какая. Но деваться им было некуда, поскольку на достаточно обширном лугу между деревней Углы и рекой не было никакого укрытия, и убежать от несущихся во весь опор кавалеристов не было ни малейшей возможности.

Чичагов, хотя и был вынужден оставить занятый накануне город, но, поспешно отступив на правый берег Березины, он не забыл дотла спалить за собой большой городской мост. Теперь, чтобы преодолеть столь серьёзную водную преграду, как достаточно широкая и заболоченная по берегам река Березина, французам пришлось бы форсировать её на подручных средствах, под огнём выставленных на прямую наводку орудий. Такой способ переправы был для них, разумеется, совершенно неприемлем. Мало того, что потери были бы просто невосполнимыми, но после даже успешной переправь, людей армия наверняка осталась бы и без лошадей и без обозов. Наполеону следовало спешно искать другой выход, позволяющий спасти сразу всё: и людей, и пушки, и лошадей, и даже оставшиеся на колёсах ценности. И, как мы знаем из военной истории нашей страны, он его нашёл.

Впрочем, об этой эпопее я расскажу вам в следующих главах, а пока давайте вернёмся к солдату Иоахиму. Больной солдат обещал показать место, где у реки Сха было зарыто золото, но встать с постели ему так и не удалось.

В последний день перед смертью Иоахим просил Рачковского в случае обнаружения клада три раза в год заказывать панихиды о погибших в ту войну солдатах.

Ветеран Отечественной войны скончался на следующий день и был похоронен на городском кладбище. А Станислав Рачковский остался невольным хранителем поведанной ему тайны. Он, разумеется, отлично знал место, указанное Иоахимом. Правда, росшие там дубы были уже лет пятнадцать назад срублены, но два больших пня всё ещё торчали из земли и в принципе могли служить ориентиром для поисков. Тем не менее клад так и оставался недвижим. Рачковский не решался заняться раскопками, поскольку клад лежал на общественной земле, и он обоснованно опасался, что золото у него попросту отберут городские власти.

Прошли годы. Скончался и сам Станислав Рачковский, а его сын Юлиан, слышавший все разговоры Иоахима с отцом, был сослан в Вятскую губернию (за вольнодумство). Вернуться на родину ему разрешили только тогда, когда ему было под семьдесят. В 1897 году Юлиан обратился к властям за разрешением на поиски спрятанного золота, о котором он слышал в далёком детстве. Разрешение он получил и в течение всего лета искал ценности. Но с того далёкого дня, как был зарыт клад, прошло 85 лет. Берега реки Сха неузнаваемо изменились, и от некогда росших там деревьев не осталось и следа. Ю.С. Рачковский тем не менее нанял нескольких землекопов. Те вырыли несколько траншей, потыкали землю железными штырями, но, разумеется, безрезультатно. На том поиски и закончились. Поскольку Юлиан не имел ни точного плана, ни соответствующих приборов (которых тогда вообще не было), то у него практически не было шансов на отыскание ценностей.

Какова же реальная стоимость закопанного десятью солдатами золота? Полностью засыпанный золотыми монетами бочонок из-под пороха весил не менее 50 кг, несмотря на то, что по размерам совсем невелик. Бочонков было всего восемь, и значит, в очень компактном по площади захоронении содержится не менее 400 кг золота (серебра, или того и другого вместе). Стало быть, свыше $ 4 500 000 по нынешнему курсу, при максимальном везении. Но вовсе не денежная составляющая интересовала меня, когда я в первый раз приехал в сильно разросшийся после войны город Борисов. Ничего из того, что я вам только что рассказал, я в ту пору ещё не знал, но был полон юношеского энтузиазма и жажды приключений. Ведь, пожалуй, ни одна кладоискательская легенда не привлекала меня больше, чем легенда о захороненных в окрестностях Борисова восьми бочонках золотых червонцев.

Почему именно она? Право, не знаю, что и сказать. То ли потому, что услышал её в достаточно ещё романтическом возрасте, то ли потому, что чем больше узнавал я об этом малоизвестном эпизоде нашей истории, тем больше проникался идеей непременно отыскать следы сего загадочного клада. Надо сказать, что традиционно, исходя из имевшейся у меня скудной информации, поиски восьми бочонков велись мною вдоль реки Березины, поскольку в исходной легенде довольно ясно указывалось на то, что события происходили именно около этой реки. Ах да, я же не рассказал о том, как узнал о самой легенде! Сейчас исправлю это досадное упущение. Предоставляю слово старой-престарой вырезке из газеты «Неделя» аж за далёкий 1977 год.

«О тому что, отступая из Москвы, Наполеон увёз с собой много награбленных сокровищу писалось не раз, — пишет Н. Матуковский, собственный корреспондент «Известий». — Всевозможные гипотезы сводились, в общем-то, к одному: сокровища были брошены где-то в районе белорусского города Борисова, там, где войска Бонапарта потерпели очередное сокрушительное поражение. Гипотезы эти время от времени подогревались сообщениями о найденных на дне Березины золотых и серебряных монетах, то химическим анализом воды в одном из озёр (повышенное содержание серебра). Но вот я листаю документы, обнаруженные недавно в архиве.

“Дело канцелярии минского губернатора. О кладах найденных в Минской губернии. Начато 20 июня 1896 г., окончено 8 ноября 1897 г. Имею честь препроводить при сём на рассмотрение Вашего сиятельства докладную записку отставного губернского секретаря Рачковского об оказании ему содействия при раскопках зарытых, будто бы в земле около Борисова, бочонков с золотом”.

Губернатор Минска в свою очередь запросил: “На какой земле зарыто золото — казённой, церковной, общественной или частной?” На что Юлиан Рачковский ответил: “Местность принадлежит городу Борисову. Она луговая и никаких там памятников древности не было, и нет...”

Как отставной губернский секретарь узнал о наполеоновском кладе? Оказывается, через много лет после войны в его дом зашёл пожилой солдат и рассказал следующее. “...Французы двинулись из Борисова на переправу, устроенную в 10 верстах от Борисова на реке Березине у деревни Студёнка, — передаёт рассказ солдата в своей записке Ю. Рачковский. — Я и десять моих товарищей напали на крытый шарабан, запряженный тройкой лошадей. Возница-француз соскочил с козел, обрезал постромки, вспрыгнул на неё верхом и умчался. Мы бросились к бричке и увидели бочонки, их было восемь. С одного сбили тесаком обручи — там лежали золотые червонцы. Мы вырыли яму, высыпали золото в неё, затем набросали туда поломан-ные ружья и сабли, засыпали землёй, сверху разожгли костёр, погрелись и двинулись за войсками”.

Рачковский сообщает далее: “Солдат Евхим хотел показать моему отцу, где зарыты червонцы. Но за ночь всё покрылось снегом. Ещё через ночь Евхиму сделалось хуже, и он сказал: “Видно не пользоваться мне богатством. Все мои товарищи погибли, остался один я. И мой конец близок”».

Вот, собственно говоря, и вся та информация, на которую я опирался в своих ранних поисках. Информация, согласитесь, очень скудная и крайне фрагментарная. Но меня воодушевляло то, что общий район действий был очерчен достаточно точно. Напомню дошедшие до нас слова самого старого солдата Иоахима, повествующего об этой истории. Он говорит о времени захоронения клада так: «Когда французы двинулись к Березине...» Отсюда я делал однозначный вывод о том, что эпизод с захоронением клада произошёл именно в момент отступления французских войск от Старо-Борисова к Студёнке, к наскоро выстроенным переправам. Вполне вписывалось в эту легенду и упоминание о том, что на следующий день пятеро из десяти закапывавших клад солдат погибли в бою. Видимо (думал я), имелось в виду известное сражение при Брилях, в котором действительно обе противоборствующие стороны понесли значительные потери. Каждый из нас и теперь может увидеть высокие насыпи громадных братских могил, воздвигнутых на правом берегу Березины, как раз напротив деревни Студёнки.

И всё бы хорошо, всё бы здесь ладно, но вот только никаких следов золотого захоронения отыскать не удавалось многие годы. Следы прочих исторических кладов я, так или иначе, но находил, а здесь так и сохранялась полная неясность. Впрочем, бог бы с ним, с золотом, не в нём была суть. Мне не удавалось отыскать даже и следов того раскопа, которые однозначно указали бы, что искомый клад уже давно выкопан и вывезен.

Хотя нет, два следа от каких-то раскопок всё же отыскались — две явно искусственного происхождения воронки. В номере газеты «Клады и сокровища» № 1-2 за 1998 год в своей статье «Конец старинной легенды» я изобразил план местности, где, по моему мнению, происходили основные события, изложенные в данной легенде. Однако одна из подозрительных воронок была уж очень мелка и жалка, и представить себе, что именно здесь некогда скрывались монеты из восьми бочонков, я никак не мог. Вторая же воронка была примерно в четыре метра диаметром и очень походила на место чьих-то давних и, я бы сказал, чересчур масштабных раскопок. Она была, напротив, слишком велика и уж слишком глубока для нескольких вёдер золотых монет. Сделать столь глубокую «закопушку» без хорошего шанцевого инструмента, одними тесаками, наши солдаты просто не могли.

Тщательно обыскав прилегающую к реке местность, я тогда подумал, что если клад и был некогда зарыт здесь, то произошло сие событие именно в этом месте. И не нахожу я его только потому, что он спрятан на участке, совершенно непроходимом и для поисков недоступном. Но, как потом оказалось, я сильно заблуждался. Случилось так, что в начале 2001 года одному моему знакомому поисковику позвонил житель г. Борисова и заявил о том, что имеет сведения о том, где захоронен большой клад, лежащий неподалёку от города с наполеоновских времён. Проверить данное сообщение попросили именно меня. Вышедший на место условленной встречи белорус долго петлял по лесу (видимо, хотел меня как следует запутать), пока не вывел меня на давным-давно проверенный мною заливной луг, расположенный рядом с широким водоотводным каналом.

— Вот именно здесь и лежит тот старинный клад, — торжественно объявил мой проводник, щедро обводя рукой площадь размером примерно в половину квадратного километра.

Я, естественно, тут же поинтересовался, что предположительно находится в этом месте, и откуда, собственно говоря, ему про него известно. На что мне было уверенно заявлено, что сведения об этой тайне сохранялись в одной деревенской семье, предок которой видел, как отступающие французы закапывали на лугу какие-то ящики. Таким образом, сразу возникали два явных противоречия с содержанием основной легенды о солдате Иоахиме. Во-первых, становилось ясно, что данное захоронение осуществляли сами французы, а вовсе не наши солдаты. А во-вторых, в яму на лугу зарывались какие-то ящики, а вовсе не содержимое разбитых бочонков. Но делать было нечего, пришлось провести повторную проверку.

Ещё раз тщательнейшим образом прочесав местность на правом берегу водоотводного канала, я перешёл на его левый берег. Ещё несколько проходов, и я вновь уткнулся в крохотное озерцо хорошо известной мне второй воронки. Получалось так, что именно сюда, и больше никуда, в далёком 1812 году были опущены таинственные ящики, и никакой связи между искомыми восемью бочонками и данной воронкой не было и быть не могло.

Следствие моё однозначно зашло в тупик. Там, где, по идее, мог быть закопан клад, там не было ни его самого, ни следов того, что он был выкопан ранее. А искать там, где его просто не могло быть по определению, было совершенно бессмысленно. Я вернулся в Москву и тут совершенно случайно встретился с подлинным корифеем кладоискательского дела В.Т. Смирновым. Выслушав историю моих поисков, он деликатно улыбнулся и уверенно заявил о том, что там, где я искал легендарные бочонки, они никак не могли быть зарыты. Разумеется, я тут же попросил его изложить свою версию событий, поведанных в записке дворянином Юлианом Рачковским в 1897 году.

— Нет, любезнейший, восемь бочонков никак не могли быть закопаны у берегов Березины, — начал Смирнов своё повествование, — и вообще это событие, если, конечно, оно когда-нибудь происходило, могло случиться только около реки Сха (левый приток Березины).

Как следовало из анализа разысканных им старинных документов, события разворачивались следующим образом. Русская армия сумела опередить довольно медленно продвигающиеся войска Наполеона и неожиданным ударом с юга захватила мосты через Березину в районе Борисова, перерезав, таким образом, французам путь к отступлению. Но не забудем, что в Борисове стоял довольно многочисленный французский гарнизон, работали администрация, тыловые, интендантские и финансовые органы, готовившиеся принять и обеспечить подходящую к городу с запада измотанную армию. Естественно, что как только загрохотали русские пушки и штурмовые отряды (а среди них был и 14-й гренадерский полк графа Ламберта) пошли на штурм предмостных укреплений, то все тыловые части бросились прочь из города. Возникает законный вопрос: в какую сторону они направились? И если взглянуть на старую карту города, то становится понятно, что удирать тыловики могли только на запад, в сторону Неманицы, поскольку к этому населённому пункту уже подошли передовые части маршала Удино, идущие со стороны Москвы. Ведь для спасения жизней и ценностей у отступавших французов были только один мост и только одна дорога. Мост, соответственно, был переброшен через речушку Сха, а дорога вела на Оршу (через Лошницу и Бобр). Получалось, что именно по этой дороге и устремился основной поток бегущих поляков, вынужденно стиснутых на узкой дороге осенней распутицей.

Но, как обычно бывает в любом деле, нашлись желающие не плестись в плотном потоке подвод, тарантасов и бричек, а обогнуть возникшую на основном тракте пробку по боковой дороге. И такая возможность у них была! Сразу за спасительным мостиком, вдоль речки в направлении деревни Углы проходила (да и сейчас проходит) просёлочная дорога, которую можно увидеть и на карте 1812 года выпуска. Вполне возможно предположить, что и повозка с бочонками тоже свернула на неё. Ведь сразу за виднеющейся на горизонте деревней дорога ещё раз поворачивала и, по идее, непременно выводила нашего незадачливого возницу всё к той же Неманице. Но, к несчастью, проходила эта дорожка по торфяному лугу и имела два очень неприятных, а попросту топких участка. И вполне возможно, что повозка застряла на одном из них.

А что же наши войска? Мы точно знаем, что они, заняв мосты через Березину, прошли через охваченный паникой город и продолжили преследование убегающего противника. Но в ноябре дни короткие, и вскоре командиры отдали приказ становиться на ночлег. Приказ этот застал воинов 14-го полка примерно в полутора верстах от моста через реку Сха, в густом сосновом лесу, к счастью, сохранившемся и до сей поры. Естественно, что, расположившись в незнакомом месте лагерем, военные тут же выслали в стороны боевое охранение. Десять человек двинулись вправо и вышли на основную дорогу Борисов — Орша. А ещё десять были направлены в противоположную сторону, и естественным образом выбрались из леса как раз на ту просёлочную дорогу, где несколькими часами ранее и застряла повозка с золотом. Далее всё хорошо известно из рассказа того же Иоахима. Десять разведчиков, держа оружие наготове, прошли через перелесок (сохранился и сейчас) и вышли на пустынный, прилегающий к реке луг. Тут нужно заметить, что расстояние от края перелеска до застрявшей на дороге повозки было весьма приличное, и у настороженно сидевшего около неё возницы имелось вполне достаточно времени для того, чтобы унести ноги на пристяжной лошади. Вполне возможно, что увязшая в торфяной жиже повозка эта была там не единственная, и только топот копыт привлёк внимание наших солдат именно к этой небольшой тележке.

Далее всё происходило точно так, как в ранее озвученной версии. Тяжёлые бочки разбиваются, и их содержимое торопливо закапывается недалеко от реки у некогда росших там громадных дубов. Правда, никаких дубов в той местности теперь нет и в помине, но протекающая неподалёку река Сха вполне могла некогда принести жёлуди из огромного дубового леса, что раскинулся всё у той же Неманицы. Но давайте проследим, как же развивались события далее, и главное, как они согласуются с изложенной Иоахимом легендой.

Утром все 10 несказанно обогатившихся солдат как ни в чём не бывало возвращаются в свою часть из ночного охранения и вместе со всеми продолжают преследование отошедших из Борисова французов. Но вот тут-то их как раз и поджидает крайне неприятный сюрприз. Передовые части 14-го егерского полка встречает уже изготовившаяся к стрельбе французская артиллерия и, самое неприятное, из засады внезапно вылетают свежие батальоны тяжёлых кирасир. Обстоятельства данной стычки сложились таким образом, что вначале наши воины попадают под картечь выставленных на прямую наводку пушек, а затем, когда они бросаются назад в лес, их начинает преследовать тяжёлая конница.

— Ага, — решил я, — значит, именно в этом бою 14-й гренадерский полк понёс основные потери, потери настолько тяжёлые, что после этого поражения он был выведен за Березину и в дальнейших сражениях участия не принимал. И, стало быть, битва при Брилях не имеет к данной легенде ни малейшего отношения! А потрепанный и обескровленный 14-й полк в дальнейшем охранял лишь вспомогательные дороги на правом берегу реки, вдалеке от разворачивающихся впоследствии сражений.

Получалось, что все мои предыдущие выводы были в корне ошибочны, и именно поэтому многолетние поиски просто не могли дать результата. Стало ясно, что искать пресловутые червонцы следовало не на левом берегу Березины, а на левом берегу реки Сха. Естественно, я приступил к прочёсыванию нового района так быстро, как только смог. Работу предстояло проделать просто гигантскую, но избежать её было невозможно, поскольку проклятые бочонки вновь звали в поход.

Вскоре мною было проверено громадное пространство, от моста через реку до деревни Углы. Один раз мне даже показалось, что удача наконец-то мне улыбнулась. В один из дней прибор недвусмысленно показал, что в земле находится цветной металл, но при проверке аномалии с помощью лопаты радужные мои надежды быстро рассеялись. Оказалось, что примерно на метровой глубине от поверхности лежало несколько кусков толстых освинцованных кабелей, и не более того. Короче говоря, и на этот раз судьба легенды не была прояснена однозначно.

Теперь, по прошествии стольких лет, мне уже кажется, что вся эта история была просто-напросто выдумана самим старым солдатом. Вспомним, что он, больной и уже пожилой человек, был принят на постой к самому предводителю местного дворянства. С чего это такая честь рядовому ветерану? Может быть, Иоахим, думая о том, что в доме знатного дворянина ему будет оказан более квалифицированный уход, просто быстренько сочинил столь привлекательную легенду? Так или иначе, но согласитесь, что, изо всех сил борясь с одолевавшей его болезнью, он вполне мог и выдумать довольно-таки правдоподобную легенду лишь для того, чтобы получить спасительную помощь.

Итак, давайте подведём, пусть и неутешительный, но всё же правдивый итог годам поисков, надежд и разочарований. Шансов на то, что в ближайших окрестностях города Борисова по-прежнему лежат вожделенные бочонки, почти не осталось, но красота и спокойствие тамошней природы заставляют меня вновь и вновь приезжать в эти благословенные места, невзирая на то, есть ли в ней золото Наполеона, или его там уже нет.

Но всё же общеизвестный, хотя и никем не виданный, «червь сомнения» всё ещё точит душу. Все ли собраны сведения, все ли полигоны проверены? Давайте подумаем над этим вопросом вместе. А для того, чтобы лучше думалось, я изложу вам всю хронологию действий 14-го гренадерского полка с 20 по 29 ноября.

20 ноября. 14-й полк был весь день на марше, прошёл 35 вёрст и остановился у мызы Жодино. Ночью продолжил марш к г. Борисову.

21 ноября. 14-й полк весь день в бою за мосты через Березину у «тет-де-пона». В четыре часа пополудни остановился на бивуак в одной или полутора верстах от плотины на реке Сха, на Большой Оршанской дороге. Ночевали солдаты в сосновом лесу, который сохранился и поныне.

22 ноября. Полк целый день стоит на бивуаке. Золото, по идее, уже зарыто, и перевозивший его фургон сожжён без остатка. И вчера и сегодня оттепель, лишь к вечеру слегка подморозило.

23 ноября. С шести утра солдаты на марше и в бою на подходах к Лошнице. Авангард русских войск во встречном бою с французской кавалерией потерял до 1000 человек. Пятеро из тех, кто закапывал золото, убиты. После полудня остатки 14-го полка переправились вброд через реку Сха и двинулись к мызе Ст. Борисов и далее к дер. Студёнка. Переправились и кружным путём через деревню Брили и Большой Стахов добрались до «тет-де-пона».

24 ноября. Полк стоит на месте, в бывших французских укреплениях. В тот день ударил мороз, и болота наконец-то замёрзли.

25 ноября. 14-й полк после полудня вместе с остальными войсками пошёл в Забашевичи. У «тет-де-пона» оставлен корпус графа Ланжерона в составе 15-й пехотной дивизии (без 14-го полка), Житомирского и Арзамасского драгунских полков.

26 ноября. 14-й полк на марше из Забашевичей к Борисову. 227 ноября. Полк вновь отдыхает у «тет-де-пона».

28 ноября. Утром 14-й полк и отдельная колонна под командованием полковника Красовского были направлены по опушке леса вдоль реки Березины

от деревни Б. Стахов до деревни Занивки. После двух часов дня до позднего вечера сильная ружейная и артиллерийская стрельба с обеих сторон. (Французы демонстрируют нашим генералам своё твёрдое намерение форсировать Березину вброд.)

29 ноября. В 9 часов утра мосты через Березину были сожжены французами, и Наполеон вновь счастливо избежал, казалось бы, неизбежного окружения и плена.

Если ещё раз проанализировать десять дней из истории одного отдельно взятого полка, то действительно получается, что десять солдат из боевого охранения вполне могли наткнуться на брошенный французами фургон с ценностями и без помех закопать его содержимое только вечером 21 ноября 1812 года. В другие дни они либо не соприкасались с французами вовсе, либо им просто было не до того.

Исходя из этого твёрдо доказанного факта, я всё же надеюсь, что мои изыскания непременно будут продолжены следующими поколениями поисковиков, и им удастся-таки разгадать загадку солдата Иоахима.

* * *

22 ноября

«Двигаемся экипажами от Коханова к Бобру. Император остановился в здании чем-то вроде монастыря (в городе Толочин). На пути к Толочину встретили адъютанта маршала Удино (с донесением о занятии Борисова русскими)».

К полудню сержант Бургонь добрался до Толочина. Пройдя через данный городок, «молодая» гвардия сделала короткий привал. Все остатки ещё боеспособных частей армии очутились как бы в одном месте, в сборе. «Молодая» гвардия встала по правую сторону дороги тесной колонной подивизионно. Гвардия была под ружьём, примерно 7000 человек.

«Прескверно проведя ночь в селении Коханово, где уцелела только одна “рига” (большой сарай для хранения зерна), служившая почтовой станцией, да 2-3 дома, мы (“молодая” гвардия) рано поутру в 6 часов утра пустились в поход. Мы шли по дороге, страшно грязной вследствие оттепели. Пройдя 17 вёрст, к полудню добрались до Толочина. Пройдя его, сделали привал. Это было перед мостом через речку Друть. Речка была замёрзшая, в полях лежал снег по колено. За Толочином “молодая” гвардия, егеря, и егеря “старой” гвардии сформировались в каре. Наполеон вышел в его центр и произнёс речь. После этого правый фланг начал движение. Поток в несколько тысяч человек двинулся по дороге в городок Бобр».

«После речи Наполеон ушёл в здание монастыря и там, расстелив на столе 100 листовую карту, начал соображать, как выбраться из ловушки, так как считал, что он полностью окружён русскими».

«Глубокой ночью Наполеон вызвал к себе обершталмейстера двора герцога Коленкура и имел с ним беседу, приказав ему: “Надо заранее подготовиться на тот случай, если придётся уничтожить всё, чтобы не оставлять трофеи неприятелю. Я лучше буду есть руками, чем оставлю вилку с моей монограммой”. Далее Коленкур пишет, что он распорядился, чтобы все офицеры штаба обходились своими приборами, не рассчитывая на обоз главной квартиры».

Императорский обоз, отправленный 25 октября из-под Малоярославца (200 подвод) под охраной 400 егерей гвардии, в полдень находился за Толочином в 8 верстах (ближе к Бобру). В 15.00 этот обоз нагнали польские уланы кавалерийского полка, спешившие на помощь маршалу Удино, который торопился отбить у русских Борисов и стратегически важный мост.

«Двигаемся эшелонами от Коханово к Бобру, следуя за Императором, перенесшим главную квартиру из Каменицы в Толочин, и встречаем на пути к Толочину прискакавшего к нам во весь опор адъютанта маршала Удино. Он принёс весть, что русские овладели не только оборонными укреплениями («тет-де-поном») но в их руки попал также и город Борисов со всеми складами. Известие о потере борисовского моста было громовым ударом, тем более что Наполеон, считая утрату этого моста делом совершенно невероятным, приказал, уходя из Орши, сжечь все находившиеся там понтонные повозки, чтобы везших их лошадей (600 шт.) назначить для перевозки артиллерии».

«Император приказал генералам распорядиться сожжением всех повозок и даже всех упряжных экипажей; лошадей приказано было немедленно отобрать в артиллерию, всякого же нарушившего этот приказ — подвергать смертной казни».

«И вот (в районе Толочина) началось уничтожение всех “лишних” экипажей; офицерским чинам, включая сюда и полковников, не разрешалось иметь больше одного экипажа. Генералы Зайончек, Жюно и Клапаред также принуждены были сжечь половину своих фургонов, колясок и разных лёгких экипажей, которые они везли с собой, и уступить своих лошадей в артиллерию гвардии. Один офицер из гл. штаба и 50 жандармов должны были при этом присутствовать.

Император дал разрешение брать в артиллерию всех лошадей, какие только понадобятся, не исключая и лично ему принадлежащих, только бы не бросать пушки и зарядные ящики».

Приказ это имел далеко идущие последствия и в конце концов привёл к заложению ещё как минимум 3-х, а то и 4-х драгоценных кладов. Два из них, относительно небольших (по весу менее тонны), были спрятаны явно до востребования, другой же (просто гигантский по своей массе) был однозначно ликвидационным. Давайте же посмотрим, где и при каких обстоятельствах это произошло.

Но прежде отметим, что положение коалиционной армии было и в самом деле просто угрожающим, и Наполеон прекрасно понимал, что он медленно, но неуклонно втягивается в очередной капкан, подготовленный командованием русских войск. И действительно, давайте мысленно взглянем на схему, отражающую положение обоих противоборствующих сторон. Итак, 22 ноября основные силы французской армии были растянуты от западных окраин Коханово до восточных окраин Лошницы. Они двигались на запад довольно свободно, почти не встречая сильного противодействия, но, по существу, наполеоновские войска находились в своеобразном подвижном окружении. Откройте карту Белоруссии и следите за перемещениями русских войск, так вам будет легче проникнуть в замысел Кутузова.

С северо-запада у селения Холопеничи расположился корпус подполковника Власова. На севере у Лукомли войска генерала Витгенштейна противостояли корпусу Виктора. Голенищев-Кутузов наступал от Бабиновичей. Платов подходил к Коханово. Генерал Ермолов занял Оршу. Милорадович выступал из местечка с забавным названием Лещи. Конница Ожеровского форсировала Днепр у городка Шклова. А полки Чичагова и вовсе заняли город Борисов, перехватив основные мосты через Березину на главной дороге. Таким образом, все, буквально все основные и даже второстепенные дороги были блокированы, и ожидать самых решительных действий русских войск можно было в любое время.

* * *

Сержант Бургонь шёл со всеми по дороге, с нетерпением ожидая долгожданного отдыха и хоть какой-то пищи, обычно выдаваемой на привале. Потом он какое-то время отдыхал у костра. За это время его полк ушёл вперёд. Его заметил сослуживец Гранжье, и затем они уже вдвоём догоняли своих однополчан. Вы, наверное, удивлены тому, что я то и дело упоминаю о каком-то заурядном сержанте? Не сомневайтесь, всё делается правильно, с весьма дальним прицелом. Судьбе было так угодно, что именно он, сержант Бургонь, вскоре будет иметь непосредственное отношение к сокрытию самого большого, самого тщательно охраняемого во время движения и заодно самого ценного обоза с московскими трофеями — императорского.

Для того чтобы наиболее точно вычислить то место, где была надёжно спрятана наиболее ценная часть французских трофеев, необходимо шаг за шагом, не пропуская ни одной, даже, казалось бы, несущественной мелочи, проследить все манёвры данного обоза, предшествовавшие этому роковому моменту.

Все эти моменты и нюансы мы рассмотрим в особой, самой важной главе, названной: