Обоз, утопленный близ Семлево

Обоз, утопленный близ Семлево

Первые поиски бесследно исчезнувших московских сокровищ начались довольно давно. В 1835-1836 годах, когда смоленский губернатор Н.И. Хмельницкий прочитал книгу В. Скотта «Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов». И в третьем томе на странице 161 прочитал, что Наполеон повелел, чтобы московская добыча была сброшена в «Семлевское» озеро.

«Какое же такое озеро расположено вблизи Семлево?» — задался вопросом губернатор. И сам себе же и ответил: «Глубокое, конечно». Стало быть, именно в нём и спрятал зловредный Наполеон вывезенные из Москвы сокровища! Работы по извлечению вожделенного клада начались скоро и с размахом, но кончились тем, чем и должны были кончиться, т.е. ничем. Но поисковые работы (как таковые) в данном районе не прекратились, так как за дело взялись уже местные помещики. Они применили весьма прогрессивную по тем временам технологию. На середину озера вывозили венцы колодезного сруба, скрепляли их железными скобами и постепенно наращивали его до тех пор, пока он не утыкался в дно. Затем с помощью пожарной помпы откачивали воду из деревянной шахты, после чего вниз спускался человек с лопатой. Но всё равно и они ничего не нашли. Ввиду полной безрезультативности поиски были вскоре свёрнуты, но сама идея своей актуальности вовсе не потеряла.

Вторая крупная попытка извлечь мифические сокровища из чёрных вод озера Глубокое была осуществлена в 1912 году. Столетие нашествия супостата, как-никак, нужно было отметить его соответственно. Об этой экспедиции была написана отдельная глава в книге помещицы, и заодно археолога-любителя, Е.Н. Клетнёвой. Книга её называлась незатейливо «Село Семлево в 1812 году», но интерес её произведение вызывает даже и сегодня.

Вообще люди по своей природе неравнодушны ко всему таинственному, а если тайна связана со значительными по стоимости ценностями, то интерес не угасает в течение столетий. И здесь случай совершенно аналогичный. Несмотря на то что все предыдущие поисковые работы были безрезультатны, в 1960 году была снаряжена очередная грандиозная экспедиция. На сей раз сомнений не оставалось ни у кого — сокровища будут найдены и возвращены государству. Ещё бы, ведь экспедицию поддерживала и организовывала могущественная газета — «Комсомольская правда».

Экспедиция отработала программу честно, но долгожданных находок всё равно не было. «Комсомолка» писала: «Семлевское озеро — наименее перспективное место для поиска. Похоже, что сокровищ здесь действительно нет». И вы думаете, данное заявление кого-либо остановило? Ничего подобного! Поиски продолжались и дальше. В 1979-1981 годах там работала самодеятельная экспедиция под руководством Д. Кравченко. Поисковики даже сняли фильм и показали всей стране, как под лёд проваливается трактор. Никакого более существенного результата данная группа так и не добилась.

Прошли годы, впрочем, не такие долгие, как прежде. И в 1994 году на озеро прибыла новая солидная экспедиция, уже французская. Результат её деятельности вы можете предсказать сами. Разумеется, кроме остатков жизнедеятельности более ранних экспедиций, с двадцатиметровой глубины не было поднято ничего путного.

О чём говорит данный опыт? О человеческой консервативности? О непрофессионализме организаторов? О нежелании критически осмыслить опыт предыдущих поколений? Ну да, конечно же, и об этом тоже. Но более всего данный печальный опыт говорит о том, что без специальной литературы, написанной самими поисковиками, для тех, кто действительно хочет отыскать то или иное историческое захоронение, дело продвинуться в желаемом направлении просто не может. За последнее десятилетие в этом направлении кое-что было сделано, в том числе и мной. Выходили довольно интересные книги, посвящённые кладоискательству, как особому виду человеческой деятельности, проводились соответствующие поиски.

Фирмой «Гера» издавалась даже специализированная газета «Клады и сокровища», освещающая на своих страницах всевозможные аспекты поискового дела. Но всё же надо признать, что всеобъемлющих исследований, касающихся всех тонкостей в деле поисков того или иного объекта, выпущено крайне мало. По-человечески такая позиция понятна и даже в чём-то оправдана. Ну, спрашивается, зачем я буду делиться с кем-то ещё добытой мной информацией, за которую я заплатил собственными деньгами и временем? Не лучше ли полученные результаты скрыть? С одной стороны, вроде как лучше, ибо последующие поколения поисковиков тоже потратят значительную толику своих денег и времени впустую, неизбежно идя по вашим следам. Но если взглянуть на данную ситуацию с другой стороны, то все столь прогрессивно рассуждающие люди уподобляются десяти китайским мудрецам, решившим как-то совместно выпить немного хорошего вина.

Никогда не слышали эту притчу? Не беда, сейчас я вам её расскажу. Итак, собрались как-то десять китайских мудрецов и решили устроить совместную вечеринку. Было решено, что каждый принесёт на встречу баклажку своего лучшего вина, и все десятеро во всей прелести ощутят неповторимый букет, который образуют эти вина, будучи слитыми в один котёл. Накануне встречи первый из мудрецов спустился в винный погреб, но, поразмышляв несколько минут, всё же пожалел своего лучшего вина.

— Зачем нести лучшее вино? — подумал он. — В общем котле и так будет девять мер хороших напитков. Даже если я принесу обыкновенную воду, то на общем фоне это ничуть не ухудшит вкус объединённого напитка. Он налил в баклажку простой воды из колодца и уверенной походкой пошёл на встречу. Однако второй мудрец (на то он и мудрец), подумал точно так же, как и первый. И третий пришёл к такому же выводу, и четвёртый... Короче говоря, после того, как они выпили по первой чашке объединённого напитка, лица у них сильно вытянулись. Но, будучи людьми воспитанными, они всё же выпили по второй чашке и только после этого чинно разошлись по домам, восхищаясь не только своей собственной мудростью, но и просто потрясающей мудростью и предусмотрительностью своих коллег.

Если мы не хотим подобным образом восхищаться собственной «мудростью», а хотим действительно отыскать что-то стоящее, то придётся так или иначе объединять свои усилия, иначе многочисленные тайны, оставшиеся со времён нашествия Наполеона, так и останутся неразгаданными. Надеюсь, что выход в свет данной книги несколько сдвинет в нужном направлении процесс объединения усилий и позволит отыскать хотя бы некоторые из оставленных французскими агрессорами кладов.

Хотя, если быть честным до конца, то нужно признать, что значительное количество этих кладов уже найдена. Кем? Судя по оставленным на местности разными кладоискательскими командами специфическим следам, руку к этому приложили многие. Некоторая часть наполеоновских кладов явно обнаружена именно государственными организациями, а некоторая изъята частными лицами. Но об этом мы поговорим несколько позже.

В своём романе «Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов» весьма известный английский писатель Вальтер Скотт прямо указывает — «Он (Наполеон) повелел, чтобы московская добыча: древние доспехи, пушки и большой крест с Ивана Великого — были брошены в Семлевское озеро...»

Ему вторит и участник многих войн, Филипп Поль де Сегюр. «В “Семлевском озере” были утоплены трофеи, везённые в императорской колонне» (Филипп Сегюр. С. 120).

Но какое же конкретное озеро имелось ими в виду? Ситуация в сильно растянутой французской колонне складывалась таким образом, что факт затопления мог иметь место на достаточно протяжённом отрезке пути, начиная от предместий самого Семлево и вплоть до окрестностей деревни Михалёвки. Но несомненно одно: данное событие могло произойти только в период со 2 по 5 ноября. Именно на протяжении данного отрезка времени и могло быть осуществлено затопление значительного груза, снятого с большого количества повозок, поскольку нужда в лошадях обострилась до крайности. Ведь теперь они служили не только как тягловая сила для артиллерии, транспортных нужд и кавалерии. Их ещё и начали употреблять в пищу! Причём в количествах просто удручающих.

90 000 голодных ртов за день способны были запросто скушать минимум по килограмму пищи. За неделю даже столь скудного рациона набегает 450 тонн! Но где было взять пропитание в таких огромных количествах? Деревушки, мимо которых пролегал маршрут отступления, были малочисленны по населению, а большей частью и вовсе разорены ранее. А лошадь, даже самая худая, способна предоставить голодающим до 300 килограммов хоть и жёсткого, но мяса. Таким образом, голодная армия за первую неделю ноября могла легко употребить в пищу до 2000 лошадей! А такое количество их, даже если намеренно уменьшить число конских потерь вдвое, могло транспортировать от 150 до 250 увесистых повозок.

Но давайте от вкусовых качеств конины всё же вернёмся к нашим озёрам. На указанном мною выше участке пути в 1812 году находились следующие водоёмы:

Пруд, подпёртый плотиной при въезде в Семлево.

Небольшой пруд в господском саду Семлево.

Озеро Стоячее, оно же Глубокое, расположено в вековом лесу к юго-западу от Семлево.

Озеро Лужковское, в 3-х верстах от озера Стоячего.

Озеро у деревни Каледино, в 3,5 верстах от Протасова моста.

Озеро (пруд) 200 x 200 метров вблизи Зарубежа (Зарубежье).

Озеро, образованное большой плотиной на реке Костря вблизи деревни Чоботово (в 100 метрах от тракта).

Громадное озеро, образованное мельничной плотиной у Жашково.

Маленькое, но глубокое (перепускное) озерцо, там же за плотиной.

Озеро при селе Славково, и т.д. и т.п.

Вот вам навскидку целый десяток водоёмов, в которые можно было легко сбросить обременявшие армию массивные и малоценные предметы. Некоторые из представленных в списке водных объектов были обследованы весьма тщательно, но другая их часть даже никогда не попадала в поле зрения поисковиков, а жаль.

Другой фактор, напрямую повлиявший на массовое заложение всевозможных и многочисленных кладов именно в этом районе. Неожиданно большой падёж основной тягловой силы — лошадей, на участке дороги Вязьма — Дорогобуж в буквальном смысле слова диктовал французам категорический приказ — освобождаться в дороге от грузов целых больших обозов. Причём бросали они не только добычу, но и собственное вооружение, военное снаряжение, амуницию и боеприпасы. Был даже издан специальный приказ императора, регулирующий процесс «уничтожения» тех запасов, которые больше не было возможности везти дальше. Пушки непременно закапывались либо топились. Всевозможные ценности и боеприпасы подвергались такой же бесславной участи, благо земля ещё не успела глубоко промёрзнуть и сама почва в тех местах была по большей части песчаная.

3 ноября адъютант Кастеллан, находясь вечером при главной квартире императора в деревне Жашково, записал в своём дневнике: «Князь Даву подвергся нападению неприятеля и постепенно был принуждён по частям бросать свою артиллерию за неимением лошадей».

Фраза очень значимая. До тех пор потери в артиллерии происходили по другим, более серьёзным поводам. По выходе из Москвы в первом корпусе маршала Даву числилось 144 пушки и 633 повозки строевого обоза, и сохранность артиллерии в его корпусе поддерживалась очень жёстко, если не сказать жестоко.

Кстати, именно тогда, во время длительной остановки в деревне Жашково, Наполеон решительно отверг предложение начальника артиллерии  Ларибуазьера, испрашивающего разрешения покинуть на дороге половину

 всех бывших при армии орудий, а лошадей из-под них запрячь под остальные пушки. В тот момент император не разрешил бросить ни одного орудия: он прекрасно понимал, что только артиллерия может помочь держать в отдалении отряды казаков, непрерывно кружащих вокруг отступавших войск.

В тот момент французские военоначальники пошли по другому пути. Согласно приказу начальника штаба Бертье от 2 ноября, императорский обоз был сокращён до необходимого минимума. Не во время ли неизбежного сокращения числа транспортных повозок и было утоплено некоторое количество увозимого из Москвы имущества? Когда же до Наполеона доходит известие о том, что казаки у селения Царёво Займище отбили примерно треть обоза с богатыми московскими трофеями, то он отдал приказ следующего содержания.

«Обозы держать в центре колонн. В голове и конце колонны должны двигаться по полбатальона, а по бокам по батальону, чтобы в случае нападения казаков открывать огонь во все стороны, точно батальон, построившийся в каре».

При таком способе передвижения осуществить масштабное захоронение или затопление поклажи с большого обоза можно было в единственном случае — если одновременно остановить всю колонну, включая боевое охранение, что не всегда было возможно. Да и осуществить такой синхронный манёвр на значительном многокилометровом пространстве было крайне затруднительно. Поэтому сама собой сложилась практика, при которой большую часть тем или иным способом сокрытого имущества войска прятали именно тогда, когда останавливались на ночёвки, либо там, где поили тысячи обозных лошадей. Отсюда же варьировались и способы захоронения. На ночёвки строевые части и прикрываемые ими обозы обычно вставали на опушках лесов, где было много топлива для сотен костров, но сохранялся обзор на те направления, откуда мог наступать неприятель. К тому же разогретую огнём костров землю потом было легко копать, а впоследствии затоптанная тысячами ног и копыт, превращённая в настоящее месиво почва никоим образом не выдавала наутро места очередного захоронения.

Затопление же осуществлялись там, где для этого были определённые условия, такие как хороший подъезд, достаточная глубина водоёма, наличие или отсутствие плотины и пр. В начале ноября слабое оледенение только начало покрывать стоячую воду. Но когда воду покрыл крепкий лёд, то возникла новая проблема — как поить обозных лошадей. Использовали наскоро устроенные проруби на естественных водоёмах и искусственных прудах. Водопои эти, кстати сказать, обычно затягивались на довольно длительное время, поскольку не везде можно было в массовом порядке подвести лошадей к воде. Да и количество животных тоже было ещё велико. Так, например, только в императорском обозе было до 715 упряжных и верховых лошадей. В тех условиях, когда движение осуществлялось по 14-15 часов в сутки, из них как минимум два часа уходило на водопой. Именно за это время можно было свалить в ближайший пруд или промоину около водяной мельницы несколько тонн ставшего непосильным груза. Для этой же цели использовались и проруби.

Как же было организовано отступление (а ведь это тоже особый вид военного искусства)? За счёт чего французам удавалось столь длительное время сохранять трофеи, а если даже и прятать их, то прятать практически бесследно? Вы ведь понимаете, что столь грандиозное перемещение войск и транспортов не могло происходить некоей компактной массой. Так или иначе, но происходило растягивание военных и транспортных колонн по не всегда удобной для быстрого проезда трассе. А ведь от знания того, где именно находилась та или иная предназначенная для захоронения колонна, зависит и успешный поиск спрятанных ими ценностей. Не правда ли? Поэтому всем нам крайне важно знать, как и в каком порядке продвигались отступающие из Москвы коалиционные войска. Вот конкретный пример построения французских соединений при передвижении их в начале ноября 1812 года.

Передвижение всей отступающей армии осуществлялось по принятой в те времена схеме. Передовые подразделения, как бы прокладывающие путь и осуществляющие разведку, — авангард. Затем следовала некая основная колонна, везущая с собой наиболее ценные трофеи, а позади неё шёл замыкающий корпус. Но из-за безмерной многочисленности войск и транспортируемых ими всевозможных гужевых повозок каждая из таких частей растягивалась на несколько километров. В начале ноября вслед за императорской колонной постоянно двигался полк «молодой» гвардии, в котором служил сержант Франсуа Бургонь (весьма поспособствовавший своими воспоминаниями нашим поискам). Его полк целый день 3 ноября находился в деревне Славково, а неподалёку, ближе к Жашково, находился и императорский обоз, расположившийся на берегу озера в сосновом лесу. На другой стороне искусственного озера располагался Наполеон, остановившийся с главной квартирой в господском доме. Он с крыльца видел данное озеро (образованное плотиной, выстроенной на реке Костря ещё во времена Ивана Грозного) во время своего суточного отдыха. Вокруг него стояла лагерем старая гвардия, а молодая гвардия была расселена по окрестным деревушкам Таборы, Славково, Никитенка и Леоньково. Гвардейская артиллерия располагалась вдоль почтовой дороги, остатки которой (кстати сказать) всё ещё можно кое-где обнаружить, несмотря на минувшие годы. Неподалёку от пушек на берегах озера стояли и сотни телег с московскими трофеями. Так что только одна эта часть всей армии фактически была громадным по площади военным лагерем. И мы делаем вывод о том, что хотя отступающая армия терпела во всём нужду и недостаток, но 3 ноября она всё ещё могла дать сильный отпор русским войскам, безостановочно преследовавшим французские колонны.

Основу этого подвижного лагеря, разумеется, составляла гвардия, менее всего пострадавшая в предыдущих битвах. Перед выходом из Москвы в ней числились четыре дивизии. Одна дивизия «старой» гвардии, две «молодой» гвардии и конная польская дивизия. Вот состав этого воинского формирования: пехотинцы — 17 871 человек, кавалеристы — 4609 человек, 112 орудий крупных калибров, 275 повозок и 532 жандарма. Вся эта масса людей, упряжных повозок и орудий двигалась впереди всех остальных войск (без учёта авангарда). Следом за императорской гвардией двигался первый корпус маршала Даву. Он тоже имел в своём составе значительные силы. В нем числилось 27 449 человек пехоты, 1500 кавалеристов, 144 пушки и 633 повозки. Таков был передовой костяк громадной армии.

Вслед за корпусом Даву следовал пятый польский корпус Понятовского в количестве трёх дивизий. Там было 49 орудий и 239 повозок. Далее располагался четвёртый корпус вице короля Евгения Богарне, состоявший из 4-х дивизий. В его составе было 92 орудия и 450 подвод. Замыкал же головную колонну армии третий корпус маршала Нея, тоже состоявший из трёх дивизий. Он перевозил 71 пушку и около 190 повозок. Но это было далеко не всё. Вслед за головной колонной двигались сотни повозок беженцев, передвижные госпитали и подразделения, осуществляющие полевое снабжение войск.

Но мало того, впереди всей армии в качестве головного дозора шествовал 8-й Вестфальский корпус маршала Жюно. На его попечении было 34 орудия и свой собственный обоз численностью в 130 повозок, в основном забитых трофеями. Всем нужны лошади, пусть даже не молодые и свежие, пусть хоть какие-нибудь. К сожалению, как раз в это время буквально массовыми становятся случаи хищения и поедания лошадей солдатами во время длительных ночных остановок.

Теперь и вы можете оценить чувства Наполеона, когда к нему пришло прошение от начальника всей французской артиллерии сбросить половину всех гвардейских пушек. Формально тот был абсолютно прав. Если отцепить от передков хотя бы 230 орудий, то можно было бы высвободить как минимум полторы — две тысячи лошадей. У французов сразу появлялась реальная возможность спасти и оставшиеся в их распоряжении трофеи, и всё ещё довольно значительное количество пушек.

Но Наполеон в тот момент ещё мыслит более высокими категориями. Он ещё мечтает устроить преследующим его русским полкам грандио

зную западню в лесистой местности между Славково и Дорогобужем. А для этого сражения ему нужны пушки, много пушек. Поэтому он отдаёт категорический приказ — срочно избавиться от излишнего груза. Не самого, разумеется, ценного, но такого, который излишне обременяет измученных долгой дорогой и бескормицей обозных лошадей. Вот тогда-то и было принято соломоново решение.

Его я описал в особой главе, которую назвал: