Глава двенадцатая. Финансы поют романсы
Глава двенадцатая. Финансы поют романсы
… Душевного почтения достоин только тот, кто в чинах не по деньгам, а в знати не по чинам.
Д. И. Фонвизин
Много ли платили государевым дипломатам? Перед нами лежит прошение консула в Рущуке статского советника Николая Налётова, дипломата с 30-летним стажем, на имя министра иностранных дел графа Михаила Николаевича Муравьёва от 10 марта 1897 года, в котором он позволил «себе дерзость великую прямо обратиться к состраданию Вашего Сиятельства и почтительнейше умолять высокаго и влиятельнейшаго Вашего ходатайства о принятии моих детей на казенный счёт в учебные заведения». Он всю жизнь провёл за границей, является отцом восьмерых детей, из которых старшей дочери 15, а младшей — всего 3 года, с трудом сводит концы с концами и может позволить себе нанять лишь одну гувернантку, но дать образование детям за границей они с женой не в состоянии. При этом он от министерства уже получает пособие в размере 200 рублей в год на двух старших дочерей и с ужасом ожидает приближение старости.
На ходатайстве консула простым карандашом в столбик перечислены его дети, а рядом чья-то резолюция синим карандашом: «Максимум 300 рублей на старших дочерей». В ответном письме Департамент личного состава и хозяйственных дел сообщил Налётову: «Что касается остальных детей Ваших, то Министерство не имеет возможности принять на свой счёт их воспитание».
Винить в чёрствости руководство министерства у дипломатов особых оснований вроде не было — оно в меру своих возможностей помогало материально нуждающимся, их вдовам и детям. Архивные дела Департамента личного состава и хозяйственных дел МИД России содержат большое количество обращений дипломатов к директору департамента с просьбами материального характера. Другое дело, что государство держало министерство на полуголодном пайке, и денег на все протянутые руки просто не хватало.
Среди документов мы находим ходатайство чрезвычайного посланника и полномочного министра в Берне Жадовского от 3/16 августа 1904 года. Он просит об «исходатайствовании аренды» из средств Министерства земледелия и государственных имуществ. Как пишет чиновник этого министерства, «означенное письмо было повергнуто… на Высочайшее благовоззрение, и Его Императорскому Величеству в 7-й день сего августа благоугодно было Всемилостивейшее на оном начертать "Можно удовлетворить"». Министерство земледелия и государственных имуществ определило выплачивать посланнику пособие в размере двух тысяч рублей в год сроком на три года.
Ну что ж, и на этом спасибо. Две тысячи рублей — не такие уж большие деньги, но, видно, Жадовский совсем «обездюжел» в дорогой Швейцарии.
А вот прошение товарища министра, графа Ламздорфа, на высочайшее имя от 27 января 1897 года о том, чтобы вдова бывшего консульского чиновника Иоанна Фёдоровна Кумберг получила пособие и смогла выехать в Россию. После смерти супруга у Иоанны Фёдоровны не оказалось даже денег на то, чтобы вернуться на родину. Император внял просьбе графа и назначил вдове Кумберг пособие на воспитание, то есть образование её детей. Детишки Кумберг были не единственные, которых подняло на ноги государство. Сколько мальчиков и девочек получили образование за казённый счёт только через одно Министерство иностранных дел!
Ещё один документ Департамента личного состава и хозяйственных дел — уведомление консулу П. А. Мельникову, подписанное директором департамента К. Букс-гевденом:
«Милостивый государь, Павел Алексеевич,
Господин Товарищ Министра Иностранных Дел по докладу моему ходатайства Вашего об ассигновании ежегоднаго пособия на воспитание детей Ваших признал возможным согласиться на назначение Вам, начиная с сего 1897 года, впредь до выхода дочерей Ваших Варвары и Зои из Патриотического института, ежегоднаго пособия на воспитание их по 100 рублей на каждую…»
Растроганный Мельников пишет умилительные письма со словами благодарности Его Превосходительству барону Буксгевдену и Его Сиятельству графу Ламздорфу за удовлетворение его прошения. А ДЛСиХД, назначив содержание на обучение дочерям Мельникова, проверяет в июле 1897 года, как регулярно поступают деньги в Патриотический институт и в каком размере.
Канцелярия Патриотического института на обратной стороне запроса уведомляет МИД: «За Варвару Мельникову вносится ежегодно 400 рублей, так как она музыке не обучается; за Зою Мельникову — 500 рублей, из коих 100 рублей за два урока музыки в неделю. Плата поступает за полгода вперёд к 1 февраля и к 1 августа, внесена же в настоящее время по 1 августа 1897 года».
Департамент доволен — всё идёт, как надо.
Вот ещё один типичный документ объёмистого документообращения Министерства иностранных дел того времени:
«Талон к ассигновке № 367 от 27 января 1897 года,
Департамент личного состава и хозяйственных делМинистерства иностранных дел
Смета 1897 года, § 5, ст. 8
Вдова действительного статского советника Александра Касторская имеет получить из Главнаго Казначейства тридцать рублей.
Вице-директор: К Буксгевден
Делопроизводитель: Панаев».
Графине Грабовской, супруге бывшего секретаря миссии в Дармштадте камер-юнкера Храповицкого, по болезни была выдана ссуда в размере 6480 рублей, которую она должна была погашать из своей пенсии, составлявшей 810 рублей в год, и каждый год ДПСиХД осведомлялся у генерального консула в Париже, где жили супруги Храповицкие, находилась ли в живых мадам Храповицкая, и если да, то просил прислать об этом соответствующую справку типа: «Дано сие из Российскаго Императорскаго Генеральнаго Консульства в том, что супруга губернскаго секретаря в звании камер-юнкера Михелина Храповицкая в живых находится и пребывание своё в сей столице имеет. В Париже, 4/16 августа 1872 года, генеральный консул 3. Донауров».
Случалось, Храповицкие уезжали на какое-то время из Франции и исчезали из поля зрения Донаурова, и тогда генконсул об этом докладывал в Центр и обещал-таки разузнать, где «ныне обретались искомые персоны». И так продолжалось на протяжении многих лет (1862–1877), а что было после этого, одному Богу известно, поскольку в архивном деле указаний на этот счёт нет. Думается, неусыпный «мониторинг» бедняжки графини продолжался до конца её дней. Министерство считать деньги умело.
Даже действительный статский советник Н. А. Гюббенет тоже был не в состоянии обеспечить учёбу своих двух сыновей Александра и Владимира и тоже просил ему помочь. Совершенно очевидно, что если не половина, то очень большая часть чиновников получала так называемую социальную адресную помощь министерства, поскольку жалованья просто не хватало.
Да что там рядовые чиновники: министр Гирс в 1888 году серьёзно взвешивал возможность выхода в отставку по финансовым соображениям. На посту министра иностранных дел он успел прожить состояние жены и деньги в сумме 250 тысяч рублей, вырученные от продажи земли в Херсонской губернии, пожалованной Александром II. Слишком обременительными для него оказались представительские расходы. И это при его месячном жалованье в размере 35 тысяч рублей!
Штатное расписание Министерства иностранных дел зиждилось на знаменитых петровских чиновничьих классах и время от времени, с учётом финансового положения страны и государства, корректировалось. Император Павел I, так любивший во всём порядок, ввёл в своё время строгую систему для обеспечения жалованьем сотрудников Коллегии иностранных дел. Согласно «Примерному штату», годовое жалованье дипломатов в центральном аппарате коллегии выглядело в начале XIX столетия следующим образом (в рублях):
канцлер и президент 1-го класса получал 7000, действительный статский советник и управляющий перепиской на французском языке — 3000, советник — 1500, надворный советник — 1000, 1-й драгоман — 2400, 2-й драгоман и 1-й переводчик — 1500, 2-й переводчик — 750 и 3-й переводчик — 500 рублей.
В соответствии с «Примерным штатом постам министерским», распространявшимся на сотрудников посольств и миссий, жалованье глав загранучреждений колебалось в зависимости от ранга и дифференцировалось по странам. Посол в Вене, к примеру, «ценился» в 30 000 рублей, а в Стокгольме — на 5000 рублей меньше; посланник в Лондоне получал 16 000, в Константинополе — 15 000, в Лиссабоне — 12 000, а в Берлине — всего 1500 рублей. Впрочем, советники посольств в Вене и Стокгольме получали одинаковое жалованье — по 2500 рублей. Канцелярские служащие, независимо от стран, получали по 800 рублей, драгоман в Константинополе жил на 500, а переводчик в Грузии — на 600 рублей в год.
Зарплату консульских чинов регулировал «Примерный штат постам консульским». С ними дело обстояло следующим образом: генконсул в Лиссабоне получал 1200, в Лондоне — 1800, а в турецкой Смирне — 2000 рублей в год. Консул в Лейпциге «стоил» 1000, а вице-консул в Хио — всего 600 рублей.
Дипломаты при Павле, конечно, не бедствовали, потому что в те времена это были большие и даже очень большие деньги. Обращает на себя внимание, что оклады в Центре уже тогда были меньше окладов заграничных. Так, первое лицо в российской дипломатии — канцлер или министр — получал в четыре с лишним раза меньше денег, чем посол в Вене, и такие пропорции сохранялись вплоть до 1917 года. По всей видимости, Павел I исходил из того, что у себя дома у чиновника было больше возможностей для «кормления», нежели у посла в чужой стране. Император понимал и то, что дипломат должен быть материально обеспечен за границей так, чтобы у него меньше возникало соблазнов на всякого рода подкупы и посулы. Не следует также забывать, что посол должен был соблюдать декорум и достойно представлять Россию, а для этого ему надо располагать крупными средствами для представительских расходов.
«Штат центральных установлений», регламентирующий оклады чиновников центрального аппарата Министерства иностранных дел в 1869 году, выглядел примерно следующим образом: старшие советники получали по 3200 рублей жалованья и 1800 рублей так называемых «столовых» в год; соответствующие оклады для младших советников были 2000 и 1000 рублей, директора канцелярии — 3200 и 1800 рублей, управляющего 1-й экспедицией — 1800 и 1000 рублей, делопроизводителя — 800 и 400 рублей, управляющего Азиатским департаментом — 3200 и 1800 рублей, делопроизводителя V класса — 1800 и 1000 рублей, а VIII класса — 800 и 400 рублей в год.
Штатное расписание загранучреждений МИД утверждалось на самом верху, включая прохождение Государственного совета (во времена, предшествовавшие появлению Государственной думы) и одобрение государя. Так, для учреждения должности советника посольства в Риме для барона Э. П. Мейендорфа товарищ министра А. Г. Влангали по старой дружбе вентилировал вопрос у государственного секретаря Госсовета А. А. Половцова (1832–1909).
Положение с дипломатическими окладами к XX веку изменилось мало, хотя жалованье стало теперь для многих дипломатов единственным источником доходов. В 1904 году большинство служащих Министерства иностранных дел не имели никакого состояния, то есть недвижимости. Дипломатам конечно же платили больше, чем в среднем по России, но, тем не менее, даже дипломаты уровня посланника, не имея иных, кроме жалованья, источников дохода, нередко не располагали достаточными средствами для обеспечения старости, а в случае их смерти министерство хлопотало о пенсии их вдовам и детям. Всё это и объясняет отсутствие при приёме на работу в МИД имущественного ценза.
«Табель окладов по заграничным постам», введенный в употребление в начале XX века, по-прежнему был дифференцирован по странам: жалованье посланника в Австрии составляло 39 200 рублей плюс добавка на почтовые расходы 1016 рублей в год, в то время как его старшие секретари получали 2940 рублей в год, а консул в Триесте — I960 и 350 рублей в год на почтовые и канцелярские расходы. В Лондоне посол получал соответственно 49 000 и 2540 рублей, его советник — 6233, а младший секретарь — 3733 рубля, консул на Мальте — I960 рублей в год; в Копенгагене оклад посланника составлял 18 669 и почтовые — 635 рублей, в Пекине (министр-резидент) — 14 700, а в Берлине (посланник) — 31 115 и 1905 рублей в год.
При многих посольствах и миссиях, в зависимости от наличия в стране значительной колонии подданных Российской империи, учреждались церкви, которые содержались на казённый счёт. Так, в Вене находился протоиерей с жалованьем в 2524 рубля, ему помогали дьякон, который получал 1000 рублей, причетник с окладом в 635 рублей и двое певчих, тоже получавших по 635 рублей в год. В Копенгагенской и Стокгольмской церквях было по одному священнику с окладами по 2000 рублей каждый и по два причетника, получавших по 635 рублей в год. В Риме службы справлял архимандрит (2000 рублей), дьякон (1000 рублей) и два причетника (по 635 рублей), а при консульстве в Харбине достаточно было содержать священника за 2000 рублей и причетника за 800 рублей в год.
Кроме сметы на содержание посольства правительство России выделяло средства на так называемые чрезвычайные расходы, куда входили издержки на переезды курьеров и командировки дипломатов, банковские, почтовые и телеграфные расходы, наём и ремонт служебных зданий и прочие непредвиденные траты. Отчёты о чрезвычайных расходах представлялись в Центр трижды в год: в январе, мае и сентябре — и назывались январской, майской и сентябрьской третью.
Из финансовых отчётов посла в Париже барона А. П. Моренгойма (Моренгейма) явствует, например, что чрезвычайные расходы посольства, согласно январской трети, составили 40 408 франков 55 сантимов, из которых 1901 франк 85 сантимов подлежали возврату в МИД из других ведомств. Интересно отметить, что в отчёте проходит выдача денег «Мануйлову на известное Императорскому Министерству употребление» в размере I860 франков. Получатель денег — И. Ф. Манасевич-Мануйлов (1869–1918), журналист, авантюрист и аферист, втёршийся в доверие к министру внутренних дел В. К. Плеве и устроивший себе как чиновник департамента полиции командировку в Париж для борьбы с революционерами. Всего на чрезвычайные расходы императорскому посольству в Париже было выделено около 100 тысяч франков.
Особой — секретной — статьёй проходили деньги «для выдачи на известное Его Императорскому Величеству употребление», то есть либо на выдачу вознаграждения тайным агентам и информаторам, либо на так называемые «цифирные», то есть шифровальные дела и на содержание «чёрного кабинета». Что касается последних, то для этого в Департаменте личного состава и хозяйственных дел был заведен специальный журнал, в котором аккуратно регистрировались все ежемесячные выдачи сотрудникам шифровального отдела определённой суммы денег. На каждого чиновника заводилась своя страница, на которой против записи типа: «Январь 1902 года коллежскому асессору Веретенникову 50 рублей» или «Март 1903 года коллежскому советнику А. Долматову 25 рублей» каждый из них оставлял свою подпись.
Для сравнения мы приводим курс тогдашних ходовых валют, взятый из ежегодника Министерства иностранных дел и имевший громоздкое название «Паритет общеупотребительных монет по законному весу чистого золота, в них содержащегося»:
1. Великобритания — 1? = 9,45758222 рубля.
2. Франция, Бельгия, Швейцария — 1 франк = 0,37498022 рубля.
3. Германия — 1 марка = 0,43855629 рубля.
4. Австро-Венгрия — 1 крона = 0, 39377998 рубля.
5. Дания, Швеция, Норвегия — 1 крона = 0,5208806 рубля.
6. Северо-Американские Соединённые Штаты — 1 доллар = 1,94337999 рубля.
Вообще же финансирование министерства было явно недостаточным, о чём свидетельствует один весьма показательный случай. Директор Московского главного архива (МГА) князь П. А. Голицын обратился к руководству с предложением сдать угловую башню ограды архива под книжную лавку книгоиздателю Снегирёву, аргументируя эту выгодную сделку следующими соображениями: МГА мог бы через эту лавку реализовывать свои печатные издания, передать в лавку часть библиотечного массива и тем самым освободить помещения для более важных материалов и, главное, «усилить бы столь недостаточныя материальные средства Архива». (Как видим, идея сдавать в поднаём помещения возникла не в постперестроечные времена, а значительно раньше.) Руководство МВД отказало в этом ходатайстве, мотивируя свою позицию малыми размерами арендной платы за башню, которую к тому же было трудно оприходовать в пользу казны. Здравое по своей сути предложение князя натолкнулось на стену бюрократической косности.
Не то чтобы рубль — каждая копейка была на учёте в министерстве. Например, в середине XIX века с сотрудников брали деньги за повышение в чинах и связанное с этим оформление документов, которые приходовались и поступали в казну государства. Департамент хозяйственных и счётных дел (предшественник ДЛСиХД) давал на этот счёт строгое указание «господину Казначею Министерства Иностранных Дел»: «Удержанные в сентябрьской 1853 года трети с чиновников Министерства Иностранных Дел за повышение их чинами девятьсот шестьдесят шесть рублей девяносто две копейки серебром, и за напечатание патентов и пергамент двадцать девять рублей двадцать пять копеек серебром Департамент Хозяйственных и Счётных Дел предписывает Вашему Благородию записать каждую из этих сумм по книге о пошлинном сборе особою статьёю, в расход сдать: первую в Санкт-Петербургское Уездное Казначейство, а последнюю — в казначейство Правительствующего Сената…»
Архивы МИД сохранили интересный документ 1899 года. Посланник в Гааге К В. Струве сообщает графу В. Н. Ламздорфу о том, что «5/17 апреля сего года Королева и Королева-Мать, следуя давнему обычаю, впервые посетила домик Петра Великаго в Заандаме… По примеру прежних лет мне кажется необходимым ознаменовать это посещение Королевы Вильгельмины… вследствие чего имею честь покорнейше просить Ваше Сиятельство, не найдёте ли Вы возможным разрешить мне вставить в одну из стен домика небольшую мраморную доску, наподобие уже находящейся там, с соответствующей надписью».
Министр, кажется, «нашёл возможным», и деньги на памятную доску выделили. А вот когда встал вопрос об увеличении числа консульских представительств, то Александр III решил его по принципу тришкина кафтана: деньги на финансирование консульских чиновников он приказал найти за счёт сокращения должностей вторых секретарей в миссиях и посольствах. Послу в Вене А. Б. Лобанову-Ростовскому (1882–1895) пришлось буквально припасть к стопам Александра III, чтобы «выбить» из министра финансов И. А. Вышнеградского (1831–1895) один миллион гульденов на покупку у герцога Нассауского здания для российского посольства. Робкий и скромный Гирс боялся даже заикаться об этом перед царём.
Особо также выделялись деньги на пособия и награды дипломатам. В 1903 году наградной фонд МИД был по ходатайству министерства увеличен и составил на несколько лет вперёд 28 тысяч рублей в год. За вспомоществование малоимущим членам семей дипломатов отвечали сами дипломаты. Согласно Положению «Вычеты в казну из окладов» из жалованья всех дипломатов и технических сотрудников Министерства иностранных дел изымались деньги в пользу вдов и сирот: при месячном окладе до 142 рублей 95 копеек — по 1 копейке с рубля, свыше 142 рублей 95 копеек — по 2 копейки.
Министр финансов С. Ю. Витте, восстанавливая «давно утраченную во внутренней нашей торговле привычку рассчитываться золотом», в феврале 1896 года обратился к министру князю А. Б. Лобанову-Ростовскому с оригинальной идеей начать выдачу частичного жалованья сотрудникам МИД, наряду с ассигнациями, золотыми монетами. Витте рассчитывал, что дипломаты, как наиболее просвещённая часть русского общества, быстро воспримут его нововведение и дадут пример другим. И правда: на Певческом Мосту живо откликнулись на инициативу министра финансов и немедленно ознакомили своих сотрудников с его письмом. В архивах сохранился большой список всех чиновников Министерства иностранных дел, «читавших» предложение Витте и оставивших на нём собственноручные подписи.
На 1869 год существовало следующее обеспечение дипломатов и членов их семей пенсиями.
Иностранцы, прослужившие в системе МВД, могли рассчитывать на пенсию наряду с российскими подданными. Однако вольнонаёмным лицам (выполнявшим, например, функции курьера), сторожам, счётчикам и т. п. пенсия не полагалась вовсе.
Пенсии выплачивались по девяти разрядам, а в некоторых разрядах существовали ещё и степени. Кроме того, в зависимости от выслуги лет, пенсии были полными, двухтретейные, половинные и однотретейные.
Пенсионеры I разряда (товарищи министра) получали полную пенсию в размере 1143 рублей в месяц. Полная пенсия пенсионера II разряда (члены Совета министерства, директора департаментов, старшие советники) составляла 857 рублей, пенсионера III разряда 1-й степени (вице-директора департаментов, младшие советники, чиновники по особым поручениям V класса) — 571 рубль, 2-й степени (первые секретари) — 428 рублей, IV разряда (вторые секретари) — 343 рубля в месяц и т. д. Пенсия канцелярских служащих — писарей (IX разряд) составляла 85 рублей 80 копеек в месяц.
При переездах к должности, то есть к месту исполнения обязанностей, дипломату и курьеру полагались прогонные деньги (не путать с подъёмными, которые выдавались при первичном назначении в командировку). Например, между Кяхтой и Пекином платили 600 рублей, между Кяхтой и Ургой (Улан-Батором) — 100, а между Пекином и Ургой — 500 рублей прогонных. Первому секретарю миссии в Мехико Ф. К. Ганзену при переводе в посольство в Вашингтоне выплатили подъёмные в сумме 1800 рублей.
За ордена, как и в прочих гражданских учреждениях, в Министерстве иностранных дел выплачивались пособия в следующих размерах (в зависимости от степени ордена):
за орден Святого апостола Андрея Первозванного — от 800 до 1000 рублей, Святой Екатерины — от 350 до 460 рублей, Святого Александра Невского — от 500 до 700 рублей, Святого Георгия — от 150 до 1000 рублей, Святого Владимира — от 100 до 600 рублей, Святой Анны — от 40 до 350 рублей, а Святого Станислава — от 86 до 143 рублей в год.
К концу XIX столетия в системе МВД появилась эмеритура[43] — специальная, добавочная пенсия уволенным в отставку дипломатам или пособия их вдовам и сиротам из сумм эмеритальных касс. Каждый дипломат, желающий, чтобы он сам или члены его семьи после его смерти получали пособие, мог стать членом такой кассы, и из его жалованья в пользу кассы каждый месяц делались вычеты.
У военных эмеритальных касс не было, и потому Военное министерство, принимая обратно из загранкомандировок офицеров Генштаба, работавших в посольствах и миссиях военными агентами (атташе), делало запросы в МВД о том, состояли ли они членами эмеритуры. В положительном случае Военное министерство компенсировало таким офицерам вычеты из их жалованья, которые были сделаны ими во время службы по Министерству иностранных дел.
Жалованья рядовому дипломату на жизнь в целом, конечно, хватало, но только на жизнь скромную. А дипломат, между прочим, должен был вести так называемую представительскую жизнь, которая непременно предполагала приём у себя гостей как из числа местных жителей, так и коллег-дипломатов, а также участие во всевозможных увеселительных и благотворительных мероприятиях. Для этого нужны были дополнительные средства и источники финансирования, никакого отношения к фондам МВД России не имевшие. В дело пускались деньги родителей, если они у них были, или употреблялись доходы с собственных имений и недвижимости. К примеру, знакомый уже нам Соловьёв пользовался средствами своего майората[44] в Польше.