13. Тень русского медведя

13. Тень русского медведя

Во время одного из плаваний на «Флайинг Фиш» я сам сидел у гидролокатора и вел поиск. Мне удалось установить контакт с очень далеким, слабо звучащим предметом. Я решил, что это мина, ибо на поверхности в направлений поиска не наблюдалось ни одного корабля. Специалисты, однако, не согласились со мной и утверждали, что это всего-навсего пучок водорослей. Звук, считали они, был слишком груб для мины. В конечном счете мы прошли под этим предметом, и, когда всплыли, «пучок водорослей», повисший на правом пере носового горизонтального руля, оказался большой учебной миной. С тех пор я еще долго припоминал акустикам этот «пучок водорослей».

В ходе испытаний мы переходили с корабля на корабль и тщательно проверяли работу всевозможных образцов гидроакустической аппаратуры в одинаковых условиях. Каждая заинтересованная группа восхваляла свое творение. Все видели, что дальность обнаружения цели у гидролокаторов была различной. Иными были световые выбросы и звуки при обнаружении цели. Кроме того, избранный нами гидролокатор работал на частотах, значительно отличающихся от частот, на которых работал противник, в то время как другие установки использовали частоты, близкие к частотам вражеских гидролокаторов, и это представляло для наших подводных лодок значительную опасность обнаружения.

По-моему, тот гидролокатор, на котором мы остановились, вполне отвечал предъявленным к нему требованиям.

Твердо убежденный в этом, я вылетел в Вашингтон вместе с адмиралом Джином Стайером и моими экспертами. Здесь я и Джин потратили пять дней на совещания, по сути дела, со всем морским министерством, включая морского министра, управление кораблестроения, управление вооружения и совет офицеров подводного плавания, который в 1937–1938 годах разработал проект подводной лодки, хорошо зарекомендовавшей себя во время второй мировой войны.

Я представил Беннету из отдела электронной техники и начальнику управления кораблестроения Хохрэйну все материалы, касающиеся гидролокатора, и получил обещание, что выпуск гидролокационной аппаратуры будет продолжен и ускорен. Кроме того, капитан 3 ранга Беннет обещал мне 24 надводных радиолокатора для обнаружения воздушных целей. Эти радиолокаторы предназначались для подводных лодок, выделенных в радиолокационный дозор. Подводные лодки должны были облегчить боевую деятельность малых надводных кораблей, которые несли дозорную службу у острова Окинава. Предполагалось, что радиолокационные установки прибудут своевременно, чтобы успеть поставить их на 24 подводных лодках перед вторжением на остров Кюсю («операция Олимпик»), намеченным на 1 ноября 1945 года.

Когда я 18 мая возвратился к себе на Гуам, офицеры моего штаба по горло были заняты работой. Капитан 2 ранга Дач Уилл, старший из командиров соединений, и Барни Зиглафф разработали инструкцию по боевому применению гидролокатора, а капитан 3 ранга Дик Воуг не только подготовил план «операции Барни», который был всесторонне обсужден штабными офицерами, но и отправил секретную копию его на отзыв в Пирл-Харбор в исследовательский отдел операций подводных лодок.

Девять подводных лодок, которые должны были нарушить коммуникации противника в Японском море, уже находились в гавани Апра или вскоре ожидались там. Ежедневно на рассвете мы с Барни выходили на подводных лодках к мысу Ороте для проведения последних испытаний. Часто мы отправлялись на разных кораблях или же в полдень переходили с одного корабля на другой, чтобы сделать как можно больше. Барни проверял «Кревалле» и «Тиноса», пока я мучил «Флайинг Фиш», «Спейдфиш», «Боунфиш», «Танни», «Скейт» и «Бауфин». Все подводные лодки были мне хорошо знакомы, поскольку я уже некогда проверял их гидролокаторы с Малькольмом Гендерсоном.

Однажды вечером, возвращаясь в базу по окончании последнего выхода «Бауфин», капитан 3 ранга Алек Тайри и я спокойно покуривали сигареты на барбете позади мостика, как вдруг раздался тревожный возглас сигнальщика:

— Самолет падает! Пеленг 210°.

Тайри немедленно приказал изменить курс, и мы оба поднялись на мостик. Подводная лодка шла прямо на пятно, видневшееся милях в двух за кормой. Смотрим, в нашу сторону плывет лейтенант морской авиации — пилот истребителя, а его товарищ на другом истребителе кружит над ним, наводя нас. Летчик выпрыгнул с парашютом после того, как милях в 20 от берега мотор его самолета отказал. К счастью для него, в тот день мы запаздывали, иначе в ожидании помощи пилоту пришлось бы провести несколько неприятных часов в воде, кишащей акулами и барракудами.

В это время другая подводная лодка из группы «морских дьяволов» «Сидог» — под командованием капитана 3 ранга Хайдмэна уже получила излучатели и остальное гидролокационное оборудование, снятое с поврежденной «Сихорс». Как мне докладывали, гидролокатор работал здесь даже лучше, чем на «Сихорс».

За испытаниями «Сидог» наблюдал, видимо, Барни, потому что в моем блокноте она не значится. Хайдмэн был наиболее опытным среди остальных командиров подводных лодок, и поэтому именно ему было поручено непосредственное руководство «операцией Барни». На него же была возложена ответственность за переход группы подводных лодок в Японское море и возвращение обратно. Вторым по старшинству шел Джордж Пирс, а за ним Боб Риссер. Оба они, старые дирижеры симфонии «Звонки дьявола», прекрасно подготовились к тому, чтобы возглавить группы подводных лодок, каждая из которых состояла из трех кораблей. Первой группой «морских дьяволов» командовал Пирс, второй — Риссер и третьей — Хайдмэн.

Подводная лодка Риссера, недавно вошедшая в группу «морских дьяволов», оснащенных гидролокационным оборудованием, имела на своем счету семь потопленных кораблей и судов. Кроме того, именно Риссер сумел вовремя предупредить о выходе из пролива Сан-Бернардино японского соединения специального назначения, имевшего целью нанести удар по 5-му флоту адмирала Спрюэнса у острова Сайпан. У Боба не было опыта практического использования гидролокатора против боевых мин, но он сделал множество выходов на учебное минное поле в Сан-Диего, и если ему во время этих изнурительных испытаний в апреле хоть изредка удавалось взглянуть на экран гидролокатора, то он должен был многому научиться под умелым наблюдением и руководством таких специалистов, как Харнуэлл Гендерсон, Кюри и Хэйс. Правда, чтобы пробиться к экрану через ту толпу, которая вечно набивалась в боевую рубку, нужно было обладать незаурядной ловкостью.

Помню, один из моих командиров в разговоре с Барни сказал об этом так:

— Мой гидролокатор должен работать отлично, — именно так отозвался о нем адмирал. Я сделал множество выходов, но ни разу не смог взглянуть на индикатор, потому что адмирал Локвуд или профессор Гендерсон всегда первыми оказывались около него.

И все же Боб Риссер, спокойный, скромный и неизменно предупредительный, готов был испробовать свой гидролокатор на боевых минах. Не думаю, что Риссер питал к нему полное доверие, но он страстно хотел забраться в «личное озеро императора». Если он собирается сделать это с помощью гидролокатора, то и прекрасно. Ну, а если техника откажет, он пройдет под минным полем. Как я позже понял, к этому готовились почти все.

Но я мечтал о большем. Я хотел, чтобы подводные лодки из группы «морских дьяволов» и те, кто пойдет за ними, были оснащены таким надежным средством обеспечения безопасности, как гидролокатор, имели хорошо подготовленных командиров и умелых операторов. Для успешных действий нашего флота, готовившегося к «операции Олимпик», необходимо было нанести на карты все минные заграждения, выставленные вокруг островов собственно Японии. Уже тогда адмирал Билл Хэлси требовал от подводников выявить минные поля вокруг острова Кюсю — первого объекта нашего удара.

К тому времени, когда наша команда глубоководных бегунов подошла к линии старта, я уже близко познакомился с личным составом кораблей и был уверен в его отличной подготовке. Каждый из командиров группы «морских дьяволов» имел на своем боевом счету немало потопленных судов противника. Все они командовали прославленными кораблями и не раз, подобно легендарному капитану 1 ранга Оливеру Перри, присылали лаконичные донесения: «Встретил противника. Уничтожил его». Большинству из них уже приходилось слышать рядом со своими кораблями погребальные мелодии вражеских мин. Одна из новейших подводных лодок, «Боунфиш», которой командовал Ларри Эдж, только что возвратилась из похода в Восточно-Китайское море, где она вела разведку минных полей.

Из игры вышла лишь «Сихорс», но ее гидролокатор, переставленный на «Сидог», показал прекрасные результаты. Впрочем, он хорошо действовал еще во время испытаний у острова Гуам. Не могло быть никаких сомнений и в мужестве и умении ее командира Эрла Хайдмэна. Он сумеет провести «морских дьяволов» сквозь хитрую оборону врага.

Уверенность в успехе укреплялась также и сознанием того, что подходят новые подводные лодки: «Редфин», «Раннер», «Сеннет», «Поджи», «Парго», «Яллао», «Торск», «Пайпер», «Стиклбэк», «Кэтфиш» и другие. Они должны были вызвать переполох в Японском море, навсегда или хотя бы на продолжительное время перерезав коммуникации, по которым противник перебрасывал все необходимое из своего богатого заморского источника.

Но моя удовлетворенность тем, что мы идем в ногу со стремительно развивающимися событиями, а может быть, даже несколько впереди них, немного ослабла, когда пришло срочное требование адмирала Билла Хэлси выявить минные поля у побережья островов собственно Японии. Данные об этих районах должны были понадобиться к середине июля 3-му флоту «дядюшки» Билла, готовившемуся к удару по центрам японской военной промышленности силами авианосцев и линейных кораблей. Выполнить эту задачу было не слишком трудно, так как от нас требовалось лишь установить внешнюю кромку минных заграждений, а не форсировать их. Но дело в том, что нам недоставало подводных лодок, оборудованных гидроакустическими установками и готовых к боевым действиям. Я, разумеется, понимал, что если мы отзовем часть подводных лодок из группы «морских дьяволов» и тем самым ослабим удар по коммуникациям противника в Японском море, то мы серьезно подорвем моральное состояние наших подводников в этот напряженный период. Японское море должно быть закрыто для судоходства противника. Перевозки из Кореи и Маньчжурии в Японию следовало прекратить раз и навсегда. Японцы должны были понять, что мы способны перерезать их коммуникации. От задания Билла проку было бы немного, но зато наши действия, встревожив японцев, могли предупредить их о намеченном нами прорыве минного барьера в Корейском проливе и дать им время для организации противолодочной обороны. Словом, это вызвало бы большие потери кораблей и человеческих жизней. Возмездие за Мортона и «Уоху» требовало иных путей.

Чтобы избежать посылки подводных лодок из группы «морских дьяволов» на разведку минных заграждений, выставленных вдоль восточного побережья островов собственно Японии, был один верный способ — немедленно начать «операцию Барни». Кстати, вторжение в Японию так и не состоялось. Одной из причин этого был мощный удар, который нанесли японцам подводные лодки Хайдмэна, Пирса и Риссера. Так или иначе задача была выполнена. Что же касается разведки минных заграждений, выставленных вдоль участка побережья, которое было намечено для вторжения, на мой взгляд, эту задачу можно было решить и без «морских дьяволов».

Другие соображения, требовавшие ускорить форсирование Корейского пролива, были вызваны международным положением. После капитуляции Германии Россия устремила свои взоры на восток. Мне было известно, что в Потсдаме она согласилась объявить войну Японии через три месяца после победы над Германией. Вслед за тем я получил указание представить план разделения Японского моря на операционные зоны для действий русских и американских подводных лодок.

Естественно, эта идея не вызвала у меня восторга. В районе, о котором идет речь, наряду с нашими подводными лодками должны были действовать и русские корабли, а это могло привести к гибельным последствиям при опознавании. Если мы не могли обучить свои воздушные и надводные силы опознаванию американских подводных лодок и тем самым предотвратить их постоянные обстрелы и бомбардировки, то что же требовать от союзника, который никогда не видел американской подводной лодки? Впрочем, я немедленно подчинился распоряжению и запросил указания относительно обмена таблицами опознательных сигналов.

Как я уже сказал, у нас было весьма смутное представление об участии русских в предстоящих операциях, и мы хотели бы избежать трудностей, которые должны были возникнуть в связи с участием нового и незнакомого союзника в районах боевых действий нашего флота.

Нашей основной задачей было топить всех, кто плавал под флагом «страны восходящего солнца». Эту задачу мы хотели выполнить своими руками, очистив Японское море, из которого мы ушли в 1943 году и где погибли Мортон и «Уоху».

Обучение продолжалось вплоть до самого выхода девяти подводных лодок в море на выполнение «операции Барни». Первая группа наших подводных лодок выходила 27 мая. Вечером 23 мая мы созвали совещание, на которое пригласили всех командиров подводных лодок и столько офицеров и гидроакустиков, сколько могла вместить оперативная каюта «Холланд».

Мы просмотрели великолепный учебный кинофильм, только что присланный из лаборатории в Сан-Диего. Он был выпущен под руководством Харнуэлла, Гендерсона и Кюри. Фильм показывал все фазы приготовления, эксплуатации и боевого использования гидролокатора. Каждая деталь прибора демонстрировалась и разъяснялась. В заключение мы увидели экран гидролокатора с очень четкими выбросами и услышали звук, напоминающий звон колокольчика.

После просмотра фильма я отпустил всех, кроме командиров подводных лодок, старших помощников и офицеров-связистов, и начал секретное совещание. Во избежание подслушивания были расставлены дежурные с приказом никого не впускать и останавливать всякого, кто появится около рубки, где происходило совещание. Ночь была, вероятно, одной из самых жарких и душных на Гуаме, и так как здесь еще действовал приказ о затемнении, пару часов нам пришлось обливаться потом за закрытыми дверями и задраенными иллюминаторами.

Дик Воуг выступил первым с подробным описанием «операции Барни». Он разъяснил мысли и соображения, которые легли в ее основу, и остановился на вариантах возможных действий в случае изменения обстановки. Всем командирам подводных лодок мы раздали копии боевого приказа и предложили задавать вопросы по всем неясным пунктам. Дик разъяснил, что проход через Корейский пролив легче, чем через пролив Лаперуза, потому что течение Куро-Сиво проходит через Корейский пролив со скоростью примерно в один узел и совпадает с направлением прорыва. В проливе же Лаперуза течение встречное и имеет скорость 3,5 узла. Переход по течению через Западный проход ускорит форсирование минных заграждений. К тому же течение не только наклоняет минрепы, но и располагает их в направлении, параллельном нашему курсу. Это должно до минимума снизить опасность задеть за них перископными тумбами, антеннами и мостиками. Глубины в Западном проходе очень большие (в одном из подводных ущелий глубина превышает 180 метров), что позволит подводным лодкам пройти под минным заграждением без опасения срезать о банки или скалы головки лагов и установленные под днищем вибраторы гидролокатора.

На крупномасштабных картах Воуг показал основные порты Японии и Кореи в Японском море и предполагаемые направления перевозок между ними. Кроме того, он провел линию русского судоходства из Владивостока через пролив Лаперуза в США.

Дик предупредил всех об опасности захода в северо-западную часть Японского моря, где глубины не достигают и 90 метров, а также в воды юго-западнее полуострова Ното, где самолеты В-29 поставили магнитные и гидродинамические мины.

Выходом из Японского моря после завершения рейда должен был стать пролив Лаперуза. Здесь можно было воспользоваться попутным течением и маршрутами русских судов. Нам было известно, что в проливе Лаперуза минные заграждения поставлены на углубление 12–15 метров для обеспечения безопасности плавания нейтральных русских судов, многие из которых ходили этим проливом.

В заключение Дик сказал:

— А если вы попадете в беду и не сможете выбраться из Японского моря, идите во Владивосток. Используйте его как нейтральный порт. Возможно, там вы сумеете устранить повреждения и сразу же уйдете.

Следующим взял слово Барни Зиглафф. Он рассказал об организации группы «морских дьяволов», которая была разделена на три стаи. Были сообщены также даты выхода стай, пункты и время начала прорыва заграждения, районы действий, и, что самое главное, дата и время начала боевых действий.

Стая под командованием Эрла Хайдмэна в составе подводных лодок «Сидог», «Кревалле» и «Спейдфиш» должна начать преодоление минного барьера на рассвете 4 июня. Стая Джорджа Пирса — «Танни», «Боунфиш» и «Скейт» — на следующий день утром. Стая Боба Риссера, включающая подводные лодки «Флайинг Фиш», «Бауфин» и «Тиноса», — в те же часы 6 июня. Разведав после прорыва минного заграждения назначенные каждой из стай районы, подводные лодки не должны были обнаруживать себя до заката солнца 9 июня — часа «открытия огня». 24 июня подводные лодки должны были встретиться западнее пролива Лаперуза и под командованием Хайдмэна той же ночью начать отход.

— Разведка минной обстановки, проведенная в Корейском проливе подводными лодками «Спейдфиш», «Сихорс» и «Кревалле», — сказал Барни Зиглафф, — дала нам сведения о расположении минного заграждения в самой южной части пролива. Данные разведки показывают, что в проливе может быть три и даже четыре линии мин с дистанциями около 900 метров между линиями и интервалами 45–50 метров — между минами. Мины установлены на углубление 3, 12 и 20 метров. Если гидролокатор выйдет из строя, погружайтесь на глубину не менее 36 метров. Что касается мин, выставленных самолетами В-29, то Воуг уже предупредил вас о недопустимости захода в воды с глубинами менее 90 метров, то есть в район северо-западного побережья Хонсю, южнее полуострова Ното. Я повторяю это предупреждение — оно очень важно.

— Считая средней скоростью хода 13 узлов, мы спланировали время выхода с таким расчетом, — продолжал Барни, — чтобы вы подошли к Корейскому проливу в ноль часов. Если вы пожелаете уменьшить ее, командиры стай могут назначить свое время выхода.

Оглядев комнату, Зиглафф спросил, есть ли вопросы. Вопросов ни у кого не нашлось, и он уже был готов закрыть совещание.

Незабываемая обстановка в оперативной рубке «Холланд», сосредоточенные лица командиров и офицеров подводных лодок, Дика Воуга и Барни Зиглаффа запали мне в память на всю жизнь.

— Джентльмены, — сказал я, — вместе с вами я долго работал над планом этой операции. Наступает время его осуществления. Это день, ради которого мы жили. Я доволен вашими кораблями, их безупречным состоянием, высокой организованностью личного состава и вашими командирскими способностями. Но ничто в жизни не производило на меня такого впечатления, как вы сами сегодня вечером. Вы внимательно и критически изучили эту операцию. Ваши лица, ваш подход к проблеме говорят о решительности и стремлении проявить высокое мужество. Поэтому «операция Барни» не может потерпеть неудачу. Мне хочется прибавить лишь одно: подводник с 1914 года, я никогда не выпускал свои торпеды попусту. Надеюсь, в Японском море вы выпустите несколько торпед и за меня. Я многое бы отдал за то, чтобы быть с вами. Да благословит вас бог. Счастливой вам охоты!

В моих заметках, сделанных в ту ночь, можно прочитать: «Это было поистине прекрасно. Капитан 2 ранга Йомэнс просил разрешения пойти с ними, но я не отпустил его из Пирл-Харбора. Барни и Боб Уорд (помощник начальника оперативного отдела) также хотели идти. Даже английский офицер связи Бэркли Рэнкин и, наконец, я сам — все мы хотели отправиться в этот поход. Может быть, сердце адмирала Нимица смягчится?» Увы, этого не произошло.

Наблюдая за оживленной деятельностью, наступившей после совещания, начальники и подчиненные разрабатывали варианты совместных действий, уточняли задания каждой стаи и каждой подводной лодки в отдельности, устанавливали специальные сигналы, точки рандеву для обмена кинофильмами и т. д. и т. п., - я изумлялся (мы, старики, часто изумляемся), как энергична и находчива юность, как она любит риск и стремится к нему.

Здесь находились люди, которые, возможно, никогда не вернутся с задания. Правда, все боевые походы подводных лодок обычно были сопряжены со смертельным риском, но эти закаленные моряки привыкли ко всему, хотя в среднем их возраст не превышал и 20 лет.

Возвратившись после совещания к себе в каюту, я снова и снова перечитывал письмо, которое получил сегодня утром. Оно было прислано сотрудниками моего штаба, оставшимися на базе подводных лодок в Пирл-Харборе после того, как я перешел на Гуам. В письме содержался ответ на нашу просьбу дать оценку «операции Барни». Штаб я называл своим «мозговым трестом», потому что одной из его основных задач была координация моих планов с высшими «мозговыми трестами», которые состояли из ученых и исследователей научно-исследовательского отдела операций подводных лодок, организованного в Вашингтоне и позже переведенного в Пирл-Харбор в штаб командующего Тихоокеанским флотом США. Мнение этих людей имело для нас немаловажное значение.

Многочисленные замечания самого разнообразного характера предупреждали меня, что «операция Барни» опасна и потому надо приготовиться к потерям в людях и кораблях. Но проведение операции оправдывается тем уроном, говорилось далее в письме, который может быть нанесен противнику. Наконец, авторы письма утверждали, что «операцию Барни» не следует проводить до тех пор, пока не сложится подходящая стратегическая обстановка.

Прочитав это послание, я долго ломал себе голову над вопросом, должен ли я согласиться с мнением офицеров, которых я подбирал, исходя из их способности мыслить ясно и точно? (Между прочим, один из них горел таким желанием принять участие в операции, что все время осаждал меня своими просьбами.) Естественно, я не мог просто отбросить в сторону советы моих надежных помощников и весь следующий день изучал их выводы с большим вниманием.

Что же касается урожая, который мы должны были снять, то о нем говорил объем вражеского судоходства в Японском море, подсчитанный вашингтонским «мозговым трестом». Эти данные основывались на консульских докладах о судоходстве.

Если говорить об опасности длительного плавания целой флотилии подводных лодок по минным полям, то я вполне сознавал ее серьезность. Вместе с тем я понимал, что только тот, кто имеет практический опыт использования гидролокатора (например, Барни, профессор Гендерсон или я сам), может осознать все преимущества и чудесные свойства нового секретного оборудования, которое в соответствии с американским обычаем присваивать броские названия самым смертоносным вещам окрестили «звонком дьявола». Прекрасная традиция, кстати сказать.

Что же касается похода… Боже милостивый, как я хотел пойти в море вместе с «морскими дьяволами»!

Итак, после совещания я еще раз перечитал письмо, но решил действовать вопреки, может быть, даже разумным советам, данным от чистого сердца. Ибо успех дела часто определяют факторы, которые невозможно предусмотреть заранее. «Операция Барни» началась. Она должна продолжаться. Мне казалось, что я слышу голоса Мортона и других парней, оставшихся на дне моря в своих подводных лодках. Их голоса крепли, ширились, перерастали в хор одобрения. Я сдержал свое обещание.