Тень КГБ

Тень КГБ

«До 1985 г., – утверждал В. А. Крючков, – я не встречался с Горбачевым, только слышал о нем. В том памятном 1985 г. я был среди тех, кто приветствовал его приход к власти». Но «пост начальника разведки не позволял мне оказывать сколько-нибудь значительного влияния на положение дел в стране, воздействовать на кадровую политику»[2621].

Между тем, как мы видели, за спиной Е. М. Примакова и А. Н. Яковлева стояло одно и то же учреждение – КГБ СССР и прежде всего ПГУ, которое возглавлял В. А. Крючков.

Признаваясь, что он не знает «всех деталей» возведения М. С. Горбачева на «партийный трон», последний советский премьер B. C. Павлов утверждал, что «своим воцарением» М. С. Горбачев был «во многом обязан не столько, как принято считать, сложившейся в высшем руководстве конъюктуре, сколько стараниям бывшего главы КГБ Крючкова»[2622].

О. Гриневский, который, по его словам, провел специальное «расследование» обстоятельств восхождения М. С. Горбачева на вершину власти, опираясь на беседы с А. Дзасоховым, А. Громыко и Е. Примаковым, пишет: это «было заранее срежиссированой закулисной комбинацией, которую ловко провернули Анатолий Громыко, Евгений Примаков, Александр Яковлев и Владимир Крючков»[2623].

Имевший возможность беседовать на эту тему с А. Н. Яковлевым, Р. Г. Пихоя тоже утверждает, что за спиной последнего и Е. М. Примакова «стоял заместитель председателя КГБ В. Крючков»[2624].

Причастность В. А. Крючкова к этим событиям подтверждает бывший пресс-секретарь М. С. Горбачева А. С. Грачев, отмечая, что к A. A. Громыко «потянулись сразу с нескольких сторон нити зондирующих контактов от сторонников Горбачева – Яковлева, Примакова, Крючкова, Лигачева» [2625].

«Вдруг, – пишет Михаил Сергеевич, – заработал механизм по налаживанию взаимоотношений между мною и Громыко. Включились в это дело сын Громыко, Анатолий, и Крючков. Обо всем мне рассказал Александр Яковлев, бывший с Крючковым в близких отношениях»[2626].

Таким образом, причастность В. А. Крючкова к организации переговоров между A. A. Громыко и М. С. Горбачевым не вызывает сомнение. И то, что он пытался скрыть этот факт, лишний раз свидетельствует, как осторожно нужно подходить к его воспоминаниям.

Однако В. А. Крючков не отважился бы на такой шаг за спиной своего непосредственного начальника – В. М. Чебрикова. Это дает основание думать, что призыв к A. A. Громыко включиться в борьбу за наследство К. У. Черненко исходил от руководства КГБ.

Когда именно В. М. Чебриков решился на такой шаг, еще требует выяснения. Можно лишь утверждать, что двигать М. С. Горбачева он начал не позднее лета 1984 г.

Основанием для такого утверждения прежде всего являются воспоминания О. Гордиевского. Вспомним те директивы по организации поездки М. С. Горбачева в Лондон, которые в августе 1984 г. давал ему начальник Третьего отдела ПГУ Н. И. Грибин.

Тогда же Н. И. Грибин сообщил О. Гордиевскому: КГБ «пришел к заключению, что самая лучшая фигура для выхода страны из того положения, в котором она оказалась», это – М. С. Горбачев и что «КГБ сделает все, чтобы помочь этому человеку, хотя, естественно, в скрытой, завуалированной форме, чтобы никто ни о чем не догадался»[2627].

Однако полностью утаить это решение было невозможно.

Поскольку летом 1984 г. Михаил Сергеевич оставался «на хозяйстве» в Москве, Раиса Максимовна уехала отдыхать в Болгарию без него. Сопровождать ее в этом путешествии было поручено В. Т. Медведеву. Когда в 9-м управлении Владимиру Тимофеевичу давали это поручение, то, пишет он, достаточно ясно «намекнули, что эта поездка повлияет на мою судьбу». Объясняя этот намек, В. Т. Медведев отмечает: «Руководство КГБ понимало, кто будет следующим Генеральным».[2628].

Во время этой поездки у В. Т. Медведева сложилось впечатление, что «это понимала и Раиса Максимовна». Она не только каждый день интересовалась вестями из Москвы, прежде всего здоровьем К. У. Черненко, но и «подробно» расспрашивала своего телохранителя: «Кто подбирает обслугу генсеку, кто входит в обслугу – повара, официанты, уборщицы, парковые рабочие, кто еще»[2629].

Иными словами, уже летом 1984 г. Раиса Максимовна готовилась стать первой леди и по женской простоте не скрывала этого.

Для того, чтобы иметь более точное представление о том, когда именно имели место ее расспросы, необходимо учесть, что во время пребывания Раисы Максимовны в Болгарии, там появился Михаил Сергеевич[2630]. В 1984 г. он находился в Болгарии на праздновании 40-летия революции с 7 по 11 сентября[2631]. Это дает основание думать, что Раиса Максимовна отправилась в Болгарию во второй половине августа. Следовательно, к этому времени вопрос о судьбе ее мужа был решен.

Решение двигать М. С. Горбачева к власти было принято шефом КГБ, по всей видимости, после консультаций с министром обороны. В одном из интервью В. М. Чебриков признался, что после смерти Ю. В. Андропова он, Д. Ф. Устинов и М. С. Горбачев встречались для обсуждения вопроса о преемнике К. У. Черненко. «Мы собирались, и Горбачев меня и Дмитрия Федоровича Устинова убеждал, что он лучшая кандидатура на пост генсека».

Говоря так, Виктор Михайлович, конечно, лукавил. Вряд ли Михаил Сергеевич занимался самовыдвижением и саморекламой. Вероятнее всего, они втроем перебирали возможные кандидатуры на пост генсека, и Михаил Сергеевич у всех находил недостатки. Во время этой или же одной из таких встреч председатель КГБ СССР с министром обороны СССР, по всей видимости, и решили двигать М. С. Горбачева дальше.

В. М. Чебриков не указывал, когда это было. Но из его интервью явствует, что они встречались втроем как члены комиссии Политбюро, созданной для решения вопроса о судьбе лидера Монгольской народно-революционной партии Ю. Цеденбала и что это решение было принято в отсутствие К. У. Черненко, когда М. С. Горбачев председательствовал на заседаниях Политбюро[2632].

А поскольку К. У. Черненко находился в отпуске с середины июля до середины августа, к этому времени, видимо, и относятся упоминавшиеся В. М. Чебриковым встречи. Именно в это время, как мы знаем, произошло ухудшение состояние здоровья К. У. Черненко и вопрос о его преемнике стал приобретать все большую и большую остроту.

В связи с этим следует обратить внимание на то, что между М. С. Горбачевым и КГБ давно существовали особые отношения.

Когда в 1950 г. Михаил Сергеевич поступал на юридический факультет, перед ним открывались четыре перспективы: прокуратура, адвокатура, суд и госбезопасность.

«На последнем курсе, – утверждает Михаил Сергеевич, – я проходил практику в Московском районном народном суде и в Киевском райисполкоме Москвы»[2633]. Однако студенты юридического факультета начинали практику в прокуратуре еще на третьем курсе, весной, накануне сессии[2634]. Между тем Михаил Сергеевич проходил ее летом 1953 г., после окончания сессии, и, несмотря на это, не значился среди неуспевающих[2635].

В чем причина этого, требуется выяснить. В связи с этим обращает на себя внимание следующий факт. Отмечая, что в студенческие годы М. С. Горбачева подозревали в связях с органами госбезопасности, Е. Клепикова и В. Соловьев приводят следующее свидетельство одного из выпускников МГУ того времени: «Подозрения еще более усилились, когда нас распределили на практику» и «Миша выбрал Лубянку»[2636].

Об этом же писал и бывший премьер СССР В. С. Павлов: «Да и место прохождения студенческой практики было выбрано точно – Лубянка она и есть Лубянка. Правда, публично никто никогда не спрашивал его об этом, а сам Горбачев и осведомленные об этом лица не стремились расшифровывать, какого рода подписку он там давал. О неразглашении материалов – несомненно, о другом – неизвестно пока»[2637].

Именно туда, на Лубянку, по свидетельству хорошо знавшего М. С. Горбачева В. А. Казначеева, Михаил Сергеевич желал получить распределение по окончании университета[2638]. «Михаил хотел работать в центральном аппарате КГБ, однако ему вежливо отказали», так как «он в свое время находился на оккупированной территории и имел репрессированных родственников»[2639]. О том, что Михаил «рвался» в КГБ, пишет и учившийся одновременно с ним в университете А. Байгушев[2640].

Первоначально М. С. Горбачева направили в Генеральную прокуратуру СССР. «Нас, – пишет он, – предполагалось использовать во вновь образованных отделах по прокурорскому надзору за законностью прохождения дел в органах госбезопасности»[2641].

Из этого, правда, ничего не вышло. И Михаилу Сергеевичу пришлось возвращаться на Ставрополье.

По свидетельству Е. И. Чазова, здесь важную роль в карьере М. С. Горбачева сыграл Эдуард Болеславович Нордман, который с 1965 по 1968 г. работал во Втором главном управлении КГБ СССР, а с 1968 по 1974 г. возглавлял Ставропольское управление КГБ[2642]. Е. И. Чазов утверждает, что отношения между М. С. Горбачевым и Э. Б. Нордманом были настолько близкие, что они дружили семьями[2643]. Данный факт в беседе со мной подтвердил и В. А. Казначеев[2644].

В одном из своих интервью Э. Б. Нордман поведал, что в 1966 г. занимавший тогда пост первого секретаря Ставропольского горкома КПСС М. С. Горбачев рассматривался как кандидат на пост начальника Управления КГБ СССР по Ставропольскому краю, а в 1969–1970 гг., когда он был секретарем Ставропольского крайкома по сельскому хозяйстве, Ю. В. Андропов собирался назначить его заместителем председателя КГБ СССР по кадрам[2645].

Как вспоминает Е. И. Чазов, когда летом 1978 г. у него зашла речь о возможности переезда М. С. Горбачева в Москву, Ю. В. Андропов сказал: «Это не только умный и толковый руководитель, но и наш человек»[2646].

Какой смысл вкладывал руководитель КГБ в слова «наш человек», можно только предполагать, но выбор вариантов невелик: а) «наш» – т. е. принадлежащий к андроповской группировке в руководстве партии, и б) «наш» – т. е. связанный с КГБ.

После переезда в Москву, пишет Е. И. Чазов, «постепенно Горбачев занял почетное место в элите партийных руководителей, все больше и больше становясь «нашим» в центральном аппарате партии»[2647].

«Горбачев, – пишет бывший американский посол Д. Мэтлок, который имел возможность пользоваться данными ЦРУ, – был близок к КГБ на протяжении всей своей карьеры»[2648].

Это дает основание думать, что М. С. Горбачев в той или иной форме сотрудничал с госбезопасностью не только в студенческие годы, но и позднее. А поэтому пользовался на Лубянке доверием и считался там «своим» человеком.