ТЕНЬ ПАМЯТНИКА.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТЕНЬ ПАМЯТНИКА.

 «Органчик». Господин оформитель.  Тщетные потуги.  В поисках Тартара.  «Резервный фонд» природы. Ложь для всех.

       Академик понимал, допусти он в стены МСХА жизнь во всем ее многообразии, особенно бытующие в ней противоречия, и судьба, его судьба, круто изменится. Ни тебе орденов, званий, премий, мемориала в собственной  лаборатории, ни славословий «народного академика» Трофима Денисовича Лысенко, ни посмертного памятника (уж наверняка был уверен, не обидят, поставят), что с 1947 года вознесся меж корпусами Тимирязевской академии, на месте снесенного храма святых апостолов Петра и Павла…

       Василий Робертович слыл умным человеком. Но забота о славе, реноме, так свойственные академической публике, сыграли и с ним злую шутку. В 1939 году, незадолго до его смерти, в СССР приехал английский почвовед Рессель, большой поклонник творчества «живого классика». Каково же было удивление гостя, когда вершитель судеб науки, победоносный участник диспутов, автор многочисленных научных трудов, опубликованных в последние годы, оказался больным, немощным старцем, с трудом, выговаривающим отдельные слова.

       «Вы сохранили все качества молодого учёного», - дипломатично отреагировал британец на так и неудавшуюся попытку хозяина поприветствовать его.

        Тогда-то и произошло удивительное событие, украшающее сегодня все биографии бывшего статского советника. Сидевший позади Вильямса человек утер академику слюни и, не раскрывая рта, утробным голосом произнес: «Я пережил три революции и не просто пережил, а активно участвовал в них. Вот в чем кроется секрет моей молодости!»

        Невозмутимость, столь характерная жителям Туманного Альбиона, не мое качество. Согласитесь, семидесяти шестилетний возраст и тяжелейший инсульт, настигший Василия Робертовича в 1937 году, плохо сочетаются с его удивительной ретивостью в науке и общественной жизни. А случай с чревовещанием  и подавно наводит на мысль о докторе Фаусте.

     Двенадцатый том «Собрания сочинений» академика не развеял сомнений в правдивости событий, описанных в трагедии Гете. Однако помог выявить новое действующее лицо. Каждая (!) разоблачавшая и клеймившая «врагов народа» и «вредителей» статья оканчивалась короткой припиской. «Подготовлена при участии В.П.Бушинского». Ну, того недотепы, из байки про немытую колбу, как в сказке, превратившуюся в лампу Алладина.

      Еще в «лихие» 20-е  он стал «тенью» Вильямса. Сама скромность и предупредительность. Нужно материалы подобрать, цифры, цитаты на злобу дня? Все, что угодно!  И вот наступают тридцатые годы. Для миллионов жителей страны Советов гамлетовский вопрос: «БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ?» решен отрицательно.

      Владимир Петрович не из их числа. У него радостное событие - юбилей научной деятельности. В тожественной обстановке академик называет Бушинского «другом и соратником». Ему выпало БЫТЬ! Новая ДОЛЖНОСТЬ, не помянутая ни в одном штатном расписании, давала главную привилегию. Говорить от лица САМОГО. И он не преминул этим воспользоваться.

      Власть, влияние фаворита стали особенно заметны в последние годы жизни Вильямса. Через руки «друга» проходили все работы «старшего брата». И тон их часто обретал еще большую бескомпромиссность.

      «Партия быстро разоблачила ученых-вредителей, - «писал академик»,- и их теорию мелкой вспашки…» («Тимирязевка», 1937 год).

      Праведный гнев истинного автора понять легко. Все «исследования», вся жизнь его посвящены «пользе глубокой вспашки». Табель о рангах мешал «простому» доктору наук открыто возражать, например, академику Тулайкову. Но именем босса удалось не только опровергнуть «лжеучение», но и отдать оппонента на растерзание НКВД.

       Труды Бушинского не пропали даром. В 1939 году его избрали членом-корреспондентом  Академии Наук СССР. И теперь соратника Вильямса не стесняли никакие рамки. А в ноябре того же года умер патрон и место первого агронома страны оказалось свободным.

       Увы, как и большинство тех, кто вырос в «благотворной тени великих мира сего», ученик академика не сумел занять освободившегося постамента, завоевать авторитет своего учителя. Вначале не хватало собственных идей. Да, и те, что удалось сформулировать, отличались от уже известных, разве что, убогостью стиля. Хотя, памятуя прозвище, «Серый кардинал», критиковать их никто не решался.

      В 1940 году полным ходом шла работа над очередным изданием Большой Советской Энциклопедии.  Владимира Петровича попросили изложить собственное мнение о вспашке почв. Говоря проще, пересмотреть взгляды почившего патрона в свете новых данных. Большой соблазн. Статья в БСЭ стоила десятков, а то и сотни публикаций в других менее престижных изданиях. Это официальная точка зрения науки, отправной пункт всех поисков. Любой следователь НКВД может по ней скорректировать свои взгляды и вынести обвинение. Все коротко и ясно, как в протоколе допроса.

       Тут-то ученик и ощутил собственное бессилие. Ни его потуги, ни помощь бесчисленных сотрудников результатов не дали. Взгляды «классика» не удалось ни пересмотреть, ни дополнить. После года проволочек в редакцию вернулся старый вариант статьи «Вспашка», слегка «украшенный» обвинениями в адрес «вредителей».

        Впрочем, попытки продолжались. Уже в 1942 году в поминальном издании, посвященном Вильямсу, он - таки высказывает «credo». Юбилейный «Сборник» не энциклопедия. Его задача - украшать полки казенных кабинетов. Статьи, помещенные в нем, читают разве что рядовые цензоры. Здесь Бушинского и прорвало. Стесняться-то некого. И он заявил: все созданное природой, следует основательно перекраивать. Только так удастся добиться бесконечного роста урожаев.             

       Стоит признать, Вильямс все-таки обладал чувством меры. Предлагал лишь ускорить рождение черноземов.  Его ученик не «подгонял процессы», а крушил плодородный слой. Трудно найти иное слово, говоря о вспашке почв на глубину одного метра. «Сакковские» плуги учителя для подобного действа уже не годились. И Бушинский предлагает новые, трехъярусные орудия.

      Остается лишь гадать, что он искал в недрах подзолов, солончаков и субтропических красноземов. Видимо, желая превзойти академика, пытался добраться до Тартара…

      Иного и в голову не приходит при чтении его опусов. Где напрочь отрицается бесплодие нижних горизонтов.

      Бушинский убежден: «…проникающие сюда с талыми и дождевыми водами вещества образуют слой скрытого плодородия, недоступного ни травам, ни деревьям. Накопленные соединения представляют собой энергетическую ценность, резервный фонд почвы, которые не используются при сохранении ее естественного профиля». Отсюда приказ: перевернуть!

      Рудяки - соединений кремния и кислорода, железа и алюминия, короста из натрия и хлора покрывшие поля – достижение учителя.  Владимиру Петровичу удалось-таки превзойти его. Он вывернул на поверхность пашен пласты соды, избавиться от которой не в пример сложнее.  Степи, даже раскорчеванные лесные пустоши медленно превращались в пустыню. И только рапорты «передовиков производства» и «стахановцев» остались прежними. Они продолжали возносить хвалу науке, партии и государству... 

      «Насилие нуждается во лжи!» Уже не помню, кто первым высказал столь очевидную мысль. Но именно вранье во всех формах и сочетаниях, стало тем продуктом, тем «национальным богатством», в обладании которым Советский Союз не имел себе равных. За неимением лучшего им питались все. И низы и верхи. И, наконец, наступил кризис. Кризис перепроизводства. Все по Марксу. Поэтому не стану утомлять вас новыми историями того фантасмагорического времени, метаморфозами, приключившимися не только с целыми учениями, но и  со случайно слетевшими с языка словами.