НЕТ ТАКОГО ЗАКОНА!
НЕТ ТАКОГО ЗАКОНА!
Кризис, кризис и еще раз кризис. «Конец черноземам». «Спросите себя…» Соли, соли, соли. Мечты и реальность. Закон Соответствия. Глас вопиющего и приставка «экс». Оазисы в степи. Вожди не играют в «puzzle».
В наше практичное время действие – все. Гипотезы, теории не в чести. Процесс мышления проклят, а заставить человека думать – одно из самых жесточайших наказаний. Наверное, поэтому двадцатый и начало двадцать первого столетий так обильны политическими, экономическими и прочими кризисами.
Начальственная дурость, полная безнаказанность за принимаемые решения приводит к крушению государства, еще недавно слывшего супердержавой. Бездумное следование экономическим штампами, погоня за прибылью, аферы и… финансовые рынки совершенно свободного мира, мира, где никто никому, вроде бы, не мешает искать новые пути развития и обогащения, охватывает хаос.
И уж совсем казалось бы невозможное...
В тот самый момент, когда я пишу о Докучаеве. Величаю его «героем», «спасителем», а на бумагу просится даже крамольное слово «мессия». А меня одолевают сомнения. Быть может, не стоит употреблять столь громкие фразы и выспренные эпитеты...
В то самое время… Все острее и острее ощущались симптомы нового, продовольственного кризиса. Нехватка продуктов питания и... высокие технологии - удивительное сочетание! Что может быть более противоестественного, чем сотни миллионов голодных людей (посмотрите последний отчет ФАО ЮНЕСКО) в век «прогресса»…
Впрочем, решайте сами, кто заслужил сей титул и в какое из чудес легче поверить: попытку накормить народ «пятью хлебами» или избавить миллионы людей от засух и голодной смерти.
А заодно припомните, были ли когда-нибудь услышаны все те, кто провозглашал новую эру, мораль, теорию, указывал путь к спасению? Или их пришествие становилось поводом для появления очередного календаря, рождения неистовых фанатиков, искажающих до абсурда смысл высказанных истин, да, и просто оставалось незамеченным?
Поэтому постарайтесь оценить простоту, изящность и пользу идей моего, все-таки, героя, все-таки спасителя, и ..., была не была, МЕССИИ. И главное, понять: воспринял ли их мир или же, как и прежде, отверг, не задумываясь.
Итак, продолжаем, или точнее вернемся в те времена, когда молодой консерватор геогнозии зачитывался Лайелем. Точнее пытался объяснить с помощью учения великого британца уже известные события, происшедшие в России.
«Лик нашей планеты,- утверждал Докучаев, - изменяется с удивительной постепенностью. Время, отпущенное природой человеку – ничтожно. И
подчас мы не замечаем самих процессов, а удивляемся только результатам, частенько приписываем их «случайностям» или «катастрофам».
Именно к таким «случайностям» или «катастрофам» относил он и бедствия, постигшие страну в конце девятнадцатого века. Семидесятые, восьмидесятые, и, наконец, девяностые годы отличались все увеличивающимся числом людей, взывающих о помощи. Сначала пять, затем десять, а теперь уже двадцать девять губерний охватила ЗАСУХА, а значит и ГОЛОД.
Смятение царило в городах, куда прибывали пострадавшие. Выходило, зря потрачено время, напрасны усилия «Специальной комиссии», бесполезны дискуссии о почве.
Все так, если верить причитаниям «Петербургских Ведомостей»: «Земледелец выжал из черноземов последние капли влаги, и они потеряли плодоносную силу». Или журналу «Нива», опубликовавшему объявление, больше напоминавшее некролог: «КОНЕЦ ЧЕРНОЗЕМАМ».
Либо «профессору земледелия» Федору Пичугин, провозгласившему закон Мальтуса об «убывающем плодородии» единственно верным. Паникерам, кричавшим на каждом углу о том, что степи перенаселены, черноземы не могут прокормить столько ртов.
Им возражали: «В Западной Европе плотность населения еще больше. Почвы не идут ни в какое сравнение с нашими. А о голоде и недородах не слышно уже почти 100 лет». Но трезвые мысли, увы, не имели, ни малейшего влияния на толпы, охваченные страхом.
Среди общего столпотворения и отчаяния, способность трезво мыслить сохранили не многие. И одним из них был Докучаев. «Они бесспорно правы, - с горькой усмешкой говорил он, - и без Пичугина ясно, наше сельское хозяйство пока беспомощно перед подобными бедствиями. Борьба с «Великой Сушью» невозможна, коли человек видит в земле лишь источник дохода, и глух ко всем предложениям изменить ситуацию, полагая любые действия, не связанные с получением прибыли, бесполезной тратой сил и средств».
В книге «Наши степи прежде и теперь», вышедшей в свет через шесть лет после нашумевшего издания «Рождения трагедии» Ницше, он представляет читателю новую версию всемирного закона борьбы двух начал. Но не в приложении к древним, давно минувшим временам, а раскрывая печальные последствия освоения Юга России. Предметы разные, суть одна. Ведь слова немецкого мыслителя ни единой буквой не противоречили выводам российского естествоиспытателя:
«Спросите сами себя, может ли лихорадочная и жуткая подвижность этой культуры быть чем-либо другим, кроме жадного хватания и ловли пищи голодающим…»
Результат очевиден. Черноземная полоса медленно, но неотвратимо усыхала. Все чаще посещали ее неурожаи и голод. А дорогу им проложила человеческая «жадность», которая бездумно заставляла выпахивать и истощать степные почвы, истреблять остатки лесов на водоразделах и по долинам рек.
«По оголенным склонам влага стекает в реки,- объяснял причины засухи ученый,- а то, что остается быстро испаряется. Вода из друга часто становится врагом земледельца. Некому остановить ее поток во время таяния снегов и проливных дождей. Вместе с нею уносится и самый плодородный, верхний слой. Он попадает в реки, заиливает их и делает не судоходными».
Усыхают только плакоры, возвышенные участки. Низины поражает иная болезнь, соли. Путешествуя по Полтавской губернии, Докучаев подметил удивительную «пестроту» урожая.
«Земли на возвышенностях заняты чудными хлебами, ниже уже заметны прогалины желтоватых, больных растений, в низинах же нет ничего, - вспоминал он. – Ямщик объяснил мне, все дело в солончаках. Между тем, на первый взгляд, между почвами не было никакой разницы».
И седок, усомнившись в словах возницы, предлагает выкопать яму. Время ранее, Солнце еще не взошло. И на глубине двух-трех аршин трудно что-либо разглядеть.
«Мне подумалось, - пишет Докучаев, - ямщик сочинил относительно соленых почв. Обиженный недоверием возница спорил, клялся всеми святыми, не соврал, мол. И тут поднялось Светило. Его лучи упали на стенку ямы и через 10-15 минут на ней появились блестящие, словно снег, прожилки и пятна солей».
Этот эпизод запомнился ученому. «Если в обычные годы солнце в изобилии вытягивает из грунтовых вод соли, - задумался он, - то, что же происходит в засуху? Соли, растворенные в них, способны убить самую плодородную почву!»
Выходит, мало влаги – плохо, много – плохо вдвойне. Вывод Докучаева прост: «Воды должно содержать в землях столько, чтобы обеспечить нормальную жизнь растениям».
«Но ведь это тривиальная истина, - упирались его противники. – Как это сделать и можно ли вообще? И если человек не в состоянии исправить то, что натворил, значит, закон Мальтуса верен!»
«Нет, такого закона! – слышалось в ответ. – Мы не избавимся от засух, коли не научимся разумно распределять влагу. Прежде всего, необходимо сузить и спрямить судоходные реки. Уничтожить на них мели, перекаты, укрепить осыпающиеся берега и пески лесными посадками. Загородить плетнями устье оврагов. На малых реках построить плотины и запасаться водой впрок»…
Вы давно путешествовали по средней России? И наверняка любовались игрушечными пейзажами ухоженных полей, окруженных небольшими водоемами, реками, обрамленными склонившимися плакучими ивами, прудами, сохранившими талые воды до самого жаркого месяца… Н-Е-Т?
Н-Е-Т! И еще раз, Н-Е-Т!?
Тогда наверняка видели, как горели поля и леса, деревни и торфяники. Ведь видели? Ну, хотя бы на телеэкране? А первые люди государства выполняли свои «непосредственные обязанности»… тушили пожары.
Выходит, все-таки не прислушались. Как еще раньше, пропустили мимо ушей очевидные истины: «Не убий!», «Не укради!»…Какие, в наш век информатики, плетни, деревья, моральные нормы? Кому нужны анахронизмы? Погорельцы, жертвы обмана и насилия, понятно, не в счет.
Стоп! Пожалуй, я не прав. Лет 60-70 назад, под «мудрым руководством партии и правительства и САМОГО…» мы пытались исправить «недоделки» природы. Осушали болота, строили водохранилища… Правда, слегка перестарались. Дела соответствовали величию замысла. И вместо небольших прудов на свет родились Цимлянское, Каховское и прочие моря (а вокруг них засоленные земли), сухие торфяники (те, что горели в знойные 1972, 2010 и другие годы), превосходящие своей площадью европейские государства...
Впрочем, не стоит все списывать на недавнее прошлое. Нашего МЕССИЮ, как и положено, встретили непониманием задолго до того, как превратили в икону, символ веры и… исказили его «откровения» до неузнаваемости. Имперский министр сельского хозяйства, Ермолов, обвинил Докучаева в прожектерстве. Подсчитав: одни лесные посадки в степи обойдутся в миллионы рублей, спрямление и суживание рек и того больше. Убытки от засухи в его расчеты почему-то не вошли. Но в отличие от своего предшественника, жившего почти две тысячи лет назад, чиновный прокуратор оказался в безвыходном положении. Казнить нельзя!
Библейское иносказание «глас вопиющего в пустыне», его образы грозили обратиться безжалостной реальностью, в которой существовали бы и одинокий, непонятый СПАСИТЕЛЬ, и настоящая пустынь (обезлюдевшая степь), а заодно и сам министр, добавивший к своей должности приставку «экс».
Скрепя сердцем и без всякой надежды на успех, маловер издал приказ о создании «Особой экспедиции по испытанию и учету различных приемов лесного и водного хозяйства в степях России», которую и возглавил тот, кого в иных условиях побили бы «камнями» казенных фраз и распяли бы на «кресте» из циркуляров.
Распоряжение последовало 22 мая 1892 года. И уже через несколько дней облеченный чрезвычайными полномочиями начальник выехал в пострадавшие губернии. Унылая картина открылась ему. Незасеянные поля, пустые, вымершие деревни, толпы голодающих и бездомных, просящих подаяние вдоль обочин. Короче, не раз помянутые в нашем рассказе образы, ставшие привычными для этих мест. И в дневнике появляется первая запись: «В южных частях России крайности степного климата – черные зимы, бешеные ливни, страшные весенние бури и летние, знойные суховеи, губящие за сутки десятки тысяч десятин лучших хлебных посевов, выражены, к сожалению, с чрезвычайной резкостью».
Смягчить крайности могли лишь срочные меры. Он понимал: «Нужны примеры, способные перевернуть представления людей о земле и природе в целом». Открытые степи, где еще сохранились островки лесов, пожалуй, идеальные места для начала подобной работы.
Первая остановка – «Каменная степь» под Курском. «Казалось, - вспоминал Докучаев, - сама судьба предназначала его для «Особой экспедиции». Местные дубы облюбовал еще Петр Великий для стругов, но пощадил, велел не трогать. Есть здесь и девственная степь, и богатырские лесные массивы».
Но время не ждет. После краткого осмотра почв и растительности, ученый снова в пути. Чем дальше на юг, тем ниже травы, а деревья попадаются лишь в поймах рек. Стоит сильная сушь. Проселочные дороги покрыты тонкой смешанной с мелом пылью, слепящей, забивающей нос и рот, оседающей на одежде. Позади остался сонный городок Беловодск. Впереди долина реки Деркул с удивительно холодной для жаркого лета водой.
Трудно сказать, что производило здесь большее впечатление. То ли «суровость степного климата», то ли … необыкновенное, можно сказать, пророческое видение! Иначе и не назовешь то, что довелось узреть нашему герою и его спутникам. На крутом берегу реки, на возвышенности, росло одинокое дерево. Его корни пронзали хилый чернозем, впивались в меловые пласты в поисках влаги. Искривленный ствол и узловатые ветви не вызывали сомнений в том, что оно влачит жалкое существование. Но… ЖИВЕТ!
Мне приходилось бывать в тех местах. Минуло восемьдесят лет со времен «Особой экспедиции». Уже не одно, множество деревьев росло на террасах и водоразделах Деркула. Дубы и ясени с пышными кронами окружали ровные квадраты полей. Высокие колосья щекотали животы лошадей. Подчиненные воле объездчиков животные не смели передвигаться ни галопом, ни рысью среди вызревающих хлебов, а лишь осторожно ступали шагом, выискивая свободные пространства между растениями.
На фоне непривычного для здешних мест буйства зелени выделялась лесная полоса, заложенная Докучаевым. Под ней хранились самые богатые и мощные черноземы лесничества. Их перегнойный слой вдвое превышал мощность других почв округи. И это удалось там, где раньше находился совершенно голый кряж бурьянной степи, отданный на волю ветрам, зною и засухе.
Иллюзия чуда неожиданно рассеивалась открытым пространством не защищенных земель с редким и низкорослым ячменем. Оазис заповедного участка занимал всего пятьсот пятьдесят гектаров. С середины прошлого века он не прирос ни пядью земли, ни единым деревом. Сегодня сведений о нем не найти даже во всезнающей «Википедии»…
Описания знойных буранов похожи одно на другое. И в Деркуле и в Каменной степи они наваливали горы черной земли, опустошали поля. Лишь на маленьком «островке» Велико-Анадоля картина выглядела иначе. Ни в 1885, ни 1891, ни даже в засуху 1946 года, превзошедшей жестокостью прежние удары стихии, местные черноземы не оставляли людей своей милостью.
Здесь-то, неподалеку от Азовского моря, «Особая экспедиция» и нашла свой третий участок. Выращивать лес в этих краях начал Виктор Егорович Графф, в середине позапрошлого столетия. Степняков в ту пору занимала иная проблема. Дефицит древесины. Без нее на юге, как без воды. Ни дом построить и обогреть, новомодные железные дороги нуждались в деревянных шпалах, паровозы в дровах, флот в мачтах и прочей оснастке, угольные шахты Донбасса в опорах и настилах.
Деревья в Велико-Анадоле, понятно, не могли обеспечить все нужды. Идея привлекла внимание, но не получила развития. Строевой лес не вырастал до нужных кондиций, печи и топки пожирали поленья быстрее, чем удавалось возобновить их запасы. Но дубы, клены, ясени, ели и сосны проявили иные способности. Они побороли засуху, спасли черноземы, подарили высочайшие для тех времен (двадцать центнеров зерна с гектара) урожаи… Урожаи, когда в открытых степях все ждали «конца света». Тонны хлеба, когда в соседних волостях бури превращали день в ночь. Повторяю, БОГАТЫЕ УРОЖАИ (!), когда большинство железных дорог юга парализовано, и поезда с продовольствием не способны пробиться сквозь черные заносы к голодающим.
Странно, в девятнадцатом веке, об этом не желали знать. Проявляли какое-то удивительное равнодушие, выделяя мизерные средства для спасения степей. Затем, в 1948-1953 годах, бросили все силы и средства на выполнение умопомрачительного «Сталинского плана преобразования природы», желая покрыть лесными полосами все засушливые районы Советской империи. Но гигантские лесные системы (120 миллионов гектаров, территория, равная почти все Западной Европе) предназначались для изменения климата, а не для сохранения почв. Как видите, цели совершенно разные.
В миниатюрном хозяйстве учитывается каждая особенность. Здесь балка и овражек, там возвышенность и пруд. Но увеличьте свой «огород» до масштабов страны и увидите: невозможно считаться с каждой «мелочью». То, что работало, спасало, сохраняло и умножало урожаи на малом пространстве, на территории, измеряемой тысячами километров, само требует забот и нечеловеческих усилий. Леса не могут расти где угодно и добывать воду с глубины в десятки метров. А в степи вода нужна всем. Ее не хватает. И, сколько не преграждай путь ветрам и атмосферным фронтам, из них не выжмешь необходимой влаги.
А коли воду перебросить с севера… ее станет много? Тогда нагрянет другая беда. Соли!!! Помните: степи одинаково чувствительны и к недостатку, и к малейшему избытку влаги! Вот почему БОЛЬШОЕ разумней строить из МАЛОГО. Из проверенных «puzzle»-хозяйств реальнее составить крупные композиции, но не наоборот. Да, и «панацея от всех бед» сродни вечному двигателю. Ее не существует.
Потому-то Докучаев и стал испытывать небольшие зеленные конструкции. Неподалеку от Шипова леса в Каменной степи его внимание привлекла балка «Озерки». В сухое время она напоминала живописное ущелье, где грунты и рыхлые породы прорезали известняковые жилы. «Создавалась полная иллюзия скал, - вспоминал ученый,- в тени которых мы часто находили убежище в знойный полдень. Но стоили набежать тучам и пойти сильному дождю, как наш бивуак превращался в ловушку. Горе путнику, застигнутому в нем водной лавиной». И он решает укротить коварный овраг. Так на его склонах появляется первая искусственная рощица Каменной степи. А год спустя, в полуверсте от нее, лесные полосы. Заслон на пути ручьев, сбивавшихся в мощный поток, поставлен. Балка же превращена в безобидный, но совершенно необходимый в степи пруд.
Изящество решений, увы, так и не оценили наверху. Зато не упускали возможность досадить, омрачить радость больших побед мелкими придирками, мелочными предписаниями и кляузами.
Попечитель Ново - Александрийского института, в Варшавском округе, Александр Апухтин, не желал ничего более, как «поставить на место» нового директора, Василия Докучаева. Ведь сей «злодей» посмел отменить, поборы со студентов и преподавателей, реквизировал его, апухтинские, апартаменты под лаборатории. Бунтовщик!
Власти склонны видеть «пугачевщину» в любом неповиновении. Оттого-то в Петербурге отнеслись с пониманием к жалобе на «неблагонадежного» профессора, подстрекающего молодежь к «возмутительным действиям». Отставка коего «по собственному желанию» последовала незамедлительно. Когда же «смутьян» подал просьбу об открытии в столичном университете кафедры «Почвоведения и Микробиологии», отказ не удивил никого. Видеть нашего героя в новой роли отказывались и друзья, и враги...
Самый опасный вид «ЕДИНОМЫСЛИЯ» тот, когда мнения расходятся, а выводы совпадают. Обществу, зараженному подобным вирусом, не страшны стихии, оно уже обречено на погибель собственными гражданами, в сознании которых «ДА» и «НЕТ» стали синонимами. «Сочувствие» и «порицание» одинаково вызывают неприятие человека и его идей.