Узелок 6. Вредитель или немецкий шпион?
Узелок 6. Вредитель или немецкий шпион?
За Куликом тянется устойчивый шлейф ярого противника автоматического оружия, новых артиллерийских систем, танковых и механизированных корпусов. Редкий генерал-мемуарист не помянет маршала недобрым словом, рассказывая с горечью, с каким вооружением вступали красноармейские части в бой против технически превосходящих полчищ врага. Мосинская образца 1891 года винтовочка против брызжущего огнем «шмайсера». «Коктейль Молотова» — бутылка с зажигательной смесью — против нагло прущих немецких танков, собранных в стальные клинья. А наши бронетанковые силы разбросаны по стрелковым дивизиям и, приданные пехоте, были лишены самостоятельного маневра.
Виновником слабой технической вооруженности Красной Армии считают маршала Кулика, в предвоенные годы занимавшего пост заместителя наркома обороны по вооружению.
В декабре 1940 года в Москве проходило совещание высшего командного состава армии с участием Сталина и других членов Политбюро. После совещания состоялась крупная оперативно-стратегическая игра, которой руководил нарком обороны С. К. Тимошенко и начальник Генштаба К. А. Мерецков. За «синюю» (западную) сторону играл Жуков, за «красную» (восточную) — Павлов. «Синие» нападали, «красные» оборонялись. В основу стратегической обстановки были взяты предполагаемые события, которые в случае нападения Германии на Советский Союз могли развернуться на западной границе.
Общий разбор игры проходил в Кремле. Присутствовал Сталин. Выступили Мерецков, Тимошенко, Павлов, Жуков, начальник Главного управления ВВС генерал Рычагов, замнаркома обороны по вооружению Кулик. По мнению Жукова, выступление последнего произвело странное впечатление.
Кулик предложил усилить состав штатной стрелковой дивизии до 16–18 тысяч и ратовал за артиллерию на конной тяге. Из опыта боевых действий в Испании он заключил, что танковые части должны действовать главным образом как танки непосредственной поддержки пехоты и только поротно и побатальонно.
— С формированием танковых и механизированных корпусов, — сказал Кулик, — пока следует воздержаться.
Нарком обороны Тимошенко бросил реплику:
— Руководящий состав армии хорошо понимает необходимость быстрейшей механизации войск. Один Кулик все еще путается в этих вопросах.
Сталин, прервав дискуссию, осудил Кулика за отсталость взглядов.
— Победа в войне, — заметил он, — будет за той стороной, у которой больше танков и выше моторизация войск.
Ни в коем случае не желая бросить тень на прославленного советского полководца, отважусь все же заметить, что Жуков над своими мемуарами работал спустя много лет после окончания войны, которая подтвердила правильность вывода о возрастающем значении танковых и моторизованных войск. Стало быть, жестоко заблуждался один недальновидный Кулик? Но если правильно мыслили все остальные — большинство! — включая самого Сталина, то неужто Кулик в противовес им гнул свою ошибочную линию? Трудно поверить в это, зная характер вождя, вникавшего во все тонкости, помнившего множество мелочей.
Действительно, было бы упрощением сваливать всю вину на одного Кулика. Хотел или не хотел этого Жуков, но и он не избежал застарелой нашей болезни — в случае какой-либо неудачи искать козла отпущения. История же формирования танковых и механизированных корпусов не одномерная. Были периоды, когда и Сталин соглашался с их расформированием. Он ведь тоже был человеком своего времени, которое постоянно меняется, а вместе с ним — и представления о будущей войне.
За Куликом, как уже говорилось, тянется шлейф ярого противника механизации войск, ретрограда, не принимавшего научно-технического прогресса. Однако не все исследователи солидаризуются с этой утвердившейся в историографии точкой зрения. Существуют и иные мнения.
Поглубже вдуматься в предложения Кулика призывает, например, историк Б. В. Соколов. Этот исследователь приходит к выводу, что предложения Кулика, на первый взгляд абсурдные, поражают именно своей абсолютной разумностью.
Начнем с того, пишет Б. В. Соколов, что у немецких пехотных дивизий в 1941 году был как раз тот штатный состав (16–18 тысяч. — Н. 3.), какой предлагал для нас Кулик. И такие крупные дивизии вполне себя оправдали, оказавшись способными к самостоятельным наступательным действиям. Они имели все необходимое для ведения успешных боев, получали больший простор для маневра.
Что касается предложения Кулика воздержаться пока от формирования танковых корпусов, то оно, на взгляд Б. В. Соколова, тоже вполне оправданно. Ведь для танковых соединений и объединений не хватало ни кадров, обученных обращению со сложной техникой, ни самой новой техники, наконец, бензина для танков. Общеизвестно, как трагически окончились поспешные танковые контрудары, предпринятые по настоянию Ставки в начальный период войны.
Если бы предложения Кулика прошли и те же танки использовали исключительно мелкими подразделениями в теснейшем взаимодействии с пехотой, то, скорее всего, по мнению автора, ход пограничных сражений был бы несколько более благоприятным для советской стороны, хотя и здесь поражение Красной Армии на первых порах было предрешено.
И, наконец, артиллерия на конной тяге, за которую ратовал Кулик, — какой традиционный символ отсталости! Конечно, куда легче, когда войска катят на новеньких машинах по первоклассному стратегическому шоссе, иронизирует историк. Только вот состояние дорог тогда было еще хуже, чем теперь. Не случайно и немцы, у которых уровень моторизации был куда выше нашего, после начала вторжения столкнулись с необходимостью чаще использовать лошадь вместо машины.
В подтверждение Б. В. Соколов ссылается на Б. Мюллера-Гиллебранда, автора многотомного труда «Сухопутная армия Германии. 1933–1945». В 3-м томе сказано: «Выход из строя колесных автомашин из-за тяжелых дорожных условий и незнания водителями театра войны был значительным. В середине ноября 1941 г. возникла необходимость экономного расходования автотранспорта путем заблаговременного проведения организационных мероприятий, например: замена автомашин лошадьми, поскольку из общего числа 500 тыс. колесных автомашин, находившихся в составе сухопутных сил на Востоке, до конца года вышло из строя 106 тыс». Что тут говорить о нашей армии, справедливо восклицает Б. В. Соколов, где не хватало автотранспорта, бензина, запчастей. Действительно, eй сам Бог велел менять машину на коня.
Самая распространенная наша ошибка: оценивать прошлое мерками сегодняшнего дня. Но ведь каждое время живет по своим законам. Да, далеко не все советские военачальники были талантливыми. Но не всегда они предлагали ерунду, как пытаются представить дело их более удачливые соперники, которым посчастливилось выжить и даже написать мемуары. Эта «ерунда» была в основном не от ограниченности и скудоумия маршалов и генералов, а от недостаточной экономической мощи страны в целом. Воюют-то не армии, а экономики. Уровень военного искусства полководца в итоге определяется экономическими ресурсами и возможностями страны. А мы, по горькому признанию маршала Жукова, встретили войну, еще продолжая быть отсталой в промышленном отношении страной по сравнению с Германией.
В этом убеждаешься, читая о беседе Сталина с генералами Я. Н. Федоренко и П. Л. Романенко, воспроизведенной во 2-м издании книги генерала-танкиста С. И. Мельникова «Маршал Рыбалко», изданной в Киеве. Автор тоже был участником данной беседы. Итак, цитирую:
«Сталин неожиданно задал Романенко вопрос:
— Какова живучесть танков — наших и немецких?
— Наши танки, — помедлив, ответил Романенко, — живут от одной до трех атак, а потом выходят из строя. А сколько в среднем ходит в атаку немецкий танк, доложить не могу.
— А вы, товарищ Мельников? Я тоже не знал этого.
— Может, начальник Главного автобронетанкового управления скажет? — обернулся Сталин к Федоренко.
Такого учета у нас нет… Я не располагаю точными данными, — смутился Яков Николаевич.
Сталин покачал головой и, осуждающе поглядывая на нас, сообщил:
— Танки противника ходят в атаку минимально пять раз, максимально — до пятнадцати. Потом погибают. Об этом вы обязаны знать. Скажите, товарищ Романенко, почему наши танки живут меньше? Они что, уступают немецким по качеству?
— Никак нет, товарищ Сталин, — поспешил с ответом Романенко. — У нас хуже подготовлены механики-водители. Они получают практику вождения от пяти до десяти моточасов, после чего идут в бой. Этого совершенно недостаточно, чтобы уверенно водить танк.
— Что же вам мешает лучше обучать механиков-водителей и расходовать больше моточасов на их подготовку? — с недоумением спросил Сталин.
Романенко замялся, но ответил смело:
— В соответствии с приказом народного комиссара обороны запрещается расходовать на обучение механиков-водителей более десяти моточасов.
Взглянув на Федоренко, Сталин вновь обратился к командующему 3-й танковой:
— Сколько моточасов требуется, чтобы хорошо подготовить водителей?
— Не менее двадцати пяти.
— Необходимо, товарищ Федоренко, пересмотреть вопрос об обучении водителей танков, — распорядился Сталин».
Сталин, безусловно, поинтересовался у Тимошенко, с какой стати тот отводил на подготовку механиков-водителей танков пять часов, если требовалось не менее двадцати пяти. За это дорого приходилось расплачиваться на полях сражений. Отсутствие опыта вождения приводило к тому, что танки мешали друг другу, в их движении чувствовалась неуверенность, они то и дело наталкивались на немецкие противотанковые орудия. Танкистам не хватало смелости, тактического предвидения, способности принимать быстрые решения. Нередко в случае прорыва позиций противника они прекращали продвижение и останавливались, вместо того чтобы развивать успех.
Думаете, Тимошенко по глупости отдал тот злополучный приказ? Отнюдь нет. Распоряжение наркома обороны о жесткой экономии горючего было вызвано критическим положением, которое сложилось в стране из-за острого дефицита горючего для танков и другой автотехники. Основной экспортер стратегических материалов — Америка — ввела торговое эмбарго против Советского Союза. Так отреагировали в конце 1939 года за океаном на войну СССР против маленькой Финляндии. Отечественная промышленность в ту пору не могла производить горючее в достаточных количествах.
Американское эмбарго сохранялось вплоть до нападения Германии на Советский Союз. Потому-то и не были подготовлены в предвоенные годы должным образом не только танкисты, но и летчики. Так, за первые три месяца 1941 года налет часов на одного человека в авиации Западного особого военного округа составлял девять, а Киевского — всего четыре часа. В начале войны боевые машины из-за неправильной эксплуатации быстро выходили из строя. А исправные танки и самолеты нередко приходилось бросать из-за отсутствия горючего.
Нет, далеко не абсурдным выглядело предложение старого вояки Кулика о развитии артиллерии на конной тяге!
На мой взгляд, наиболее глубоко, а главное, диалектично, подошел к рассмотрению этого вопроса военный писатель Иван Стаднюк. Первые механизированные корпуса в Красной Армии, указывает он, были сформированы еще в 1932 году — намного раньше, чем в других армиях. Однако через два года этот процесс приостановился. Количество танковых объединений удвоилось, но не все командиры были уверены, что найдена лучшая структура организации бронетанковых войск. Аналогичные сомнения высказывали представители других видов и родов войск, где тоже происходили структурные изменения в связи с реорганизацией, затеянной танкистами. Перестройку приостановили и здесь. Проблему решили рассмотреть комплексно, для чего Главный военный совет в 1939 году учредил весьма авторитетную комиссию, которой поручил заняться улучшением организационных форм разных видов Советских Вооруженных сил с учетом характера будущей войны.
Конечно же, наиболее обстоятельно комиссия стала изучать вопрос использования танковых войск. Автобронетанковое управление Красной Армии тогда возглавлял молодой комкор Павлов, только что вернувшийся из Испании. Основываясь на опыте тамошних боев, в которых он принимал участие, Павлов вдруг стал доказывать, что корпусная организация танковых войск слишком громоздка, и, поддержанный председателем комиссии маршалом Куликом, тоже воевавшим в Испании, предложил расформировать танковые корпуса.
«Неиспанцы» Шапошников, Тимошенко, Щаденко и другие члены комиссии воспротивились этому предложению. Шапошников приводил не менее убедительные аргументы: боевые действия в Испании не могут быть мерилом целесообразности применения крупных танковых соединений вообще, поскольку сражения там развертывались либо в гористой местности, либо на городских улицах.
«Испанец» Павлов особенно и не настаивал на своем предложении. Но, когда спустя некоторое время были отмечены недочеты в действиях двух танковых корпусов на территории западных областей Белоруссии и Украины, соображения Павлова о расформировании танковых корпусов всплыли вновь, уже непосредственно на Главном военном совете, и 21 ноября 1939 года было принято решение вместо корпусов создавать отдельные моторизованные дивизии.
Когда дело было сделано, и дискуссии улеглись, «неиспанцы» встревоженно призвали пристальнее вглядеться сквозь теоретическую призму стратегии в конкретную практику ведения немецкими войсками боевых действий в Западной Европе. «Испанцы» изумились, узнав, что германский вермахт решал задачи развития успеха в оперативной глубине главным образом усилиями соединений и объединений бронетанковых и механизированных войск. Павлов сразу почувствовал свою вину, хотя тогда его никто не корил, ибо, в конечном счете, решение о судьбе танковых корпусов принимал не он лично.
В начале июня 1940 года наркомат обороны, обобщив опыт боевых действий на Западе, доложил Сталину единодушное мнение: надо без промедления вновь приступать к формированию в Красной Армии механизированных корпусов. Сталин, упрекнув военных руководителей в скоропалительности прежних выводов, дал соответствующие распоряжения, а нарком обороны Тимошенко тут же утвердил план формирования девяти, а в начале 1941 года — еще двадцати механизированных корпусов. На декабрьском совещании 1940 года у Сталина генерал Павлов с легким сердцем говорил с трибуны:
«… Наши взгляды в отношении применения танков оказались наиболее правильными, и нашли свое подтверждение в действиях немецких танковых соединений в Польше и на Западе. Немцы ничего не выдумали, они взяли все, что у нас было».
С легким сердцем — потому что прошлая ошибка исправлена. Не будь войны, никто бы о том эпизоде и не вспомнил: мало ли какие структурные преобразования происходят или не происходят в войсках. Армия — в постоянных поисках, переменах. Но война случилась, и судьба обошлась с Павловым не столь милостиво. И с другим «испанцем» Куликом тоже. Правда, маршалу досталось на орехи уже тогда — его отстранили от курирования всем вооружением, оставив лишь Главное артиллерийское управление. Управление химической защиты и Артиллерийскую академию. Но должность замнаркома сохранили — с приставкой «по артиллерии».
Жуков дает негативную характеристику Кулику и в этой области. «Маршал Г. И. Кулик, — пишет он, — являясь главным докладчиком Сталину по вопросам артиллерии, не всегда правильно ориентировал его в эффективности того или иного образца артиллерийско-минометного вооружения.
К началу войны он, вместе с Главным артиллерийским управлением, не оценил такое мощное реактивное оружие, как БМ-13 (катюши), которое первыми же залпами в июле 1941 года обратило в бегство вражеские части. Комитет обороны только в июне принял постановление о его срочном серийном производстве».
В беллетристике фразы похлеще. Насмешливые, обидные, они рисуют облик человека, возглавлявшего артиллерию Красной Армии, знавшего только, как вести огонь из полевых орудий — трехдюймовок и шестидюймовок — периода Гражданской войны. Для него тут все ясно и понятно. А разоблаченный враг Тухачевский, иронизируют иные авторы, насаждал в нашей армии чуждые нравы, развивал артиллерию противотанковую. Какие-то «пукалки»: ни грохота, ни воронки, ни стрельбы на дальние расстояния. Ослабить хотел нас Тухачевский. Такова была логика малограмотного Кулика. А поскольку этот свежеиспеченный маршал «заворачивал» у нас всей артиллерией, он и «наворотил» столько, что едва разобрались потом. В частности, почти полностью прекратил выпуск противотанковых орудий, заменив их привычными полевыми орудиями. Расформировал многие противотанковые артиллерийские части. «Исправил», в общем, вред, нанесенный Тухачевским.
К вопросу о взаимоотношениях с Тухачевским отчаянных рубак-буденовцев, к числу которых принадлежал и Кулик, мы обратимся в следующей главе. А сейчас предоставим слово «тайному советнику вождя» — подполковнику Николаю Алексеевичу Лукашову, вокруг подлинности имени которого, а также достоверности его личности и должности еще недавно, по выходу одноименной книги Владимира Успенского, бушевали горячие страсти.
Рассказ в книге ведется от имени Лукашова, тайного советника Сталина. Автор записок (такой литературный прием выбрал В. Успенский) признается, что он вообще считал маршала Кулика по деяниям его истинным врагом народа. Он, утверждает Лукашов, упрямо проталкивал то, что было в Гражданскую, что было известно Сталину, против чего особенно активно «воевал» Тухачевский. Основой артиллерийского вооружения Кулик считал 107-миллиметровую пушку, хорошо знакомую Ворошилову, Буденному и Сталину по боям Гражданской войны. Добился: выпуск 45- и 76-миллиметровых пушек был прекращен. И того больше: оснастка для этих артиллерийских систем была вывезена из заводских цехов. Это уж война доказала: наши 76-миллиметровые пушки были самыми лучшими орудиями в мире в течение всего периода с 1941-го по 1945 год.
Кулик добивался также снятия с вооружения противотанковых ружей, по его мнению, неэффективных. И в то же время всячески поддерживал проблематичное предложение Сталина о создании самозарядной полуавтоматической винтовки. И резко критиковал пистолет-пулемет, сконструированный В. А. Дегтяревым: кому, дескать, нужна эта «пукалка», которая бьет на двести — триста метров?! Зачем выпускать пистолет-пулемет (ППД) — в ущерб государственным интересам — вот как ставился вопрос. Но пистолет-пулемет Дегтярева (его в просторечье называли автоматом. — Н. З.) был очень хорош для ближнего боя, и Лукашов советовал вооружить им конницу, разведывательные подразделения, пограничников, части войск государственной безопасности. Однако советник Сталина мог только вносить предложения, высказывать свое мнение, а решения принимались другими. Единое мнение Кулика, Ворошилова, Буденного было достаточно тяжеловесным.
Любопытна версия писателя Владимира Успенского о том, как ППД попал на вооружение Красной Армии вопреки воле Кулика.
Рассказ ведется все в той же форме записок Лукашова, тайного советника вождя.
Согласно этой версии, Наркомат обороны настаивал на прекращении производства ППД и, более того, сообщил, что не заказывает заводам пистолет-пулемет как оружие, не пригодное для армии, потребное разве что бандитам при ограблении банков. Так и сказано в официальном документе. Сострили. Ну а если армейских заказов нет, вопрос снимается сам собою (хотя производство ППД было уже отлажено, что потребовало больших затрат).
Конечно, делает существенную оговорку автор, в ту пору трудно было предположить, что автоматы, вытеснив винтовку, станут основным стрелковым оружием Второй мировой войны и последующих лет. (В. Успенский не видит разницы между пистолетом-пулеметом и автоматом. А она есть. Автомат — это ослабленная автоматическая винтовка. Пистолет-пулемет — пистолет с возможностью автоматического огня. В СССР первый автомат АК-47 сконструировал М. Т. Калашников в 1947 г. — Н. З.). Для этого надо было быть провидцем, прорицателем. К их числу самокритично не относил себя и Лукашов. Это сегодня все ясно, все понятно. А тогда? Но он прав в том, что все технические новинки надо тщательно исследовать. Ведь когда-то и пулеметы внедрялись с трудом. А танки, парашюты, подводные лодки? Сколько скептически-язвительных отзывов современников сохранила история о применении непривычных средств вооружения — не счесть. В том числе и за рубежом. Можно представить, что сказали отчаянные рубаки Гражданской войны, когда им сообщили о некоей штуковине, представляющей нечто среднее между пистолетом и пулеметом.
Тяжело переживавший отказ армии от пистолетов-пулеметов нарком вооружения Ванников обратился к генералу Власику, руководившему охраной Сталина. Попросил сохранить заказ на ППД хотя бы для пограничных войск. Мол, вы не армия, у вас своя система.
И, о чудо, стараниями Власика производство пистолетов-пулеметов Дегтярева продолжалось. Не в таком количестве, конечно, но и это позволило уберечь от ликвидации соответствующее оборудование, промышленную базу.
Начавшаяся вскоре война с белофиннами показала, сколь велико преимущество подразделений, вооруженных автоматическим оружием. На одну нашу пулю противник отвечал десятью, а то и более. Это очень важно в бою на короткой дистанции: в населенном пункте, в лесу, в ближнем бою. Сталин довольно быстро уяснил эту истину. В его присутствии был испытан трофейный пистолет-пулемет «Суоми». Финское оружие настолько понравилось, что вождь сразу предложил вооруженцам быстренько наладить выпуск такого же у нас. Но Ванников проявил характер, заявив: для чего копировать чужую модель, когда у нас есть, выпускается малыми сериями свой, ни в чем не уступающий финскому, а по некоторым показателям даже превосходящий пистолет-пулемет.
Сталин сказал: «Суоми» имеет круглые дисковые магазины, вмещающие семьдесят патронов, а наши плоские коробчатые «рожки» в четыре раза меньше. Лукашов ответил: мы тоже можем использовать дисковые магазины для ППД, хотя они тяжелы, неудобны. Но какой смысл выпускать финский вариант, если он хуже нашего?
— Конкретно, в чем хуже? — спросил Сталин.
— Не всегда срабатывает подача патронов. Для устранения этой неисправности надо вскрыть крышку диска, а это требует времени и навыка. В бою трудно. Во-вторых: при сильном встряхивании, при ударе самоустраняется задержка и «Суоми» произвольно начинает стрельбу, это очень опасно.
— Значит, будем выпускать наши ППД, — решил Сталин. — Как можно скорей. Фронт требует. Сколько их у нас на складах?
— На армейских складах менее десяти тысяч. Кулик ликвидировал.
— Действительно, услужливый дурак опаснее врага, — произнес Сталин.
Лукашов напомнил:
— Благодаря Власику не был снят заказ на пистолеты-пулеметы для пограничников.
— Помню. Сколько в пограничных войсках ППД?
— В пределах пятидесяти тысяч.
— Немного, но хотя кое-что, — произнес Сталин и, вызвав Поскребышева, приказал немедленно изъять у пограничников все пистолеты-пулеметы Дегтярева и передать их в действующую армию. Одновременно распорядился выпускать не менее двадцати тысяч ППД в месяц.
К концу войны с белофиннами производство ППД подняли до этого уровня. Еще одна ошибка была исправлена. Чья ошибка? Кулика? Да, и его тоже. Трудная война с белофиннами обнажила многие слабости Красной Армии. Увяли, поблекли легендарные конники Ворошилов, Буденный, Тимошенко. Они болезненно переживали срыв в Финляндии. Могучего удара не получилось, а крови пролилось много, и главным образом нашей.
А как дела у Кулика? Просчет с пистолетами-пулеметами восполнила его артиллерия, сыгравшая решающую роль в войне с финнами. Пройдя вслед за пехотой по снегам, она взломала вражеские укрепления. Кулик выглядел орлом на фоне других посрамленных кремлевских маршалов. Еще бы! В марте 1940 года указом Президиума Верховного Совета СССР «за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с финской белогвардейщиной и проявленные при этом отвагу и геройство» ему присваивается звание Героя Советского Союза.
Но это был временный успех на малой войне. Большая оказалась ему не по силам.
Можно ли считать его «врагом народа»? Не надо усмехаться — в адрес незадачливого маршала звучали словечки и похлеще. Фронтовая молва относила его к числу вредителей и даже немецких шпионов. Когда его сняли с высокого поста замнаркома и лишили маршальского звания, поговаривали, что никакой он не Кулик, а немец, закончивший военную школу в Германии и засланный в СССР как шпион.
Что же, нелестных эпитетов и фактов наковыряно предостаточно. А теперь давайте, как говорили в Древнем Риме, выслушаем другую сторону.
Передо мной оригинал письма Г. И. Кулика Сталину. Письмо датировано 18 февраля 1942 года. Кулик уже не маршал и не герой — обоих званий его лишили два дня назад.
«Т. Сталин!
1). Когда я был у Вас в последний раз, Вы мне сказали относительно моего руководства вооружением. Я считаю себя ответственным за вооружение с июня 37-го года по 20 июня 1941 г. как за количество, так и за качество, т. к. я проводил всю систему вооружения новыми образцами. Прошу назначить авторитетную беспристрастную комиссию, которая должна установить, сколько я принял вооружения от своих предшественников и сколько я сдал. Как была обеспечена армия согласно плану развертывания по утвержденным Правительством нормам с учетом плана заказа 41-го года, качество вооружения новых систем, принятых на вооружение армии под моим руководством. Особенно прошу вскрыть системы прохода плана заказов на каждый год: что я предлагал и что фактически утверждали и что мы получали; как общее правило, нам давали после долгих мытарств, которые длились не менее 4–5 месяцев в наркоматах, Госплане, в разных комиссиях и подкомиссиях правительственных и в Комитете Обороны, не более 60–65 процентов от просимого нами.
Промышленность тоже урезала этот утвержденный план своими недоделками, которые исчислялись 20–30 процентов, смотря по какому виду вооружения. Я же отстаивал интересы армии упорно, по этому вопросу можно найти десятки моих жалоб, просьб ежегодно в аппарате Госплана, Комитете Обороны, Госконтроле, в наркоматах промышленности и у Вас в ЦК ВКП. Я думаю, никто не сможет отрицать, как я защищал интересы армии, где проходил наш план заказов, из числа членов Правительства.
Я был удивлен, когда Вы мне сказали насчет ППШ, что мы мало просили, а комиссия (председателем был т. Молотов) по предложению т. Вознесенского нам срезала. В этой же комиссии были срезаны и винтовки. Я защищал, бывший нарком т. Тимошенко меня не поддержал, т. к. в этих вопросах мало разбирался, и я остался в одиночестве. Я только говорю Вам об одном примере. Можно найти десятки примеров, когда мне удавалось доложить Вам, и Вы проводили постановлением ЦК ВКП по отдельному виду вооружения, а когда начинался год, численность срезалась на ссылку, что нет металла.
Я предлагал за несколько месяцев перед войной перевести пороховую, снаряжательную, стрелкового вооружения промышленность по мобплану. Мое предложение есть в ЦК ВКП, у т. Молотова и в Комитете Обороны, но тогда отвергли, а также предлагал большую программу производства танков на 40-й и 41-й год, она тоже не прошла, этот документ есть в Комитете Обороны за моей и т. Федоренко подписью, тоже не прошел за недостатком брони и моторов.
Т. Сталин! Прошу Вас приказать детально вскрыть: кто же был виновником торможения вооружения, и Вы увидите, только не НКО».
Неожиданный поворот, не правда ли? Разжалованный, униженный маршал взывает к справедливости, ссылается на затерянные в недрах партийного и государственного аппарата документы, свидетельствующие, что их автор не такой уж недалекий человек, как хотят представить его некоторые, что он своевременно и остро ставил вопросы, в забвении которых его сейчас обвиняют.
Где эти документы? Что в них говорится? Многотрудные поиски увенчались успехом. В архиве ЦК КПСС удалось обнаружить служебные записки, о которых Кулик упоминает в своем письме Сталину от 18 февраля 1942 года.
Вот одна из них.
«Сов. секретно.
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР
тов. СТАЛИНУ И. В.
Постановлением СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) № 11–32/116 от 14 мая 1941 г. на наркома боеприпасов тов. ГОРЕМЫКИНА возложена обязанность выполнить дополнительный заказ 1941 года на бронебойные выстрелы. Пунктами 48 и 70 постановления особенно подчеркнута персональная ответственность директоров заводов за выполнение этого заказа и секретарей обкомов за контроль и обеспечение помощи директорам заводов.
Истекший месяц работы наркоматов и заводов со всей очевидностью показал, что, несмотря на особую важность этого заказа и особенно резкую постановку вопроса о его обеспечении, ни Наркомат боеприпасов, ни директора заводов, ни обкомы партии не обеспечивают указанного постановления, и дело явно клонится к срыву заказа.
57-мм бронебойно-трассирующий снаряд. Завод № 62 НКБ (Народного комиссариата боеприпасов. — Н. 3.) — директор завода тов. ЗАВРАЖНОВ, имея задание на май 5000, на июнь — 15 000, до 18 июня ничего не сдал; в мае завод не имел металла по вине Главснаба НКБ (начальник ТОЛСТОВ), не давшего своевременных указаний по переводу проката на заводе Электросталь на сталь диаметром 65 мм. Этот же завод имеет задание на июнь 15000 шт.; металл им получен, но время упущено и нет гарантии, что завод выполнит в июне весь недодел, если не принять решительных мер воздействия.
Завод № 55 НКБ — директор т. АГАПОВ, имеет задание на июнь 20 000 шт. Металл завод получил, но разворот производства запоздал.
Горьковский автозавод Наркомсредмаша — директор т. ЛОСКУТОВ, имеет задание на июнь 20 000. До 18 июня завод совсем не получил металла. Наркомат боеприпасов позаботился об обеспечении металлом только своих заводов, а Наркомсредмаш, по вине НКБ, не получил никаких фондов. Задание на июнь будет сорвано.
76-мм бронебойно-трассирующий снаряд.Завод № 73 НКБ — директор т. КАКУНИН имел на май задание на 21 000 снарядов и на июнь 47 000. Завод не сдал ни одного снаряда в мае и срывает также задание на июнь. В то же время этот завод обеспечен и металлом и оборудованием, имеет опыт по производству 76-мм бронебойных снарядов с 1939 года и находится в самых благоприятных условиях в производственном отношении по сравнению со всеми другими заводами. Срыв заказа директор завода объясняет неосновательными ссылками на разные объективные причины. Несмотря на мои личные ежедневные требования, тов. КАКУНИН ограничивается обещаниями и ничего не предпринимает. Самая худшая организация производства на этом заводе, который должен был быть ведущим в производстве бронебойных снарядов, — заставляет считать, что главной причиной срыва заказа является саботаж директора и руководства завода. Горком партии ограничился выговором директору, а обком — предупреждением и никаких мер действительного контроля и помощи в выполнении заказа не оказывают.
Дальнейшее пребывание тов. КАКУНИНА на посту директора приведет к окончательному срыву Постановления СНК СССР и ЦК ВКП(6). Завод № 73, не выполняя заказа на корпуса снарядов, срывает этим самым и всю работу снаряжательного завода № 55 НКБ.
88-мм бронебойно-трассирующий снаряд. Завод № 70 НКБ — директор БАЗАРОВ, имеет задание на май 5000 и на июнь 15 000. Завод впервые изготовляет этот снаряд и за две недели освоил производство, отгрузивши на 18 июня на снаряжательный завод 2000 шт. В то же время график развертывания производства нарушен и на этом заводе из-за нераспорядительности Наркомата боеприпасов, не обеспечившего своевременного решения вопроса об использовании имевшегося на заводе мобфонда металла.
107-мм бронебойный снаряд к пушкам 1910/30 г. и М-60. В Постановлении СНК и ЦК ВКП(б) по инициативе Наркомата боеприпасов заказ был поручен заводу № 112 Наркомсудпрома, не имевшему никакого опыта, в то время как раньше этого уже произведена подготовка производства на заводе № 259 НКБ.
Только по моему настоянию заказ выполняется на заводе № 259 НКБ. Завод обеспечен всем необходимым для выполнения задания на июнь на 5000 корпусов, но с развертыванием производства медлит.
Размещение Наркоматом боеприпасов заказа на неподготовленном заводе затормозило это развертывание.
122-мм бронебойный снаряд к корпусной пушке обр. 1931 г. Задание имеет на июнь месяц завод № 63 НКБ — директор ДЕМИДОВ, на 500 корпусов. Завод располагает всем необходимым, но медленно развертывает производство. Необходимо решительное воздействие.
Имеющие также задание на эти снаряды — заводы Харьковский тракторный Наркомсредмаша, директор т. ПАРФЕНОВ, и «Красный Профинтерн» Наркомтяжмаша, директор т. БЕБЕНИН, готовятся к производству, задания на июнь пока не имеют и совершенно не обеспечены металлом, так как Наркомат боеприпасов не предусмотрел для них фондирования металла.
152-мм морской полубронебойный снаряд к дивизионной гаубице обр. 1938 г. и пушке-гаубице обр. 1937 г. Задание возложено на завод «Красный Профинтерн» Наркомтяжмаша. Завод не имеет для этого заказа металла — по той же причине.
Танки KB, вооруженные 152-мм гаубицей обр. 1938 года, не обеспечены совсем бронебойными снарядами.
Необходимо предложить подать в июне 5000 снарядов, хотя бы за счет заказа Наркомфлота.
152-мм бронебойный снаряд к пушке БР-2. Заказ поручен заводу № 72 НКБ — директор тов. СУХИХ. Завод начал выполнение заказа досрочно, но для дальнейшего производства (на июль) металла не имеет.
Ввиду изложенного прошу вас, тов. Сталин:
1. Поручить секретарю ЦК ВКП(б) тов. МАЛЕНКОВУ с вызовом народных комиссаров поставщиков, директоров заводов, секретарей обкомов и парторгов ЦК при заводах потребовать от них объяснений причин срыва задания на бронебойные снаряды и принять меры к немедленному обеспечению выполнения Постановления СНК и ВКП(б).
2. Обязать Народного Комиссара Черной Металлургии тов. ТЕВОСЯНА и Народного Комиссара Цветной Металлургии т. ЛОМАКО обеспечить бесперебойное снабжение заводов всех наркоматов-поставщиков необходимыми материалами.
3. Разрешить заводу «Красный Профинтерн» сдать НКО 5000 штук 152-мм морских полубронебойных снарядов за счет Наркомвоенморфлота.
4. Обязать Народного Комиссара Боеприпасов Союза ССР тов. ГОРЕМЫКИНА обеспечить немедленный разворот валового производства бронебойных снарядов и более оперативное руководство аппарата НКБ заводами.
5. Для ускорения большего получения 107-мм бронебойных снарядов к пушке М-60 обязать Народного Комиссара Судостроительной Промышленности обеспечить валовое производство этих снарядов на заводе № 112 НКСП с июля месяца с. г. с последующим переходом по отработке чертежа к производству 107-мм бронебойных снарядов к пушке ЗИС-6.
6. За срыв Постановления СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) от 14 мая с. г. директора завода № 73 НКБ тов. КАКУНИНА отстранить от работы и привлечь к судебной ответственности.
Маршал Советского Союза Г. Кулик».
Я прочел и другие архивные документы и понял, что Кулик говорил чистую правду. Он действительно забрасывал докладными записками руководителей страны, включая самого Сталина.
Возможно, по этой причине никто упоминаемых им записок не затребовал. Запущенный маховик страшной машины вращался во всю мощь, безостановочно, он перемалывал огромные массы людей, и потому один-единственный человек, пусть даже в маршальском, геройском и депутатском звании, ровно ничего не значил. Не вступился за него никто из старых друзей — полководцы Гражданской войны, удрученные своими собственными неудачами на фронтах, отодвинутые на задний план молодыми выдвиженцами, сами пребывали в напряжении и тревоге. Куда тут соваться с ходатайством за такого же брата-неудачника! Самим бы удержаться на плаву…
Я процитировал не всю записку Кулика Сталину от 18 февраля 1942 года. Оборвал ее, как помнит читатель, на том месте, где Григорий Иванович просил вождя отдать приказ детально вскрыть: кто же был виновником торможения вооружения. Во второй части записки есть потрясающие подробности.
«Когда меня судила Коллегия Верховного суда, — выводил неровные от волнения строки Кулик, — мне прокурор т. Бочков задал вопрос: «Почему же Вашу фотографию распространяют немцы у себя в тылу?». Я ему сказал, что я от вас первый раз слышу. Я только знаю по захваченному документу в 7-й танковой дивизии, что они меня разыскивают, думают, что я руковожу партизанами севернее Смоленска».
А далее идет такой текст, что место ему разве что в самом нелюбимом мною раздельчике, который, как вы, наверное, заметили, отличается от других небольшим размером и редкой повторяемостью. Уж больно противно к нему обращаться. И тем не менее он должен присутствовать — исторической истины ради.
Вот она, концовка записки Кулика Сталину от 18 февраля 1942 года:
«Т. Сталин!
Со второй половины 37 года я имею клеймо вредителя после показания Ефимова, Бондаря, Ванникова и других. Я точно знаю, что выпущенные командиры с тюрьмы (так и тексте. — Н. З.) принуждались органами НКВД дать на меня показания, что я вредитель. Я знаю, что меня даже хотели сделать немцем, что я не Кулик, а немец, окончил немецкую военную школу и заслан в СССР как шпион. Я чувствовал, что когда меня снимали с ГАУ (Главное артиллерийское управление. — Н. 3.) тоже по политическим соображениям. Я знаю, что когда я был в окружении, распространили слухи, что я сдался немцам, и, наконец, мне говорят и сейчас, что я в связи с немцами.
Я еще со своих молодых лет вступил в подполье в ряды большевистской партии. Честно, как настоящий большевик, боролся за установление в нашем Советском Союзе Советской власти и социалистического строя. Был всегда на боевом посту, куда меня посылала партия, прослужил честно партии 24 года, ни в каких оппозициях против партии я не состоял.
Прошу вас, т. Сталин, назначить специальную комиссию ЦК ВКП и расследовать все обвинения против меня. Если я вредитель и веду какую подпольную работу, то меня нужно немедленно расстрелять. Если же нет, то строго наказать клеветников, вскрыть, кто они и чего они хотят. Пусть они знают, что никакая травля на меня не повлияет, я был, есть и умру большевиком».
ИЗ КНИГИ Г. К. ЖУКОВА «ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ». Сцена первой встречи победителя на Халхин-Голе со Сталиным в Кремле. Жуков дает оценку различным родам войск, принимавшим участие в боевых действиях. Отмечается, что наша артиллерия во всех отношениях превосходила японскую, особенно в стрельбе.
— Как помогали вам Кулик, Павлов и Воронов? — спрашивает Сталин.
— Воронов хорошо помог в планировании артиллерийского огня и в организации подвоза боеприпасов. Что касается Кулика, я не могу отметить какую-либо полезную работу с его стороны. Павлов помог нашим танкистам, поделившись с ними опытом, полученным в Испании.
Вы хмыкнули, читатель?